Магические cлова „Даунинг-стрит‟ известны всему миру. Улица, на которой расположены главные правительственные учреждения Великобритании, названа в честь человека, который был большевиком XV11 века, причем большевиком-перебежчиком. Джордж Даунинг в пору гражданской войны поочередно изменял всем партиям. Летописец той эпохи называет его двойным клятвопреступником и предателем. После реставрации Карл 11 пожаловал бывшему цареубийце, ближайшему сподвижнику Кромвеля большой участок земли (нынешние Даунинг-стрит и Уайтхолл), выразив в милостивом рескрипте пожелание, чтобы Даунинг построил для себя на этом месте дом „красивый и полный изящества‟. Этот дом (номер 10) существует и в настоящее время: в нем живут первые министры Англии. Но красивым его назвать никак нельзя.
Ллойд Джордж находился в Париже. Делегацию принимало другое лицо, гораздо менее влиятельное, однако высокопоставленное и очень сильное. Против имени этого лица я нашел в календаре целый ряд таинственных букв: С.В., G.C.M.G., G.C.V.O. Буквы означали, что означенное лицо имеет орден Бани, Большой крест святых Михаила и Георгия. Большой крест ордена Виктории. Указывалось также в календаре, что мать лица — вторая дочь первого графа Кранбрукского, а жена его — первая дочь второго графа Миддльтонского. В отделе „recreations‟ отмечались любимые развлечения лица: рыбная ловля и гольф.
Лицо заговорило с делегацией, по-французски — для англичанина недурно, хоть понять было не всегда возможно. Н.Н. Шебеко изложил положение дел. Юг России охвачен пожаром. Петлюра немногим лучше большевиков. Единственная надежда на Добровольческую армию. Немцы всячески ей вредили, и вредили с успехом. Оружия, снарядов, одежды у нее чрезвычайно мало. У большевиков и петлюровцев всего этого гораздо больше. Если вы думаете, что у союзников есть обязательства перед той Россией, которая осталась им верна и, быть может, из-за этого погибает, то не пошлете ли вы Добровольческой армии оружие, снаряды и одежду?
Лицо внимательно слушало, вздыхало и говорило:
— Се диффисилл... Тре диффисилл...
Н.Н. Шебеко перешел на английский язык — англичанин сразу же ожил. А.А. Титов, К.Р. Кровопусков развили те же мысли — почему же, собственно, так трудно? За снаряжение будет заплачено, если не сразу, то со временем{14}.
— О, дело не в деньгах, — сказало тотчас лицо. — Мы верим России, да и снаряжения у нас после войны очень много... Но, во-первых, в России нас все время подстерегают сюрпризы. Вот недавно нам обещали, что в Архангельске к нашему корпусу присоединится сто тысяч русских добровольцев, а их в действительности оказалось три тысячи...
— Зачем же вы верили тем, кто вам обещал такую ерунду? — вмешался со свойственной ему вспыльчивостью В.И. Гурко. - Откуда же там могло взяться сто тысяч добровольцев? Да в Архангельске и населения-то всего тысяч тридцать. Не медведей же вербовать в армию!.. Во всяком случае, мы просим об одном: ускорьте ответ. Можете дать снаряжение, дайте; не можете, так и скажите.
Лицо не обиделось, но, видимо, было несколько смущено.
— Есть и другая, главная трудность, — сказало оно. — Наши рабочие слышать не хотят о помощи вашей армии, а правительство должно с этим считаться... Отчего бы вам не повидать рабочих лидеров? Постарайтесь их переубедить, — ласково говорило лицо, — тогда, обещаю вам, правительство сделает все возможное... Мы хорошо помним жертвы России.
Лицо знало, что в состав делегации входят люди самых разных политических партий, но обращалось оно преимущественно к правым делегатам, быть может, потому, что социальным инстинктом сразу признало в них „своих‟, или же просто оттого, что Н.Н. Шебеко говорил первый. Не думаю, что в этом совете, данном Н.Н. Шебеко и В.И. Гурко, повлиять на английских рабочих, была скрытая ирония. Лицо просто не вполне разбиралось в русских делах, а может быть, и в своих? Узнав, что делегация собирается в Париж, оно просветлело.
— Это отличная мысль... Теперь все решается в Париже. Там первый министр... Без него ничего не делается, — сказало лицо, в выражении его, в тоне слов „первый министр‟ чувствовалось, каким огромным престижем еще пользовался тогда „валлийский колдун‟.