Мм. гг.! Въ послѣдній разъ, бесѣдуя съ вами по поводу объявленія Россіею войны, мы привѣтствовали ее какъ наступленіе историческаго дня -- великаго, бодраго, трудоваго...
Россія на работѣ. Мы взошли въ самую знойную п о ру страды. Понадобился трудъ -- тяжкій, упорный, исполинскій трудъ, соотвѣтственный исполинской задачѣ. Еще не видать ему конца, еще не скоро отдохнутъ труженики.
Какъ предсѣдателю Славянскаго Общества, мнѣ слѣдовало бы представить вамъ обзоръ общаго положенія Славянскаго міра. Но все его вниманіе приковано теперь къ театру войны, и весь онъ, съ волненіемъ и тревогой, живетъ изо дня въ день вѣстями съ Кавказа и изъ-за Дуная. Тамъ сосредоточены всѣ его самые существенные, самые кровные интересы, тамъ рѣшается вопросъ его бытія., т. е. тамъ, гдѣ бьется съ врагами наша Россія, гдѣ потоками льется наша, русская кровь... О чемъ же иномъ и мы въ настоящую минуту можемъ мыслить, заботиться, говорить...?
Еще не пришло время подводить итоги. Война въ самомъ разгарѣ, со всѣми своими случайностями и превратностями, и -- сознаемся въ томъ прямо, безъ малодушія,-- насъ не балуетъ пока военное счастіе... Не на счастіе, впрочемъ, и возлагала Россія свои надежды. Наше утѣшеніе, наша радость покуда не въ результатахъ войны, а въ изумительной, дивной доблести нашихъ воиновъ. Никогда еще не выступало ихъ мужество въ такомъ озареніи святости. Это по истинѣ христіанское войско. Надъ всѣмъ этимъ, накопленнымъ войною хламомъ разнорѣчивыхъ толковъ, сплетенъ, интригъ, клеветъ, пререканій, въ безспорномъ величіи воздвигается лишь свѣтлый образъ русскаго солдата -- съ его добродушіемъ и простотою, съ несокрушимою мощью вѣрующаго, смиреннаго духа. Онъ препобѣдилъ всѣ пристрастія, всѣ предубѣжденія ненавистниковъ, и Европейскій міръ съ почтеніемъ преклонился предъ его воинскою твердостью и человѣческимъ сердечнымъ незлобіемъ.
Уже полсотни тысячъ этихъ героевъ, въ непрестанныхъ битвахъ, выбыло изъ строя... Но что же добыто ихъ сверхъестественнымъ напряженіемъ, ихъ драгоцѣнною кровью?... Не намъ, не отсюда, а можетъ быть еще и не время судить объ искусствѣ и способности вождей, о знаніи и умѣлости военноначальниковъ, о вѣрности и пригодности ихъ военныхъ соображеній. Мы можемъ говорить лишь о томъ, что чувствуетъ, что испытываетъ въ настоящую пору вся Россія -- въ виду такой траты усилій и крови, и такой, сравнительно, ничтожности добытыхъ результатовъ...
Россія недоумѣваетъ.
Какъ сказочный богатырь, у котораго чьимъ-то злымъ чародѣйствомъ отведена сила, занесенный съ размаху ударъ бьетъ въ пустой воздухъ, могучія руки падаютъ въ немочи,-- такъ и Россія невольно спрашиваетъ и дивится: отчего же такъ, до сихъ поръ, безсильны силы, что слышалъ и неперестаетъ слышать въ себѣ и теперь ея великанъ-народъ?
Свѣта, свѣта, какъ можно болѣе свѣта, вотъ что нужно теперь Россіи,-- въ свѣтѣ бодрость и мощь, власть и даръ обновленіи!-- свѣта, чтобы разошлася мгла, чтобы разсѣялся чадъ смрадныхъ слуховъ и толковъ... Но скуденъ свѣтъ, льющійся намъ изъ-за роковой зарубежной дали. Съ болѣзненнымъ напряженіемъ всматривается въ нее Россія и, какъ сквозь туманъ, видитъ лишь до сихъ поръ печальные призраки несчетныхъ геройскихъ жертвъ... Страстно прислушивается, но кромѣ ужасающихъ цифръ убитыхъ и раненыхъ и отрывочныхъ смутныхъ вѣстей, ничего не доходитъ до нея отъ органовъ Русской власти.
Въ самомъ дѣлѣ, не лаконическими же оффиціальными депешами, къ томуже всегда запаздывающими, можетъ быть утолена законная, праведная жажда свѣдѣній, которою мучаются семьи, которою томится Россія въ эту упорную, лютую, кровопролитнѣйшую изъ войнъ. Не странно-ли,-- да и не стыдно-ли,-- что вся эта великая, позади русской арміи выжидающая Россія, отъ верхнихъ слоевъ до нижнихъ, отъ знатныхъ палатъ до избы, осуждена пробавляться иностранными корреспонденціями и только въ нихъ ловить себѣ лучей истины! Эта высокая честь досталась преимущественно на долю двухъ англійскихъ корреспондентовъ, Форбса и Макъ-Гахана. Ихъ независимое, безпристрастное слово внушило довѣріе, болѣе чѣмъ робкія, строго процѣживаемыя цензурой сказанія русскихъ корреспондентовъ,-- и благодареніе имъ! Благодареніе за ихъ сочувствіе нашему дѣлу, за ихъ благоговѣйное уваженіе къ нашему солдату, за похвалу храбрости нашихъ офицеровъ -- и всего болѣе за трезвую, горькую правду. Эта правда, въ переводѣ русскихъ газетъ, обошла всю Россію, такъ какъ едвали найдется теперь хоть одно село на Руси, гдѣ бы не читались газеты... Это не то, что было прежде, и объ этомъ можетъ-быть не безполезно было бы вспомнить и за Кавказомъ, и за Дунаемъ...
Да, недоумѣніе, какъ грозная туча, облегло всю нашу землю отъ края до края, но только недоумѣніе,-- не уныніе, нѣтъ! На всемъ этомъ необъятномъ пространствѣ, среди милліоновъ народныхъ массъ, не проронится ни слова жалобы или ропота: "къ чему, да на что, да изъ-за чего повелась война?" -- народъ лишь недоумѣваетъ, почему она такъ ведется, а не иначе, почему доблестнѣйшія въ мірѣ войска доселѣ не добудутъ побѣды? Ни на одинъ мигъ не вкралось въ его душу сомнѣніе въ непреложности и святости предпринятой борьбы, ни разу не поколебалась рѣшимость довершить начатое до конца, нести ея тяготы до конца... И онъ донесетъ ихъ, и вынесетъ на своихъ могучихъ плечахъ достоинство Россіи и свершеніе историческаго завѣта, и искупитъ своею кровью грѣхи, тормозящіе ему побѣду.
Не на простой народъ, впрочемъ, ложатся эти грѣхи, не на эту "меньшую братію", какъ высокомѣрно-снисходительно чествуютъ его иногда въ нашемъ обществѣ, а именно на насъ, на "старшую братію", на ту нашу общественную среду, которой самый главный, самый пагубный грѣхъ -- корень всѣхъ нашихъ золъ и бѣдствій -- въ отчужденіи отъ русской народности. Ни на чемъ не сказалось такъ рѣзко это отчужденіе, это различіе между упомянутою средою и остальнымъ народомъ, какъ именно на настоящей войнѣ. Въ то самое время, какъ враги наши ликуютъ и надмеваются, когда самоотверженно гибнутъ тысячами наши воины, а оставшіеся въ живыхъ еще выше выросли, еще крѣпче закалились духомъ и ждутъ не дождутся изъ Россіи словъ одобренія и ободренія,-- какіе голоса, имъ въ утѣшеніе и назиданіе, громче и громче начинаютъ подниматься изъ этой среды и скоро, пожалуй, раздадутся оглушительнымъ хоромъ? Будто скорбя, они пророчатъ Россіи чуть не окончательное пораженіе... "Видите, видите" -- вопіютъ они, худо скрывая злорадство и парадируя въ новой для себя роли народолюбцевъ -- "мы были правы, да! мы были правы, мы всѣми способами противились этой безумной, безпричинной войнѣ, надвязанной Россіи дерзостью Славянскаго Комитета, сумасбродствомъ журналистовъ, фанатиковъ, которыхъ къ несчастію не успѣли унять. Что намъ за дѣло до какихъ-то Славянъ, Болгаръ и Сербовъ? Мы прежде всего Русскіе, Русскіе, ни о чемъ не должны мы думать и пещись какъ о Россіи,-- куда намъ освобождать и просвѣщать другихъ, у насъ и своихъ бѣдъ довольно, мы о нихъ заботимся, о народѣ болѣемъ,-- у насъ даже вотъ и проекты разные понаписаны,-- но насъ не послушали, нашъ совѣтъ отвергли, и что взяли? Что взяли?".
Не стоило бы даже удостоивать вниманія этотъ возгласъ дешевой мудрости и важнаго легкомыслія, еслибъ вся эта умственная и духовная ничтожность (на которую неизбѣжно обреченъ каждый, отчуждающійся своей народности) не была подчасъ надѣлена извѣстнымъ значеніемъ и высоко простирающимся вліяніемъ. Кто-жь, какъ не они, помимо случайныхъ военныхъ ошибокъ, главные виновники неудачъ, бѣдствій, того множества жертвъ, которое они оплакиваютъ? На кого, какъ' не на нихъ, по преимуществу должно пасть это излишество пролитой крови? Не они ли усилили врага, задержавъ ударъ, благовременно ему наносимый и снабдивъ его потребнымъ досугомъ? Война безпричинная, война навязанная!... Они и видя не видятъ, и слыша не слышатъ. Не растолковать ни иностранцамъ, ни имъ святой простоты и естественности народныхъ побужденій къ войнѣ и ея міроваго, историческаго смысла... Но мы не можемъ, мы не должны молчать,-- авось хоть кому-либо изъ нихъ пройдетъ въ душу слово истины.
Эта война -- историческая необходимость; эта война -- народная, и никогда ни къ какой войнѣ не относился народъ съ такимъ сознательнымъ участіемъ. "Но мы и сами народъ" -- слышится мнѣ новомодное возраженіе. Да, они точно часть народа и даже верхній его слой, но только къ прискорбію вывѣтрившійся и потому самому безплодный. Они призваны быть народу высшимъ Органомъ сознанія, но имъ невѣдома и чужда та стихія народнаго духа, которая пребываетъ въ народныхъ массахъ и творитъ историческую жизнь.... "Это поклепъ на народныя массы -- возражаютъ мнѣ снова: "зачѣмъ навязывать имъ какіе-то историческіе задачи и идеалы? Допросите простолюдиновъ хоть вмѣстѣ, хоть порознь: ничего-то о нихъ никогда они не вѣдали и не вѣдаютъ!" Но неужели же вы не знаете, что ни отдѣльная народная единица, ни извѣстное множество единицъ, хотя бы и изъ простонароднаго слоя, не выражаетъ еще собою понятія о народѣ? Вѣдь никто никогда, взятый порознь, не сочинялъ русскаго языка и не выдумывалъ ему грамматики, а вѣдь существуетъ же русскій языкъ, созданный никѣмъ инымъ какъ народомъ и отражающій его умъ. Народъ есть особый, цѣльный, самостоятельный организмъ, слагаемый совокупностью единицъ бывшихъ, наличныхъ и будущихъ, живущій въ вѣкахъ, управляемый своими внутренними историческими законами, имѣющій свой ростъ, свою память, свое развитіе, стремленія, задачи и цѣли, свои умственныя и духовныя отправленія, совершающіяся въ пространствѣ временъ, и которыя только дробясь, только отчасти, могутъ отражаться въ его отдѣльныхъ милліонныхъ атомахъ. То жизнь непосредственная. Работа же личнаго сознанія принадлежитъ лишь тѣмъ народнымъ единицамъ, которыя изъ среды стихійной выдѣлились трудомъ мысли и образованіемъ,-- но на этой-то чредѣ, къ которой вы призваны, васъ и постигаетъ, къ несчастію, духовное отступничество отъ народа. Да, какъ ученый, изучая родной языкъ, раскрываетъ законы его грамматики, такъ и вы, вдумываясь въ исторію роднаго народа, могли бы уразумѣть ея пути и ея задачи; но вы ея не знаете, не хотите и знать и презираете историческія преданія... Такого историческаго знанія и сознанія въ простонародныхъ массахъ конечно нѣтъ,-- но, рядомъ съ историческимъ инстинктомъ, нравственное сознаніе своей общей связи, своего личнаго долга и отношенія, въ данную историческую минуту, къ великому цѣлому, называемому народомъ (или именемъ страны, напримѣръ Россіей) вполнѣ доступно простонароднымъ массамъ -- и оно-то и высказалось въ настоящей войнѣ.
Прошу извиненія у слушателей, что излагаю эту азбуку общихъ понятій, но ее не безполезно было припомнить въ виду упорнаго недоразумѣнія относительно слова: народъ.
Само собою разумѣется, что простой народъ (по преимуществу и справедливо называемый народомъ), хотя и былъ несомнѣнно влекомъ своимъ историческимъ инстинктомъ, не задавался однако же отвлеченными умозрѣніями о строеніи русскихъ историческихъ судебъ, о будущемъ призваніи Россіи и Славянскаго міра. Его сознательное участіе къ войнѣ могло относиться только къ живой, реальной, нравственной ея сторонѣ. Онъ понялъ ясно одно: что эта война не прихоть Царя-Самодержца и не плодъ какихъ-либо недоступныхъ народу, но принимаемыхъ имъ на вѣру, соображеній; что она указана Царю и ему -- совѣстью; что она не только царева, но и его. Народъ, нашъ простой, смиренномудрый народъ, не одержимый ни властолюбіемъ, ни жаждою боевой славы, принялъ войну какъ нравственный долгъ, естественный и непроизвольный, какъ непреложный, священный подвигъ, сужденный ему Провидѣніемъ. Почему? Потому, что это война за вѣру, за христіанъ-православныхъ, да еще и одного съ нимъ племени -- гнетомыхъ, мучимыхъ злыми врагами Христа, Азіатами-мусульманами, поработившими издревле-христіанскія земли. Его понятія о христіанахъ-единоплеменникахъ были прежде довольно смутныя, да и самъ онъ былъ удрученъ духомъ, подъ тягостью крѣпостной зависимости. Съ освобожденіемъ же отъ крѣпостнаго рабства, онъ инстинктивно почувствовалъ, что онъ и самъ -- Россія, непосредственный участникъ ея призванія и исторической отвѣтственности. Какъ только въ прошломъ году дошло до народнаго вѣдома о турецкихъ лютостяхъ, о страданіяхъ христіанъ, о брани, воздвигнутой православными за Христа и свободу, народъ самъ, самовольно, пошелъ навстрѣчу подвигу, прежде чѣмъ онъ былъ возвѣщенъ ему верховною властью: онъ несомнѣнно вѣровалъ,-- и напрасно бы они. мудрые консерваторы, пытались его въ томъ разувѣрить,-- что Царская совѣсть не можетъ рознить съ совѣстью народной, и что жертва угодная Богу не можетъ не быть угодною и верховному народному вождю.
До такой степени на помощь Сербіи смотрѣли въ народѣ какъ на христіанскій подвигъ, что были села, гдѣ на міру признавали нужнымъ хоть одного изъ односельчанъ имѣть въ числѣ участниковъ подвига,-- міромъ снаряжали и благословляли избранниковъ. И эти избранники, на вопросы мои: зачѣмъ ѣдутъ? отвѣчали простодушно и искренно, что хотятъ е пострадать", хотятъ "помереть за вѣру", "положить души за други своя"....
И надъ этимъ-то священнодѣйствіемъ народнаго духа они кощунственно наругались, они закидали его бранью, насмѣшками, клеветами; глумились надъ народомъ, когда онъ молился, издѣвались надъ его состраданіемъ,-- и успѣли-таки въ самомъ правительствѣ (и ко вреду для него) поселить прискорбное недовѣріе къ искренности народнаго движенія, обозвавъ его революціоннымъ. Кто же однако революціонеръ? Понимаютъ ли они, что всякое подобное со стороны власти оскорбленіе народнаго чувства родитъ смущеніе въ народѣ и рознитъ его съ нею? О, какъ правъ былъ Юрій Самаринъ, заклеймившій ихъ направленіе названіемъ "революціоннаго консерватизма"! Вотъ они и добились, въ своемъ близорукомъ консерватизмѣ, устраненія даровитѣйшихъ русскихъ дѣятелей Сербской "самовольной" войны отъ участія въ настоящей "регулярной" войнѣ,-- и лишили нашу армію полезныхъ, испытанныхъ воиновъ.
Народное движеніе 1876 года неразрывно связано съ настоящею войною; это былъ прологъ къ послѣдующей исторической драмѣ,-- это дѣло одно и тоже. Историкъ не раздѣлитъ ихъ и не пойметъ, какъ не понимаетъ до сихъ поръ, въ смущеніи своемъ, и народъ -- почему, воюя теперь съ Турціей и освобождая Болгаръ, т. е. Славянъ, у насъ какъ бы отрекаются отъ крестоваго похода, предпринятаго народомъ прошлымъ лѣтомъ ради такихъ же Славянъ, и какъ
бы держатъ въ опалѣ участниковъ того народнаго дѣйствія, въ которомъ одномъ -- оправданіе и объясненіе нашей настоящей войны.
Пойдемъ дальше. То, что для народа, въ его личномъ сознаніи, представлялось нравственнымъ непреложнымъ долгомъ, то было въ то же время и историческою миссіею Россіи, какъ главы и представительницы цѣлаго особаго міра, Православнаго и Славянскаго, еще недосозданнаго, но созидаемаго, ожидающаго отъ будущихъ временъ своей конкретной исторической формы. Все значеніе Россіи во вселенной заключается въ ея религіозной и народной особенности, соединенной съ внѣшнею матеріальною силою,-- въ ея духовныхъ стихіяхъ, отличныхъ отъ стихій Западной Европы, въ ея Православіи и Славянствѣ. Она не можетъ достигнуть полноты своего развитія, не доставивъ торжества этихъ духовнымъ стихіямъ въ исконныхъ мѣстахъ ихъ пребыванія, не возстановивъ полноправности, хотя бы общечеловѣческой, братскихъ по крови и духу племенъ. Безъ возстановленія этой полноправности и безъ освобожденія Православнаго Востока отъ турецкаго ига, отъ матеріальныхъ и духовныхъ захватовъ Запада, Россія, какъ организмъ лишенный свободнаго кровообращенія, осуждена была бы навсегда остаться увѣчною, калѣкою, недоноскомъ. Война являлась для нея такою же необходимостью какъ самооборона, или иначе: какъ естественное продолженіе ея развитія, ея роста, какъ процессъ исторической формаціи.
Благословенъ удѣлъ той страны, гдѣ политическія задачи бытія совпадаютъ для народа съ исполненіемъ высокаго личнаго нравственнаго долга, гдѣ трудъ историческаго самосложенія совмѣщаетъ въ себѣ и христіанскій подвигъ! Торжество Россіи -- торжество мира, свободы, полноправности братской... То ли мы видимъ въ другихъ, именуемыхъ и христіанскими и цивилизованными, европейскихъ державахъ, которыхъ самое бытіе почіетъ на униженіи, гнетѣ, порабощеніи и развращеніи чужихъ народовъ,-- стало-быть въ сакомъ себѣ заключаетъ залогъ осужденія и гибели. Такъ, для интересовъ Британіи требуется, чтобы бѣдствовало населеніе Балканскаго полуострова и пребывало въ состояніи вѣчнаго малолѣтства, чтобы Турокъ господствовалъ надъ Христіаниномъ и Евангеліе попиралось Кораномъ. Всѣ эти турецкія звѣрства, это поголовное истребленіе Болгаръ, это повальное избіеніе ихъ дѣтей,-- все на руку Англіи, все это она терпитъ, допускаетъ, дабы отнять торжество у Россіи: это для Англіи дѣло патріотизма!! Такъ, уродливое политическое сочетаніе нѣмецко-жидовской культуры и мадьярской башибузуцкой дикости, извѣстное подъ названіемъ Австро-Венгріи, зиждется лишь на неравноправности ей подвластныхъ и на угнетеніи сосѣднихъ Славянъ!
Ничего этого не поняли наши консерваторы!... Когда Царь, который стоитъ и дѣйствуетъ предъ лицомъ исторіи и несетъ на себѣ отвѣтственность за судьбы Россіи, призналъ неизбѣжность давно ожидаемой народомъ борьбы, они пустили въ ходъ всѣ доступныя имъ, въ ихъ сферѣ, вліянія, чтобъ натворить препятствій объявленію войны. Несчастные! они мечтали преградить ходъ Исторіи,-- да впрочемъ Русская Исторія у нихъ не въ почетѣ, они ее "игнорируютъ"... Хода исторіи они не остановили, но затруднить, искривить, извратить его -- имъ все-таки удалось! Благодаря имъ, неприготовленная, почти врасплохъ захваченная Турція стала готовиться -- и изготовилась,-- мы же.... Но кто смущалъ, ослаблялъ, тормозилъ дѣятельность воли, необходимую для успѣха русскихъ приготовленій? Чьимъ противодѣйствіемъ или недостаткомъ содѣйствія замедлялись, парализовались они? Кто усилилъ врага и поднялъ его духъ, кто съ самаго начала подорвалъ и внѣшнюю русскую силу, и энергію распоряжающейся власти?
Дипломатія, вѣрное отраженіе той же безличности, безнародности, съ подобострастіемъ дикарей предъ цивилизаціей Европы начала свою выгодную для враговъ и неприбыльную для Россіи работу. Европа скоро повѣрила возгласамъ о неготовности, о нерасположеніи Россіи къ войнѣ и подвергла насъ пыткѣ постепенныхъ, оскорбительныхъ уступокъ. Неготовность! но чьи же господствующія воззрѣнія препятствовали разумѣть указанія исторіи, неотложныя задачи ^Россіи, и неослабно готовиться къ ихъ разрѣшенію? Исторія не ждетъ, и чаша страданій Христіанъ переполнилась, не справляясь -- готовы ли мы или нѣтъ... *
Этимъ еще не кончились услуги консерватизма русскому дѣлу. При какихъ условіяхъ, при какой обстановкѣ, благодаря ему, выступилъ наконецъ въ ратное поле русскій боецъ?.. Съ стопудовыми гирями на рукахъ и ногахъ, мѣшавшими движенію и размаху, убивавшими порывъ и силу! Ради "интересовъ европейскаго мира", осудили войну на "локализацію"... Интересы европейскаго мира! Это одна изъ тѣхъ лицемѣрныхъ "фикцій", тѣхъ условныхъ, пустопорожнихъ фразъ, въ которыя сама Европа нисколько не вѣритъ, но на которыя, какъ на удочку, ловитъ русское простодушіе и притязаніе на европеизмъ! Но вѣдь съ точки зрѣнія европейскихъ интересовъ самое существованіе Россіи, ея естественный ростъ и естественная прибыль внутренней силы уже не совмѣстны съ выгодами Европы: такъ ужь не нужно ли намъ, ради спокойствія Запада, понизиться, умалиться и разслабнуть до пригодной мѣры? "Локализація"! Но что значилъ для нашей войны этотъ новѣйшій дипломатическій терминъ? Онъ значилъ: освобожденіе Турціи отъ заботъ относительно Сербіи, Босніи, Греціи, Эпира, Ѳессаліи, Египта и устремленіе всѣхъ ея силъ исключительно на Русскую армію и на Болгарію, т. е. на ту именно страну, которую мы пришли надѣлить свободою и благоденствіемъ... Въ результатѣ -- Плевна, десятки тысячъ лишнихъ убитыхъ и раненыхъ, выжженная, вырѣзанная Болгарія, перспектива зимней кампаніи и можетъ-быть даже европейской войны!
Но и этого было мало. Не въ этомъ пущее зло, а въ попыткѣ исказить истинный смыслъ, ослабить самый внутренній нервъ войны. Съ нами борется врагъ, не только крѣпкій единствомъ религіознаго сознанія, какъ уже было указано и другими, но въ которомъ это религіозное сознаніе есть въ то же время сознаніе политическое и историческое. Религіозное призваніе Ислама, народовъ его исповѣдующихъ и преимущественно Турецкаго племени, состоитъ въ политическомъ господствѣ надъ народами невѣрными, т. е. немусульманами. Исторія, повидимому, оправдала такое ихъ притязаніе и пріучила Турокъ къ господству: ихъ историческая память хранитъ лишь преданія власти. Кромѣ того, настоящею войною поставленъ для нихъ роковой, грозный вопросъ: быть или не быть? Турція бьется на жизнь и смерть, бьется за владычество Ислама и своего племени, потому что безъ владычества немыслимо самое ихъ существованіе. Вотъ что написано на турецкомъ знамени, которое, въ судорогахъ отчаянія, потрясаетъ надъ собою распаленный, разнузданный фанатизмъ. Что же пытались мы противопоставить этому знамени? Въ нашемъ народномъ сознаніи это тоже война за вѣру и за братьевъ, за православіе и православныхъ единоплеменниковъ. Знамени врага мы должны, мы призваны противопоставить знамя съ высшимъ символомъ нашей святой вѣры: крестъ и священный завѣтъ "симъ побѣдиши!"... Но не заботились ли у насъ, прежде всего, о томъ, чтобъ, въ интересахъ гуманности и цивилизаціи, эта война была не племенною и не религіозною? Да какой же смыслъ въ этой войнѣ, если она не племенная и не религіозная?! Нашимъ консерваторамъ, въ ихъ недовѣріи и отвращеніи къ проявленіямъ русскаго народнаго духа, претили и претятъ самыя слова: "православіе" и "славянство": они для нихъ звучатъ какъ революціонные кличи. А въ нихъ-то, въ этихъ словахъ, самая основа той силы, которая рѣшаетъ побѣду! Въ такой рискованной ставкѣ какъ война, опасны всякія недоразумѣнія. Побѣду можетъ намъ дать только то знамя, которое мыслитъ и чаетъ видѣть предъ русскимъ воинствомъ Русскій народъ, и только тогда, когда оно будетъ подъято мужественно, твердо, вполнѣ сознательно, а не прикрыто безцвѣтнымъ флагомъ обще-европейскаго интереса!
Вотъ, вотъ гдѣ кроется главная причина и объясненіе понесенныхъ нами до сихъ поръ неудачъ! Виною всему отчужденіе отъ народности. Отрѣшаясь духомъ отъ духа своей страны, человѣкъ самъ себя обезличиваетъ, обезсиливаетъ, опоражниваетъ духовно и по необходимости живетъ чужимъ -- готовымъ, заемнымъ умомъ, чуть не чужою душою. Прибавьте къ тому и привычку: думать и говорить на чужомъ языкѣ, постоянно прибѣгать къ чужому готовому орудію обмѣна мыслей. Все это заемное добро, не пуская корней въ почвѣ себѣ инородной, претворяется въ головѣ и сердцѣ въ безплодный хламъ, въ безсознательную ложь, въ пошлость общаго мѣста. Выбросивъ изъ себя всякій "національный скарбъ", т. е. тяжкій грузъ историческихъ завѣтовъ и преданій, духовныхъ и умственныхъ связей съ роднымъ народомъ, вы, какъ судно безъ балласта, влаетесь по всякому вѣтру, вы -- въ точномъ смыслѣ слова -- легкіе люди! Да, вы не серьезные люди. Легкомысліе, верхоглядство, невѣжество и неразумѣніе самыхъ кровныхъ потребностей и интересовъ страны, неспособность и неумѣлость -- вотъ роковой вашъ удѣлъ, вотъ что по необходимости вносите вы во всѣ многоразличныя и разнообразныя русскія сферы вашей дѣятельности...
И при всемъ томъ, вы не лишены и даже преисполнены "патріотизма" и рыцарской чести, и безтрепетно идете въ бой, и доблестно встрѣчаете смерть на поляхъ брани! По въ томъ-то и дѣло, что понятія ваши узки, что патріотизмъ вашъ чисто внѣшній, такъ сказать политическій, безразличный и безсодержательный. Вамъ нѣтъ дѣла до духовныхъ стихій народной жизни, до внутренняго существа русской народности. Готовые сложить свои головы въ борьбѣ съ Европой за внѣшнее достоинство и независимость государства, зы въ то же самое время рабствуете духомъ предъ его цивилизаціей и нравственнымъ авторитетомъ, и хуже врага, безсознательно попираете и предаете то, что всего дороже народу... Вотъ, въ эту самую, можетъ быть, минуту многіе изъ васъ мужественно и свято умираютъ гдѣ-нибудь подъ Плевной и своею русскою кровью взращаютъ сѣмена новаго Славянскаго православнаго міра,-- того самаго міра, о которомъ вы не хотѣли ни знать, ни слышатъ при жизни!... Какими недоразумѣніями, какими колоссальными роковыми недоразумѣніями полнится наша земля! О вы, неумѣющіе жить и умѣющіе умирать русскими людьми, очнетесь ли, опомнитесь ли вы когда-нибудь? Грѣхъ вашъ -- злой, пагубный для Россіи -- грѣхъ невѣдѣнія, и даже не вашъ личный, а принадлежащій цѣлой вашей средѣ, и даже унаслѣдованный отъ вашихъ отцовъ и дѣдовъ... Ужели не вразумителенъ вамъ языкъ событій? Ужели не подъ силу вамъ совлечь съ себя это позорное грѣховное иго?
До довольно. Всѣ мы, каждый въ своемъ родѣ и своею долею, повинны и отвѣтственны въ общемъ положеніи дѣлъ. Оставимъ же взаимныя пререканія и, неся тяготы другъ друга, примемъ на себя сообща и грѣхъ и казнь, и покаяніе и обновленіе.
Время настало строгое. Но въ мѣру ли важности переживаемыхъ мгновеній настроено духомъ наше русское общество? Пусть каждый допроситъ свою совѣсть,-- и совѣсть не успокоитъ его. Прочь всѣ эти поминки прошлаго, гнилыя сѣтованія и укоры! Все стало намъ теперь ясно и непреложно съ нашими кровавыми, обидными неудачами. Новая пора встала,-- и какъ день пристыжаетъ малодушіе ночи и гонитъ прочь все смутное и невѣрное, такъ и свѣтъ, твердый свѣтъ, заблиставшій намъ съ горъ Арменіи и холмовъ Плевны, обличилъ намъ всю шатость нашихъ надеждъ и расчетовъ, наши ошибки, вины, недомысліе, и все, что тамъ нагнѣздилось во тьмѣ... Воспользуемся же урокомъ: онъ купленъ дорогою цѣною крови,-- пусть же не напрасны будутъ эти десятки тысячъ геройскихъ смертей! Не унывать теперь,-- теперь-то и можно быть бодрымъ: ни колебанія, ни выбора уже нѣтъ, въ виду одно: побѣдитъ! Нѣтъ отступленія для Россіи, хотя бы вся Европа воздвиглась стѣной на пути. Намъ въ томъ порукою Царь, носитель и сберегатель народной чести. Отступленіе значитъ отступничество, предательство страдальцевъ-единоплеменниковъ, измѣна историческому завѣту, начало политической смерти. Къ побѣдѣ же, полной, всеразрѣшающей побѣдѣ, направимъ всѣ силы нашего духа,-- въ опору Царю, въ подкрѣпленіе нашимъ неутомимымъ бойцамъ. Станемъ на высотѣ нашей великой исторической задачи; почтимъ врага, противопоставимъ дикому отчаянію фанатизма -- ясность сознанія, свѣтлое воодушевленіе вѣры, несокрушимую твердыню убѣжденной воли. Къ тяготамъ нашимъ прибавимъ новыя тяготы, къ жертвамъ приложимъ новыя жертвы, утысячеримъ напряженіе, а пуще всего не станемъ рознить, возсоединимся духомъ съ нашимъ роднымъ народомъ.-- О, не оставляйте его въ невѣдѣніи, не допускайте корениться недоумѣніямъ, очистите воздухъ, дайте ему вздохнуть нестѣсненною грудью! Незыблемъ онъ въ своемъ упованіи на Царя, на Царскую бдительность и не менѣе на Царское правосудіе, но жаждетъ слова, властнаго слова, которое бы повѣдало ему правду -- честную, мужественную, неукоснительную... Всякая правда ему по росту. Не отступится онъ отъ долга русской чести и совѣсти, отъ вѣковаго завѣта, нашъ великій подвигоположникъ- народъ. Многими, тяжкими, разнообразными испытаніями обставленъ его историческій путь, но съ помощью Бога, Котораго онъ непостыдно исповѣдуетъ, предъ лицомъ вселенной, онъ перемогъ ихъ и перебылъ,-- перебудетъ и переможетъ!...