No 383 [163]
Жил-был старик со старухою; у них был сын по имени Иван. Кормили они его, пока большой вырос, а потом и говорят: "Ну, сынок, доселева мы тебя кормили, а нынче корми ты нас до самой смерти". Отвечал им Иван: "Когда кормили меня до возраста лет, то кормите и до уса". Выкормили его до уса и говорят: "Ну, сынок, мы кормили тебя до уса, теперь ты корми нас до самой смерти". -- "Эх, батюшка, и ты, матушка, -- отвечает сын, -- когда кормили меня до уса, то кормите и до бороды". Нечего делать, кормили-поили его старики до бороды, а после и говорят: "Ну, сынок, мы кормили тебя до бороды, нынче ты нас корми до самой смерти". -- "А коли кормили до бороды, так кормите и до старости!" Тут старик не выдержал, пошел к барину бить челом на сына.
Призывает господин Ивана: "Что ж ты, дармоед, отца с матерью не кормишь?" -- "Да чем кормить-то? Разве воровать прикажете? Работать я не учился, а теперь и учиться поздно". -- "А по мне как знаешь, -- говорит ему барин, -- хоть воровством, да корми отца с матерью, чтоб на тебя жалоб не было!" Тем временем доложили барину, что баня готова, и пошел он париться; а дело-то шло к вечеру. Вымылся барин, воротился назад и стал спрашивать: "Эй, кто там есть? Подать босовики[164]!" А Иван тут как тут, стащил ему сапоги с ног, подал босовики; сапоги тотчас под мышку и унес домой. "На, батюшка, -- говорит отцу, -- снимай свои лапти, обувай господские сапоги".
Наутро хватился барин -- нег сапогов; послал за Иваном: "Ты унес мои сапоги?" -- "Знать не знаю, ведать не ведаю, а дело мое!" -- "Ах ты, плут, мошенник! Как же ты смел воровать?" -- "Да разве ты, барин, не сам сказал: хоть воровством, да корми отца с матерью? Я твоего господского
приказу не хотел ослушаться". -- "Коли так, -- говорит барин, -- вот тебе мой приказ: украдь у меня черного быка из-под плуга; уворуешь -- дам тебе сто рублей, не уворуешь -- влеплю сто плетей". -- "Слушаю-с!" -- отвечает Иван.
Тотчас бросился он на деревню, стащил где-то петуха, ощипал ему перья, и скорей на пашню; подполз к крайней борозде, приподнял глыбу земли, подложил под нее петуха, а сам за кусты спрятался. Стали плугатари вести новую борозду, зацепили ту глыбу земли и своротили на сторону; ощипанный петух выскочил и что сил было побежал по кочкам, по рытвинам. "Что за чудо из земли выкопали!" -- закричали плугатари и пустились вдогонку за петухом. Иван увидал, что они побежали как угорелые, бросился сейчас к плугу, отрубил у одного быка хвост да воткнул другому в рот, а третьего отпряг и увел домой.
Плугатари гонялись-гонялись за петухом, так и не поймали, воротились назад: черного быка нет, а пестрый без хвоста. "Ну, братцы, пока мы за чудом бегали, бык быка съел; черного-то совсем сожрал, а пестрому хвост откусил!" Пошли к барину с повинною головою: "Помилуй, отец, бык быка съел". -- "Ах вы, дурачье безмозглое, -- закричал на них барин, -- ну где это видано, где это слыхано, чтоб бык да быка съел? Позвать ко мне Ивана!" Позвали. "Ты быка украл?" -- "Я, барин". -- "Куда же ты девал его?" -- "Зарезал; кожу на базар снес, а мясом стану отца да мать кормить". -- "Молодец, -- говорит барин, -- вот тебе сто рублей. Но украдь же теперь моего любимого жеребца, что стоит за тремя дверями, за шестью замками; уведешь -- плачу двести рублей, не уведешь -- влеплю двести плетей!" -- "Изволь, барин, украду".
Вечером поздно забрался Иван в барский дом; входит в переднюю -- нет ни души, смотрит -- висит на вешалке господская одежа; взял барскую шинель да фуражку, надел на себя, выскочил на крыльцо и закричал громко кучерам и конюхам: "Эй, ребята! Оседлать поскорей моего любимого жеребца да подать к крыльцу". Кучера и конюхи признали его за барина, побежали в конюшню, отперли шесть замков, отворили трое дверей, вмиг все дело исправили и подвели к крыльцу оседланного жеребца. Вор сел на него верхом, ударил хлыстиком -- только и видели!
На другой день спрашивает барин: "Ну, что мой любимый жеребец?" А он еще с вечера выкраден. Пришлось посылать за Иваном. "Ты украл жеребца?" -- "Я, барин". -- "Где ж он?" -- "Купцам продал". -- "Счастлив твой бог, что я сам украсть велел! Возьми свои двести рублей. Ну, украдь же теперь керженского[165] наставника". -- "А что, барин, за труды положишь?" -- "Хочешь триста рублей?" -- "Изволь, украду!" -- "А если не украдешь?" -- "Твоя воля; делай, что сам знаешь".
Призвал барин наставника. "Берегись, -- говорит, -- стой на молитве всю ночь, спать не моги! Ванька-вор на тебя похваляется". Перепугался старец, не до сна ему, сидит в келье да молитву твердит. В самую полночь пришел Иван-вор с рогозиным[166] кошелем и стучится в окно. "Кто ты, человече?" -- "Ангел с небеси, послан за тобою унести живого в рай; полезай в кошель". Наставник сдуру и влез в кошель; вор завязал его, поднял на спину и понес на колокольню. Тащил-тащил. "Скоро ли?" -- спрашивает наставник. "А вот увидишь! Сначала дорога хоть долга, да гладка, а под конец коротка, да колотлива".
Втащил его наверх и спустил вниз по лестнице; больно пришлось наставнику, пересчитал все ступеньки! "Ох, -- говорит, -- правду сказывал ангел: передняя дорога хоть долга, да гладка, а последняя коротка, да колотлива! И на том свете такой беды не знавал!" -- "Терпи, спасен будешь!" -- отвечал Иван, поднял кошель и повесил у ворот на ограду, положил подле два березовых прута толщиною в палец и написал на воротах: "Кто мимо пройдет да не ударит по кошелю три раза -- да будет анафема проклят!" Вот всякий, кто ни проходит мимо, -- непременно стегнет три раза. Идет барин: "Что за кошель висит?" Приказал снять его и развязать. Развязали, а оттуда лезет керженский наставник. "Ты как сюда попал? Ведь говорил тебе: берегись, так нет! Не жалко мне, что тебя прутьями били, а жалко мне, что из-за тебя триста рублей даром пропали!"
No 384 [167]
Был старик со старухою, у них сын Климка. Думали-гадали, в какое мастерство отдать его учиться, и придумали отдать вору на выучку. Долго ль, коротко ль, скоро сказка сказывается, не скоро дело делается; жил Климка у мастера-вора, да и выучился воровать на славу; не ведал только, как у сороки яйца красть. "Пойдем, -- говорит мастер Климке, -- я покажу тебе, как у сороки яйца крадут. Показал бы я тебе, как штаны с живого человека снять, да сам не умею!" Вот полез мастер на дерево; яиц у сороки украсть не удалось, а Климка штаны с него стибрил. "Нечему мне тебя учить, -- говорит мастер Климке, -- ты сам меня научишь!"
Пришел Климка к отцу, к матери и стал кормить их своим мастерством. Что ни увидит -- так в избу и тащит; повесят ли бабы сорочки сушить, станут ли холсты белить -- он все к рукам приберет. Собрались крестьяне миром и пошли жаловаться барину: "Появился-де вор Климка, богатых мужиков разорил, а бедных совсем оголил". -- "Что ж вы, дурачье, его не изловите?" -- "Не такой вор, батюшка! Так востёр, так хитёр, что, кажись, из-под птицы яйца выкрадет!" Захотелось барину попробовать Климовой удали, велел позвать его. Пришел Климка. "Можешь ли украсть у меня барана?" -- "Могу!"
Вот барин и наказал пастухам беречь баранов от Климки-вора. Пастухи погнали стадо в поле, а Климка-вор забежал вперед, сделал петлю, да такую хитрую, что повиснуть на ней можно, а удавиться нельзя, взлез на березу и надел на шею петлю, будто повесился. Как увидали его пастухи -- и беречься перестали. А Климка соскочил с дерева, забежал опять вперед, взлез на осину и зацепил веревку на шею. Подошли пастухи, глядь -- Климка-вор и здесь висит! Один пастух говорит: "Климка на осине повесился!", а другой говорит: "Врешь, это не он; Климка на березе повесился!" Спорили-спорили и побились об заклад; побежали смотреть, кто повис на березе? Тем временем Климка соскочил с дерева, барана за рога да в кабак. Наутро призывает барин Климку: "Ты украл барана?" -- "Я". -- "Где же он?" -- "Продал". -- "А деньги где?" -- "Пропил". -- "Украдь же теперь у меня шкатулку с деньгами". -- "Изволь!"
Барин взял шкатулку, нарочно у окна поставил, себе ружье достал, а лакеям дал сабли: "Пускай-ка сунется, мы его примем по-своему!" Ночью Климка-вор украл козла, поднял окно, просунул в горницу козлиную голову и тычет прямо на барина. Барин и лакеи думают: сам черт лезет; пороняли ружье и сабли и попадали со страстей на пол, а Климка за шкатулку, да и был таков! Наутро призывает барин Климку: "Ты унес шкатулку?" -- "Я". -- "Где ж она?" -- "Разломал". -- "А деньги где?" -- "Промотал да пропил". -- "Теперь украдь у меня лошадь". -- "Изволь!"
Наказал барин конюхам беречь лошадь пуще своего глаза: одному велел за хвост держать, другому за повода, третьего верхом посадил, еще двух у дверей поставил с дубинами. Климка надел барское платье, и только стемнело -- пошел в конюшню. "Вы здесь, ребята?" -- закричал Климка и голос свой переменил -- точь-в-точь как у барина. "Здесь", -- отвечают конюхи. "Небось озябли?" -- "Озябли, барин!" -- "Ну вот погрейтесь, я принес вам водки, только смотрите, стеречь хорошенько!" -- "Рады стараться!" Напоил Климка всех конюхов допьяна; верхового посадил на слегу[168], который за повода держал -- тому дал веревку, который за хвост -- тому пук соломы, а что у дверей стояли -- тех за волоса скрутил друг с дружкою; сам вскочил на лошадь, приударил плеткою -- и след его простыл.
Утром приходит барин в конюшню: лошадь украдена, а конюхи спят с похмелья. Как прикрикнет, затопает ногами -- что тут было только! Один конюх со слеги упал, все кишки отбил; другой спросонок забормотал: "Стой, одёр! Тпррру!" А двое, за волоса связанные, потянулись в разные стороны и давай рваться, давай угощать друг друга тумаками да подзатыльниками. Плюнул барин и послал за Климкою. "Ты украл лошадь?" -- "Я". -- "Где ж она?" -- "Продал". -- "А деньги где?" -- "Промотал да пропил". -- "Ну, черт с тобой!"
No 385 [169]
Жил барин именитый, у него был крестьянин Каныга, по прозвищу Лыга; сам барин так его прозвал за то, что дюже много облыгал. Вот посылает барин: "Призовите, -- говорит, -- ко мне Каныгу-Лыгу". Лыга пришел. "Ну что, Каныга!" -- говорит барин. -- Сказывают, ты дюже фастаешься, что ты хитер на разные этакие проворные дела. Уведешь ли ты крестьянских лошадей?" -- "Уведу". -- "Врешь! Я вот пошлю семьдесят пять подвод с просом на мельницу; ежели ты уведешь, так дам тебе, -- говорит, -- тысячу рублев". -- "Ладно, барин, только дайте задатку". -- "Изволь!" Вынул трехрублевую и отдал.
Вот отправил барин семьдесят пять возов с просом на мельницу; мужики поехали через бор. А Лыга-то впереди их поспел да в бору поперек дороги на лежнях[170] быдто повесился. Один мужик подходит: "О, -- говорит, -- да это Лыга! Что ты тут делаешь?" Он молчит. Вот тот возьмет -- хлопнет его кнутом, другой возьмет -- хлопнет, он все молчит, как мертвый какой! Поехали дальше, а Лыга-то рысью успел вперед взять, да на дороге опять и повесился. Как мужики-то подъехали, один и говорит: "Ба! Да это никак Лыга?" А другой говорит: "Нет, не он! Лыга там позади остался". -- "А давай об заклад, что он". -- "Давай!" Вот ударились об заклад. "Ну, -- говорят, -- пойдем взад -- посмотрим; мы еще недалече отъехали".
Пошли двое, а за ними и все побегли. Лыга, увидавши, что мужиков нет, а подводы тут, взял отвязался и погнал подводы ближнею дорогою к себе на двор. Мужики приходят: нет ни возов, ни лошадей. Послали своего старосту доложить барину, что так и так: все подводы пропали. "Эх, -- говорит барин, -- верно это Лыга, сучий сын, проказит! Ступай к нему да возьми все назад". Староста пришел к Лыге: "Что, у тебя подводы с просом?" -- "У меня". -- "Барин велел назад взять". -- "Пускай-ка наперед тысячу рублев пришлет!"
No 386 [171]
Жил старик со старухою; народился у них сын Матроха[172], стал подрастать, стала мать говорить старику: "Поведи сына, отдай куда-нибудь в науку!" Старик собрался и повел сына в город; идут они дорогою, и попадается им навстречу мужик: "Здорово, старичок! Зачем идешь, куда путь держишь?" -- "Да вот, родимый, сына в город веду, в науку отдавать хочу". -- "Отдай его мне, добру научу". -- "А ты какому мастерству знаешь?" -- "Я -- ночной портной: туда-сюда стегну, шубу с кафтаном за одну ночь сошью". -- "Ах, родимый, мне такого и надобно", -- говорит старик, и отдал ему сына. Как воротился домой, старуха спрашает: "Ну что, старик?" -- "Слава тебе господи! Отдал сынка к ночному портному в ученье, да еще какой мастер выискался: туда-сюда стегнет, за одну ночь шуба с кафтаном явится!" -- "Ну, ладно, -- говорит старуха, -- дай бог, чтоб наука впрок пошла!"
Ночной портной привел Матроху к себе в дом, дождался вечера и говорит ему: "Ну, теперь пойдем на раздобытки!" -- "Куда?" -- спрашивает Матроха. "Да есть у меня на примете вдова; заберемся к ней да пообчистим клети". -- "Эх, ты! Вдова -- бедный человек, у ней все трудовое; пойдем лучше к богатому генералу". -- "И то дело!" Вот и пошли;
Матроха захватил с собой целую вязку соломы, и как только подошли к генеральскому дому, сейчас обернулся в солому, перепрыгнул через забор и подкатился прямо к крыльцу. Стоят два дворника; один говорит: "Вишь, солома катится!" А другой: "Пускай катится, где-нибудь да остановится; завтра утром уберем".
Матроха выждал время, выскочил из соломы и забрался в хоромы; нашел генеральский халат и фуражку, нарядился, вышел на крыльцо и крикнул дворникам: "Что, ребята, холодно нынче?" -- "Холодно, ваше превосходительство" -- "А про воров не слышно?" -- "Нет, ничего не слыхать". -- "А коли не слыхать, так ступайте себе с богом спать". Дворники ушли в кухню, а Матроха отпер ворота, впустил своего учителя, и принялись вдвоем за работу: стали замки ломать, амбары вычищать; забрали все, что получше, да и были таковы! Дошло до дележа; ну, знамое дело -- не поладили, не захотел Матроха быть под началом и воротился к отцу, к матери; стал он красть-воровать, на все стороны обирать; пошла об нем слава по всему околотку.
Присылает к нему генерал и говорит: "Сказывают про тебя, что ты славный вор! Покажи свое мастерство, украдь моего лучшего вороного коня; если украдешь -- плачу тебе сто рублев, а на воровстве попадешься -- твоя спина в ответе. Согласен?" -- "Согласен, отчего не украсть". -- "Когда ж воровать придешь?" -- "Да зачем откладывать? Нынешнюю ночь приду". Генерал собрал конюхов и накрепко приказал беречь: одного посадил верхом на коня, другому велел за узду держать, третьему за хвост, а двух у дверей поставил.
Матроха тоже не промах, себе на уме; купил ведро водки, поставил у самой конюшни, обвертелся-обвязался соломою и лег возле. "Братцы! -- говорит один караульщик. -- Надо обойти кругом конюшни да поглядеть, не видать ли вора?" -- "Ну что ж, поди, погляди; у дверей пока один постоит". Вышел караульщик и стал присматриваться; видит -- солома валяется, поднял всю связку и снес в конюшню. "Вишь, -- говорит, -- прибрать позабыли!" Потом усмотрел полное ведро водки. "Верно, -- думает, -- кто-нибудь из кабака унес да здесь припрятал: добро ж, мы и сами с усами, сумеем выпить!" Притащил ведро в конюшню: "Братцы! Бог находку послал". Выпили конюхи по стакану -- хорошо, выпили по другому -- еще лучше, и давай пить-опорожнять дочиста; напились пьяны и заснули как убитые.
Матроха только этого и ждал, вылез из соломы и принялся за работу; обрезал у лошади и хвост и повода; конюха, что верхом сидел, снял вместе с седлом и посадил на перекладину, отворил ворота и увел коня. Ранехонько утром проснулся генерал и бросился поскорей в конюшню; смотрит -- дверь растворена, караульщики спят: один держит обрезанные повода, другой -- обрывок лошадиного хвоста, третий на перекладине очутился, а лучшего вороного коня как не бывало. "Ах вы, мошенники!" -- закричал на них генерал; караульщики разом проснулись от его грозного голоса, пали на колени и повинились в своей вине.
Пошел генерал к старику на двор; а старик сидит у ворот на завалинке, греется на солнышке. "Здорово, старик! Что твой сынок?" -- "Мотрошит помаленьку; вот нынешню ночь коня привел -- такого славного, видного!" -- "Экой плут! На, отдай ему сто рублев да скажи, чтоб ухитрился, украл у меня весь прибор со стола; коли украдет -- другую сотню пожалую, а нет -- так спиной расплатится!" -- "Хорошо, -- говорит, -- скажу".
На другой день собрались к генералу гости; а Матроха выпачкал себе рожу сажею, привязал к голове бараньи рога, забрался в генеральские хоромы и залез за печку. Только стали гости за обед садиться, он как выскочит, как побежит по горницам. Гости за ним, генерал за гостями, слуги за генералом. "Черт, черт!" -- кричат все в один голос; шум, гам, беготня в доме, а старик, по уговору с сыном, бросился из передней прямо к столу, забрал весь прибор и унес к себе.
Воротился генерал, глядь -- не видать на столе ни ложки, ни плошки! И черта не поймал и прибор потерял. Пошел к старику на двор; опять сидит он на завалинке да греется на солнышке. "Здорово, старик! Что твой сынок?" -- "Слава богу, мотрошит помаленьку; вот сейчас притащил целый ворох блюд, ножей да ложек; будет на чем пообедать!" Заплатил генерал сто рублев и не захотел больше ведаться со стариковым сыном.
No 387 [173]
У барина был старик-слуга, такой верный, что всем домом один управлял; а сын его Климка не в батьку пошел, с малолетства воровать научился. А ему ли не было холи и воли? Отец водил его, словно ягодку, в красной рубашке, в новых сапожках. Так нет, нечестивого дарами не ударишь. "Пойду, -- говорит, -- батюшка, уведу вола". -- "Не ходи, каналья! Тебе там голову сорвут". Не послушал Климка отца, пошел воровать. Гонят хохлы гурт. Климка выглядел-высмотрел, забежал вперед, не пожалел нового сапога снял с ноги и бросил на дороге; сам за куст спрятался. Хохлы увидали сапог: "Эх, жаль, что один! Кабы, -- говорят, -- пара таких сапогов, надел бы их и стал паном". Поговорили, сапога не подняли и погнали скотину дальше. Климка рад услужить, забежал вперед, снял другой сапог и кинул на распутье. Хохлы увидали, обрадовались и пустились все за прежним сапогом. А Климка не плошает, дело в его руках огнем горит: отвязал пару волов -- и поминай как звали!
"Худо, худо делаешь, -- говорит отец, -- скажу барину". Сказал барину под веселый час. Климку позвали. "Ты, Климка, говорят, вор?" -- "Вор, сударь!" -- "Ха-ха-ха! Украдь же у меня стоялого жеребца". -- "Украду, только чур не отнимать". -- "Не отниму!" Барину потеха, что Климка-мальчишка вор! Над жеребцом поставили большой караул: два человека за узду держат, два -- за хвост, четверо -- за ноги, один верхом сидит, да двое у дверей торчат; всех сторожей было одиннадцать. "Смотрите, ребята, не спать, не зевать! -- говорил барин. -- Придет Климка воровать -- ловите; уж мы его проучим, зададим ему баню!"
Пришла ночь, пришел и Климка; взлез на крышу, проломал дыру, спустил в конюшню бочонок вина на оброточке[174], бочонком помахивает, сторожей подразнивает. "Братцы, -- говорят караульщики, -- что-то хорошо пахнет! Кажись, бог клад посылает; дураки же мы будем, коли не сумеем взять его". Один за другим стали к бочонку прикладываться, зелена вина натягиваться; натянулись так, что и руки опустили и носы повесили. А Климке того и надо; он тут как есть! Зачал распоряжаться по-своему: верхового снял -- на колоду посадил, которые за ноги держали -- тем в руки по палке всунул, которые за хвост -- тем трепаной пеньки дал, а которые за узду -- тем по веревочке, опростал повода и вывел коня, сел на него молодцом и очутился под барским крыльцом. "Ах, ах! Где мои наглядчики, где караульщики?" Пошел барин на конюшню пытать, а они словно дурни спят, еще не очнулись спьяна. "Ну, Климка, твое счастье, твой конь! Украдь же ты у меня погребец". -- "Украду, только не отнимай". -- "Не отниму!"
Климка взял лопату и заступ, пошел на кладбище, вырыл мертвеца и сготовился на дело; а барин собрал-снарядил караул с вилами, стрелами, дубинами: глянуть, так страшно! Посадились все караульщики в круговину, погребец поставили в середину; сидят, чубом не тряхонут, глазом не моргонут, хозяйское добро берегут. Пришла полночь, в окно кто-то стук-стук! Поднялись дубинки, натянулись стрелы, уставились вилы. Показалась голова, лезет человек, а то Климка-вор сует в окно мертвеца; сейчас напали на того мертвеца караульщики, изрубили-искрошили в пирожное тесто. Пошли доложить барину, что Климку убили, на куски искромсали, да погребец грудью отстояли. Барин за то ни похвалил, ни пожурил, а по Климке, видно, не много тужил. Тем временем Климка-вор унес погребец и завалился спать.
Вот на другое утро понадобился барину погребец, приказал подать; слуги побежали, хвать -- тут был, да нету! "Что за притча!" -- думает барин; смотрит -- а Климка в дверь. "Ты унес погребец?" -- "Я". -- "Как же ты украл его?" -- "Как бы ни украл, да украл, про то я знаю". -- "Ну, удалец! Этак ты, пожалуй, у меня барыню украдешь?" -- "Украду, только без выкупу не отнимай". -- "Дело! А коли не украдешь, знай наперед: велю тебя повесить". Согласились. Оградил барин барыню нянюшками, мамушками, красными девушками; сам над нею день и ночь сидит, в ее очи глядит, каждый шаг назирает, каждый след охраняет. Украсть трудновато!
Случилась барину нужда лесным путем проезжать. Климка забежал вперед, развешал по деревьям колокольчики; сам взял взлез на ближнюю осину, надел на шею петлю и повис вверх ногами. Едет барин с барыней, увидал, что Климка на осине качается, и говорит: "Ах, боже мой! Да ведь это Климка-вор повесился! Видно, моего гнева испугался, что до барыни не добрался. Жаль Климку!" А колокольчики в лесу динь, динь! "Малый! Это что за звон? Поди, погляди!" Сперва пошел один малый, там другой, третий, и разбрелись все в разные стороны -- никак толку не доберутся.
Выскочил сам барин и пустился в лес; а Климка того и ждал, спрыгнул с дерева, подбежал к коляске и вмиг очутился на козлах; приударил коней по бедрам и покатил себе... Барин пришел назад -- нет ни барыни, ни Климки на дереве, только пыль по дорожке вьется! Догадался и воротился пешком домой. Велел позвать Климку: "Ты украл барыню?" -- "Я". -- "Отдай назад!" -- "Нет, барин, шалишь! Не на то воруют, чтоб назад отдавать. Выкупи -- твоя будет". -- "Что возьмешь?" -- "Коробочку серебра". Барин согласился. Климка вырыл яму, поставил на нее коробку, да в коробке-то дно продырявил. Барин сыпал-сыпал, яма не насыпается, Климка, барыней не меняется. Надоело барину сыпать, опостылел ему Климка, велел бросить его в море.
Зашили раба божия в куль, положили на бережок, пошли искать камень на шею; а Климка-вор в куле катается, громким голосом разливается: "Сударе бояре! Явите божию правду; на воеводство меня посылают, судить-рядить заставляют, а я воеводою быть не гожусь!" Проходил мимо какой-то боярин, вслушался в эти речи, подошел и спрашивает: "Что ты говоришь, братец?" -- "На воеводство меня посылают, судить-рядить заставляют, а я воеводою быть не гожусь!" -- "Пусти меня на свое место; лезь вон!" Забрался боярин в куль, уж считал себя за воеводу -- да попал в воду; а Климка вышел на простор, загулял вольным казаком, кутил-мутил, пока буйну голову сложил.
No 388 [175]
Живал-бывал Наум. Вздумал Наум воровать идти. Пошел один; попался ему навстречу Антон. "Ты куда, Наум?" -- "Взбрело мне на ум воровать идти; а ты куда, Антон?" -- "Я сам думаю о том!" -- "Ну так пойдем вместе". Вот и пошли двое; идет навстречу Влас, спрашивает их: "Ты куда, Наум?" -- "Да взбрело мне на ум воровать идти". -- "А ты, Антон?" -- "Я сам думаю о том!" В свой черед и они спрашивают: "Ну а ты куда, Влас?" -- "Я давно поджидаю вас!" Вот пошли все вместе и держат такой совет: "Куда ж нам воровать идти? Если к попу -- у попа деньги трудные[176], если к купцу -- у купца то же самое; пойдемте-ка к судье, у судьи деньги нетрудные". Пришли к судье; у него ворота заперты, а собаки злющие. "Нет, видно, сюда не проберешься!" -- стали говорить Антон с Власом. "Вот еще! -- сказал Наум. -- Притащите соломы, заверните меня да спустите за ограду; я вам ворота отопру".
Сказано -- сделано. Завернули Наума в солому и перекинули за ограду; он покатился прямо к кладовой, достал оттуда мешок муки, насыпал в корыто, развел-замесил на крепком вине и поставил собакам. Собаки бросились на месиво; до того нажрались, что ни одна и с места не может сойти. Наум взял перевязал всех собак хвостами по паре и повесил на ограде, потом отворил ворота, впустил товарищей, и пошли они замки ломать да амбары обчищать. Много набрали всякого добра. Стали добычу делить; всё поделили, остается енотова шуба, как с ней быть? Наум говорит: "Шуба мне следует; я выдумал и собак окормить и ворота отворить". -- "Нет, брат, жирно будет!" -- "Коли так, я пойду к судье; он горазд судить и рядить; пусть-ка нас рассудит!"
Вот пошел Наум в комнаты, а Влас да Антон стали под окно слушать. У судьи совесть-то нечиста, так ночью не спится. "Это ты, Иван?" -- спрашивает судья. "Я", -- отвечает вор. "Расскажи-ка мне сказочку". -- "Пожалуй, скажу: живал-бывал Наум, взбрело ему на ум воровать идти..." -- и начал рассказывать все дело, как было; дошел до того, как они трое за шубу поспорили, и говорит: "Сам рассуди, кому шубу взять?" -- "Кому? Да, разумеется, Науму". -- "Мне и самому то ж думается!" -- "Что ж дальше-то было?" -- "А дальше спать пора!" -- сказал Наум и ушел из комнаты. Приходит к своим товарищам: "Ну что? Чай, сами слышали, кому шуба следует!" -- "Мы и не стоим теперь за нее, возьми себе и владей на здоровье!" -- отвечали Антон и Влас. После того распрощались и пошли в разные стороны, а судья остался с пустыми амбарами и без шубы.
No 389 [177]
Жил-был мужик; у него было три сына. Повез отец большого сына в лес; возил его, возил, вот парень увидал березу и говорит: "Батюшка! Если б сжечь эту березу на уголья, завел бы я себе кузницу и пошел молотком постукивать да денежки выколачивать". -- "Ну, -- думает мужик, -- в этом сыне будет прок!" Потом взял середнего сына и завез в лес; увидали они большой дуб, и говорит сын отцу: "Батюшка! Если б срубить этот дуб, стал бы я плотничать, топором деньги зарабатывать". -- "Слава богу, -- думает мужик, -- и в этом прок будет!" Опосля взял меньшого сына Ваньку; возил его, возил по лесу -- Ванька все молчит, ни единого словечка не проронит; только выехали они из лесу -- ведут мясники корову. "Батюшка, -- говорит сын, -- как бы украсть эту корову?" -- "Э, да ты этакой! -- отвечает отец. -- Ступай же от меня, куда сам знаешь! Видно, ты -- не кормилец мне". -- "Ну что ж! Коли гонишь, я себе дядю найду".
Долго ли, мало ли искал он, и нашел-таки дядю. "Возьми, -- просит, -- меня в товарищи". -- "Возьму, -- говорит в ответ названый дядя, -- если украдешь из-под дикой утки яйца, да так украдешь, что она и не услышит и с гнезда не слетит". -- "Экая диковина!" Вот отправились они вместе, нашли утиное гнездо и поползли к нему на брюхе; пока еще дядя подкрадывался, а парень уж все яйца из гнезда повыбрал, да так хитро, что птица и пером не шевельнулась; да не только яйца повыбрал, мимоходом у названого дяди из сапог подошвы повырезал. "Ну, Ванька, нечему тебя больше учить, ты и сам большой мастер!" С той самой поры начал Ванька воровством промышлять: что ни попадет под руку -- все тянет!
Собрались горожане, люди торговые, посадские, пришли к королю и стали челом бить: "Такой-де вор проявился, что берегись -- не убережешься, сторожись -- не устережешься; захочет -- среди белого дня разденет до нитки!" Приказал король призвать к себе вора. "Правда ли, -- спрашивает у него, -- будто ты такой хитрый вор, что берегись -- не убережешься, сторожись -- не устережешься?" -- "Правда, ваше королевское величество!" -- "Коли так, уведи у меня жеребца из конюшни; украдешь -- помилую, а не украдешь -- мой меч, твоя голова с плеч!" -- "Украду, ваше королевское величество!"
Король нарядил на конюшне строгий караул; а вор Ванька дождался вечера, переоделся, чтоб его не спознали, взял бочонок с водкою, притворился пьяным, и идет через королевский двор, идет-шатается, из стороны в сторону качается. Увидали его конюхи: "Эк нализался! Чуть на ногах стоит!" -- "Стой, братцы, -- говорит один, -- ведь у него бочонок-то с вином; давайте зазовем его к себе да поделимся винцом; веселей сторожить будет". -- "И впрямь так!" -- закричали другие; тотчас подхватили вора под руки, привели в конюшню: "Оставайся, брат, с нами; куда тебе идти! К завтрему проспишься и пойдешь домой".
Ванька повалился на солому и захрапел, будто совсем спит. Тут конюхи стали к бочонку прикладываться; осушили весь до дна, опьянели, попадали наземь и крепко заснули. А вор тому и рад, отвязал королевского жеребца и увел к себе. Наутро хватился король -- нет любимого коня. Послал за Ванькою: "Ты увел жеребца?" -- "Я, ваше величество". -- "Хорошую шуточку сшутил ты; ну, эту шутку я тебе прощаю, только уходи поскорей из моего царства, не то, добрый молодец, несдобровать тебе!"
No 390 [178]
В некотором царстве стояла небольшая деревня; в этой деревне жили два брата; один помер, и остался после него сын -- записной вор Сенька Малый. Уж куда-куда ни отдавал его отец в науку -- все не вышло толку. "Что ж ты не учишься? -- спрашивают, бывало, у него отец с матерью. -- Али целый век хочешь дураком изжить?" А Сенька так и брякнет в ответ: "Коли хотите вы от меня хлеб-соль видеть, отдайте воровству учиться; другой науки и знать не хочу!" Вот как помер отец, Сенька Малый не стал долго думать, пришел к дяде и говорит: "Пойдем, дядя, на работу; ты будешь воровать, а я тебе помогать". -- "Ладно, пойдем!"
Вот и пошли; идут мимо болота, глядь -- дикая утка в камышах гнездо свила и сидит себе на яйцах. "Давай-ка утку изловим!" -- говорит дядя и стал подкрадаться; только птицы не поймал, понапрасну с гнезда согнал. А Сенька Малый шел позади и вырезал из дядиных сапогов подметки. "Ну, Сенька, -- сказал дядя, -- я хитер, а ты хитрее меня!" Идут они дальше; а навстречу им три мужика, ведут на базар быка продавать. "Как бы нам, дядюшка, этого быка достать?" -- спрашивает Сенька. "Эх ты; ведь теперь не ночь; серед бела дня не украдешь". --
"Небось украду!" -- "Что ж ты, али и взаправду мудреней дяди хочешь быть?" -- "А вот увидишь!"
Сенька Малый снял с правой ноги сапог, бросил на дорогу и укрылся с дядей в сторонке. Мужики дошли до этого места. "Стой, ребята, -- закричал один, -- вишь какой славный сапог валяется". -- "Хорош, да что с ним делать-то? Кабы пара нашлась, можно бы взять; а теперь что? Одна нога в сапоге, а другая в лапте!" Посудили, подумали и, не взяв сапога, пошли прочь. Сенька тотчас надел правый сапог, а левый снял; забежал вперед, кинул его на дорогу и спрятался в канаву. "Стой, ребята, -- закричал тот же мужик, -- вот и другой сапог. Знать, какой-нибудь Разувай Федулыч растерялся. Ну-тко, братцы, вперегонки за тем сапогом! Ведь годятся на вечеринки к девкам ходить". Бросили быка и пустились вперегонки назад; а Сенька Малый того и добивался, подхватил сапог и погнал быка в сторону; загнал его в болото, отрубил голову и приставил ее опять на прежнее место.
Мужики пробегались попусту; воротились -- нет быка; пошли искать, искали-искали, ходили-ходили и набрели на болото. "Ишь куда нелегкая его угораздила! Прямо в тину затесался! Надо, -- говорят, -- вытаскивать..." Достали веревку, сделали петлю, набросили с размаху и зацепили за рога, понатужились да как дернут -- так все наземь и попадали. "Ахти, какое горе! Ведь совсем быка загубили, как есть голову оторвали!" Делать нечего, пошли мужики домой с пустыми руками; а Сенька Малый позвал дядю, вытащили вдвоем быка, содрали кожу, разрубили мясо на части и стали делиться. Дядя говорит: "Неужли ж делить поровну? Я старше, мне следует больше!"
Сенька обиделся, схватил бычью кожу и ушел от дяди; забрался в кусты, вырезал два березовых прута и принялся хлестать по коже. Хлещет да во все горло выкрикивает: "Батюшки! Не я один крал, дядя помогал!" Дядя услыхал это. "Ну, -- думает, -- попался Сенька!" -- и приударил с испугу домой; а Сенька сбегал за лошадью, поклал всю говядину на воз, отвез ее в город и продал за чистые денежки.
На другой день пришел Сенька Малый к дяде, зовет государеву казну воровать. "Пойдем, -- говорит, -- на работу; ты будешь воровать, а я тебе помогать". Вот пришли ночью к царскому дворцу; у ворот стоят часовые -- как тут ухитриться? Сенька Малый подкопался под угол, залез с дядей в кладовую и ну набивать карманы. Что тут золота, что серебра они утащили! Полюбилось им это дело, и повадился Сенька кажную ночь ходить в царскую кладовую да забирать деньги.
Захотел царь посмотреть свою казну, видит -- что-то неладно, много добра распропало; созвал совет и стал спрашивать: как бы умудриться да вора поймать? И придумали сообща: у той самой дыры, куда вор лазит, поставить большой чан со смолою. Как сказано, так и сделано; целый день смолу топили да всё в чан лили. Вечером поздно зовет Сенька Малый дядю на промысел. "Пойдем, -- говорит, -- ты будешь воровать, а я тебе помогать". Вот пришли к царской кладовой. Сенька Малый стал посылать дядю: "Ты полезай наперед, а я за тобою!" Дядя полез -- и прямо в чан угодил; как закричит благим матом: "Ох, смерть моя!
В смолу попал". Сенька думал было его вытащить, возился с ним, возился, нет -- ничего не поделаешь! "Пожалуй, -- думает, -- по нем и меня дознаются!" Взял отвернул ему голову и понес к тетке: так и так, сказывает ей, пропал дядя ни за грош!
Наутро доложили царю: который-де вор казну воровал -- нынче в смолу попал, только головы нету. Царь приказал заложить тройку лошадей с колокольчиком и везти мертвое тело по всем селам, по всем городам: не найдутся ли сродники? Коли станет кто по нем плакать, сейчас того хватать да в кандалы ковать. "Тетушка, -- спрашивает Сенька, -- хочешь поплакать по своем муже?" -- "Как же не хотеть, родимый? Все-таки муж был!" -- "Слушай же: возьми новый кувшин, налей молока и ступай навстречу: как увидишь, что везут твоего покойника, спотыкнись нарочно, разбей кувшин и плачь себе вволю". Тетка взяла новый кувшин, налила молоком и пошла навстречу.
Вот везут мертвое тело, и как только поравнялись с нею -- она вдруг будто споткнулась, разбила кувшин, разлила молоко и начала громко плакать да причитывать: "Свет ты мой! Как мне жить без тебя?" Сейчас набежали со всех сторон солдаты, окружили бабу и стали допрашивать: "Говори, старая, о чем голосишь? Не признала ли покойника? Что он -- муж тебе, брат али сват?" -- "Батюшки мои родные! Как же не плакать мне? Сами видите, какая беда надо мною стряслась: разбила кувшин с молоком!" -- и опять принялась выть. "Экая дура, нашла о чем плакать!" -- говорят солдаты, и поехали дальше.
На другой день докладывают царю: где-где ни возили покойника, никто не сказался из сродников, никто по нем не поплакал; только и слез видели, что одна старуха кувшин разбила да над черепьём голосила. "Что ж вы ее не хватали? -- говорит царь. -- Кто другой, а уж она наверно знает про вора!" -- и опять-таки приказал возить мертвое тело по всем селам, по всем городам. "Тетушка, -- говорит Сенька Малый, -- хочешь похоронить дядю?" -- "Как же не хотеть, родимый? Все-таки муж был!" Сенька запряг лошадь в телегу, приехал в ту саму деревню, где с мертвым телом ночевать пристали, и просится на постоялый двор. "Куда тебе? -- сказывает хозяин. -- Вишь сколько народу наехало". -- "Пусти, добрый человек! Ведро вина куплю". Услыхали солдаты. "Пусти!" -- говорят. Сенька купил ведро вина и напоил всех допьяна; крепко заснули и хозяин и сторожа, а Сенька Малый отпер ворота и увез покойника.
Поутру проснулись солдаты, собираются ехать и сами не знают: как быть, что делать? Воротились к царю; доложили, что мертвое тело ночью выкрадено, а кем и как -- неведомо. Царь созвал совет и опять спрашивает: нельзя ли как умудриться -- изловить вора? Совет и придумал поставить на таком-то лугу целую бочку вина, при ней кучу денег рассыпать, а в стороне часового спрятать; известное дело: вор не утерпит, придет воровать, напьется пьян -- тут его и хватай! Сказано -- сделано. Сенька Малый выбрал темную ночь и пошел воровать; приходит на луг, стал было деньги огребать, да почуял, что вином пахнет: "Дай винца попробую!" Попробовал -- славное вино, сроду такого не пивал! "Ну-ка еще!" Пил-пил и напился пьян как стелька; и с места не сошел: где воровал, тут и уснул.
А часовой давно его заприметил. "Ага, -- думает, -- попался, любезный! Теперь полно по свету гулять; насидишься в сибирке[179]!" Подошел к Сеньке Малому и обрезал ему половину бороды: коли и уйдет, так было б признать по чем. "Пойду теперь -- доложу по начальству". Пока добрался часовой до начальства, уж светать стало; Сенька проснулся, опохмелился, хвать рукой за бороду -- половины как не бывало. Что делать? Думал, думал и надумался; пошел на большую дорогу и давай всякого встречного-поперечного таскать за бороду, кого ни ухватит -- так половина бороды и прочь! Как тут вора узнать? Выпутался Сенька из беды, отрастил снова бороду и стал себе жить-поживать, в чужое добро лапы запускать; и долго бы жил, да вот недавно повесили.