Джузеппе Каттини со дня ареста Марка был в довольно странном состоянии духа. С одной стороны, согласие Бригитты на брак с ним заставляло его чувствовать себя на седьмом небе от радости, с другой -- от страшных "трех" его кидало в жар и холод. Дело в том, что кабатчик далеко не был уверен в своей безопасности. "Как бы этот проклятый еретик не наплел чего-нибудь на меня", -- думал он, и ему уже мерещилась страшная темница. Он уже почти раскаивался, что подал донос, и вздыхал о счастливом времени, когда не нужно было заботиться ни о каких "трех", можно было говорить что угодно и чувствовать себя в полнейшей безопасности. Теперь приходилось следить за каждым словом: жест, который сделал инквизитор, хорошо запомнился ему. Поэтому всякий раз, когда заходила речь о Марке, Каттини становился, действительно, "нем как рыба", по выражению Джованни. Даже с Бригиттой он не разговаривал о нем, как ни старалась та навести разговор на это. Единственным его утешением являлась мысль, что Марк погиб безвозвратно, и, если иногда, в минуту опасений, он раскаивался, что подал донос, то гораздо чаще злобная радость заставляла замирать его сердце, когда он представлял себе картину казни Марка; ему мерещились дымные облака, языки пламени и посреди них искаженное муками прекрасное лицо "северного еретика" -- Джузеппе все еще думал, что Марка приговорят к публичному сожжению; он плохо знал обычаи "трех", девизом которых было: суд скорый и тайный.
От всех своих волнений Каттини отдыхал, когда был с Бригиттой. С этой девушкой произошла удивительная перемена. Куда девалась ее недавняя холодность, почти ненависть к нему? Она казалась такою любящей, была так ласкова к нему, что толстяк часто, видя перед собой искристые, ласково смотрящие на него глазки Бригитты, спрашивал себя, не сон ли это. А девушка с каждым днем становилась все более ласковой, ее разговоры с ним делались все более задушевными: она говорила с ним уже как будущая жена. Для нее самые скучные дела его, казалось, были ей очень занимательны, и она расспрашивала о них с живейшим интересом.
Порою она принималась строить планы предстоящей жизни со своим "милым муженьком", как она будет его ласкать, целовать, исполнять его малейшее желание. Каттини в это время только самодовольно пыхтел и таращил глаза.
Обыкновенно, едва Джузеппе входил в комнату и замечал "невесту", лицо его расплывалось в улыбку, а своим тусклым глазам он старался Придать выражение нежности и почему-то для этой цели часто-часто моргал красноватыми веками и вращал воспаленными белками -- он, кажется, находил, что это очень ему к лицу, -- но однажды, это было дней через пять после ареста Марка, он пришел очень мрачным. Не было ни обычной улыбки, ни вращения белков.
Бригитта сразу заметила перемену, происшедшую в настроении духа своего "жениха", но пока не показала вида и защебетала, как птичка.
-- А! вот и ты, мой милый! Я так ждала тебя! Что это, думаю, не идет мой Джузеппе. Верно, дела задержали? Да?
-- Да, дела.
-- А матушки нет дома: ушла с утра. Да это и лучше -- нам свободнее. Что же ты, Джо, не подойдешь, не поцелуешь меня?
Каттини даже покраснел от удовольствия.
-- Вот так, давно бы так! Крепче целуй, крепче! Теперь ты повеселел, раньше, показалось мне, ты был не в своей тарелке. А? Признавайся!
-- Был грех.
-- А! Видишь! Я угадала. Я сейчас замечу, если в моем Джо перемеца. Отчего ты был не в духе?
-- Так... Дела, знаешь...
-- Это -- не ответ. Ты должен со мною быть откровенным. Слышишь, Джо? А то я рассержусь... Да! Я все собираюсь спросить -- скоро сожгут этого еретика? Ах, если б ты знал, как я его ненавижу! Когда его будут сжигать, я сама подкину лишнюю вязанку дров в его костер.
-- В том-то и беда, что его не будут сжигать.
-- Да неужели? -- Бриггита сделала удивленные глаза. -- Помилуют?
-- Нет. А только тайно казнят.
-- Экое горе! Да, может быть, ты ошибся?
-- Нет! Я узнал от сведущего человека.
-- Кто же он?
-- Тюрем... Его зовут Эрнесто.
-- Ты не договорил, Джо! Я рассержусь на тебя.
-- За что?
-- Ты не хочешь быть со мною откровенным. Чего ты боишься? Выдам я тебя, что ли? Я -- твоя будущая жена. Кто этот Эрнесто? Тюремщик? Ты не договорил.
-- Ах, Гитта, если б ты знала...
-- Я и хочу знать! Что за страхи такие со мной! Слава Богу, кажется, ты мог видеть, что я люблю тебя непритворно.
-- В этом я убежден.
-- Вот видишь. И еретика я ненавижу не меньше твоего. Тебя, может быть, останавливает то, что я прежде его сильно любила! Да, я не отпираюсь, я его любила, но тем более теперь его ненавижу. Джо! Не забывай -- ты не только мой будущий муж, ты также и союзник мне в мести.
-- Я знаю это.
-- Ну, так чего же ты молчишь? Говори откровенно, кто это такой Эрнесто?
-- Тюремщик.
-- Марка?
-- Да.
-- Как ты-то его узнал?
-- Гм... С деньгами все узнаешь.
-- В какой тюрьме еретйк заключен? В piombi? В тюрьме Антонио?
-- Ни там, ни тут.
-- Ты хотел быть откровенным.
-- Я и откровенен.
-- Это и видно!
-- Я говорю правду: ни в тех, ни в других тюрьмах его нет.
-- Так где же он?
-- Откровенничая с тобой, знаешь, чем я рискую?
-- Ну?
-- Своей головой.
-- Будь спокоен, я тебя слишком люблю, чтобы выдать. Так где же спрятан еретик?
-- В палаццо Дожей, в камероттах!
-- В камероттах?
-- Ну, да. Камеротты иначе pozzi [колодцы], разве не знаешь?
-- Ах, да, да! Я слышала. Говорят, это -- ужаснейшая тюрьма. Ни света, ни воздуха!.. -- говоря это, Бригитта вздрогнула. -- Брр!.. Страшно! -- добавила она.
-- Да! Попасть туда не дай Бог никому... кроме Марка.
-- Ему поделом! Что же говорил, тебе Эрнесто?
-- Он десять лет там служит, знает порядки. Он говорит, что "три" не любят открытых казней. Такие еретики, как Марк, встречались уже. Их просто обезглавливали в тюрьме же, а потом бросали в канал.
-- Фу! Как страшно! Как это ты ухитрился познакомиться с Эрнесто?
-- Сумел!
-- Положим, при твоем уме... А только ты мне не ответил.
-- Я сам слышал, как инквизитор приказал отправить Марка в camerotti.
-- Так что же?
-- Экая недогадливая! Я узнал, где собираются тюремщики камеротт. Ведь и они -- люди, выпить хочется.
-- Удивляюсь твоей сметливости! Где же они собираются?
-- В кабачке Антонио Санто.
-- Этого мало, надо было найти между ними тюремщика Марка.
-- Я переугощал их всех. Наконец напал на Эрнесто. Он сам мне сказал, что у него содержится еретик.
-- Собственно, зачем тебе было это нужно?
-- Хотелось узнать, каково-то "проклятому" в тюрьме. Пытают его ежедневно.
-- Я думаю, он плачет и стонет?
-- Представь, нет! Сам Эрнесто удивляется -- ни одного стона.
-- Тут не без чар -- может быть, он и боли не испытывает! Скажи, пожалуйста, этот Эрнесто такой высокий, черный?
-- Ой, нет! Малорослый и волосы светлее, чем мои.
-- Как будто я видела такого... Старик?
-- Не старик, но уже с проседью.
Бриггита порывисто обняла Каттини.
-- Ах, милый мой! Хорошо, что мы с тобой свободны и нам не грозят никакие тюрьмы. Ну, что твое расположение духа? Лучше ли?
-- Оно отличное.
-- То-то. Я рада этому.
Она крепко поцеловала Джузеппе в его багровую щеку. Кабатчик, конечно, и не подозревал, чему она радовалась, и был в восхищении от ее любви к нему.