Третья поѣздка въ Мервъ и его занятіе.
Оставивъ за собою еще разъ пустыню, отдѣляющую Теджевеній оазисъ отъ Мерискаго, я съ своимъ конвоемъ расположился въ Топазѣ, а депутацію распустилъ по домамъ, съ приказаніемъ снова собраться ко мнѣ черезъ три дня для встрѣчи русскаго отряда. Каждому изъ четырехъ хановъ было поручено при этомъ принести съ собою не менѣе ста наиболѣе представительныхъ всадниковъ своего колѣна.
Послѣ ихъ отъѣзда, мой словоохотливый хозяинъ, уже знакомый читателямъ, старикъ Абдалъ-сардаръ, присѣлъ къ очагу въ срединѣ кибитки и выложилъ мнѣ всѣ новости Мерва. Слухъ о прибытіи генерала на Тедженъ и о предстоящемъ на-дняхъ появленіи въ Мервѣ русскихъ войскъ уже проникъ въ среду населеніи. Каракули-ханъ и "правитель" Атаджанъ бѣжали поэтому въ Хиву. Населеніе совершенно спокойно. Не унимается только Баджаръ-ханъ, подстрекаемый Сіяхъ-пушемъ.
-- Онъ, говорятъ, поклялся, что не пуститъ русскихъ въ Мервъ, -- сообщилъ Абдалъ, едва сдерживая смѣхъ.
-- Какъ думаютъ мервцы, -- спрашиваю, -- кто такой Сіяхѵ-пушъ?
-- Да кто его знаетъ!-- былъ отвѣтъ.-- Одни называютъ его авганцемъ, другіе -- индусомъ. Человѣкъ молодой, лѣтъ тридцати. Выдаетъ себя за святого... Ходитъ въ остроконечной шапкѣ дервиша, съ длинными, до плечъ волосами и съ завѣшаннымъ лицомъ... Говорятъ, что его постоянно снабжаетъ деньгами какой-то проживающій здѣсь еврей изъ Мешеда, по порученію тамошняго англійскаго консула...
-- Чего же онъ добивается?
-- Раньше говорилъ все объ авганскомъ эмирѣ, а теперь подстрекаетъ людей противъ русскихъ...
-- Что же, есть у него сторонники?
-- Какіе тамъ сторонники?!.. Глупый Каджаръ-ханъ, да, можетъ быть, нѣсколько десятковъ голодныхъ крикуновъ изъ его аула, которымъ Сіяхъ-пушъ обѣщалъ по верблюжьему вьюку англійскаго золота...
Разсказы Абдалъ-сардара, по которымъ можно было бы написать цѣлую эпопею мервскихъ аламановъ, сдѣлали то, что два дня въ Топазѣ пролетѣли незамѣтно, а на третій съ утра начали съѣзжаться ханы съ своими людьми. Въ этотъ же день нарочный привезъ мнѣ письмо генерала Комарова и сообщилъ между прочимъ, что вечеромъ отрядъ подойдетъ въ озеру Карибъ-ата, находящемуся верстахъ въ двѣнадцати отъ Топаза. Полученное письмо столько же порадовало меня первою своею частью, сколько удивило второю. Вотъ что писалъ генералъ 26 февраля, изъ Кумъ-япа:
"Князь Дондуковъ-Корсаковъ, телеграммой отъ 22 февраля, сообщилъ мнѣ, что Государь Императоръ изволилъ пожаловать вамъ чинъ маіора. Отъ души поздравляю васъ съ этимъ и радуюсь, что теперь не будетъ препятствія въ утвержденію васъ въ должности начальника Мервскаго округа.
"На Карибъ-ата я пріѣду, вѣроятно, завтра въ вечеру, а можетъ быть послѣ-завтра. Обдумавъ хорошенько, я первую стоянку намѣренъ сдѣлать въ Порсу и пройти туда съ Карибъ-ата, черезъ Сичмазъ, степной дорогой. Сообразно съ этимъ и дѣлайте ваши распоряженія. До свиданія.-- А. Комаровъ".
Письмо это я могъ объяснить только недостаточнымъ знакомствомъ съ мѣстными условіями, а потому черезъ нѣсколько минутъ послалъ генералу слѣдующій отвѣтъ:
"По поводу вашего намѣренія пройти, съ отрядомъ, не входя въ оазисъ, прямо изъ Карибъ-ата, степной дорогой, и расположиться въ Поссу, давно заброшенныя развалины котораго находятся совершенно на отлетѣ отъ населеннаго района, считаю своимъ долгомъ доложить вашему превосходительству слѣдующее: Расположиться въ Порсу, или гдѣ бы то ни было внѣ оазиса, не значитъ "занять Мервъ"; такой шагъ не вызывается необходимостью и можетъ произвести впечатлѣніе нежелательное. Для занятія Мерва надо идти прямо въ его сердцу и стать твердой ногой въ Коушутъ-ханъ-валѣ, чему обстоятельства считаю вполнѣ благопріятными. Завтра встрѣчу васъ съ представителями Мерва".
Къ вечеру уже собрались всѣ ханы и, въ числѣ ихъ, вошелъ ко мнѣ, въ сумеркахъ, сынъ знаменитаго Коушутъ-хана, невзрачный на видъ и слѣпой на одинъ глазъ, Баба-ханъ. На вопросъ -- что новаго?-- онъ отвѣчалъ:
-- Новаго ничего нѣтъ, а продолжается старое: Каджаръ-ханъ дурить, какъ всегда. По пути сюда, я наткнулся въ одномъ аулѣ на шайку оборванцевъ, человѣкъ въ двѣсти, собранную этимъ сумасбродомъ и галдѣвшую, что не пустятъ въ Мервъ русскихъ...
-- Ты хорошо знаешь Каджаръ-хана?
-- Какъ же, -- родственникъ...
-- А моему слову ты вѣришь?-- спрашиваю.
-- Конечно...
-- Такъ слушай. Я очень сожалѣлъ, что болѣзнь помѣшала тебѣ участвовать въ депутаціи и лишила несомнѣнной награды. Поэтому предоставляю тебѣ сегодня первый представившійся случай оказать услугу и... вернуть потерянное {И дѣйствительно, по моему ходатайству передъ начальникомъ области, Баба-ханъ получилъ черезъ нѣсколько мѣсяцевъ послѣ этого чинъ прапорщика милиціи и явилъ себя въ слѣдующемъ году, въ бою на Кушкѣ, лихимъ командиромъ сотни мервскихъ текинцевъ.}: Поѣзжай сейчасъ и, какими угодно способами, уговори Каджара пріѣхать ко мнѣ сегодня же, хоть на нѣсколько минутъ. Мнѣ нужно сказать ему нѣсколько словъ... В затѣмъ, если ему не угодно будетъ послѣдовать моему совѣту, -- онъ свободенъ уѣхать отсюда во всякую минуту. Въ этомъ даю тебѣ слово, вотъ, въ присутствіи всѣхъ хановъ!
Баба-ханъ немного замялся.
-- Я попытаюсь, -- отвѣтилъ онъ наконецъ, -- но думается, что легче будетъ доставить сюда голову этого сумасброда, чѣмъ его живымъ.
-- Нѣтъ, головы мнѣ не надо!.. Увѣрь его, что я желаю ему добра. Если же онъ скажется неспособнымъ понять это, -- передай ему отъ меня, что онъ весь остатокъ жизни будетъ кусать свои пальцы...
Баба-ханъ уѣхалъ и, часа черезъ три, когда я оставался одинъ, занятый своимъ дневникомъ, явился снова и произнесъ лаконически: "привелъ"!.. Едва я успѣлъ придвинуть ближе въ себѣ револьверъ и положить его такъ, чтобы былъ виденъ "званому гостю", какъ въ кибитку вошелъ туркменъ огромнаго роста, съ мрачно-надменной физіономіей, точно отлитой изъ темной бронзы. Этотъ Голіаѳъ, котораго не особенно пріятно было бы встрѣтить и на Невскомъ среди бѣлаго дня, еще представлялъ собой живой арсеналъ въ полутемной кибиткѣ. Помимо кривой сабли на боку, у него были за поясомъ "акъ-бичакъ" {"Акъ-бичакъ" -- большой ножъ, въ серебряныхъ ножнахъ, замѣняющій у туркменовъ кинжалъ.} и двѣ пистолета, а за спиною -- двустволка. Въ такомъ видѣ предсталъ предо мною Каджаръ, бывшій недавно ханомъ всего Мерва, продававшій при этомъ за пятьсотъ рублей англичанина О'Донована, а теперь -- пресловутый сторонникъ Сіяхъ-пуша, мечтавшій съ жалкой толпой мервскихъ босяковъ задержать наступленіе русскихъ.."
-- Добро пожаловалъ Каджаръ-ханъ. Садясь!-- указалъ я ему мѣсто противъ себя, не поднимаясь съ сидѣнья и не протягивая руки, изъ опасенія, чтобъ она не осталась непринятою. Онъ, однако, не рѣшился опуститься на коверъ возлѣ очага и сѣлъ на какой-то сундукъ, видимо предпочитая, въ своей подозрительности, сохранить болѣе удобное оборонительное положеніе.
-- Слышалъ, что ты умный человѣкъ, я радъ случаю познакомиться съ тобою, -- началъ-было я въ минорномъ тонѣ, какъ вдругъ Баджаръ грубо прервалъ меня вопросомъ:
-- Зачѣмъ русскіе идутъ сюда? Что вамъ нужно?..
Это заставило меня перемѣнить тонъ и отвѣтить:
-- Русскіе идутъ сюда по желанію всего мервскаго народа, чтобы положить конецъ царившимъ здѣсь волчьимъ нравамъ, сторонникомъ которыхъ остался теперь ты одинъ. Это ты можешь услышать отъ любого изъ четырехсотъ слишкомъ лучшихъ представителей страны, которые окружаютъ меня въ эту ночь, чтобы выѣхать завтра на встрѣчу русскимъ войскамъ... А теперь ты отвѣчай мнѣ: чего ты, считающій себя умнымъ человѣкомъ, думаешь достигнуть, отдѣлившись отъ своего народа и слѣдуя глупымъ совѣтамъ какого-то бродяги, Сіяхъ-пуша?!.. Подумай объ этомъ; завтра уже будетъ поздно... Мнѣ извѣстно, какъ нельзя лучше, что въ Мервѣ всегда найдется одна-другая сотня голодныхъ воришекъ, которая послѣдуетъ за тобою и за кѣмъ угодно, и разбѣжится послѣ первой же встрёпки. Неужели у тебя не хватаетъ ума сообразить, что подобные оборвыши, сколько бы ихъ ни было, не въ силахъ выдержать и одного дня борьбы, -- куда тамъ съ государствомъ! -- даже съ одной тысячью его воиновъ!.. Въ какую же бездну ты хочешь кинуться внизъ головой и вмѣстѣ съ собою безплодно погубить горсть темныхъ, безумныхъ людей, которые если и пойдутъ за тобою, то только повѣривъ твоимъ обманамъ?!.. Какой ты отвѣтъ дашь за это передъ Богомъ?!.. Скажу тебѣ больше: мы и бороться съ вами не станемъ. Если это понадобится, -- сами мервцы перевяжутъ и выдадутъ васъ поголовно...
Каджаръ, не проронившій до сихъ поръ ни слова, вдругъ поднался и хотѣлъ уйти.
-- Подожди немного. Самое главное еще не сказано, -- остановилъ я.-- Ты вынудилъ меня произнести эти горькія слова. Но моя цѣль была иная. Я пригласилъ тебя потому, что искренно желаю тебѣ добра... Ты ошибся и сталъ на ложный путь. Но я готовъ забыть это разъ завсегда, если ты послѣдуешь моему совѣту. Поди, переговори, посовѣтуйся съ своими собратьями и выѣзжай съ ними завтра въ Карибъ-ата, гдѣ я представлю тебя русскому генералу, какъ бывшаго хана всего Мерва. Повѣрь, что ты не будешь разочаровавъ... А затѣмъ, если останешься при прежнихъ мысляхъ, ты свободенъ, какъ и сегодня, уѣхать, когда и куда угодно и приняться за свое дѣло... Теперь, -- съ Богомъ!..
Каджаръ всталъ и ушелъ безъ всякаго отвѣта. Черезъ часъ пришелъ Баба-ханъ и заявилъ съ улыбкой, что "сумасбродъ" остается и поѣдетъ завтра на встрѣчу генерала.
Такъ кончился послѣдній день февраля. Слѣдующій день оказался чреватымъ всякими неожиданностями.
Выѣзжая изъ Топаза, я оставилъ здѣсь бывшихъ со мною дѣлопроизводителя маіора Ляшевскаго и повара Карапета. Упоминаю объ этомъ потому, что, какъ будетъ видно изъ дальнѣйшаго разсказа, имъ суждено было попасть въ этотъ день въ трагикомическую обстановку и пережить такія минуты, послѣ которыхъ первый оказался нервно разстроеннымъ настолько, что черезъ годъ покончилъ. самоубійствомъ; второй же посѣдѣлъ въ нѣсколько часовъ...
Когда я выѣхалъ къ длинной линія конницы, выстроившейся по дорогѣ въ Карибъ-ата, туземный письмоводитель представилъ мнѣ отдѣльно стоявшую небольшую группу всадниковъ, назвавъ ее "депутаціею іолотанскихъ сарыковъ, съ Гусейеъ-хаеомъ во главѣ".
-- Вы какимъ образомъ здѣсь? -- спрашиваю.
-- Мы, сарыки, сосѣди Мерва, небольшой народъ въ тридцать -- сорокъ тысячъ душъ, живемъ въ Іолотанскомъ оазисѣ, -- объяснилъ Гусеинъ-ханъ, тучный, коренастый мужчина съ обросшимъ лицомъ и съ заплывшими жиромъ добродушными глазами.-- Узнавъ, что Мервъ принялъ подданство Бѣлаго Царя, народъ нашъ рѣшилъ послѣдовать этому примѣру и прислалъ васъ извѣстить объ этомъ.
-- Прекрасно сдѣлали, -- отвѣтилъ я, -- такъ какъ это должно-было случиться рано или поздно. Видно, что во главѣ сарыковъ стоятъ люди благоразумные... Поѣзжайте съ ними. Я васъ представлю генералу.
Затѣмъ мы тронулись и около полудня прибыли въ Карибъ-ата. Остановивъ и выстроивъ конницу въ полуверстѣ отъ озера, я помчался съ казаками и джигитами въ лагерь отряда, палатки котораго бѣлѣли на берегу самаго озера. Не успѣлъ я соскочить съ коня передъ ставкою командующаго войсками, какъ уже изъ палатки вышелъ генералъ Комаровъ и, не разглядѣвъ хорошо мчавшуюся за мною группу всадниковъ, встрѣтилъ меня вопросомъ:
-- Это и есть ваша мервская депутація?!..
-- Нѣтъ, ваше превосходительство, это -- канаки и джигиты. Мервская депутація со всѣми ханами, къ которой присоединилась сегодня еще и іолотанская, въ числѣ болѣе четырехсотъ всадниковъ, ждетъ васъ въ полуверстѣ отсюда.
Генералъ, повидимому не ожидавшій такого успѣха, прояснился и, потребовавъ дипломатическаго чиновника Таврова, поручилъ ему озаботиться приготовленіемъ всего необходимаго для угощенія пловомъ, бараниной и сластями всей массы прибывшихъ со мною людей. Затѣмъ генералъ выѣхалъ къ мервской конницѣ, предшествуемый джигитами, сопровождаемый казаками и окруженный пестрой свитой офицеровъ и чиновниковъ, между которыми были также камеръ-юнкеръ Чарыковъ и инженеръ Лессаръ, нынѣшніе посланники въ Сербіи и въ Китаѣ. По мѣрѣ движенія нашего кортежа по фронту мервцевъ, я представлялъ изъ нихъ командующему войсками болѣе выдающихся и, между прочимъ, -- іолотанскую депутацію и Баджаръ-хана. Вся эта процедура кончилась привѣтливою рѣчью генерала, который въ заключеніе пригласилъ всѣхъ быть "сегодня" его гостями. Послѣ этого мы вернулись въ лагерь. Мервцы также послѣдовали за нами и расположились на краю лагеря, гдѣ вскорѣ началось ихъ угощеніе...
Подъ вечеръ мнѣ сообщили, что "сумасбродъ" Каджаръ-ханъ скрылся; а еще часа черезъ два, когда уже совершенно стемнѣло, за лагеремъ начали раздаваться угрожающіе крики какого-то сборища, продолжавшіеся до девяти часовъ и превратившіеся сразу послѣ нѣсколькихъ выстрѣловъ нашихъ джигитовъ... На слѣдующій день отрядъ передвинулся къ Топазу, гдѣ мы узнали слѣдующее.
Наканунѣ, черезъ нѣсколько часовъ послѣ нашего выѣзда изъ этого аула, къ нему начали приближаться толпы, вооруженныя всякимъ хламомъ и предводимыя Сіяхъ-пушемъ и его сторонникомъ Дурды-Ходжа. Оставшіеся въ Топазѣ маіоръ Ляшевскій и Карапетъ, видя грозящую имъ опасность, не догадались вскочить на коней и мчаться вслѣдъ за вами. Гроза между тѣмъ надвигалась. Тогда прибѣжала къ нимъ въ кибитку съ двумя своими замужними дочерьми энергичная старуха, жена Абдалъ-сардара, выѣхавшаго съ нами, и тономъ, не допускающимъ возраженія, приказала своимъ гостямъ лечь. Едва Ляшевскій и Карапетъ исполнили это требованіе, три женщины разбросали между ними подушки, накинули сверху кошму, поставили сбоку ткацкій станокъ и, усѣвшись тутъ же, принялись за работу ковра, какъ ни въ чемъ не бывало... Чрезъ нѣсколько минутъ на дворѣ послышались возгласы "гдѣ русскіе?" -- и съ этимъ же вопросомъ толпа подошла вскорѣ къ дверямъ кибитки Абдалъ-сардара.
-- Опоздали, -- спокойно отвѣтила старуха:-- русскіе съ утра уѣхали въ Карибъ-ата. Отправляйтесь туда, -- тамъ ихъ сколько угодно...
Толпа отхлынула, но черезъ нѣсколько минутъ подходитъ другая, и нѣкоторые переступаютъ даже порогъ кибитки. Старуха вскакиваетъ тогда съ мѣста, хватаетъ у очага желѣзные щипцы и кидается на вошедшихъ съ крикомъ:
-- Убирайтесь, голодные псы! Какихъ вы русскихъ ищете среди женщинъ?!.. Не русскіе вамъ нужны, а норовите, нельзя ли стянуть что-либо... Убирайтесь, говорю, если не хотите, чтобъ я размозжила кому-нибудь голову!..
Подобныя сцены повторялись нѣсколько разъ, пока вечеромъ не прибылъ въ Топазъ Каджаръ-ханъ, который повелъ весь этотъ сбродъ въ сторону Карибъ-ата. Не трудно себѣ представить, что испытывали во все это время Ляшевскій и Карапетъ, задыхаясь подъ кошмой, не смѣя пошевельнуться и ежеминутно слыша назойливыя приставанія шайки, разыскивавшей ихъ по всему аулу?!.. О послѣдствіяхъ пережитаго ими я уже говорилъ:..
Переночевавъ въ Топазѣ, отрядъ нашъ вступилъ на другой день въ густо населенный районъ оазиса. Предшествуемый блестящей мервской конницей, онъ двигался довольно торжественно между садами и аулами, поминутно переправляясь, въ бродъ или по жидкимъ мосткамъ, черезъ оросительныя канавы, и возбуждая любопытство населенія, тѣснившагося на сторонамъ дороги почти непрерывной шпалерой. Такъ мы прошли верстъ пятнадцать и расположились для ночлега на равнинѣ, недалеко отъ аула Сары-батыръ-хана. Вечеръ здѣсь прошелъ спокойно. Но ночь готовила намъ сюрпризъ и довольно непріятнаго свойства...
Было около полуночи, я еще не спалъ. Надъ соннымъ отрядомъ царила мертвая тишина, и возлѣ догорѣвшихъ костровъ бодрствовали только ночные, когда къ моей палаткѣ подскакалъ одинъ изъ конныхъ текинцевъ рода Бахши, которымъ было поручено наблюденіе за ближайшими аулами.
-- Вставай, баяръ!-- произнесъ онъ сдержаннымъ голосомъ, не слѣзая съ коня.
-- Что случилось?-- спрашиваю, выскочивъ изъ палатки.
-- Идутъ, -- коротко отвѣтилъ бахшивецъ.
-- Кто такіе идутъ?.. Говори толкомъ.
-- Да все тѣ же... толпы Каджара.
И дѣйствительно, едва я успѣлъ разбудить генерала и полковника Закржевскаго и объяснить имъ въ двухъ словахъ, что предстоитъ нападеніе, какъ уже противъ западнаго фаса лагеря, расположеннаго въ каре, послышались обычные и на этотъ разъ довольно многочисленные возгласы нападающихъ туркменовъ, которые, подражая какому-то звѣрю, оглашаютъ воздухъ пронзительными криками: "кыу, кыу, кыу"!.. Не прошло и минуты послѣ этого, какъ уже весь отрядъ былъ на ногахъ и въ полной готовности. Моментально прискакали къ намъ и ханы изъ своего бивака.
Крики между тѣмъ быстро приближались. Судя по голосамъ, нападающіе были не далѣе 150--200 шаговъ. Темные силуэты передовыхъ уже начали слегка вырисовываться при тускломъ свѣтѣ луны. Раздались наконецъ два-три выстрѣла въ нашу сторону, и среди стрѣлковъ кто-то громко и отрывисто крикнулъ: "ой"! Пуля попала несчастному въ животъ, и онъ свалился мертвымъ. Пора была образумить Каджара.
-- Ваше превосходительство, -- не выдержалъ я, -- позвольте открыть огонь!
-- Открывайте!
Вслѣдъ за этимъ, по командѣ полковника Закржевскаго, какъ одинъ выстрѣлъ грянулъ залпъ цѣлаго фаса, и... точно все пало замертво передъ вами: ни звука!.. Одинъ за другимъ раздались еще два залпа, -- но это было больше "для очищенія совѣсти", -- и бой кончился.
-- Давно надо было, -- заговорилъ какъ бы про себя, когда все стихло, стоявшій возлѣ меня Сары-батыръ-ханъ. -- Кричите теперь, безумные!.. Они забыли, что стоятъ передъ ними не персы, которыхъ можно было запугивать ночными криками...
Какъ выяснилось впослѣдствіи, крикуны дорого поплатились за свое безразсудство: семь человѣкъ изъ нихъ оказались убитыми и десятка два ранеными. Каджаръ и Сіяхъ-пушъ бѣжали изъ Мерва въ ту же ночь, а шайка ихъ разбрелась по ауламъ.
На слѣдующій день утромъ, пока отрядъ торжественно хоронилъ вблизи дороги, на возвышеніи, осѣненномъ нѣсколькими деревьями, убитаго ночью молодого стрѣлка, -- единственную нашу жертву при занятіи Мерва, -- я съ нѣсколькими джигитами прискакалъ, по приказанію генерала, до ограды мервской крѣпости и, вернувшись, доложилъ, что путь свободенъ. Тогда войска двинулись въ дальнѣйшій путь и, переправившись около полудня черезъ Мургабъ, подошли къ сердцу Мерва, -- къ чудовищной оградѣ Коушутъ-ханъ-калы. Это было 4-го марта 1884 года.
Внутри Коушутъ-ханъ-калы располагался тогда небольшой аулъ колѣна Геокча, на краю котораго валялись сорокъ-два орудія, двѣ мортиры и нѣсколько фальконетовъ, -- народные трофеи мервцевъ, свидѣтельствовавшіе о пораженіи ими персидской арміи въ 1860 году. Затѣмъ, все внутреннее пространство крѣпости, представляющее площадь около ста десятинъ, было занято посѣвами и, большею частью, рисовыми полями, которыя въ извѣстное время года уподоблялись сплошнымъ болотамъ, развивавшимъ лихорадки и тучи мошекъ. Да и помимо этого, крѣпостная ограда, имѣющая около семи верстъ протяженія, представила бы огромныя неудобства для гарнизона въ четыре роты, двѣ сотни и два горныхъ орудія. По всѣмъ этимъ причинамъ было рѣшено расположить нашъ маленькій отрядъ, на первое время, внѣ ограды, на узкой полосѣ земли между крѣпостнымъ валомъ и Мургабомъ, такимъ образомъ, чтобы мы командовали внутреннимъ пространствомъ калы, чтобы на всякій случай оно было подъ вашими выстрѣлами. Въ первые же дни, площадь занятая отрядомъ, была обнесена -- рабочими изъ мервцевъ, подъ руководствомъ сапернаго офицера Затеплинскаго -- небольшимъ валикомъ со рвомъ. Возникшее такимъ образомъ крошечное русское укрѣпленіе на Мургабѣ, заставленное внутри рядами кибитовъ и палатокъ, послужило зародышемъ будущаго города Мерва, который, благодаря нахлынувшимъ со всѣхъ сторонъ искателямъ наживы, выросталъ настолько по-американски, что, менѣе чѣмъ черезъ два года, уже представлялъ на обоихъ берегахъ рѣки 16 широкихъ улицъ, массу красивыхъ зданій и желѣзнодорожныхъ сооруженій, два капитальныхъ моста и до 15 тысячъ пришлаго населенія, помимо войскъ, численность которыхъ также значительно возросла... Но возвратимся къ началу занятія Мерва.
На третій день, когда были уже установлены въ укрѣпленіи заказанныя для меня кибитки, я устроилъ нѣчто въ родѣ "новоселья" и пригласилъ къ себѣ командующаго войсками съ его окружающими и мѣстныхъ хановъ. Въ серединѣ обѣда меня вызвалъ "по важному дѣлу" тотъ самый старикъ Дурды-Ніязъ, который въ Асхабадѣ, подносилъ генералу просьбу мервцевъ на Высочайшее имя.
-- Мнѣ сейчасъ дали звать, -- сообщилъ онъ шопотомъ, -- что Каджаръ-ханъ, Сіяхъ-пушъ и ихъ приближенные возвратились сегодня изъ Іолотана и находятся теперь въ крайнемъ аулѣ рода Бахши, возлѣ кургана Геокъ-Тепе, не болѣе какъ въ двухъ часахъ пути отсюда, даже для пѣшехода.
-- Спасибо, другъ, за извѣстіе, -- сказалъ я старику, -- и немедленно доложилъ новость генералу, съ разрѣшенія котораго вызвалъ хановъ и приказалъ имъ скакать въ указанномъ направленіи съ своими всадниками и во что бы то ни стало захватить названныхъ людей, обѣщая, въ случаѣ успѣшности выполненія этого порученія, тысячу рублей вознагражденія.
Ханы помчались точно на праздникъ и часа черезъ три вернулись сіяющіе, ведя передъ собою связанныхъ Каджаръ-хана, Сіяхъ-пуша, муллу Дурды-ходжа и джадида Мамедъ-Рагима {Меня увѣрили, что, при посредствѣ этого джадида, англійскій консулъ въ Meшедѣ снабжалъ деньгами Сіяхъ-пуша на дѣло возбужденія мервцевъ противъ русскихъ.
Джадидами называются въ Персіи евреи-торговцы, которые, оставаясь въ сущности послѣдователями религіи Моисея, формально принимаютъ исламъ, гарантирующій ихъ отъ преслѣдованія мѣстныхъ фанатиковъ. Сотни подобныхъ "мусульманъ", въ первый же годъ занятія нами Мерва, перебрались сюда изъ священнаго Мешеда и выстроили здѣсь синагогу... }.
Нужно было видѣть еще недавно надменную, а теперь жалкую, избитую фигуру Каджара, который до того растерялся при внезапномъ нападеніи своихъ соплеменниковъ, что даже не нашелся взять что-либо изъ своего грознаго "арсенала"!..
-- Ну, что, Каджаръ, вѣрно я предсказывалъ или нѣтъ?.. Я старался сравнять тебя вотъ съ ними, -- говорю, указывая на хановъ, бывшихъ верхами въ своихъ капитанскихъ погонахъ.-- Ты не внялъ моему доброму совѣту, и вотъ что вышло!.. Теперь пеняй, другъ, на одного себя...
--: Кысматъ (судьба)!-- едва слышно отвѣтилъ Каджаръ дрожащимъ голосомъ...
Сіяхъ-пушъ { Сіяхъ-пушъ значитъ по-персидски "чернорясникъ". Это названіе носятъ воинственные горцы-язычники, населяющіе такъ называемый Кяфиристанъ, на границѣ Индіи и Авганистана.} держалъ себя съ гораздо большимъ достоинствомъ. Это былъ замѣчательно красивый брюнетъ, лѣтъ тридцати-трехъ, съ матово-блѣднымъ лицомъ, съ большими выразительно-задумчивыми главами, съ маленькой бородкой и съ длинными, распущенными по плечамъ волосами. На головѣ онъ носилъ тюрбанъ, повязанный вокругъ высокой, остроконечной тюбетейки, какъ его повязываютъ только индусы и авганцы. Глаза также были насурмлены по обычаю этихъ народовъ. Вообще же вся внѣшность и костюмъ его напоминали аскета-дервиша. По-персидски онъ говорилъ прекрасно, по-туркменски -- съ акцентомъ авганца, и писалъ на этихъ языкахъ изящнымъ почеркомъ.
Въ срединѣ 1882 года Сіяхъ-пушъ точно изъ земли выросъ въ Іолотанскомъ оазисѣ. Онъ вскорѣ привлекъ тамъ общее вниманіе и сдѣлался предметомъ толковъ, проникшихъ и въ Мервъ. Для достиженія своей цѣли, въ чемъ бы она ни состояла, ему нужно было пріобрѣсти вліяніе на туркменовъ, и онъ рѣшился, повидимому, эксплоатировать ихъ для этого на почвѣ религіи, окружая свою личность ореоломъ святости. Онъ показывался не иначе, какъ съ завѣшаннымъ лицомъ, говорилъ загадочно и съ длинными цитатами изъ корана. Для характеристики приведу нѣкоторые изъ его отвѣтовъ.
-- Кто ты, какъ тебя зовутъ, какой ты національности?-- ставлю вопросы, усадивъ его въ своей кибиткѣ.
-- Я -- созданіе Бога; зовутъ -- человѣкомъ; моя нація -- человѣчество.
-- Изъ какой ты страны, гдѣ родился, сколько тебѣ лѣтъ?
-- Я изъ той страны, куда назначенъ Богомъ. Родился тамъ же. Лѣтъ мнѣ столько, сколько нужно для прославленія Бога.
-- Съ какою цѣлью ты явился среди туркменовъ?
-- Цѣль извѣстна одному Богу. Я -- не разсуждающій исполнитель Его воли...
На всѣ мои вопросы онъ отвѣчалъ въ такомъ же родѣ, съ поразительнымъ спокойствіемъ смотря мнѣ прямо въ глаза. Ничего болѣе яснаго я не могъ добиться, и это вывело меня, наконецъ, изъ терпѣнія.
-- Послушай, ты -- просто шарлатанъ!-- разразился я.-- Выбирай: или ты отвѣтишь по-человѣчески на всѣ мои вопросы, и тогда... ступай на всѣ четыре стороны; или же -- я велю тебя повѣсить!
-- Отвѣчаю, какъ велитъ Богъ, -- продолжалъ Сіяхъ-пушъ съ тѣмъ же невозмутимымъ спокойствіемъ.-- Если буду повѣшенъ, то также по волѣ Бога...
Я крикнулъ джигитовъ и приказалъ имъ взять этого нахала и повѣсить его на первомъ деревѣ, если черезъ полчаса онъ не изъявитъ согласія отвѣтить на всѣ мои вопросы... Еще ранѣе получаса явился урядникъ и передалъ слѣдующее:
-- Сіяхъ-пушъ говоритъ, что онъ сказалъ все, и что если его потребуютъ вторично, -- онъ не раскроетъ и рта.
Его, конечно, не повѣсили...
Камеръ-юнкеру Чарыкову было поручено спеціально заняться Сіяхъ-пушемъ и выяснить вопросъ, -- чьимъ интересамъ служила эта темная личность? Но и онъ, сколько помнится, въ результатѣ своихъ трудовъ, остался при однѣхъ догадкахъ, между которыми болѣе вѣроятною казалась присылка Сіяхъ-пуша въ Мервъ извѣстнымъ претендентомъ на авганскій престолъ, Эюбъ-ханомъ, мечтавшимъ поднять туркменовъ и, при ихъ содѣйствіи, свергнуть эмира Абдурахмана. Когда же туркмены не выразили никакого желанія рисковать своими головами ради голоднаго авганскаго претендента, Сіяхъ-пушъ сдѣлался орудіемъ англійскаго консула въ Мешедѣ и сталъ возбуждать мервцевъ противъ русскихъ...
Такъ или иначе, но Сіяхъ-пушъ и три его клеврета высидѣли подъ арестомъ въ Мервѣ около недѣли и затѣмъ были высланы въ Россію. Дальнѣйшая судьба ихъ мнѣ неизвѣстна. Съ ихъ удаленіемъ, населеніе Мерва избавилось по крайней мѣрѣ отъ явныхъ нашихъ недруговъ, и дѣло устройства новаго края пошло затѣмъ безпрепятственно.
Но жизнь Мерва подъ властью Россіи уже не входитъ въ программу моихъ разсказовъ. Ограничусь поэтому нѣсколькими словами о первыхъ дняхъ этого періода.
Первымъ послѣдствіемъ занятія Мерва было уничтоженіе здѣсь невольничества и освобожденіе всѣхъ плѣнныхъ персовъ. Послѣднихъ оказалось около семисотъ человѣкъ разныхъ возрастовъ и положеній, не исключая и персидскихъ офицеровъ, захваченныхъ еще въ 1860 году. Въ теченіе двухъ недѣль всѣ они были доставлены, нѣсколькими партіями, персидскимъ властямъ Саракса и Дарайгеза.
Вторымъ памятнымъ событіемъ тѣхъ же дней послужилъ пріѣздъ въ Мервъ, черезъ два мѣсяца послѣ его занятія, главноначальствовавшаго тогда на Кавказѣ, генералъ-адьютанта князя Дондукова-Корсакова. Князь пріѣхалъ съ блестящей свитой, въ сопровожденіи цѣлаго казачьяго полка, и въ трехъ переходахъ отъ Мерва былъ встрѣченъ мѣстной конницей въ числѣ двухъ тысячъ отборныхъ всадникомъ. Кортежъ получился чисто царскій. Да и шесть дней, проведенныхъ княземъ въ нашемъ маленькомъ укрѣпленіи, въ разъѣздахъ по оазису и въ посѣщеніи развалинъ древнихъ городовъ, долго вспоминались въ Мервѣ, какъ непрерывный рядъ празднествъ для войскъ и народа. Широкая, истинно барская натура князя тутъ обнаружилась вполнѣ: угощенія войскъ и народа слѣдовали день за днемъ. Награды и подарки сыпались точно изъ рога изобилія... Посѣтивъ, между прочимъ, и ханшу Гюль-Джамалъ, князь торжественно вручилъ ей подарки, присланные, съ особымъ курьеромъ, изъ Кабинета Его Величества: пару массивныхъ золотыхъ браслетъ, украшенныхъ драгоцѣнными камнями, такой же поясъ и роскошный соболій халатъ, крытый золотою парчей. Сверхъ того, и отъ себя лично князь подарилъ ханшѣ дорогое ожерелье и объявилъ, что, за оказанныя услуги, "Бѣлый Царь" назначилъ ей пожизненную пенсію, по двѣ тысячи, а ея сыну, Юсуфъ-хану, по 1.200 рублей. Такимъ образомъ, издержки ханши на "генгешъ" были возвращены ей сторицею...
Къ этому считаю не лишнимъ прибавить, что, благодаря какъ политическому, такъ и стратегическому значенію, которое англійскіе публицисты издавна придавали Мерву, присоединеніе его къ Россіи подняло цѣлую бурю въ англійскомъ парламентѣ и въ прессѣ. Между прочимъ, по порученію своего правительства, великобританскій посолъ при Высочайшемъ дворѣ, сэръ Э. Торнтонъ, заявилъ нашему министерству иностранныхъ дѣлъ, что включеніе Мерва въ предѣлы Россіи признается несогласнымъ съ принятыми, будто бы, ею обязательствами по отношенію въ Англіи. Вмѣстѣ съ тѣмъ, посолъ освѣдомлялся о томъ, "какія предложенія русскій кабинетъ могъ бы сдѣлать Англіи съ тѣмъ, чтобы предупредить осложненія, которыя можетъ повлечь за собою вновь совершившееся расширеніе предѣловъ русскаго владычества по направленію къ границамъ Авганистана"?
Наше правительство отвѣтило въ томъ смыслѣ, что оно никогда не брало на себя обязательства воздерживаться, при какихъ бы то ни было обстоятельствахъ, отъ занятія Мерва; а условія, при которыхъ неожиданно совершился этотъ фактъ, -- ведущій за собою прекращеніе туркменскихъ разбоевъ и безусловно благотворный для будущаго положенія дѣлъ въ Средней Азіи, -- не таковы, чтобы могли служить поводомъ къ оспариванію свободы дѣйствій Россіи и къ заявленію какихъ-либо притязаній со стороны Англіи... Въ то же время, во избѣжаніе въ будущемъ всякихъ поводовъ въ недоразумѣніямъ, Россія подняла вопросъ о необходимости разграниченія сферы нашихъ притязаній съ владѣніями авганскаго эмира, что повело къ столкновенію на Кушкѣ... Но объ этомъ рѣчь впереди.