III.

Занятіе Теджена и вторая поѣздка въ Мервъ.

Послѣ паденія Геокъ-Тепе и занятія Асхабада, Скобелевъ, съ небольшимъ отрядомъ, продвинулся на востокъ еще верстъ на восемьдесятъ за территорію Ахала и, расположившись лагеремъ въ хорасанской деревнѣ Лютфъ-абадъ, пробылъ въ немъ нѣсколько недѣль, пока не былъ отозванъ назадъ, вслѣдствіе протеста Персіи.

Это смѣлое вторженіе въ арену вѣчныхъ разбоевъ, -- да къ тому же въ чужую землю, -- имѣло своимъ послѣдствіемъ то, что шайки Мервскихъ аламановъ точно канули въ воду: о нихъ не было слышно въ теченіе добраго года.

Но Скобелевъ не долго оставался въ покоренной имъ странѣ, а послѣ его выѣзда въ Россію наши дѣла на Ахалѣ приняли довольно странный оборотъ, чтобы не сказать больше... Мы точно стали въ оборонительное положеніе. Въ Асхабадѣ, по всѣмъ правиламъ инженернаго искусства, поглощавшаго, конечно, не мало казенныхъ денегъ, начали возводить бруствера, обносить ихъ глубокими рвами, словомъ, строить крѣпость, мысль о которой могла возникнуть только въ связи съ предположеніемъ, что въ этой части Закаспія мы можемъ быть атакованы... кѣмъ же?.. шайкой голодныхъ аламановъ, которые никогда не выдержали бы добраго залпа даже полуроты. И это -- послѣ геокъ-тепенскаго погрома, когда престяжъ русскаго имени, поднятый въ глазахъ туркменъ какъ нельзя выше, давалъ вамъ полную возможность держать себя съ гораздо большимъ достоинствомъ!.. Къ сожалѣнію, это была ошибка, которая, весьма естественно, повліяла ободряющимъ образомъ на вашихъ сосѣдей, мервцевъ. Уже въ 1882 году аламанство ожило, а въ слѣдующемъ -- оно приняло размѣры просто небывалые. На грабежи Атека и Хорасана начали выѣзжать изъ Мерва партіи, иногда до тысячи и болѣе всадниковъ, и отъ нихъ не разъ доставалось и нашимъ съемочнымъ партіямъ, состоявшимъ обыкновенно изъ фотографа съ нѣсколькими казаками. Положеніе, словомъ, было такое, что инженеръ не рѣшался ѣхать по персидской территоріи до Саракса иначе, какъ въ сопровожденіи джигитовъ и цѣлаго взвода казаковъ подъ командой офицера...

Въ срединѣ 1883 года начальникомъ Закаспійской области былъ назначенъ А. В. Комаровъ {Нынѣ генералъ-отъ-инфантеріи, членъ Александровскаго комитета.}. Съ его пріѣздомъ въ Асхабадъ, положеніе дѣлъ въ краѣ приняло другой характеръ. "Крѣпость" была упразднена, большая часть войскъ расположилась внѣ бывшей ея ограды, а для водворенія безопасности въ нашихъ и сосѣднихъ предѣлахъ высылались усиленные разъѣзды, доходившіе до Душана и далѣе, т.-е. за сто слишкомъ верстъ отъ Гяурса, послѣдняго пункта, занятаго нами. Но демонстраціи эти уже оказывались недѣйствительными. Какъ только разъѣзды возвращались въ Асхабадъ, шайки мервцевъ вновь стремились на пограничныя селенія Хорасана. Россія между тѣмъ еще ранѣе взяла на себя обязательство заботиться о безопасности хорасанской окраины, почему шахское правительство и обратилось къ намъ съ ходатайствомъ о содѣйствіи въ возвращенію плѣнныхъ, захваченныхъ мервцами во время послѣднихъ набѣговъ. Въ виду этого, въ концѣ 1883 года, была двинута къ берегамъ Теджена болѣе солидная демонстративная колонна, состоявшая изъ своднаго баталіона закаспійскихъ стрѣлковъ, двухъ сотенъ казаковъ таманскаго полка, взвода горныхъ орудій и команды туркменскихъ джигитовъ. Начальникомъ этого маленькаго отряда былъ назначенъ командиръ таманскаго полка, полковникъ Муратовъ; начальникомъ штаба -- генеральнаго штаба подполковникъ Закржевскій {Нынѣ -- генералъ-майоръ, нач. штаба 5-го корпуса.}, и я -- отряднымъ адьютантомъ. Къ намъ, по своему желанію, присоединился также текинецъ Мехтемъ-Кулиханъ, весьма разумный молодой человѣкъ 27-ми лѣтъ, руководившій, вмѣстѣ съ Текме-сардаромъ, обороной Геокъ-Тепе, ѣздившій затѣмъ въ Москву, на коронацію императора Александра III, гдѣ ему былъ пожалованъ чинъ майора милиціи {Въ концѣ августа 1903 года мнѣ пришлось прочесть въ "Нов. Вр." такую замѣтку: "Въ "Русск. Турк." разсказывается недавняя исторія основаніи Асхабада и присоединеніе Мерва со словъ лица, по своей службѣ близкаго къ этимъ событіямъ". Надо полагать, что лицо это, такъ тщательно скрывающее, почему-то, свою личность, стояло очень не близко къ упомянутымъ событіямъ, потому что все его писаніе состоитъ изъ ряда курьезныхъ измышленій, подобныхъ слѣдующему:

"По взятіи Геокъ-Тепе, -- говоритъ онъ, -- Махмутъ-Кули-ханъ (хоть бы имя запомнилъ) самъ явился къ генералу Скобелеву. Генералу, какъ онъ самъ говорилъ, очень понравились его гордость и лицо, внушавшее симпатію. Ему возвратили недвижимое имущество и имѣвшееся движимое. Возвращая шашку, Скобелевъ сказалъ ему, что онъ будетъ представленъ къ производству въ майоры русской службы. Производство Махмутъ-Кули-хана въ скорости послѣдовало, и юный по лѣтамъ майоръ, во все время пребыванія генерала Скобелева, находился при немъ. По отозваніи генерала, Махмутъ-Кули-ханъ жилъ въ своемъ аулѣ, какъ-то незамѣчаемымъ."

Предоставляю читателю судить, сколько правды во всемъ этомъ!.. Ближе ружейнаго выстрѣла Мехтемъ-Кули-ханъ ни разу въ жизни не видѣлъ генерала Скобелева, какъ и генералъ -- его. Въ самый разгаръ штурма Мехтемъ-Кули-ханъ выбѣжалъ изъ Геокъ-Тепе и удалился въ Мервъ, гдѣ прожилъ безвыѣздно болѣе двухъ лѣтъ. Весною 1883 года онъ вернулся на Ахалъ и былъ отправленъ на коронацію въ Москву, куда прибилъ послѣ смерти Скобелева и гдѣ былъ произведенъ въ майоры.}. Отряду были приданы еще саперный офицеръ Затеплинскій и переводчики Маргани и Пацо-Пліевъ {Первый изъ нихъ теперь -- подполковникъ и командиръ, а другой -- ротмистръ туркхенскаго дивизіона.}.

Отрядъ выступилъ изъ Асхабада въ концѣ ноября и, идя почти все время по страшной грязи, дотянулся черезъ двѣ недѣли до Теджена и расположился здѣсь, у плотины Карры-бентъ, служащей для орошенія Тедженскаго оазиса, обширнаго района, населеннаго выходцами изъ Мерва. Замѣтимъ кстати, что по мѣрѣ движенія нашего отряда, его на сотни верстъ опережалъ разнесшійся по странѣ слухъ, что идетъ авангардъ русскихъ войскъ, предназначенныхъ для покоренія Мерва. Слухъ этотъ проникъ, конечно, и въ Мервъ, и впослѣдствіи оказался небезполезнымъ, хотя, на самомъ дѣлѣ, отряду "ни подъ какимъ видомъ не разрѣшалось переходитъ за Теджинь"... {"Переговоры между Россіей и Великобританіей. Оффиціальное изданіе министерства иностранныхъ дѣлъ", стр. 22.}

Дня черезъ два послѣ прибытія на Карры-бентъ, полковникъ Муратовъ снова поднялъ вопросъ, котораго мы не разъ касались и во время похода къ этому пункту. Дѣло въ томъ, что главная цѣль нашего отряда, какъ я уже говорилъ, была демонстративная, т.-е. своимъ движеніемъ и появленіемъ въ странѣ, гдѣ безнаказанно своевольничали шайки грабителей, способствовать водворенію безопасности. Затѣмъ, полковнику Муратову было предписано начальникомъ области: "По прибытіи отряда на Тедженъ, отправить въ Мервъ, съ нѣсколькими джигитами, переводчика, который долженъ предъявить тамошнимъ властямъ ваше требованіе о прекращеніи аламанства и о выдачѣ 14 плѣнныхъ персовъ, захваченныхъ мервцани во время послѣдняго ихъ набѣга на Хорасанъ".

Я доказывалъ полковнику безплодность въ данномъ случаѣ командированія переводчика.

-- Въ Мервѣ полная анархія, -- говорилъ я. -- Номинальные ханы, еслибъ и желали, то безсильны повліять даже на уменьшеніе аламанства, уже не говоря о его прекращеніи... 14 плѣнныхъ составляютъ на Мервскомъ базарѣ цѣнность отъ 4-хъ до 5-ти тысячъ рублей. Шайки, захватившія этихъ людей, конечно, давно ихъ продали и раздѣлили между собою вырученныя деньги. Отъ кого же ихъ требовать?!.. Жадный мервецъ, не останавливающійся передъ убійствомъ даже изъ-за 10 крановъ, отдастъ ли добровольно свой товаръ, за который, въ видахъ барыша при перепродажѣ, онъ самъ заплатилъ не менѣе 300 рублей?!.. И наконецъ, еслибъ это и было возможно, что значитъ освобожденіе 14-ти плѣнныхъ, когда въ Мервѣ взвываетъ въ такомъ же плѣну и рабствѣ, по меньшей мѣрѣ, добрая тысяча разновременно захваченныхъ персовъ и персіяновъ?!..

Доказывая такимъ образомъ несостоятельность посылки переводчика, я просилъ полковника разрѣшить мнѣ поѣхать въ Мервъ, какъ человѣку, изучившему эту страну и уже знакомому со многими изъ мѣстныхъ воротилъ.

-- Я бы не имѣлъ ничего противъ этого, -- возражалъ полковникъ, -- еслибъ на меня не падала отвѣтственность, что послалъ офицера, а не переводчика, какъ приказано;-- если, не дай Богъ, васъ тамъ убьютъ...

-- Вы мнѣ не приказываете ѣхать, а я напрашиваюсь на эту поѣздку, -- отвѣчалъ я;-- слѣдовательно объ отвѣтственности не можетъ быть и рѣчи... Откровенно говоря, изъ-за 14 персовъ я, быть можетъ, и не поѣхалъ бы въ Мервъ въ эту слякоть, да еще рискуя жизнью... Требовать превращенія аламанства я также не намѣренъ, будучи убѣжденъ, что никто не въ силахъ сдѣлать это въ странѣ, гдѣ нѣтъ власти, гдѣ почти каждый изъ мужской половины двухсотъ-тысячнаго населенія -- и аламанъ, изъ поколѣнія въ поколѣніе живущей этимъ ремесломъ, и единственная власть надъ самимъ собою... Мною руководитъ иная цѣль, -- предъявить Мервскому народу, отъ имени нашего начальства, ультиматумъ: немедленно принять русское подданство или приготовиться къ повторенію въ Мервѣ геокъ-тепенскаго погрома... Я давно обдумываю этотъ шагъ, и давно у меня готовы доводы, которыми я думаю повліять на мервцевъ. Если осуществится моя надежда, -- первыми ея результатами будутъ, конечно, безусловное прекращеніе аламанства, водвореніе въ странѣ порядка и освобожденіе -- не 14-ти плѣнныхъ персовъ, а доброй тысячи этихъ несчастныхъ... И это еще не все. Покореніе Ахала, или, вѣрнѣе, одна только Скобелевская экспедиція, не считая походовъ сюда же 1872 и 1879 годовъ, стоила 37 милліоновъ рублей и цѣлыхъ рѣкъ крови. Мервъ въ пять разъ больше Ахала и по территорія, и по численности населенія; доступы къ нему гораздо труднѣе, и Геокъ-Тепе -- просто игрушка въ сравненіи съ чудовищными валами Мервской крѣпости. Во что же обойдется завоеваніе этой страны?!, Подумайте, какое дѣло мы поднесемъ Россіи, если намъ удастся мирнымъ путемъ, безъ капли крови и безъ рубля расходовъ, пріобрѣсти этотъ край!..

Далѣе я не буду приводить всего, что еще говорилось за и противъ моего предложенія. Кончились наши дружескіе дебаты тѣмъ, что полковникъ Муратовъ, желавшій, конечно, чтобы результатомъ нашего движенія изъ Асхабада было что-либо болѣе существенное, чѣмъ военная прогулка на Тедженъ и обратно, не только согласился на мою поѣздку, но даже рискнулъ назначить со мною взводъ казаковъ, что я считалъ необходимымъ для представительности. Говорю: рискнулъ, потому что разрѣшено было отправить въ Мервъ съ переводчикомъ только нѣсколько джигитовъ, и на полковника, конечно, пала бы отвѣтственность, въ случаѣ какой-либо катастрофы съ его казаками.

Сборы наши были недолги. На слѣдующій день, 12 декабря, напутствуемый добрыми пожеланіями всего отряда, я выступилъ изъ Карры-бента въ сопровожденіи 20 казаковъ и 10 джигитовъ. Съ собою я взялъ еще Мехтемъ-Кули-хана, какъ человѣка, могущаго быть весьма полезнымъ среди своихъ соплеменниковъ, и юнкера изъ чеченцевъ, Пацо-Пліена, по своему веселому нраву незамѣнимаго спутника во время скучныхъ и утомительныхъ переѣздовъ по безводной пустынѣ, какую представляли тогда первыя 120 верстъ отъ Карры-бента до края Мервскаго оазиса.

Въ числѣ джигитовъ были трое изъ тѣхъ, которые сопровождали нашъ караванъ еще во время первой моей поѣздки въ Мервъ, и между ними -- извѣстный Акъ-Мурадъ-сардаръ, старый Мервскій аламанъ, называвшій себя "пріятелемъ" Скобелева. Онъ былъ словоохотливъ до того, что каждый мелочной вопросъ служилъ для него какъ бы ключомъ, заводившимъ его, какъ говорильную машину, на добрый часъ.

-- Ну, что, Акъ-Мурадъ, -- спрашиваю его, когда Карры-бентъ уже скрылся изъ виду, -- охотно ѣдешь въ Мервъ?

-- Нѣтъ, -- оскалился сардаръ.-- Только за недѣлю передъ выѣздомъ изъ Асхабада я купилъ себѣ въ жены тринадцати-лѣтнюю дѣвушку...

-- Не соскучился по аламанству?

Въ отвѣтъ на это, Акъ-Мурадъ выложилъ характерный автобіографическій разсказъ, настолько приложимый, съ нѣкоторыми варіаціями, къ жизни почти каждаго изъ тогдашнихъ текинцевъ, что считаю нелишнимъ принести его здѣсь, вмѣсто описанія песковъ съ саксауломъ и голыхъ равнинъ, смѣняющихъ другъ друга по пути къ Мерву.

-- Нѣтъ, я уже старъ сталъ, -- началъ онъ.-- На все -- свое время. Аламанство -- дѣло хорошее, но требуетъ молодости. Въ пустыняхъ между Хивой и Авганистаномъ, между Бухарой и Хорасаномъ нѣтъ тропки, не напоминающей мнѣ случая изъ моей жизни, нѣтъ колодца, изъ котораго я не утолилъ бы жажду... Сколько разъ я былъ раненъ, сколько разъ я былъ близокъ къ смерти то отъ голода, то отъ пули! Вся жизнь моя прошла въ скитаніяхъ, вся она полна приключеній... Въ дѣтствѣ, какъ и всѣ у насъ, я былъ отчаяннымъ валтаманомъ, а съ 18-ти лѣтъ и до встрѣчи со Скобелевымъ, въ продолженіе почтя 30-ти лѣтъ, я существовалъ, по туркменскому обычаю, аламанствомъ. Сначала пѣшкомъ. потомъ на конѣ, а напослѣдокъ и въ качествѣ сардара, я грабилъ на границахъ Персія, Бухары и Авганистана всѣхъ, кромѣ своихъ текинцевъ. У насъ нельзя иначе: я не прослылъ бы батыремъ, питался бы однѣми дынными корками и никогда не имѣлъ бы жены, еслибы ограничился однимъ земледѣліемъ. Скучное да и тяжелое дѣло въ вашихъ странахъ -- хлѣбопашество. Туркменъ рожденъ для аламанства. Для этого именно, для наѣздовъ, говорятъ у насъ, -- Аллахъ и снабдилъ насъ такими лошадьми, какихъ нѣтъ ни у кого изъ нашихъ сосѣдей... Бывало, сегодня голодаемъ, завтра сговорились 20--30 человѣкъ, свалились, какъ съ неба, на одинъ изъ поселковъ Хорасана, -- и чудное дѣло выходитъ: трусливые персы разбѣгаются какъ бараны, а ты себѣ вяжешь преспокойно ихъ женъ, забираешь дѣтей, имущество. Продали все это, -- и вся партія сыта и обезпечена на цѣлый годъ, если не болѣе... Но не всегда такъ кончалось.

Далѣе Акъ-Мурадъ началъ-было разсказывать, какъ онъ однажды, нарвавшись съ своей шайкой на засаду и будучи при этомъ раненъ, очутился въ плѣну у персовъ, которые въ теченіе цѣлаго года, до выкупа, подвергали его всевозможнымъ пыткамъ...

-- Но объ этомъ ты мнѣ уже разсказывалъ еще въ первую нашу поѣздку въ Мервъ, -- прервалъ я рѣчь сардара, -- а вотъ я не слышалъ, какъ ты "подружился" съ Бѣлымъ генераломъ.

-- Я былъ на Тедженѣ, -- продолжалъ онъ, -- когда русскіе взяли Геокъ-Тепе. Въ нѣсколько дней послѣ паденія крѣпости, пустыня, отдѣляющая Тедженъ отъ Ахала, покрылась бѣглецами изъ Геокъ-Тепе. Побросавъ имущество и думая только о спасеніи жизни, все бѣжало и разсыпалось по степи, объятой страшнымъ холодомъ. Я видѣлъ, какъ умирали отъ этого холода и голода цѣлыя семейства, едва прикрытыя рубищами. Многіе были не въ силахъ не только добраться до Мерва, но даже дотянулъ до Теджена. При такихъ обстоятельствахъ, текинцы послали меня къ Скобелеву просить помилованія и разрѣшенія вернуться. Я явился въ русскій лагерь подъ Лютфъ-абадомъ, я, признаюсь, первая мысль, которая мнѣ пришла здѣсь, была та, что дураки наши текинцы: русскихъ было такъ мало здѣсь, -- нѣсколько сотъ человѣкъ, -- что мы могли бы вырѣзать ихъ поголовно, еслибъ соединились и напали, вмѣсто того, чтобы погибать такъ глупо въ голодной пустынѣ...

-- Эхъ, какой человѣкъ былъ Скобулопъ! -- продолжалъ Акъ-Мурадъ послѣ нѣкоторой паузы, и всѣ черты его лица изобразили восторгъ. -- Не то что сартибъ, но даже деревенскій старшина въ Персіи не подпускаетъ въ себѣ ближе пятнадцати шаговъ такого оборваннаго аламана, какимъ былъ я. Этотъ же генералъ позвалъ меня въ свою палатку вмѣстѣ съ переводчикомъ, выслушалъ просьбу, похлопалъ меня по плечу и выразилъ свое удовольствіе за то, что я взялся просить за своихъ собратьевъ.

"Напрасно текинцы бѣжали, -- говорилъ онъ далѣе.-- Мы не преслѣдуемъ побѣжденныхъ. Пусть они вернутся къ своимъ мѣстамъ, -- я имъ окажу помощь и покровительство"... Затѣмъ, узнавши, что я изъ Мерва, генералъ предложилъ мнѣ доставить туда его воззваніе. Я согласился. Вручая мнѣ на другой день письмо въ нашему народу, онъ выразился такъ: "Передай ты мервцамъ и на словахъ, что ихъ ожидаетъ участь ахалъ-текинцевъ, если во-время не образумятся. Я совѣтую имъ изъявить покорность и исполнять ваши требованія. Если же они предпочтутъ борьбу, -- я прошу ихъ объ одномъ: пусть они выдѣлятъ свои семейства; я ихъ не трону. Не достойно храбраго народа подставлять подъ наши пушки неповинныхъ женщинъ и дѣтей"... Получивъ послѣ этого въ подарокъ отъ генерала сто серебряныхъ рублей и револьверъ, я пустился въ дорогу.-- Вѣсть о словахъ Скобелева быстро разнеслась по Теджену и большая часть бѣглецовъ потянулась обратно къ Ахалу... Въ Мервѣ со дня на день ожидали въ это время русскихъ и все населеніе было занято усиленіемъ крѣпости. Десятки тысячъ людей работали безпрерывно, даже ночью, при свѣтѣ огромныхъ костровъ. Воззваніе Скобелева, однако, не имѣло успѣха.

Кащаръ-ханъ разорвалъ его письмо и пригрозилъ мнѣ, какъ измѣннику, смертью, если я буду привозить въ Мервъ подобныя бумаги. Въ то же время въ Мервѣ получено было извѣстіе, что русскіе возвратились изъ Лютфъ-абада въ Асхабадъ. Въ виду этого народъ прекратилъ крѣпостныя работы и разошелся. Послѣ этого, тайно выѣхавъ изъ Мерва, я снова пробрался на Ахалъ и здѣсь сообщилъ обо всемъ Скобелеву, который наградилъ меня вторично и зачислилъ на службу. Съ тѣхъ поръ я ѣмъ русскій хлѣбъ и, слава Аллаху, совершенно счастливъ и безъ аламанства...

Въ тотъ же день, выславъ нѣсколько впередъ джигитовъ и оставшись вдвоемъ съ Мехтемъ-Кули-ханомъ, -- который, стѣсняясь своихъ соплеменниковъ, выѣхалъ въ дорогу въ туркменскомъ халатѣ, безъ всякихъ офицерскихъ знаковъ, -- я посвятилъ его въ дѣйствительную цѣль нашей поѣздки въ Мервъ.

-- Ты самъ боролся съ русскими въ Геокъ-Тепе, -- говорилъ. я между прочимъ, -- и видѣлъ всѣ ужасы, испытанные бѣдными ахальцами. Ты лучше кого бы то ни было знаешь, что, несмотря на всю храбрость и отчаянныя усилія этого народа, борьба повела только къ тому, что половина народа легла костьми, другая -- обнищала въ конецъ. Скажи откровенно: не жалѣешь ты, что была эта напрасная бойня, и не благоразумнѣе ли поступили бы ахальцы, если бы добровольно подчинились тогда Россіи?

-- Конечно, -- отвѣчалъ мой собесѣдникъ.-- Теперь-то я вижу, что это было безуміе съ вашей стороны. Но развѣ мы могли думать, что насъ ожидаетъ подобный конецъ? Напротивъ, предшествовавшая неудача русскихъ (1879 года) такъ ободрила текинцевъ Ахала, что никто изъ насъ не сомнѣвался въ исходѣ борьбы. До послѣдняго дня мы были увѣрены, что истребимъ русскихъ, если они не уйдутъ такъ же, какъ ихъ предшественники. Мы даже собирались, съ этою цѣлью, на новую, черезъ нѣсколько дней, ночную вылазку всего народа, но русскіе предупредили насъ своимъ штурмомъ...

-- Ты былъ въ Москвѣ, -- продолжалъ я, -- видѣлъ не всю, конечно, но хоть малую часть государства Бѣлаго царя; видѣлъ массу городовъ, массу войскъ, -- слѣдовательно, имѣешь нѣкоторое понятіе о Россіи. Въ силахъ ли сопротивляться такому государству туркмены, если бы даже соединились всѣ ихъ племена?!..

-- Конечно, нѣтъ... Но вѣдь до поѣздки въ Москву и я этого не зналъ, а мервцы и теперь не знаютъ. Когда намъ говорили, что Россія -- большое государство, мы отвѣчали, обыкновенно, что и Персія не малое царство, однако мы столь набили этихъ персовъ, что отбили у нихъ всякую охоту къ намъ показываться... О томъ, что и между большими царствами бываетъ разница, никто изъ васъ не думалъ тогда. Поѣздка въ Москву раскрыла мнѣ глаза: а народъ нашъ, по прежнему, пребываетъ въ своей слѣпотѣ...

-- Вотъ теперь нашъ долгъ и цѣль нашей поѣздки -- потраться снять пелену съ главъ мервскаго народа, и тѣмъ самымъ удержать его отъ повторенія ошибки, которая погубила ахальцевъ... Ты, какъ текинецъ и сынъ Нуръ-Верды-хана, оставившаго славную память въ народѣ, несомнѣнно желаешь добра своему племени и можешь оказать намъ огромную помощь въ этомъ дѣлѣ. Я и разсчитываю на тебя больше, чѣмъ на кого бы то ни было. Убѣждай мервцевъ, при всякомъ случаѣ, одуматься и принять русское подданство. Увѣряй всѣхъ, что въ противномъ случаѣ ихъ ожидаетъ гибель неизбѣжная отъ русскихъ войскъ, которыя не сегодня -- завтра двинутся на Мервъ...

-- Разсчитывая на меня, ты не ошибешься, -- отвѣтилъ Мехтемъ-Кули-ханъ. -- я буду стараться днемъ и ночью. Но, откровенно говоря, я не очень разсчитываю на благоразуміе мервцевъ: это народъ слишкомъ темный, слишкомъ своевольный и, по преданію, никогда не признавалъ ничьей власти надъ собою...

-- Постараемся, насколько хватитъ силъ, -- заключилъ я, -- чтобы совѣсть наша была чиста, что мы выполнили свой долгъ, какъ люди, желающіе добра народу. А тамъ -- что Богъ пошлеть!..

Такимъ образомъ, первый изъ туркменъ и убѣжденный прозелитъ, такъ сказать, Мехтемъ-Кули-ханъ болѣе чѣмъ сомнѣвался въ окончательномъ успѣхѣ задуманной мною пропаганды среди мервцевъ. Но, какъ искренній сторонникъ, онъ, все-же, былъ хорошихъ пріобрѣтеніемъ для дѣла.

До Мерва мы имѣли три ночлега подъ открытымъ небомъ. На второмъ переходѣ, передъ вечеромъ, на равнинѣ передъ нами показалась толпа въ нѣсколько десятковъ туркменскихъ всадниковъ. Одинъ изъ нашихъ джигитовъ поскакалъ къ нимъ на встрѣчу, и черезъ нѣсколько минутъ вернулся съ извѣстіемъ, что ѣдутъ мервскіе ханы. Когда мы приблизились, мервцы остановились и встрѣтили насъ, выстроившись въ одну линію, передъ которою стояли ханы: благообразный, но совершенный еще мальчикъ, Юсуфъ-ханъ; точно отлитый изъ темной бронзы, но съ привѣтливымъ выраженіемъ лица, старый аламанъ Сары-Батыръ-ханъ, и, наконецъ, тщедушный и обезображенный оспой, опіофагъ, Майли-ханъ. Эти трое были представителями текинскихъ родовъ Векиль, Бахши и Сичмазъ. Недоставало только четвертаго хана, Каракули-сардара, не пожелавшаго присоединиться въ нимъ; его, въ качествѣ представителя рода Бекъ, замѣнялъ Мурадъ-бай, человѣкъ огромнаго роста и одинъ изъ наиболѣе состоятельныхъ людей Мерва.

Послѣ взаимныхъ привѣтствій и безконечныхъ, по туркменскому обычаю, перекрестныхъ разспросовъ о здоровьи, я обратился въ ханамъ съ вопросомъ:

-- Куда путь держите, съ соизволенія Аллаха?

-- Слышали мы, -- отвѣчалъ Сары-Батыръ, -- что русскіе на Тедженъ пришли. Народъ вашъ волнуется, теряясь въ догадкахъ по этому случаю... И вотъ, мы разсудили выѣхать къ вамъ, чтобы получить достовѣрныя свѣдѣнія о цѣли вашего появленія. "Слухъ, какъ и струя воды, -- говорятъ у насъ, -- мутится по мѣрѣ удаленія отъ источника. За чистой водой надо идти къ самому источнику"...

-- Прекрасно сдѣлали, -- отвѣчалъ я. Но, къ сожалѣнію, вы немного опоздали, и тѣмъ лишили русскихъ удовольствія сказать вамъ гостепріимство въ своемъ лагерѣ, такъ какъ теперь вы должны ѣхать со мною обратно въ Мервъ, гдѣ вы будете нужны мнѣ. Я отправляюсь туда, по приказанію моего начальства, именно съ тѣмъ, чтобы поставить вашъ народъ въ извѣстность о цѣли прихода русскихъ войскъ на Тедженъ. О томъ же я буду говорить съ вами въ пути и въ Мервѣ... А теперь двинемся, чтобы засвѣтло прибыть на ночлегъ къ Куланъ-рабату.

-- У Кулана нѣтъ теперь ни воды, ни топлива, -- заявилъ Сары-Батыръ, -- придется немного дальше проѣхать.

Я зналъ, что значитъ у степняковъ "немного", но согласился, и мы тронулись. Впереди разсыпались мервцы, за ними -- ханы со мною, и наконецъ -- казаки. Вскорѣ стемнѣло, говоръ умолкъ, по степи раздается только глухой топотъ сотни коней... Мы уже давно проѣхали мимо развалинъ Куланъ-рабата, а мервцы, отдѣлившись далеко впередъ, то-и-дѣло погоняютъ своихъ коней... Во мнѣ уже начало-было зарождаться сомнѣніе, -- не завлекаютъ ли насъ эти господа съ волчьими вожделѣніями?.. Но вдругъ мервцы остановились и послышалось: "Пріѣхали"!

Мы слѣзли съ коней среди тощаго саксауловаго лѣса и на берегу небольшого дождевого озера, въ обстановкѣ, слѣдовательно, представлявшей все, что требуется для зимняго ночлега въ пустынѣ...

Немного погодя, запылали костры и освѣтили нашъ бивакъ съ характерными группами казаковъ и, въ особенности, вооруженныхъ съ головы до ногъ текинцевъ, по сторонамъ которыхъ виднѣлись не менѣе живописныя группы ихъ рослыхъ коней, сверкавшихъ при свѣтѣ огня своими серебряными уборами... Нѣсколько въ сторонѣ отъ этихъ живыхъ картинъ, такъ напрашивавшихся на полотно, и по сосѣдству съ огромнымъ костромъ, расположились со мною на разостланныхъ кошмахъ ханы съ нѣсколькими приближенными, и между ними Пацо-Пліевъ, ужеe успѣвшій подружиться съ нѣкоторыми и развлекавшій всѣхъ своими разсказами... За веселымъ ужиномъ, состоявшимъ изъ смѣси дорожныхъ запасовъ русскихъ и туркменскихъ, бесѣда наша тянулась здѣсь до поздней ночи...

Эта неожиданная встрѣча съ представителями Мерва была мнѣ на руку какъ нельзя болѣе. Она увеличила число ѣдущихъ со мною до сотни всадниковъ, что било далеко не лишнее для представительности русскаго "посланца" и для перваго впечатлѣнія при въѣздѣ въ Мервъ. А главное, -- хановъ окружали ихъ ближайшіе совѣтники, друзья и лица, не лишенныя нѣкотораго значенія въ народѣ. Вразумить и привлечь ихъ на свою сторону было весьма важно. Я и занялся этимъ, бесѣдуя во цѣлымъ часамъ въ пути и на ночлегахъ то съ отдѣльными лицами, то съ цѣлыми группами. Что таили въ душѣ эти темные мои слушатели, и всѣ ли убѣдились моими доводами, -- я не знаю. Но, повидимому, угроза русскаго нашествія на Мервъ и возможныя его послѣдствія, -- для обрисовки которыхъ я, конечно, не жалѣлъ красокъ, -- производили впечатлѣніе, что и требовалось... Во всякомъ случаѣ, наединѣ, еще по пути къ Мерву, меня многіе увѣряли въ своей солидарности со мною, а одинъ старикъ даже при всѣхъ и громко произнесъ, обращаясь ко мнѣ однажды на привалѣ, такую фразу:

-- Тѣ, которые предпочтутъ гибель, пускай гибнутъ... Если ты пріѣхалъ на пользу Мерва, -- да поможетъ тебѣ Богъ!.. Но помни нашу старинную поговорку: "Хорошій посредникъ соединяетъ племена, дурной -- ихъ губитъ"... {По-текински:

"Коу эльчи -- эли бирларъ,

Яманъ эльчи -- эли пузаръ".}

Несомнѣнный же результатъ моихъ путевыхъ стараній заключался въ томъ, что ханы и Мурадъ-бай, которымъ обѣщаны били значительно лучшія условія существованія подъ властью Россіи, въ свою очередь обѣщали мнѣ свое содѣйствіе вполнѣ искренно...