3 іюля 1879 г.
"Бѣдная я, бѣдная! Гдѣ моя радость? Гдѣ моя увѣренность въ собственныхъ силахъ, въ умѣніи вести дѣло при самыхъ неблагопріятныхъ обстоятельствахъ?" Пожалѣйте меня! Вотъ что случилось: покончивши занятія сегодня утромъ, мы долго толковали съ племянницей о томъ, когда наши дѣти окончатъ азбуку: "Къ 1-му августу непремѣнно!" говорила я самонадѣянно!. Но предсказанію моему не сужденно было осуществиться: въ тотъ же день послѣ обѣда мы услыхали колокольчикъ и увидѣли станового, быстро направляющагося къ нашимъ воротамъ. Войдя, онъ подалъ мнѣ бумагу отъ инспектора къ полиціи, въ которой значилось приблизительно слѣдующее:
"По частнымъ слухамъ, до меня дошло, что какая то женщина между Михайловкой и Селизневкой занимается неразрѣшоннымъ обученіемъ дѣтей. Прошу произвести слѣдствіе и поступить по закону".
Въ первую минуту по прочтеніи этой бумаги у меня потемнѣло въ глазахъ, затѣмъ, силясь призвать на помощь присутствіе духа, я подошла къ письменному столу, достала всѣ свои бумаги, т. е. "свидѣтельство на право преподаванія", "назначеніе меня распорядительницей воскресной школы", "благодарность города", "извѣщеніе о царскомъ подаркѣ", наконецъ, приготовленное уже на имя инспектора прошеніе въ пакетѣ и съ маркой, и, молча, подала все это полицейскому чиновнику. Внимательно пересмотрѣвъ все это, онъ презрительно отодвинулъ отъ себя бумаги и замѣтилъ: "Все это имѣло значеніе тамъ -- въ*Харьковѣ, а теперь вы въ Екатеринославской губерніи.... Потрудитесь взять перо и писать то, что я вамъ продиктую. Я машинально повиновалась, смутно припоминая, что неповиновеніе полиціи ведетъ къ какимъ то новымъ карамъ. Въ вискахъ у меня стучало, руки дрожали и мнѣ невыносимо досадно было на то, зачѣмъ онѣ дрожатъ и выдаютъ мое душевное волненіе -- вѣдь можно предположить, глядя на меня, Богъ знаетъ что такое, но досада еще болѣе вредила дѣлу, я чувствовала, что лицо, мое покрылось пятнами и представляло собою, вѣроятно, такой жалкій видъ, что даже полицейскій чиновникъ проникся, повидимому, состраданіемъ и сказалъ мнѣ съ чувствомъ соболѣзнованія и покровительства:
"Вы не безпокойтесь! Это ничего! Потребуютъ васъ къ мировому судьѣ, взыщутъ 50 коп. штрафа и только!"
Затѣмъ онъ началъ диктовать мнѣ слѣдующее: 3-го іюля 1879 года я дала сію подписку въ томъ....
-- Позвольте, остановила я его, не смотря на весь упадокъ духа, скажите мнѣ впередъ на словахъ "въ чомъ именно? ".
"Вы сейчасъ увидите, потрудитесь писать"! замѣтилъ онъ мягко, но настойчиво. Я тоже настойчиво положила перо и сказала:
-- "Я непремѣнно хочу знать въ чомъ именно!".
"Въ томъ, продолжалъ онъ, какъ бы диктуя, что открывъ школу безъ разрѣшенія начальства"....-- Я не могу на это согласиться, возразила я твердо, это не школа, а простое обученіе грамотѣ на дому -- и я показала ему "Положеніе о начальныхъ народныхъ училищахъ". Начались новыя пререканія на ту же тему. Въ концѣ концовъ онъ согласился однако на такую росписку: "1879 г. іюля 3-го дня, я нижеподписавшаяся жена купца-землевладѣльца славя но сербскаго уѣзда X. Д. Алчевская даю сію подписку г. приставу 2 стана славяносербскаго уѣзда въ томъ, что обученіе дѣтей первоначальной грамотѣ на дому въ дер. Алексѣевкѣ Михайловской волости, которымъ занималась я на основаніи примѣчанія къ ст. второй Высочайше утвержденнаго положенія о начальныхъ, народныхъ училищахъ 1864 г., что "простое обученіе грамотѣ на дому дозволяется безъ разрѣшенія училищнаго совѣта", впредь до разрѣшенія мѣстнаго начальства обязуюсь прекратить. Причомъ считаю необходимымъ добавить, что съ 1-го іюня по 3-е іюля, занимаясь обученіемъ дѣтей безъ разрѣшенія мѣстнаго начальства, я имѣла въ виду просить въ непродолжительномъ времени училищный совѣтъ о дозволеніи открыть школу въ Михайловской волости".
Бѣдныя дѣти! Какъ скажу я имъ завтра, чтобы они расходились по домамъ? Что поймутъ они изъ всего этого? Что подумаютъ ихъ родители?
X. А.