Первые русскіе въ Мервѣ.
Причину появленія русскихъ въ Закаспійскомъ краѣ и столкновенія съ воинственными текинцами наше министерство иностранныхъ дѣлъ объясняетъ такимъ образомъ въ своемъ оффиціальномъ изданіи {"Переговоры между Россіей и Великобританіей 1872--1885 гг."}:
"Необходимость обезпечить безопасность и благоустройство средне-азіатскихъ окраинъ Россіи и открыть для русской торговли вовне пути въ Среднюю Азію побуждала наше правительство заботиться объ упроченіи своего вліянія на востокѣ отъ Каспійскаго моря. Первый рѣшительный шагъ въ этомъ направленіи былъ сдѣлавъ въ концѣ 1869 года занятіемъ Красноводска, не замедлившимъ поставить насъ въ непосредственное соприкосновеніе съ однимъ изъ наиболѣе многочисленныхъ туркменскихъ племенъ -- текинскимъ, издавна славившимся своими дерзкими набѣгами на сосѣднія страны и, въ особенности, на сѣверо-восточныя области Персіи. Старанія ваши положить конецъ хищничеству текинцевъ путемъ нравственнаго на нихъ воздѣйствія не привели въ желаемому результату, и столь же мало успѣха имѣли и наши частныя военныя рекогносцировки, направленныя въ ахалъ-текинскій оазисъ. Способствуя укрѣпленію въ текинцахъ убѣжденія въ ихъ непобѣдимости, полумѣры эти лишь усугубляли ихъ дерзость, и, для водворенія въ степяхъ порядка и безопасности, мы очутились, наконецъ, въ необходимости прибѣгнуть къ единственному, возможному по отношенію къ средне-азіатскимъ разбойничьимъ населеніямъ, средству -- окончательному занятію страны ихъ. Цѣль эта была достигнута въ январѣ 1881 года взятіемъ Геокъ-Тепе"...
Въ крѣпости подъ этимъ названіемъ заперся весь ахалъ-текинскій народъ съ женами, дѣтьми и имуществомъ, и, защищая свою свободу, достояніе и семью, бился съ вынужденнымъ героизмомъ безъисходнаго отчаянія, погибалъ тысячами...
Павшій оплотъ текинцевъ не пришлось занимать нашимъ войскамъ. Весь изрытый норами, въ которыхъ защитники и ихъ семейства укрывались отъ русскихъ снарядовъ, переполненный свѣжими могилами и массой неубранныхъ труповъ людей и животныхъ, валявшихся среди всякихъ отбросовъ, онъ представлялъ такую арену ужасающаго смрада и міазмовъ, что о какой бы то ни было дезинфекціи здѣсь не могло быть и рѣчи. Его пришлось бросить немедленно.
Войска наши, почти на плечахъ бѣгущихъ текинцевъ, продвинулись на востокъ еще верстъ на сорокь-пять и расположились около аула Асхабадъ, среди садовъ, сулившихъ сравнительно лучшія гигіеническія условія. Сюда же стеклись, слѣдующіе за войсками подобно акуламъ, разные торговцы и искатели наживы.
Тѣ и другіе принялись лихорадочно мастерить себѣ разныя укрытія въ видѣ землянокъ и шалашей, и такимъ образомъ началъ возникать зародышъ административнаго центра Закаспійской области, русскій Асхабадъ.
Время сглаживаетъ впечатлѣнія даже наиболѣе трудныхъ изъ походовъ, какимъ безспорно былъ, за послѣднія тридцать лѣтъ, хивинскій 1873 года. Но тотъ, кому пришлось жить въ Асхабадѣ въ первый годъ послѣ паденія Геокъ-Тепе, думаю, и въ гробъ съ собою унесетъ еще свѣжими подавляющія впечатлѣнія неприглядной обстановки, окружавшей тогда недавнихъ побѣдителей!.. Помню, какъ сейчасъ, подъ свинцовыми тучами поздней дождливой осени, на равнинѣ точно затопленной, среди невылазной грязи, едва выглядывали тамъ и сямъ изъ-за глинобитныхъ оградъ наскоро возведенныя сырцовыя сакли и верхушки грязныхъ палатокъ, по сторонамъ которыхъ дымились закопченныя и ободранныя кибитки наиболѣе счастливыхъ изъ отряда. Среди всего этого какъ тѣни бродили, шлепая по грязи, наши военные всевозможныхъ ранговъ и положеній...
Таковъ былъ лагерь, въ центральной части котораго наивные туркмены и персы рыли глубокій ровъ только-что заложеннаго укрѣпленія. Нѣсколько въ сторонѣ отъ него ютилась едва возникшая торговая часть Асхабада, представляя собою также невообразимый хаосъ укрытій всякаго рода, -- кибитокъ, палатокъ, землянокъ и простыхъ навѣсовъ, между которыми особенно характерны были балаганы, сволоченные изъ подручнаго и единственно-обильнаго матеріала, -- изъ ящиковъ съ черными клеймами чуть не на каждой доскѣ:. "Штритеръ", "Завода Смирнова" или "Вдовы Попова"... Людъ, сновавшій среда этого xaoсa, былъ настолько разношерстъ, что едва ли и вавилонское столпотвореніе могло представить болѣе пеструю смѣсь "одеждъ и лицъ, племенъ, нарѣчій, состояній". Безъ преувеличенія, тутъ фигурировали, въ большемъ или меньшемъ количествѣ, въ видѣ простыхъ торгашей или сомнительныхъ дѣльцовъ и авантюристовъ, темные представители всѣхъ восточныхъ и западныхъ народовъ отъ береговъ Сены и до Инда.
Но особенно удручающее впечатлѣніе между всѣми производили текинцы. Потерявъ подъ Геокъ-Тепе весь свой скотъ, всѣ свои запасы и имущество, выбѣжавъ оттуда чуть не съ голыми дѣтьми на рукахъ и поздно вернувшись въ своимъ ауламъ изъ Мерва, Теджена и песчаныхъ пустынь, въ которыхъ скрывались первые мѣсяцы послѣ погрома, текинцы эти не успѣли засѣять своихъ полей и, лишенные поэтому какихъ бы то ни было жизненныхъ запасовъ, голодали буквально всѣмъ народомъ... Едва прикрытые невозможными лохмотьями, они шатались по Асхабаду цѣлыми толпами и, не различая офицеровъ отъ солдатъ, молча протягивали свои исхудалыя руки въ тѣмъ и другимъ.
Баронъ Аминовъ, временно остававшійся тогда за командующаго войсками, дѣлалъ все возможное для того, чтобы помочь бѣдному народу, -- дарилъ свое, собиралъ пожертвованія, выдавалъ что только было можно изъ казенныхъ складовъ на пищу и одежду, -- но всего этого было все-таки недостаточно, и смерть начала жестоко опустошать текинскіе аулы, въ особенности когда вскорѣ въ голоду присоединилась зима, застигшая народъ почти безъ крова и топлива... Суровая, чисто-русская зима, со снѣжными вьюгами и трескучими морозами, наступившая уже въ концѣ ноября, была совершенною новостью въ этомъ краѣ. "Такую и старики наши не помнятъ. Ее, вѣроятно, принесли русскіе", -- говорили туземцы. Войска также встрѣтили эту незванную сѣверную гостью почти подъ открытымъ небомъ, -- если не считать кровомъ ободранную палатку, полусгнившую юломейку или недостроенный баракъ изъ сырой глины, безъ оконъ и дверей, -- и она не замедляла, конечно, подлить горечи въ переполненную и безъ того чашу испытанія асхабадцевъ: пошли разныя болѣзни, и смерть начала похищать жертву за жертвой изъ гарнизона. Ежедневно, бывало, по нѣскольку разъ надрываютъ душу погребальные звуки горниста, открывающаго печальное шествіе на кладбище съ двумя-тремя некрашенными гробами... Чтобы избавить себя отъ этой музыки, кто только могъ -- рвался съ разсвѣтомъ изъ постылаго жилья, и дни большинства проходили подъ навѣсами маркитантовъ, гдѣ съ нихъ драли за все невѣроятныя цѣны.
Не могу не упомянуть еще объ одномъ чрезвычайномъ обстоятельствѣ, отравившемъ наше существованіе въ тотъ злополучный годъ, -- о "нашествіи полчищъ Тимучина", какъ называли офицеры невѣроятное количество полевыхъ крысъ, появившихся въ Асхабадѣ и въ окрестныхъ аулахъ. Это былъ врагъ просто непобѣдимый. Ихъ убивали тысячами, заливали кипяткомъ или затопляли норы, а число ихъ только росло. Они превратили въ рѣшето всю мѣстность, десятками взбирались по ночамъ на спящихъ, а къ утру оказывались перегрызанными -- сегодня чемоданы или сапоги, завтра -- околыши, воротники, погоны или переплеты книгъ. У офицеровъ и солдатъ почти не оставалось ничего цѣльнаго изъ этихъ предметовъ, и всѣ ходили со слѣдами работы крысъ...
Обстановка, словомъ, была ужасная. Какое впечатлѣніе она производила на самого Скобелева, видно изъ того, что передъ отъѣздомъ въ Россію, обозрѣвая въ послѣдній разъ съ асхабадскаго кургана зародышъ будущаго города, онъ, говорятъ, съ грустью произнесъ:
"О, сколько здѣсь людей сопьется,
И сколько съ толку ихъ собьется!.." *)
* По другимъ разсказамъ, Скобелевъ сказалъ:
"О, сколько здѣсь мужей сопьется,
И сколько женъ съ, пути собьется!.."
Слова эти оказались пророчествомъ, по крайней мѣрѣ, относительно перваго года. Жизнь въ Асхабадѣ, да и вообще на всемъ Ахалѣ, при полномъ отсутствіи какихъ-либо разумныхъ развлеченій, сложилась въ ту пору въ столъ неприглядныя рамки, представляла столько гнетущихъ невзгодъ и лишеній, что вырваться изъ этой обстановки сдѣлалось мечтою каждаго и, быть можетъ, мысль о пулѣ приходила не одному изъ тѣхъ, которые считали свое положеніе безъисходнымъ. Я былъ въ иномъ положеніи, и о пулѣ не думалъ. Но, однако, жажда какой-либо разумной дѣятельности волновала меня настолько, что я радъ былъ бы промѣнять тоскливое фланированіе по грязному Асхабаду на самое даже рискованное предпріятіе. И случай подвернулся...
Въ концѣ января 1882 года торжественно хоронили въ Асхабадѣ молодого офицера гвардейской артиллеріи, Савельева, застрѣлившагося незадолго передъ тѣмъ въ Кизилъ-Арватѣ. На поминкахъ, бывшихъ послѣ этого у артиллеристовъ, меня отвелъ въ сторону баронъ Аминовъ.
-- Я хочу вамъ предложить нѣчто весьма интересное, -- началъ онъ.-- Помню, вы какъ-то говорили, что охотно посѣтили бы Мервъ. Теперь, московскій богачъ Коншинъ хочетъ попытаться завязать торговыя сношенія съ Мервомъ и снаряжаетъ для этого караванъ, который вѣроятно не замедлитъ выступить отсюда съ его приказчикомъ Косыхомъ. Представляется прекрасный случай посѣтить эту страну, въ которой еще не былъ ни одинъ изъ русскихъ. Прошлое Мерва имѣетъ свою литературу. Но что этотъ сосѣдъ нашъ представляетъ въ настоящее время, -- намъ совершенно неизвѣстно. Является настоятельная необходимость его изслѣдованія. Васъ я считаю особенно подходящимъ для этого: вы знаете языкъ туркменъ и одной религіи съ ними, что, конечно, не мало облегчитъ дѣло сношенія съ народомъ. Сверхъ того, вы пишете и рисуете, а слѣдовательно, съумѣете воспользоваться представившимся матеріаломъ. По всему этому я рѣшился предложить вамъ, не хотите ли ѣхать въ Мервъ съ караваномъ Коншина? Предупреждаю, что это не приказаніе, и что вы должны приготовиться къ разнымъ случайностямъ, такъ какъ васъ могутъ принять... далеко не съ хлѣбомъ-солью.
-- Безконечно вамъ благодаренъ, г. полковникъ!-- отвѣчалъ я.-- Я еще недавно читалъ "Исторію Трансоксаніи" Вамбери, интересуюсь Мервомъ какъ нельзя болѣе и поѣду съ восторгомъ...
-- Прекрасно. Я долженъ еще сказать вамъ, -- продолжалъ баронъ, -- что отправляться въ качествѣ офицера не удобно въ настоящее время. Вамъ прядется переодѣться и замаскировать себя ролью хотя бы прикащика при караванѣ.
-- Согласенъ и на это.
-- Въ такомъ случаѣ, -- заключилъ баронъ, -- я сегодня же протелеграфирую объ этомъ князю Дондукову. Разрѣшеніе вѣроятно не замедлитъ. Готовьтесь въ дорогу и храните пока все это въ тайнѣ... Да, съ вами, вѣроятно, отправится еще одинъ офицеръ, хорунжій Соколовъ. Вы знаете его?
-- Знаю и очень радъ...
На этомъ мы разстались, и я поспѣшилъ домой, точно предстояло выѣхать черезъ нѣсколько минутъ... Недавно прочитанные разсказы Вамбери объ историческихъ судьбахъ Мерва пробудились въ моей памяти съ необыкновенною живостью. Воображеніе рисовало картины интересной terra incognita, пользовавшейся въ древности громкою извѣстностью, называемой "цвѣтущею" еще историкомъ Александра, а персидскими историками -- не иначе, какъ "Шахъ-и-джаганъ" (царь вселенной). Мысленно я уже носился среди грандіознихъ развалинъ древнихъ городовъ, видѣвшихъ въ своихъ стѣнахъ господство всевозможныхъ религіозныхъ культовъ, не исключая и христіанства, и въ которыхъ процвѣтаніе наукъ не разъ смѣнялось разрушеніемъ и ужасными кровопролитіями завоевателей востока. Я точно видѣлъ передъ собой гробницы разныхъ Алпъ-Арслановъ, наводившихъ ужасъ на самую Византію и уводившихъ въ плѣнъ ея императоровъ. Мнѣ почему-то казалось, наконецъ, что военная экспедиція въ Мервъ стоятъ на ближайшей очереди нашихъ предпріятій въ Средней Азіи, и это обстоятельство еще болѣе подстрекало мое возбужденное любопытство. Мысль о томъ, что я могу остаться при своемъ любопытствѣ и, въ придачу, лишиться головы, мнѣ не приходила. Я, словомъ, горѣлъ нетерпѣніемъ. вскочить скорѣе на лошадь и мчаться къ Мерву...
Такъ прошло нѣсколько дней. Въ послѣднихъ числахъ января 1882 года было получено требуемое разрѣшеніе начальства, и дѣло снаряженія каравана пошло быстро. Товары затюкованы, верблюды наняты. Для сопровожденія каравана выбраны изъ служащихъ въ милиціи ахалъ-текинцевъ и мервцевъ 12 болѣе или менѣе надежныхъ джигитовъ; сдѣланы запасы, готова костюмировка.
Наканунѣ нашего выѣзда, Соколовъ и я были приглашены къ барону Аминову. Напутствовавъ насъ весьма дѣльными совѣтами относительно поведенія въ предстоявшемъ путешествіи, онъ прочелъ и передалъ вамъ секретную инструкцію, которая начинается такъ:
"Разрѣшая вамъ, господа, ѣхать съ торговымъ караваномъ въ Мервъ, предоставляю вамъ честь быть первыми русскими изслѣдователями одной изъ незнакомыхъ намъ странъ. Руководствуясь при этомъ искреннимъ желаніемъ, чтобы увѣнчалось полнымъ успѣхомъ это интересное и славное дѣло, сопряженное съ опасностью, и потому налагающее на меня громадную нравственную отвѣтственность, -- считаю себя въ правѣ напомнить вамъ, что только при единодушномъ дѣйствіи и дружескихъ отношеніяхъ вы можете добиться желанныхъ результатовъ. Вполнѣ разсчитывая и въ этомъ отношеніи на свой выборъ, я ограничусь указаніемъ цѣли и начертаніемъ общей программы дѣйствій, предоставляя вамъ самимъ выборъ средствъ и распредѣленіе занятій. Помните, господа, при выполненіи вашей задачи, что туркмены, несмотря на кажущуюся наивность, необыкновенно проницательны. Поэтому, въ интересахъ дѣла и во избѣжаніе какихъ бы то ни было осложненій, необходимо сохраненіе полнаго инкогнито. Не забывайте, что довѣренный г. Коншина, Северіанъ Косыхъ, долженъ быть въ глазахъ туркменъ начальникомъ каравана, а вы -- его помощниками. Если, какъ я думаю, г. Косыхъ будетъ стѣсняться входить въ свою роль по отношенію къ вамъ, -- напоминайте ему, способствуйте этому сами".
"Прежде всего обращаю ваше вниманіе на слѣдующее обстоятельство, -- говорится въ первомъ пунктѣ инструкціи:-- мы имѣемъ нѣкоторыя свѣдѣнія о Мервѣ временъ Зороастра, Александра, Чингиса, Тамерлана и Надира. Затѣмъ знаемъ только одно, что, около столѣтія тому назадъ, страна эта захвачена туркменами и превращена въ обширное гнѣздо необузданныхъ разбойниковъ, куда воспрещенъ всякій доступъ христіанамъ. Желателенъ возможно обстоятельный отвѣтъ, -- что такое современный Мервъ, что онъ представляетъ въ географическомъ и политическомъ отношеніяхъ, кто тамъ властвуетъ и къ кому надо обращаться въ нужныхъ случаяхъ?"
Далѣе на десяти страницахъ слѣдуетъ изложеніе по пунктамъ всего того, что вамъ предстояло выполнить. Въ двухъ словахъ, поставленныя задачи сводились къ подробному описанію пройденныхъ путей, ко всестороннему изслѣдованію Мервскаго оазиса, съ нанесеніемъ всего видѣннаго на карты, планы и маршруты, и, наконецъ, -- къ собиранію разспросныхъ свѣдѣній обо всемъ, что имѣетъ какое-либо соотношеніе къ Мерву и можетъ представить интересъ въ отношеніи научномъ или спеціально-военномъ.
Наконецъ всѣ приготовленія были окончены, и 3-го февраля караванъ нашъ, состоявшій изъ 20-ти верблюдовъ, навьюченныхъ преимущественно краснымъ московскимъ товаромъ, съ 5-ю вожаками, выступилъ въ сторону Гяурса. Косыхъ же, Соколовъ и я, сбрили свои головы, подстригли бороды на текинскій ладъ, нарядились во все текинское и выѣхали въ догонку за караваномъ только на другой день. На время путешествія мы перемѣнили и свои фамиліи: Косыхъ назвался Северинъ-баемъ, Соколовъ -- Платонъ-агой, а я -- Максутомъ, казанскимъ татариномъ. Несмотря, однако, на всю эту комедію, мы далеко не напоминали истыхъ номадовъ. Въ особенности наружность Косыха невольно переносила воображеніе въ кумачный рядъ нижегородской ярмарки...
Такъ или иначе, послѣ сердечныхъ проводовъ съ пѣснями и музыкой, мы сѣли на коней и втроемъ выѣхали изъ Асхабада, напутствуемые всякими пожеланіями собравшихся друзей и знакомыхъ. Постепенно удаляясь, мы видѣли еще нѣсколько минутъ, какъ подъ звуки "марша добровольцевъ" поднимались платки и фуражки, и, вѣроятно, не у меня одного зашевелился въ это время жгучій вопросъ, -- увидимся ли мы съ этими добрыми людьми?..
За асхабадскими садами къ намъ присоединились джигиты, высланные сюда заранѣе, чтобы слишкомъ шумные наши проводы не дали имъ возможности заподозрить въ насъ военныхъ. Эта предосторожность была необходима, такъ какъ нѣкоторые джигиты были уроженцы Мерва, а другіе провели тамъ нѣкоторое время въ бѣгствѣ послѣ геокъ-тепенскаго погрома; слѣдовательно, особенно полагаться на ихъ преданность не было основанія. Они знали одного Косыха и никогда не видѣли меня и Соколова. Теперь мы представились имъ въ качествѣ приказчиковъ, прибывшихъ въ Асхабадъ съ товаромъ только наканунѣ...
Начавшееся такимъ образомъ путешествіе наше, исполненное всевозможныхъ опасностей и приключеній, длилось два мѣсяца. Обстоятельства сложились въ началѣ крайне неблагопріятно; пришлось преодолѣть массу затрудненій, и наша жизнь, и судьба каравана въ такой степени висѣли иногда на волоскѣ, что теперь, по прошествіи 22-хъ лѣтъ, мнѣ самому кажется невѣроятнымъ, что мы возвратились цѣлыми... Тѣмъ не менѣе, намъ удалось не только проникнуть въ Мервъ и добиться разрѣшенія провести въ немъ три недѣли, -- что было вполнѣ достаточно для достиженія главной вашей цѣли, -- но даже войти въ тайныя сношенія съ нѣкоторыми изъ мѣстныхъ воротилъ... Описывать вашу поѣздку шагъ за шагомъ я не стану, такъ какъ это было бы ненужнымъ повтореніемъ: она разсказана въ цѣломъ рядѣ моихъ статей, появившихся, въ 1882 г., въ "Москов. Вѣд." подъ заглавіемъ "Русскіе въ Мервѣ" {Статьи эти были также перепечатаны въ "Кавказѣ" и, въ англійскомъ переводѣ, въ книгѣ Марвина "The Russians at Merv and Herat", а походные наброски къ нимъ -- во "Всемірной Иллюстраціи".}, а результаты ея изложены въ моей книгѣ "Мервскій оазисъ и дороги, ведущія къ нему", изданной въ томъ же году военно-ученымъ комитетомъ главнаго штаба. Лично для меня важнѣйшимъ результатомъ посѣщенія Мерва было то обстоятельство, что въ головѣ моей гвоздемъ засѣла мысль о возможности мирнаго присоединенія къ Россіи этого края. Эту увѣренность я выразилъ, между прочимъ, еще въ началѣ 1883 г., въ письмахъ къ генералъ-лейтенантамъ Фельдману и Стебницкому, и не прошло послѣ того и года, какъ уже послѣдовало блестящее ея осуществленіе...
Прежде чѣмъ, однако, перейти къ разсказу объ обстоятельствахъ присоединенія Мерва, для большей ихъ ясности, считаю необходимымъ посвятить слѣдующую главу бѣглому очерку того, что представлялъ этотъ край въ послѣдніе годы его независимаго существованія.