29 мая 1879 г.
Вы не можете себѣ представить какъ я счастлива -- вокругъ меня толпится 80 деревенскихъ дѣтей, приведенныхъ самими родителями съ земными поклонами, просьбами и приношеніями. И какъ все это случилось просто и неожиданно для меня самой. Вы знаете, что проживая въ прошлое лѣто въ деревнѣ, я ни разу не позволила себѣ заговорить о школѣ, не смотря на непреодолимое желаніе, мнѣ казалось это преждевременнымъ, я боялась спугнуть этотъ не прирученный къ мысли о школѣ народъ, мнѣ казалось, что сперва необходимо обласкать его и чѣмъ-нибудь и какъ-нибудь, по мѣрѣ возможности, помочь ему въ его повседневныхъ нуждахъ и лишеніяхъ. Сближеніе это рисовалось мнѣ не въ разговорахъ на темы чуждыя народу, не въ проповѣдяхъ на непонятномъ языкѣ, я желала только, чтобы этотъ деревенскій людъ повѣрилъ, что можетъ встрѣтиться человѣкъ и "изъ панівъ", какъ онъ смотритъ на насъ, который готовъ помочь ему. Стремленія мои выразились въ томъ, что я стала лѣчить больныхъ; перевязывала раны, завела походный самоварчикъ, который путешествовалъ изъ хаты въ хату, гдѣ оказывался больной, желающій напиться чайку, навѣщала родильницъ, ласкала дѣтокъ, однимъ словомъ, дѣлала все то, что всегда дѣлала и прежде, очутившись лѣтомъ въ деревнѣ среди горюющаго люда. Когда мы уѣзжали изъ деревни, насъ провожали благословеніями и слезами. Все это меня чрезвычайно трогало и я давала себѣ слово въ слѣдующемъ году, но пріѣздѣ сюда, тотчасъ же заговорить о школѣ.
Случай представился прекрасный: знакомый мужикъ-портной, снимая мѣрку съ нашего Миколы, сказалъ: "И у меня такой хлопчикъ и какъ желаетъ учиться, да нигдѣ школы нѣтъ!" Я предложила, чтобы 6-ти лѣтній Саша ходилъ ко мнѣ, а за нимъ потянулись разные Лукаши, Маруси, Мануйлы и т. д. Относясь съ глубокимъ уваженіемъ къ вѣрованіямъ народа, къ тому, въ чомъ воплощается для него идеалъ добра, правды и справедливости, я, обмывши и причесавши этихъ грязныхъ дѣтокъ, приступила прежде всего къ изученію, разъясненію и пѣнію молитвы: "Отче нашъ!" Матери, слушая пѣніе своихъ птенцовъ, умилялись и плакали, да и въ самомъ дѣлѣ, трудно было не умилиться, глядя на этихъ крошекъ, поющихъ: "Хлѣбъ нашъ насущный". Впрочемъ, не думайте; что всѣ уже у насъ крошки, что намъ Отдали только "На тобі Боже, що мині не гоже!", т. е. дѣтей неспособныхъ еще къ работѣ, нѣтъ: есть у насъ Романъ Поповъ 13 лѣтъ, онъ работалъ на шахтѣ, получалъ 6 руб. и родные отняли его отъ работы, чтобы сдѣлать грамотнымъ, есть и другой мальчикъ 12 л., онъ насъ нашихъ воловъ и получалъ 3 р. и его отдали, и это не 2, не 3, а, пожалуй, половина. Это можно считать уже фактическимъ сочувствіемъ къ школѣ и основательно радоваться этому особенно въ виду скептиковъ, утверждающихъ, что народъ чуть не изъ подъ палки нужно гнать въ школу.
Была я уже у П., хлопочу о разрѣшеніи, чтобы все это было оформлено, какъ подобаетъ. Выписала изъ Петербурга портретъ Государя, а изъ Харькова книги и учебныя пособія.
Счастливая своимъ успѣхомъ X. А.
P. S. Я должна признаться, что, до сихъ поръ сомнѣнія относительно того: пошлютъ ли крестьяне дѣтей учиться, не мало мучили меня. Мнѣ думалось: вѣдь мы знаемъ народъ по книгамъ, по "Отечественнымъ Запискамъ" и разсказамъ Глѣба Успенскаго, а они -- помѣщики старожилы прожили съ нимъ вѣкъ. Что, если мы съ своими книжными симпатіями останемся въ дуракахъ, а они -- практики восторжествуютъ съ своимъ закоренѣлымъ скептицизмомъ. Опытъ удался и я теперь спокойна и счастлива.