Нѣсколько словъ о прошломъ Мерва и послѣднихъ годахъ его независимости.
Мервъ, извѣстный у грековъ подъ именемъ Маргіаны, упоминается въ глубочайшей древности. Такъ, Зороастръ, -- эпоху жизни и дѣятельности котораго одни историки относятъ за шесть, другіе за цѣлыхъ тринадцать вѣковъ до Р. X., а классическіе писатели даже въ фантастическую древность, за пять тысячъ лѣтъ до троянской войны {Усларъ, стр. 105.}, -- въ своемъ "Вендидадѣ", въ числѣ "раеподобныхъ странъ благодати и изобилія", созданныхъ творческою силою Ормузда, упоминаетъ послѣ Айріаны и Сугда (Ирана и Бухары) "благословенный, крѣпкій и чистый Марвъ".
Во второмъ, приблизительно, вѣкѣ до Р. X. сюда вторгаются турки, разрушаютъ греко-бактрійское владычество и приносятъ съ собою изъ Тибета буддизмъ, который вытѣсняетъ ученіе Зороастра.
За буддизмомъ сюда проникаетъ христіанство несторіанъ, изгнанныхъ изъ Византіи. Въ 334 г. послѣ Р. X. мы уже видимъ архіепископію въ Мервѣ, который въ 420 году былъ даже возведенъ на степень мѣстопребыванія митрополита. Христіанство держится здѣсь до половины седьмого столѣтія, т.-е. до появленія арабовъ, а съ ними и исламизма.
Развалины древнѣйшаго Мерва, обнесенныя чудовищными валами и видѣвшія въ своихъ стѣнахъ магизмъ, буддизмъ и христіанство, лежатъ теперь въ тридцати верстахъ въ СВ. отъ нынѣшняго Мерва и носятъ названіе "Гяуръ-кала", т.-е. крѣпости невѣрныхъ. Рядомъ съ нимъ арабы возвели другой Мервъ, развалины котораго сохранились еще болѣе, -- извѣстный теперь подъ именемъ "Султанъ-Санджаръ кала". Въ продолженіе многихъ вѣковъ онъ служилъ резиденціею хорасанскаго намѣстника багдадскихъ халифовъ и крупнымъ центромъ исторической жизни Средней Азіи. "Арабскіе завоеванія, -- говоритъ историкъ, -- низвели весь Туркестанъ на степень составной части Хорасанской провинціи, и Бухара, и гордая столица на Заравшанѣ, богатый Бикендъ, и промышленная Фергана стали слушаться приказаній, раздававшихся изъ Мерва-шахъ-и-джаганъ, т.-е. Мерва-царя вселенной".
Изъ Мерва былъ нанесенъ смертельный ударъ ученію Зороастра. Онъ же послужилъ колыбелью ислама въ Средней Азіи и, между прочимъ, здѣсь же, въ 767 году, выступилъ съ своимъ ученіемъ извѣстный пророкъ Моканна, уроженецъ Мерва, -- съ ученіемъ, поднявшимъ такой ураганъ, который грозилъ вырвать съ корнемъ ученіе арабскаго пророка. Моканна объявилъ себя, ни больше, ни меньше, какъ богомъ всѣхъ міровъ, владыкой власти, блеска и истины, и вызвалъ съ арабами борьбу, которая продолжалась болѣе пятнадцати лѣтъ и сопровождалась потрясеніемъ, оставившимъ слѣды на много вѣковъ. Онъ погибъ подъ Самаркандомъ въ 781 году, послѣ пораженія 50 тысячъ его послѣдователей. Преданіе о мервскомъ пророкѣ живетъ на его родинѣ и до настоящаго времени.
Цѣлое тысячелѣтіе еще послѣ смерти Моканны Мервъ продолжалъ представлять благословенную страну, хотя многократно бывалъ за это время ареною войнъ и междоусобій, и жестоко пострадалъ отъ сокрушительныхъ урагановъ, вызванныхъ въ исторіи Азіи Чингисъ-ханомъ, Тамерланомъ и Надиромъ. Останавливаться надъ перипетіями этого періода значило бы слишкомъ удалиться отъ нашей цѣли. Ограничимся поэтому замѣткой, что въ дни послѣдняго изъ этихъ завоевателей, Надира, возникъ въ Мервѣ третій городъ, сравнительно свѣжія развалины котораго, лежащія во сосѣдству съ двумя предыдущими, носятъ названіе "Байрамъ-Али-кала".
Въ срединѣ XVII столѣтія территорія Мерва, равная половинѣ нынѣшней Франціи, обнимала низовья двухъ смежныхъ рѣкъ Средней Азіи, Мургаба и Герируда, и представляла совершенно иную картину, чѣмъ бывшія составныя ея части, получившія во второй половинѣ прошлаго столѣтія названія отдѣльныхъ оазисовъ: Мервскаго, Іолатанскаго, Пендинскаго, Саракскаго и Тедженскаго. Начиная съ границы Авганистана, около Меручака, и на протяженіи слишкомъ 300 верстъ, прибрежья Мургаба составляли сплошной культурный районъ съ искусственнымъ орошеніемъ, съ богатою растительностью, съ прекрасными постройками и съ осѣдлымъ иранскимъ населеніемъ. Такую же картину представляли земли, прилегающія въ Герируду, начиная отъ Зюльфугара и до самыхъ низовьевъ этой рѣки. Объ этомъ свидѣтельствуютъ, помимо источниковъ персидскихъ, разбросаниыне по странѣ и болѣе или менѣе еще и теперь сохранившіеся остатки укрѣпленныхъ городовъ, цистернъ, гробницъ, мечетей, бань, каравансараевъ, мостовъ, акведуковъ и т. п.
Въ такомъ цвѣтущемъ состояніи упомянутый районъ, съ двумя главными городами, Мервомъ и Сараксомъ, служилъ аванпостомъ Ирана противъ Турана до 1784 года, когда на престолъ сосѣдней Бухары вступилъ эмиръ Маасумъ. Этотъ государь, называемый "дервишемъ на престолѣ", задумалъ истребленіе шіитовъ, и съ этою цѣлью предпринялъ на Мервъ рядъ набѣговъ, которые окончились въ 1788 году такими ужасными послѣдствіями для края, что даже восточный историкъ находитъ свое перо безсильнымъ для ихъ описанія. Городъ былъ разрушенъ до основанія, сады вырублены, весь оазисъ превращенъ въ пустыню. Часть населенія, оставшаяся послѣ безпощаднаго избіенія, была переселена за Аму-дарью, а другая разбѣжалась въ Герату и Мешеду, гдѣ потомки ихъ извѣстны до сего времени подъ именемъ "кюна-мара", или старомервцевъ. Чтобы воспрепятствовать и на будущее время возникновенію Мерва и воздѣлыванію почвы въ этой странѣ, узбеки разрушили даже старинную, существовавшую много вѣковъ, плотину "Бенди-Султанъ", направлявшую въ оазисъ воды Мургаба. Словомъ, "могучій и священный Мервъ" Зороастра, "Шахъ-и-джаганъ" восточныхъ историковъ, извѣстный своимъ цвѣтущимъ состояніемъ еще во времена похода въ Бактрію ассирійскаго царя Ниневія, послѣ нѣсколькихъ жестокихъ ударовъ бухарскаго благочестиваго вандала превратился въ такую пустыню, что всѣ тѣхъ поръ, -- говоритъ Вамбери, -- отъ гордой въ древности Маргіаны поднимаются на монотонномъ степномъ ландшафтѣ только груды развалинъ, какъ свидѣтельницы прошлаго величія". Такъ кончилъ свое существованіе культурный оазисъ, и въ сторонѣ отъ его развалинъ возникъ впослѣдствіи только разбойничій притонъ номадовъ, который кромѣ имени не имѣетъ ничего общаго съ древнимъ Мервомъ...
Въ образовавшейся такимъ образомъ пустынѣ появились впослѣдствіи полудикіе туркмены, разныя племена которыхъ вытѣсняли отсюда другъ друга. Конечно, не этимъ хищникамъ суждено было воскресить древнюю физіономію доставшейся имъ страны. Будучи не въ силахъ, благодаря вѣчнымъ между собою раздорамъ, возстановить прежнія ирригаціонныя сооруженія, а слѣдовательно, и воспользоваться готовыми каналами на обширномъ районѣ, они ограничились тѣмъ, что на захваченныхъ земляхъ создали отдѣльные и сравнительно мелкіе оазисы. Громадныя же пространства между ними превратились въ дикія безводныя пустыни, въ которыхъ рыскали среди развалинъ только шайки аламановъ...
Въ началѣ пятидесятыхъ годовъ прошлаго столѣтія мы находимъ Мервъ занятымъ 10--15 тысячами кибитокъ (семействъ) туркменъ-сарыковъ, признавшихъ надъ собою господство Хивы. Въ то же время районъ Саракса занимали, въ числѣ около 40 тысячъ кибитокъ, текинцы, отдѣлившіеся отъ своихъ ахальскахъ соплеменниковъ и номинально признававшіе надъ собою власть Персіи.
Въ 1855 году хивинскій Медеминъ-ханъ задумалъ подчинить текинцевъ своей власти, и съ этою цѣлью двинулся въ Сараксъ, во главѣ, какъ разсказываютъ, 40 тысячъ конницы. Походъ былъ крайне неудачный. Хивинцы потерпѣли страшное пораженіе и бѣжали, оставивъ въ Сараксѣ, въ рукахъ непріятеля, своего убитаго хана, массу плѣнныхъ, оружіе и лошадей. Въ это время они покинули и Мервъ. Черезъ два года послѣ того, раздраженный злоупотребленіями персидскихъ властей, Кошутъ-ханъ, тогдашній глава текинцевъ, внезапно поднялъ свой народъ и перекочевалъ съ нимъ къ Мерву. Пользуясь безначаліемъ, господствовавшимъ въ это время въ Хивѣ, новые пришельцы безъ труда прогнали сарыковъ и заняли всѣ ихъ земли. Съ этихъ поръ текинцы господствовали надъ Мервскимъ оазисомъ, а нѣсколько южнѣе ихъ два оазиса на Мургабѣ, Іолатанъ и Пенде, занимали сарыки.
Въ 1860 году персы также сдѣлали крайне неудачную попытку наказать текинцевъ и вырвать Мервъ, это старинное достояніе ихъ государства, изъ рукъ полудикихъ номадовъ. Ихъ армія, выступивъ изъ Саракса водъ начальствомъ принца Султанъ-Мурадъ мирзы, въ составѣ болѣе 20 тысячъ регулярной пѣхоты, съ 32 орудіями и съ многочисленной иррегулярной конницей, подошла въ лѣвому берегу Мургаба и остановилась противъ существовавшей тогда крѣпости сарыковъ, Порсу-кала. Усиливъ этотъ пунктъ и оставивъ здѣсь подъ прикрытіемъ большую часть своихъ тяжестей, главныя силы персовъ двинулись далѣе по лѣвому берегу рѣки, къ мѣсту расположенія нынѣшней крѣпости Мервъ, или Коушутъ-ханъ-кала. Здѣсь въ то время существовала только кала сарыковъ, хотя и обширная, во крайне слабой профили; въ ней сосредоточились текинцы со всего оазиса, по обыкновенію съ женами, дѣтьми и со всѣмъ имуществомъ. Персы остановились противъ этой калы, на противоположномъ берегу Мургаба, и, окопавшись предварительно, открыли бомбардировку текинскаго оплота, гдѣ произвели среди обороняющихся страшныя опустошенія и почти панику. Боясь наступленія персовъ на правый берегъ, текинцы разрушили мостъ и окончательно ушли съ поля внутрь своей ограды. Но персы точно и не думали воспользоваться результатомъ бомбардировки и произведеннымъ впечатлѣніемъ. Продолжая окапываться, они и въ слѣдующіе дни ограничивались однимъ артиллерійскимъ огнемъ, который теперь уже не производилъ прежняго дѣйствія, такъ какъ текинцы успѣли вырыть почти безопасныя убѣжища для себя и своихъ семействъ. Такъ прошелъ почти мѣсяцъ. Ободренные явною нерѣшительностью своего противника, текинцы сами перешли, наконецъ, къ наступательнымъ дѣйствіямъ. Они вышли изъ калы подъ начальствомъ Коушутъ-хана, быстро навели мостъ черезъ рѣку, передъ самымъ носомъ персидскихъ войскъ, и энергически напали на нихъ среди бѣлаго дня. Результатъ былъ блестящій. Текинцы возвратились съ нѣсколькими персидскими орудіями, а ихъ противники съ своимъ "регулярнымъ" войскомъ понесли громадныя потери и послѣ этого не смѣли выходить изъ-за окоповъ даже за водой въ Мургабу. Противники, такимъ образомъ, помѣнялись ролями, и о наступленіи персовъ уже не могло быть и рѣчи, такъ какъ текинцы, не ограничиваясь первымъ успѣхомъ, продолжали свои нападенія и наносили противникамъ пораженіе за пораженіемъ. Кончилось тѣмъ, что принцъ Султанъ-Мурадъ поднялъ свои войска и направился съ ними обратно въ Порсу. Текинцы только того и ждали. Они вышли изъ калы старъ и младъ, и обрушились на персовъ въ открытомъ полѣ. Пораженіе послѣднихъ было ужасное. Едва нѣсколько сотъ всадниковъ спаслись въ бѣгствѣ съ главнокомандовавшимъ; все остальное бѣжало, побросавъ оружіе и артиллерію, и было или перебито, или взято въ плѣнъ. Преслѣдуя жалкіе остатки персидскихъ воиновъ, текинская конница съ небольшимъ въ сутки достигла Саракса, гдѣ были сдѣланы громадныя заготовленія для арміи Султанъ-Мурада, и, что называется, стерла этотъ пунктъ съ лица земли въ то самое время, когда пѣшіе собратья этихъ туркменъ чинили самый безпощадный разносъ съ войсками и запасами, остававшимися въ Порсу. Таковъ былъ конецъ этого злополучнаго нашествія персовъ. Въ Мервѣ сосредоточилась послѣ этого такая масса плѣнныхъ и оружія, что цѣна на невольника-перса спала съ 300 рублей на 5, а за ружье едва платили два-три крана.
Послѣ трехъ такихъ крупныхъ успѣховъ, какъ пораженіе хивинцевъ, завоеваніе Мервскаго оазиса и пораженіе персидской арміи, Коушутъ-ханъ, который былъ избравъ только предводителемъ во время этихъ событій, остался послѣ нихъ, и до самой смерти, фактическимъ ханомъ той половины текинскаго народа, которая поселилась на земляхъ сарыковъ.
Коушутъ-ханъ былъ далеко не дюжинный человѣкъ между туркменами. Отличаясь представительною внѣшностью и необыкновенной отвагой, онъ считался однимъ изъ ученѣйшихъ людей своего племени и выказалъ замѣчательное умѣнье въ дѣлѣ организаціи и обузданія текинцевъ, которые до него никогда не признавали ни власти, ни порядка.
Вскорѣ послѣ пораженія персовъ, Коушутъ-ханъ сформировалъ въ странѣ полицейскую стражу, состоявшую изъ 2.000 преданныхъ ему нукеровъ, и, опираясь на нее, явился почти неограниченнымъ повелителемъ своего народа. Были случаи, когда онъ произносилъ даже смертные приговоры.
Населеніе Мерва обязано Коушутъ-хану своей ирригаціонной системой, такъ какъ, благодаря его заботливости, была воздвигнута на Мургабѣ громадная плотина. Онъ же началъ постройку нынѣшней, почти чудовищной крѣпости въ 1873 году, полагая, что русскіе пойдутъ изъ Хивы прямо на Мервъ. Оба эти сооруженія носятъ его имя и, по словамъ самихъ текинцевъ, могли возникнуть только благодаря значенію Коушутъ-хана, такъ какъ требовали безплатныхъ усилій многихъ десятковъ тысячъ отъявленныхъ грабителей, почти презирающихъ всякій трудъ. Завѣтная мечта Коушутъ-хана состояла въ томъ, чтобы переселить народъ къ старому Мерву и возобновить этотъ городъ. Онъ уже собирался приступить къ необходимому для этого возобновленію плотины Бенди-Султанъ, когда неожиданная смерть постигла его въ 1878 году.
Послѣ смерти Коушутъ-хана, въ Мервъ былъ приглашенъ изъ Ахала (не всѣмъ, однако, народомъ) не менѣе его популярный, но далеко не столь энергичный старикъ Нуръ-Верды-ханъ. Стража при немъ была распущена, или, вѣрнѣе, разошлась сама. Власть, не опиравшаяся на силу, да еще надъ текинцами, естественно лишилась всякаго значенія при немъ, и онъ умеръ въ началѣ 1880 года.
Послѣ Нуръ-Верды-хана, въ Мервѣ возникли раздоры между разными родами, и званіе хана, но не власть, черезъ каждые нѣсколько мѣсяцевъ послѣдовательно переходило къ Баба-хану, Каджаръ-хану, опять въ Баба-хану и, наконецъ, въ Халли-хану, который носилъ это званіе всего только 5 дней...
Ханы эти оказались одинъ безцвѣтнѣе другого и только способствовали водворенію въ странѣ полнаго хаоса, съ засадами на дорогахъ, съ тайными убійствами и съ явными вооруженными нападеніями цѣлыхъ партій другъ на друга, среди бѣлаго дня. Всякая торговля прекратилась. Караваны если изрѣдка осмѣливались проходить черезъ Мервъ, то только въ сопровожденіи значительнаго наемнаго конвоя, который, случалось, самъ нерѣдко расхищалъ эти караваны и затѣмъ безнаказанно расходился по ауламъ...
Таково было внутреннее положеніе Мерва въ теченіе почти пяти лѣтъ послѣ смерти Коушутъ-хана, и оно повело къ разнымъ попыткамъ извнѣ, для того, чтобы воспользоваться этимъ неустройствомъ края. Такъ, эмиссары изъ Авганистана шныряли по странѣ съ цѣлью подготовить народъ въ признанію власти своего эмира, но безуспѣшно, ибо не имѣли денегъ. Имъ отвѣчали обыкновенно:
"Мы знаемъ обѣщанія авганцевъ. Привезите сначала деньги и исполните хоть часть вашихъ посуловъ. Тогда поговоримъ"...
Не лишенный нѣкотораго значенія въ народѣ, сардаръ изъ колѣна Кара-ерма, Озбекъ-Батыръ, даже отправился въ Кабулъ съ предложеніемъ устроить подчиненіе Мерва Авганистану. Эмиръ Абдуррахманъ сначала обласкалъ его и осыпалъ подарками, а затѣмъ, когда Мервъ присоединился въ Россіи, приказалъ его повѣсить.
Персы прислали въ Мервъ, съ тою же цѣлью, брата дарагезскаго правителя, Сеидъ-Али-хана, миссія котораго также потерпѣла фіаско. За нимъ, впрочемъ, поѣхалъ въ Тегеранъ, для непосредственныхъ переговоровъ, извѣстный предводитель аламановъ, а впослѣдствіи глава рода Бахши, Сары-Батыръ-ханъ. Онъ обѣщалъ персамъ возвратить сорокъ отбитыхъ у нихъ въ 1860 году орудій и кучу другихъ вещей, получилъ тоже кучу подарковъ, и, возвратившись въ Мервъ, только смѣялся надъ легковѣрностью персовъ.
Не безъ политическихъ замысловъ явился въ Мервъ въ 1880 году и ирландецъ О'Донованъ, отважный корреспондентъ "Daily-News ", позже убитый махдистами въ Египтѣ. Болѣе или менѣе неискренніе сторонники Англіи охотно сносились съ нимъ до тѣхъ поръ, пока онъ сорилъ деньгами и подарками; его даже снабдили огромнымъ пергаментомъ съ массой печатей и подписей въ удостовѣреніе того, что мервцы приняли подданство королевы Викторіи. Но деньги и подарки О'Донована скоро истощились, и тогда, покинутый всѣми друзьями, онъ очутился подъ арестомъ у тогдашняго Баджаръ-хана, изъ котораго его выкупилъ за 500 рублей англійскій консулъ въ Мешеди.
Замѣчательно, что этотъ самый Каджаръ-ханъ, такъ низко поступившій съ единственнымъ англичаниномъ, появившимся въ Мервѣ, почти искренно сдѣлался вскорѣ сторонникомъ другой личности, появившейся тамъ же и весьма усердна работавшей въ пользу, какъ утверждали, тѣхъ же англичанъ. Я говорю о Сіяхъ-Пушѣ, темная личность котораго осталась, какъ для васъ, такъ и для туркменъ, почти неразгаданною, несмотря на то, что впослѣдствіи, при занятіи Мерва, онъ попалъ въ наши руки и былъ подвергнутъ всевозможнымъ допросамъ. Но рѣчь о немъ впереди еще...
Въ 1881 году мервцы у же не могли придти въ соглашенію относительно новыхъ претендентовъ на ханство всего народа, и кончилось тѣмъ, что каждый родъ его избралъ своего хана: Векили -- Мехтемъ-Кули-хана, молодого человѣка двадцати-пяти лѣтъ, который, впрочемъ, переселился вскорѣ на Ахалъ и былъ замѣненъ своимъ шестнадцатилѣтнимъ братомъ, Юсуфъ-ханомъ. Большое значеніе среди Векилей имѣла мать послѣдняго, извѣстная Гюль-джамалъ, съ которою мы еще встрѣтимся въ нашемъ повѣствованіи. Затѣмъ, Беки избрали своимъ ханомъ Кара-Кулисардара, Бахши -- Сары-Батыра, а Сичмазъ -- Майли-хана. Первый изъ этихъ трехъ былъ старый аламанъ, извѣстный своими жесткими грабежами на границахъ Персіи и Авганистана, человѣкъ жадный и ограниченный. Второй занимался тѣмъ же ремесломъ и въ теченіе многихъ лѣтъ, но съ нѣкоторымъ оттѣнкомъ рыцарства. Онъ производилъ впечатлѣніе человѣка разсудительнаго, съ большимъ тактомъ и самообладаніемъ; впослѣдствіи онъ и оказался такимъ. Наконецъ, третій, Майли-ханъ, былъ молодой человѣкъ, изуродованный оспой, но скромный и неглупый. Особеннаго значенія, однако, эти люди не имѣли даже въ своемъ районѣ, такъ какъ каждый текинецъ считалъ для себя болѣе или менѣе обязательнымъ только постановленіе общаго собранія представителей народа, такъ называемаго генгеша, о которомъ мнѣ еще придется говорить.
Мервскіе текинцы сильно преувеличивали свою численность, чтобы казаться сосѣдямъ народомъ сильнымъ. Они утверждали, что ихъ сто тысячъ кибитокъ. На самомъ же дѣлѣ районъ каждаго изъ четырехъ хановъ дѣлился на шесть старшинствъ, или кетхудъ, и въ каждомъ изъ нихъ полагалось до двухъ тысячъ кибитокъ, или во всемъ оазисѣ, приблизительно, до 200 тысячъ душъ {И эта численность значительно уменьшилась послѣ появленія въ странѣ русскихъ, такъ какъ водворившаяся кругомъ безопасность позволила части населенія переселиться въ плодородный районъ Теджена.}, которыя могли выставить, въ случаѣ нужды, около 30-ти тысячъ пѣшихъ и не менѣе 5-ти тысячъ конныхъ людей, способныхъ носить оружіе. Роды Бекъ и Векиль, составляя тахтамышскую половину народа, занимали своими аулами земли на правомъ берегу Мургаба, а Бахши и Сичмазъ или отамышская половина -- на лѣвомъ. Тѣ и другіе подраздѣлялись на чомуръ и чарва, т.-е. на земледѣльцевъ и скотоводовъ. Но излюбленное ремесло главной массы населенія заключалось въ такъ называемомъ калтаманствѣ и аламанствѣ. Это два вида одного и того же порока, дѣлавшаго Мервскій оазисъ въ его тогдашнемъ видѣ буквально однимъ большимъ притономъ воровъ и разбойниковъ...
Калтаманомъ называли простого вора, промышляющаго своимъ ремесломъ ночью и днемъ, если представится удобный случай, но пѣшкомъ и безъ оружія. Помимо массы людей и даже организованныхъ шаекъ съ предводителями, жившихъ исключительно воровскимъ ремесломъ, калтаманами можно было назвать, нисколько не рискуя ошибиться, три четверти Мервскаго населенія, -- въ такой степени это зло всосалось въ плоть и кровь текинскаго племени.
Аламанство -- степной разбой, предпринимаемый партіями отъ нѣсколькихъ десятковъ и до нѣсколькихъ тысячъ вооруженныхъ всадниковъ. Въ этихъ набѣгахъ текинецъ, кромѣ болѣе или менѣе солидной наживы, пріобрѣталъ репутацію воина и званіе батыря, и самый промыселъ поэтому не только не порицался общественнымъ мнѣніемъ страны, напротивъ, -- вѣками онъ возведегъ былъ здѣсь на степень рыцарства и поощрялся народными симпатіями, какъ ремесло, выработывающее лихость и молодечество. Аламанство создало среди мервскихъ текинцевъ массу людей, отличавшихся поразительнымъ знаніемъ не только всѣхъ дорогъ, тропинокъ и колодцевъ во всѣхъ необъятныхъ пустыняхъ, окружающихъ ихъ оазисъ, но не менѣе того знакомыхъ и со всѣми окраинами сопредѣльныхъ странъ, какъ Персія, Бухара, Хива и Авганистанъ. Люди эти назывались сардарами и руководили обыкновенно партіями аламановъ, одновременно въ качествѣ предводителей и путеводителей. Имъ принадлежала иниціатива каждаго набѣга, они же вербовали участниковъ и избирали пунктъ нападенія. Собравшійся народъ и духовные торжественно напутствовали выступающую партію благословеніями и пожеланіями ей всякаго успѣха. Выйдя за предѣлы оазиса, всѣ аламаны, послѣ общей молитвы о помощи Аллаха, принимали по обычаю клятву въ томъ, что будутъ дѣйствовать единодушно и безпрекословно повиноваться сардару. Наткнувшись на караванъ или стада, или приблизившись къ заранѣе опредѣленной цѣли, преимущественно ночью или на разсвѣтѣ, они видались, по знаку сардара, съ оглушительными криками на свою жертву. Въ случаѣ успѣха, аламаны дѣлились на двѣ половины: одна возила или угоняла добычу; другая, на лучшихъ лошадяхъ, составляла арріергардъ на случай погони. На первомъ же ночлегѣ послѣ этого происходилъ раздѣлъ добычи, причемъ сардаръ получалъ двѣ доли со всего награбленнаго и столько же выдѣлялось на мечеть и бѣднымъ; остальное дѣлилось поровну между всѣми аламанами. Если попались въ плѣнъ мужчины или женщины -- ихъ продавали и такимъ же образомъ дѣлили вырученныя деньги. При такомъ исходѣ набѣга аламаны торжественно, среди бѣлаго дня, вступали въ оазисъ и расходились по своимъ ауламъ, гдѣ ихъ привѣтствовали какъ героевъ и побѣдителей. Вслѣдствіе навыка и осторожности, набѣги въ большинствѣ случаевъ сопровождались успѣхомъ, и аламаны въ каждую поѣздку обезпечивали свое существованіе на болѣе или менѣе продолжительное время. Бывали, конечно, неудачи и пораженія; тогда партія разсыпалась по степи и каждая группа всадниковъ отдѣльно пробиралась къ оазису и въ своему аулу, -- преимущественно ночью, во избѣжаніе насмѣшекъ...
Аламанство, какъ ремесло, наиболѣе соотвѣтствующее наклонностямъ текинцевъ, -- писалъ я въ 1882 году въ своей книгѣ "Мервскій оазисъ", -- составляло до послѣдняго времени одно изъ главныхъ средствъ существованія большей части Мервскаго населенія. Паденіе Геокъ-Тепе и покореніе Ахала повліяли на это дѣло въ томъ смыслѣ, что арена грабежей значительно съузилась и они не предпринимаются уже въ тѣхъ грандіозныхъ размѣрахъ, какъ было раньше. Хотя русское сосѣдство и служитъ такимъ образомъ нѣкоторой уздой этимъ любителямъ легкой наживы, тѣмъ не менѣе набѣги на сѣверъ и востокъ продолжаются, мелкія шайки работаютъ на Атекѣ, и дороги далеко небезопасны даже на границѣ нашихъ предѣловъ. Окончательно искоренить это зло, всосавшееся въ плоть и кровь народа, можетъ только внѣшнее давленіе. Всѣ обѣщанія такъ называемыхъ хановъ препятствовать набѣгамъ не могутъ имѣть практическаго значенія уже потому, что, по убѣжденіямъ и привычкамъ, они сами -- аламаны прежде всего. Кромѣ того, вліяніе этихъ людей весьма ничтожное, чтобы не сказать нулевое; они терпимы, пока явно или тайно потворствуютъ народнымъ желаніямъ, и немедленно смѣщаются, какъ только пойдутъ противъ нихъ. Гораздо болѣе значенія имѣютъ здѣсь ишаны, или духовные, не рѣдко являющіеся настоящими двигателями народа. Званіе ишана пріобрѣтаетъ у туркменъ всякій болѣе или менѣе популярный ученый. Всѣ ишаны -- фанатики и ханжи, а большинство -- и продажны. Тѣмъ не менѣе, по неимѣнію какого бы то ни было судилища и въ силу привычки, къ нимъ добровольно прибѣгаетъ народъ во всѣхъ случаяхъ, когда нуженъ совѣтъ или третейское рѣшеніе. Они являются примирителями во всѣхъ распряхъ между отдѣльными лицами или цѣлыми партіями, и они же, помимо хановъ, весьма часто сзываютъ Мервскій генгешъ. Хотя намъ приходилось слышать мнѣніе и наиболѣе разумныхъ людей Мервскаго оазиса, что повліять на аламанство могутъ только ишаны, но и они едва ли въ состояніи вырвать съ корнемъ это зло. Дѣло въ томъ, что произволъ, отсутствіе всякой организаціи и вѣчныя распри между отдѣльными родами въ такой степени вкоренились и господствуютъ среди этого народа, что безопасность какъ въ оазисѣ, такъ и въ окружающихъ его пустыняхъ, свободное движеніе каравановъ и правильныя торговыя сношенія -- останутся въ области желаній до тѣхъ поръ, пока Мервъ не будетъ поставленъ на ногу Ахала, т.-е. присоединенъ въ Россіи"....
Таковы были, въ общихъ чертахъ, порядки, укоренившіеся въ Мервѣ, и особенности быта и нравовъ его населенія въ концѣ 1883 года, когда мнѣ представился случай вторично посѣтить эту страну.