Каникулы подходили къ концу. У насъ въ перспективѣ оставалось одно единственное, послѣднее воскресенье, а непрочитаннаго было такъ много: "На бойкомъ мѣстѣ", "Не въ свои сани не садись", "Въ чужомъ пиру похмѣлье" и многое другое, что, казалось намъ, непремѣнно должно быть понято и достойно оцѣнено народомъ; но не одна только эта увѣренность заключала въ себѣ для насъ интересъ: вопросъ, что недоступно народному пониманію, какъ отнесется онъ къ той или другой пьесѣ, пойметъ-ли и оцѣнитъ извѣстные типы, тоже былъ полонъ того же жгучаго интереса, который охватываетъ человѣка при мысли о невѣжествѣ народа и о разрозненности его съ интеллигенціей. Вотъ этотъ-то именно интересъ и заставилъ насъ остановиться на пьесѣ "Доходное мѣсто", съ обстановкой и дѣйствующими лицами, чуждыми той средѣ, въ которой намъ приходилось читать. Здѣсь, какъ и въ "Бѣдной невѣстѣ", на сцену выступалъ чиновничій міръ, хотя образы настоящей пьесы казались намъ ярче и величественнѣе. Вмѣсто мелкаго чиновника Беневоленскаго, на взяточничество котораго мы встрѣчаемъ въ пьесѣ одни блѣдные намеки, въ "Доходномъ мѣстѣ" является величественная фигура крупнаго взяточника, генерала Вышневскаго, человѣка вліятельнаго, отъ котораго зависитъ судьба всѣхъ окружающихъ. Вмѣсто кроткой Маши, мечтающей силой женской любви облагородить въ будущемъ своего несимпатичнаго мужа, мы видимъ Анну Павловну, жену Вышневскаго, презирающую и обличающую безчестные поступки мужа. Вмѣсто добродушной матери бѣдной невѣсты, искренно мечтающей о счастьи дочери, предъ нами выступаетъ Фелисата Герасимовна Кукушкина, мать-эгоистка, желающая во что бы то ни стало спихнуть съ рукъ своихъ дочерей, Юлиньку и Полину. Вмѣсто не менѣе добродушнаго Добротворскаго на сценѣ является Акимъ Акимовичъ Юсовъ, старый чиновникъ, хитрый взяточникъ, правая рука Вышневскаго. Съ особенной же яркостью въ пьесѣ выдвинута фигура Жадова, этого поборника правды, человѣка искренняго, горячаго, человѣка честныхъ стремленій и университетскаго образованія. Предъ нимъ совершенно блѣднѣетъ застѣнчивый и смирный Хорьковъ, который только въ пьяномъ видѣ отважился произнести нѣсколько словъ горькой истины. Но за этотъ-то именно типъ намъ становилось особенно страшно.
, Жадовъ съ своими горячими рѣчами, съ своей обличительной проповѣдью выходилъ въ эту минуту на судъ публики, у которой слово "студентъ" считается браннымъ словомъ. Какъ и откуда занесено такого рода понятіе, Богъ его знаетъ, но, къ сожалѣнію, это фактъ. Чтобы иллюстрировать данный фактъ, разскажемъ слѣдующій случай: молодой человѣкъ, учащійся въ университетѣ и пріѣзжающій въ деревню на каникулы, услыхалъ однажды слово "студентъ" ("скубентъ"), употребленное вмѣсто брани въ потокѣ другихъ ругательныхъ словъ. "А вѣдь я тоже студентъ!" сказалъ онъ серьезно, обращаясь къ знакомому крестьянину.-- "Та ну-бо не шуткуйте (не шутите), який ви скубентъ!" отвѣчалъ тотъ добродушно, и, сколько ни увѣрялъ его молодой человѣкъ, онъ остался въ полной увѣренности, что тотъ "шуткуе", взводя на себя такого рода клевету.
Вотъ передъ этой-то публикой выступили мы въ настоящую минуту съ чтеніемъ пьесы "Доходное мѣсто". Первая сцена, въ которой Вишневскій упрекаетъ жену въ холодности и говоритъ, что во имя любви къ ней и желанія окружить ее комфортомъ, онъ готовъ пожертвовать всѣмъ, даже своею честью, была понята слушателями до тонкостей.
-- "Не любе! Не трёба ій ні твого золота, ні твоіх бархотів! (Не любитъ! Не нужно ей ни твоего золота, ни твоихъ бархатовъ). Не лежитъ душа до тебе тай годі!" говорили вокругъ. "Він ніби на того Ахрикана скидаетця" {Онъ какъ будто похожъ на того Африкана.}, добавилъ Демьянъ, вспоминая откупщика Коршунова въ пьесѣ "Бѣдность не порокъ".
Затѣмъ слѣдовало явленіе II, въ которомъ Вышневская получаетъ любовное признаніе отъ какого-то свѣтскаго волокиты и сама съ собой разсуждаетъ по этому поводу. Правду сказать, что форма этихъ разсужденій казалась намъ совершенно непонятною для настоящаго состава слушателей, и мы прочли ихъ почти скороговоркой, какъ вещь, которую слѣдовало-бы даже пропустить, но мы ошиблись: публика сосредоточенно вслушивалась въ каждое слово, и кто-то замѣтилъ выразительно: "зоблазняе на развратъ" (соблазняетъ).
Въ явленіи III при разговорѣ Юсова съ Бѣлогубовымъ, мелкимъ чиновникомъ, женихомъ Юленьки, гдѣ онъ является во всемъ своемъ ничтожествѣ и говоритъ: "я, Акимъ Акимычъ, даже въ пищѣ себѣ отказываю, чтобъ быть чисто одѣтымъ", кто-то замѣчаетъ иронически: "а шо голодный, то нічого?!" Это ироническое отношеніе къ подленькому и пошленькому Бѣлогубову сопровождаетъ его во все время чтенія. "Хваста!" (хвастаетъ) говорятъ о немъ съ насмѣшкой, когда онъ показываетъ невѣстѣ жилетку, подаренную купцомъ. "Не скаже, так ще и не доглядитця, шонова!" (Если не сказать, такъ и не замѣтитъ, что новая).-- "Де тільки можна, там и зірвё!" (Гдѣ только можно, тамъ и сорветъ).
Тѣмъ не менѣе, вслушиваясь въ характеристику Жадова, исходящую изъ устъ Юсова и Бѣлогубова, слушатели отчасти подкупились ею и кто-то замѣтилъ вопросительно: "то-б то він шалёний чи що?" (Что онъ полоумный, что-ли?)
-- "Грубіян", разъяснилъ увѣренно другой.
Но не всѣ, однако, думали такъ: кое у кого явились уже догадки и сомнѣнія.-- "Дё там шалёний, може и іх кумпанію не йде, через тё ім и спротивився" {Вовсе не полоумный, а не подходитъ къ ихъ компаніи, за то они и взъѣлись на него.}, вступился Демьянъ съ свойственной ему чуткостью къ правдѣ.
Появленіе Жадова, его горячія рѣчи протеста, его честныя мечты о скромной долѣ счастья дали ему еще нѣсколько союзниковъ. "То-ж то не дурно сказано", замѣтилъ вдумчиво Григорій, "покинь свое хороше та зробй мое погане,-- так и вони" {Не даромъ сказано: брось свое хорошее, дѣлай мое дурное,-- такъ и они.}. Это замѣчаніе ясно говорило уже объ анализѣ поступковъ Вишневскихъ, Юсовыхъ и Бѣлогубовыхъ и о порицаніи ихъ.
"Правди тепер скрізь не люблять", добавилъ дѣдъ Бруско, "то поперёду так було, шо брехнёю світ пройдеш та назад не вёрнешея, а тепёр скрізь проходятъ и вертаютця назад" {Правды теперь нигдѣ не любятъ. То прежде такъ было, что ложью весь свѣтъ обойдешь, а назадъ не воротишься,-- теперь-же не то: всюду пробираются и назадъ возвращаются.}.
Надо замѣтить, однако, что не все въ рѣчахъ Жадова было доступно пониманію публики, и мы очень хорошо чувствовали и сознавали, что при такихъ фразахъ, какъ "я не уступлю милліонной доли тѣхъ убѣжденій, которыми я обязанъ воспитанію" и т. и., на лицахъ слушателей скользило выраженіе недоумѣнія и вопроса, но въ общемъ рѣчи эти были поняты какъ нельзя лучше, объ этомъ свидѣтельствовали тѣ выразительныя замѣчанія, которыми сопровождались онѣ: "Він правду держить на сёрці!-- Не по его йдё?-- А він усе роскопуе!-- Неправдою злобитця! Дядькові не мовчить, почтенія не даё ніякого", говорили о Жадовѣ съ очевидной симпатіей. (Онъ полонъ правды! Не по немъ все, что творится! А онъ во все вникаетъ, до всего докапывается. Возмущается ложью! Перечитъ дядѣ).
Высокомѣрное отношеніе Вышневскаго къ племяннику и его практическіе совѣты и наставленія не вызвали ни малѣйшаго сочувствія.-- "Дожидай! У другого и вік того не буде, тай не женитися?" говорилъ кто-то въ отвѣтъ на резонерскія разсужденія Вышневскаго о женитьбѣ. "И его и золота багацько, та жінка дума цур тобі з твоім золотой! а у того золота нема, так на голову надія {Какъ-бы не такъ! Другой весь свой вѣкъ ничего не скопитъ, такъ и не жениться! У него и золота иного, да жена думаетъ: пропади ты со всѣмъ твоимъ золотомъ, а у того золота нѣтъ, за то на голову надежда.}.-- Ач які дядьки!" слышалось вокругъ.-- "Ділок, та жестбкий серцем!" (Вишь, каковы дяди! Дѣлецъ, но жестокосердъ).
Негодовали они также на вмѣшательство и поддакиванье стараго плута, Юсова. "Не гавкай хоч ты, будь ласкав!" говоритъ иронически Вруско, "підправля! той з того боку, а той з того". (Не лай хоть ты, пожалуйста! Донимаютъ! тотъ съ одной стороны, а этотъ съ другой).
-- "Він з обома справитця, не клопочітьця!" {Онъ съ обоими справится,-- не безпокойтесь!} заключилъ успокоительно Демьянъ тономъ искренней пріязни и даже какъ-бы гордости за Ж.адова -- "Хлопець не з дурніх", добавилъ, лукаво улыбаясь, Вруско. (Малый не промахъ!)
Слово университетъ оказалось кое-кому знакомымъ и, силясь разъяснить его своему сосѣду, свекоръ говорилъ, что университетъ у штатскихъ, это все равно, что образцовый полкъ у военныхъ. Откуда было почерпнуто имъ такого рода понятіе, неизвѣстно. Григорій вспомнилъ о разсказѣ "Бабушка Марѳа" и о томъ, что сынъ ея тоже-былъ въ университетѣ. По тону слушателей было очевидно, что университетъ вызываетъ въ нихъ хотя и смутное чувство уваженія, но о связи его съ презираемымъ "студентомъ" никто не заикнулся, очевидно никто изъ присутствующихъ и не подозрѣвалъ ея.
Монологъ Жадова -- "Да, разговаривайте! не вѣрю я вамъ, не вѣрю и тому, чтобы честнымъ трудомъ"... и т. д. вызвалъ огромное сочувствіе. Восклицанія, одобренія и симпатіи слышались со всѣхъ сторонъ, и еслибы эта публика вѣдала значеніе аплодисментовъ, мы увѣрены, что они покрыли-бы голосъ учительницы, одушевленный сознаніемъ, что Жадовъ понятъ, что рѣчи его вызываютъ сочувствіе и восторгъ.
Сцена въ домѣ Кукушкиной и разговоры Юленьки и Полины, какъ-бы скорѣе вырваться изъ дому и выйти замужъ, смѣшили слушателей. "Хоч-бы який взяы, та взяв, аби вивіз!" говорили они смѣясь. (Хоть бы первый встрѣчный взялъ, лишь бы вырваться изъ дому).
Когда Юленька характеризуетъ Полинѣ своего жениха Бѣлогубова и хвастается тѣмъ, что онъ беретъ взятки, а наивная Поленька задается тревожно вопросомъ, есть-ли и у ея жениха, Жадова, знакомые купцы, кто-то говоритъ насмѣшливо: "чим дівчат и мѣнять, як не цим! Як-бы можно, вони-б обидві пішли за ёго! Такіх и люблять, шо зривають з нашого брата, бідолахи. Той хабаріи не обіща, хоче правдою жити" {Чѣмъ дѣвушекъ и заманиваютъ, какъ не этимъ. Будь ихъ воля, онѣ бы обѣ за него пошли. Небось, такихъ-то и любятъ, которые обираютъ нашего брата, бѣдноту! Этотъ не будетъ брать взятокъ,-- хочетъ правдою жить!}, замѣчаетъ выразительно Демьянъ о Жадовѣ.
Наставленія Фелисаты Герасимовны о томъ, какъ хитрѣе излавливать въ свои сѣти жениховъ и какъ обращаться затѣмъ съ мужьями, вызываютъ оживленныя замѣчанія: "ну тай наставленія! От-то мати, добре вчить! Аби зіпхнути! Hi, и нас не так, и нас мати такого наставленія не дасть", говоритъ Григорій съ достоинствомъ.
-- "Та воно и и нас тё-ж саме", прерываетъ его Николай Безинскій, "в вічі приказують, шоб чоловіка шанувала, а там насамоти хто его зна, що говорятъ" {Вотъ такъ наставленія! Вотъ такъ мать, хорошему научаетъ. Лишь-бы съ рукъ сбыть! Нѣтъ, у насъ не такъ, у насъ мать не выступитъ съ такимъ назиданіемъ.-- Ну, и у насъ бываетъ то-же,-- при людяхъ наставляютъ, чтобы уважала мужа, а что говорится наединѣ -- кто можетъ знать.}.
При разговорѣ Кукушкиной съ Юсовымъ, гдѣ она говоритъ о Жадовѣ: "вотъ какъ женится да мы на него насядемъ, такъ и съ дядей помирится, и служить будетъ хорошо", опять слышатся замѣчанія: "ще як и жінка вдастця така як теща та дядько, то вони его гуртом справлять" (Если и жена окажется такою-же, какъ теща да дядя, они, скопомъ, скоро его выправятъ).
"Може и цей жилет буде показувати?-- Hi, цей не покаже, цёго не зломиш!-- Він іх и тут добре пробере, ось побачите" {Неужто и этотъ будетъ хвастаться новой жилеткой. Нѣтъ, этотъ не таковскій, его не скоро сломишь. Онъ ихъ такъ проберетъ,-- вотъ увидите.}, говорятъ о Жадовѣ.
Наивное признаніе Полины предъ женихомъ и слова ея: "у насъ въ домѣ все обманъ, все, все, рѣшительно все" -- вызываютъ одобрительный смѣхъ и сочувственныя замѣчанія: "сама себе одкривае! сторія чиста! Не зноровили ще, не вміе брехати.-- Хай іх Господь зведе!" заключаетъ кто-то съ участіемъ. (Сама себя обличаетъ,-- на чистоту; еще не въ конецъ испортили, не научилась лгать).
Вопросу Полины: "у васъ есть знакомые купцы?" всѣ добродушно смѣются и настолько оживляются, что вмѣшиваются въ разговоръ и отвѣчаютъ то за Полину, то за Жадова. "Что за вопросъ", говоритъ онъ напримѣръ по поводу купцовъ, "на что вамъ знать"?
-- На хабару, отвѣчаютъ за Полину. Білогуб другий жилет уже получив, а и тёбе нема ні одного, добавляетъ кто-то смѣясь. (Для взятокъ. Бѣлогубовъ получилъ уже другой жилетъ, а у тебя нѣтъ ни одного).
-- Ну, нѣтъ, намъ дарить не будутъ; мы съ вами сами будемъ трудиться, говоритъ далѣе Жадовъ.
-- Молодчина! слышится одобреніе въ толпѣ.
-- Отто краще, ніхто не буде нарікити {Такъ-то лучше,-- никто не станетъ попрекать!}, говорятъ послѣ горячей рѣчи Жадова: "Вы еще не знаете высокаго блаженства жить своимъ трудомъ" и т. д.
Во время сцены въ трактирѣ, гдѣ счастливый Бѣлогубовъ угощаетъ Юсова и другихъ чиновниковъ, а Жадовъ сидитъ молча поодаль и читаетъ газету, на слушатtлей, очевидно, нападаетъ раздумье, которое разрѣшается словами: "не довго ім праздникувати, колись расправа и на іх прійде!" {Не долго имъ наслаждаться жизнью,-- придетъ и на нихъ погибель.} А когда Бѣлогубовъ подходитъ къ Жадову и развязно предлагаетъ ему присоединиться къ ихъ компаніи, кто-то замѣчаетъ оживленно: "ось послухайте, він ему зараз різне!" {Вотъ послушайте, онъ сейчасъ его отбрѣетъ.}. И далѣе, когда Жадовъ отказывается, а Бѣлогубовъ продолжаетъ приставать: "братецъ, вы на меня напрасно претензію имѣете, мнѣ только жаль смотрѣть на васъ съ женой вашей", кто-то замѣтилъ гнѣвно: "ой, не вихваляйся!" -- "И такі-ж вони листобатники -- и туда и сюді!", добавилъ съ презрѣніемъ другой. (И такіе же они льстецы,-- и нашимъ, и вашимъ.
Когда счастливая компанія взяточниковъ удаляется изъ трактира, на сцену выходитъ мрачная фигура пьяницы-адвоката, Досужева; онъ быстро сходится съ Жадовымъ за рюмкой водки и сообщаетъ ему съ горькой ироніей свое прошлое. Онъ тоже былъ когда-то честенъ и мечталъ о правдѣ, но увы! это ему не удалось, и онъ живетъ теперь, эксплуатируя невѣжественныхъ купцовъ и составляя имъ слезныя прошенія, надъ которыми самъ въ душѣ издѣвается и хохочетъ въ то время, какъ они плачутъ и рыдаютъ.
Мрачная фигура Досужева, его желчное раздраженіе, сарказмъ въ рѣчахъ, все это оказалось совершенно непонятымъ настоящимъ составомъ слушателей.-- "Величаетця чим! При несчастію чоловік, плаче, а він бач шо робить! Насмbшка яка!" {Нечего сказать,-- добромъ хвалится, человѣкъ въ несчастій, плачетъ, а онъ издѣвается.} говорили они, вступаясь за плачущихъ купцовъ.
Въ IV дѣйствіи, когда разряженная Юленька, жена Бѣлогубова, является въ убогую квартирку Жадовыхъ, и между сестрами возникаетъ разговоръ о мужьяхъ и объ ихъ жизненной обстановкѣ, слушатели напряженно слѣдили за отвѣтами Полины и вначалѣ были ими очень довольны и даже очевидно введены въ заблужденіе. Когда Полина поясняетъ сестрѣ: "онъ много работаетъ. Онъ все говоритъ: сиди, работай, не завидуй другимъ", кто-то замѣтилъ торжествующимъ тономъ: "наша взяла!" признавая этимъ, очевидно, свою полную солидарность съ ученіемъ Жадова. Но не долго слушателямъ пришлось радоваться этой мнимой побѣдѣ: ехидныя увѣщанія Юленьки весьма скоро овладѣли умомъ и сердцемъ наивной Полины, и имъ оставалось только говорить о ней съ негодованіемъ: "ну тай сестра! усе материне наставленіе взяла! Ач яка! Шо-ж то за любовь за взятки {Вся въ мать. Ишь какая! Какая же это любовь за взятки.} и т. д.
Приходъ матери, ужасающейся бѣдной обстановкой Полины и совѣтующей ей точить мужа съ утра до вечера, привелъ публику еще въ большее негодованіе. "Хоч душу загуби, та подай! я-б ій морду побив!" говорили они, приходя въ азартъ.-- "Хотів я свою жінку сюди завести, шоб послухала питанья, а тепер не хочу. Не як почуе, той овсі здуріе {Хоть душу загуби, да подай! Думалъ было привести съ собой жену,-- пусть послушаетъ чтенія, а теперь, шалишь, не приведу. Наслушается такихъ рѣчей, окончательно съ ума спятитъ.}, говорилъ сапожникъ Кирило, энергически размахивая руками.
Надо замѣтить, что у этого Кирила жена красавица, нарядница и первая танцорка на селѣ, и очень можетъ быть, что между его жизненными условіями и условіями Жадова есть много общаго: онъ тоже работаетъ съ утра до вечера и вмѣстѣ съ тѣмъ даже по праздникамъ одѣвается въ порыжѣвшую старенькую чинарку, тщательно заплатанную въ нѣсколькихъ мѣстахъ.
-- Побачимо, шо буде, от-тоді и судить {Прежде узнай, чѣмъ кончится, и тогда ужъ осуждай.}, возразилъ ему горячо Демьянъ, какъ бы вступаясь за чтеніе и протестуя противъ такого преждевременнаго осужденія книги.
Возвращеніе домой утомленнаго Жадова и рѣзкій разговоръ его съ тещей всецѣло захватилъ душу слушателей, и мы видѣли на лицахъ ихъ то выраженіе торжества при каждомъ удачномъ отвѣтѣ Жадова, то страданія отъ тѣхъ оскорбленій, которымъ подвергала его теща. "Хоч-би не дратувала! (хотя бы не издѣвалась) говорилъ Кирило упавшимъ голосомъ.
-- А що, достала? (А что попало?) обращался какъ бы къ тещѣ иронически Николай, когда Жадовъ говоритъ ей: "стыдитесь, вы пожилая женщина"... и т. д.
-- А я так думаю, чи не пожертвуе він ій опляухи, замѣтилъ рѣзко дѣдъ Бруско.-- "Вони думаютъ, шо ему легко", произнесла вздохнувъ баба Марья.
-- Ось зараз заведутця битьця {Сейчасъ подерутся.}, предсказывала свекровь.
-- По нашому-б, то й виганяти времья, добавилъ Григорій. Вообще въ публикѣ чувствовалось крайнее напряженіе и трепетное ожиданіе дальнѣйшихъ событіи, и когда теща ушла, а Жадовъ остался вдвоемъ съ женою, въ хатѣ настала глубокая тишина. Слушатели, сидѣли молча, понуривъ головы и мало надѣясь, вѣроятно, на благополучный исходъ. Одинъ дѣдъ Бруско не унывалъ и время отъ времени какъ бы силился поднять духъ публики своими шутками.-- "Шоб не було того, що у Сакрата з жінкою! Вона як вівця дурна! Норовисту кобилу трудно справлять!" {Не случилось бы, какъ у Сократа съ его женою. Она глупа, какъ овца! Норовистую лошадь не легко исправить.} нарушалъ онъ время отъ времени общее молчаніе. Но когда Полина послѣ тщетныхъ усилій Жадова объяснить ей, въ чемъ истина, насмѣялась надъ нимъ и ушла къ матери, даже и онъ затихъ.
Во время длиннаго монолога Жадова, когда онъ остается совсѣмъ одинокимъ и посылаетъ кухарку догонять жену, только одна изъ женщинъ замѣтила тихо со слезами состраданія въ голосѣ: "мій голубе сизий!" (Голубь мой сизый)?
Впрочемъ, наблюдая за публикой, намъ было ясно, что мужиковъ больше трогаетъ трагизмъ положенія Жадова, и что они глубже понимаютъ его, чѣмъ бабы, такъ напр., по окончаніи горячей рѣчи Жадова, обращенной къ женѣ,-- "слушай, слушай! Всегда, Полина, во всѣ времена были люди, они и теперь есть, которые идутъ на перекоръ устарѣвшимъ общественнымъ привычкамъ и условіямъ. Не по капризу, не по своей волѣ -- нѣтъ, а потому что правила, которыя они знаютъ, лучше, честнѣе тѣхъ правилъ, которыми руководствуется общество. И не сами они выдумали эти правила: они ихъ слышали съ пастырскихъ и профессорскихъ кафедръ, они ихъ вычитали въ лучшихъ литературныхъ произведеніяхъ нашихъ и иностранныхъ. Они воспитались въ нихъ и хотятъ ихъ провести въ жизни. Что это не легко -- я согласенъ. Общественные пороки крѣпки, невѣжественное большинство сильно. Борьба трудна и часто пагубна; но тѣмъ больше славы для избранныхъ: на нихъ благословеніе потомства; безъ нихъ ложь, зло, насиліе выросли бы до того, что закрыли бы отъ людей свѣтъ солнечный"... Одна изъ женщинъ, наклоняясь къ своему сосѣду, сказала тихо: "не розібрала" (не поняла).-- "Не те въ світі діетця, чому и книжках вчать" {Не то на свѣтѣ творится, чему въ книгахъ учатъ.}, разъяснилъ онъ тоже тихо и дѣловито, дѣлая при этомъ выразительный знакъ, чтобы она не мѣшала ему слушать.
Горячія рѣчи Жадова не тронули сердца Полины, она требовала отъ него жертвъ, требовала идти къ дядѣ, поклониться ему и просить доходнаго мѣста. И когда мысль о возможности погибели любимой женщины заставляетъ его съ отчаяніемъ рѣшиться на этотъ позорный шагъ, и онъ говоритъ рыдая: "прощайте, юношескія мечты мои! Прощайте, великіе уроки! Прощай моя честная будущность! Вѣдь буду и я старикъ, будутъ у меня и сѣдые волосы, будутъ и дѣти... Нѣтъ, нѣтъ! дѣтей будемъ въ строгихъ правилахъ воспитывать. Пусть идутъ за вѣкомъ. Нечего имъ на отцовъ смотрѣть",-- въ хатѣ тоже послышались сдержанныя всхлипыванья. Кирило, закрывъ лицо руками и положивши голову на столъ, силился заглушить душившія его слезы. Демьянъ также плакалъ, быстро смахивая рукавомъ своей сѣрой свитины непрошенныя слезы; морщинистое лицо Григорья тоже было смочено слезами, да и сама учительница на этотъ разъ не выдержала и съ усиліемъ дочитавши послѣднюю фразу: "пойдемъ къ дядюшкѣ просить доходнаго мѣста", закрыла лицо платкомъ и тихо плакала. Ей казались на этотъ разъ особенно трогательными слезы слушателей; они были вызваны не яркими сценическими эффектами, не потрясающими кровавыми сценами, а искреннимъ, горячимъ словомъ современнаго человѣка!
Вышла неожиданная пауза между 4 и 5 дѣйствіями.
-- Навчили! (научили) сказала наконецъ съ горькой ироніей дѣдъ Бруско, первый нарушая молчаливую скорбь. Кирило поднялъ голову и хотѣлъ что-то сказать, но новый приступъ рыданій не далъ ему договорить, и можно было разобрать только отрывочныя фразы: "моя жизнь!.. Шоб був наряд!" и т. и. (Моя жизнь, подавай наряды и т. п.).
-- Не втерплю тай годі! {Не выдержу, да и только.} пояснялъ въ то-же время своему сосѣду Демьянъ, какъ-бы въ оправданіе своего малодушія.
-- Скільки кріпивсь,-- зломили {Какъ не крѣпился,-- сломили-таки!} говорилъ съ чувствомъ Григорій. Як-бы я цю книжку поперёду прочитаи, ніколи-б не оженився {Прочти я эту книжку прежде,-- ни за что-бы не женился.}, сказалъ наконецъ желчно Кирило, открывши руки отъ своего грязнаго отъ слезъ лица.
На этотъ разъ никто не защищалъ книги, столько горькаго чувства, очевидно, оставили въ душѣ послѣднія событія.
Дѣйствіе V происходитъ въ домѣ Вышневскихъ и начинается тѣмъ, что Вышневская читаетъ длинное-предлинное письмо все того же свѣтскаго человѣка, который грозитъ мстить ей за ея холодность. Это длинное письмо, полное ссылокъ на свѣтскія интриги и хитросплетенія, вѣроятно наполовину не было понято слушателями, и многіе изъ нихъ выражали знаки нетерпѣнія.-- "Тай довго-ж чита!-- А дё-ж усі прочі?" говорили они нетерпѣливо, поджидая выхода другихъ дѣйствующихъ лицъ. (Да и долго же читаетъ? А гдѣ же всѣ остальныя).
Появленіе Юсова нѣсколько оживило слушателей, но они такъ же, какъ и Вышневская, не могли долго понять его несвязныхъ намековъ на то, что надъ головою Вишневскаго разразилась гроза. "От пече! Не каже и не каже! Та що там таке? Цё вже якийсь скандал!" {Какъ огнемъ печетъ! Не говоритъ, да и только! И что тамъ такое? Вѣроятно, какой нибудь скандалъ!} нетерпѣливо говорили они. Демьянъ первый догадался о случившемся и произнесъ выразительно: "ті гроші, же пропивали, вертаютця, от-що!" (Тѣ деньги, что пропивали, сокомъ выходятъ,-- вотъ что!).
Появленіе мрачнаго Вишневскаго встрѣчено было съ видимымъ интересомъ, но сцена съ женою и взаимные упреки и пререканія вызвали въ публикѣ новые признаки нетерпѣнія. Они ждали Жадова, и вопросъ, придетъ ли онъ просить доходнаго мѣста, занималъ ихъ до послѣднихъ предѣловъ. "Він не сам прійде, а вона его приведе". (Онъ не самъ придетъ, она его приведетъ) было преобладающимъ мнѣніемъ. Въ хатѣ было очень шумно. Предположенія, споры и предсказанія смѣшивались въ какой-то общій гулъ, заглушающій отчасти разговоры Вишневскаго съ женой, но когда вошелъ Жадовъ, все мгновенно стихло.
"Вжё-ж и помараний, а натуру й досі держить" {Хоть и опороченный, а не поддается.}, произнесъ только чей-то голосъ о Вышневскомъ, встрѣтившемъ племянника съ прежней надменностью и жестокосердіемъ.
Рѣчи Жадова слушались, очевидно, съ затаеннымъ дыханіемъ. "А вона мовчить, слуха, слова не черкне" {А она слушаетъ, молчитъ, словечка не проронитъ.}, произнесъ кто-то тихо о Полинѣ. Не сомнѣваясь, очевидно, болѣе въ твердомъ рѣшеніи Жадова возвратиться на путь правды, они тревожились вопросомъ, какъ, поступитъ въ данномъ случаѣ Полина, не рѣшаясь дать себѣ на него отвѣта, и при словахъ ея: "ты думалъ, что я въ самомъ дѣлѣ хочу тебя оставить? Это я нарочно. Меня научили",-- одинъ изъ слушателей произнесъ громко и радостно: "побачила, почула, шо хабари роблять!" (Увидала и почуяла, къ чему приводятъ взятки).
При крикѣ: "доктора, доктора, съ Аристархомъ Владиміровичемъ ударъ!" одинъ изъ крестьянъ приподнялся съ лавки, набожно перекрестился и произнесъ громко и отчетливо: "слава, Тобі, Спасителю, правда неправду побила!" (Слава Тебѣ, Боже нашъ, правда восторжествовала). Въ возгласѣ этомъ было столько энергіи и чувства, что всѣ невольно перекрестились. А что же думала въ это время учительница, такъ искренно сомнѣвавшаяся вначалѣ въ возможности пониманія народомъ такой пьесы Островскаго, какъ "Доходное, мѣсто", и такого типа, какъ Жадовъ. Вся умиленная и растроганная, въ эту минуту она говорила себѣ: какъ мало, однако, знаемъ мы народъ, сколько неожиданныхъ сюрпризовъ открывается для насъ при столкновеніи съ нимъ.
X. Алчевская.