Столкновеніе съ авганцами. -- Бой на Кушкѣ и присоединеніе Пенде.

Послѣ нашествія на Мервъ, въ 1842 году, бухарскаго эмира Маасума, весь лѣвый берегъ Мургаба, на двухсотъ-верстномъ протяженіи отъ Мерва и до авганскихъ предѣловъ, былъ брошенъ древнимъ иранскимъ населеніемъ и представлялъ пустыню до 1857 года, когда его завяло племя туркменъ-сарыковъ, вытѣсненное изъ Мерва текинцами. Сарыки, насчитывавшіе тогда около шестидесяти тысячъ душъ, принуждены были, по недостатку земли, раздѣлиться на двѣ половины и занять два оазиса: Іолотанъ, по сосѣдству съ Мервомъ, и Пенде, на границѣ Авганистана. Хотя территоріи этихъ оазисовъ отдѣлялись необитаемымъ пространствомъ на протяженіи около ста верстъ, тѣмъ не менѣе обѣ половины сарыковъ продолжали представлять одну вполнѣ солидарную общину, преслѣдовавшую свои общіе интересы какъ въ дни мира, такъ и во время вражды съ сосѣдями. "Мы рѣшили принять русское подданство не отдѣльно, а совмѣстно съ вашими пендинскими собратьями", -- говорили представители Іолотанскихъ сарыковъ, когда мы вводили у нихъ русское управленіе.

И дѣйствительно, послѣ присоединенія Іолотана, естественное занятіе Пенде составляло только вопросъ времени. Къ сожалѣнію, имѣя къ тому полную возможность, мы почему-то не поспѣшили занять Пенде вслѣдъ за Іолотаномъ, а этимъ воспользовались наши сосѣди, авганцы...

Выше уже было говорено, что спокойствіемъ, водворившимся въ Туркменіи вслѣдствіе занятія нами Мерва и Іолотана, вздумали воспользоваться между прочими и авганцы. Въ срединѣ 1884 года они заняли своими войсками Пендинскій оазисъ, и затѣмъ начали выдвигать свои посты по Мургабу все ближе и ближе къ передовому нашему посту въ Имамъ-Баба.

Но на захватъ не только этой сѣверной территоріи, но даже и Пендинскаго оазиса авганцы не имѣли ни историческаго, ни нравственнаго права: они, во-первыхъ никогда не владѣли Пендинскимъ оазисомъ, а его населеніе никогда, даже номинально, не признавало надъ собою власти авганскаго эмира. Только одни Пендинскіе скотоводы, въ рѣдкіе годы, когда у нихъ чувствовался недостатокъ подножнаго корма, выгоняли свои стада къ авганскимъ предгорьямъ и, за эту пастьбу, платили авганцамъ незначительную сумму, для сбора которой обыкновенно являлся въ Пенде одинъ изъ чиновниковъ гератскаго губернатора. Этимъ ограничивались всѣ сношенія авганцевъ съ пендинскими сарыками. Затѣмъ, -- и самое главное, -- переговоры съ Россіею относительно средне-азіатскихъ дѣлъ, начавшіеся въ 1869 году и затѣянные Англіею, имѣли главною цѣлью выяснить взаимное положеніе въ этой странѣ обѣихъ державъ, для того, чтобы предупредить на будущее время недоразумѣнія между ними и, такъ сказать, устранять недовѣріе и тревогу, вызванныя въ Англіи нашимъ наступательнымъ въ то время движеніемъ въ сторону Бухары, Ферганы и Туркменіи. Лучшимъ къ тому средствомъ было признано Англіею установленіе между обоюдными владѣніями нейтральной территоріи, неприкосновенность которой была бы одинаково обязательна для обѣихъ державъ.

Давая на это свое согласіе, наше правительство выразило готовность признать такою страною Авганистанъ, только въ тѣхъ, однако, предѣлахъ, которые состояли въ дѣйствительномъ владѣніи эмира Ширъ-Али-хана. Добавлялось при этомъ, что авганскій эмиръ не будетъ стараться распространять свое вліяніе и вмѣшательство за эти предѣлы, и что Англія будетъ употреблять всѣ свои старанія, чтобы отклонять его отъ какихъ бы ни было наступательныхъ и завоевательныхъ замысловъ. Въ такомъ смыслѣ состоялось въ 1873 году между обѣими державами соглашеніе, которое, само собою разумѣется, поставило Пенде въ положеніе во всякомъ случаѣ неприкосновенное для авганскаго эмира. Въ силу этихъ обстоятельствъ, оазисъ становился естественнымъ достояніемъ Россіи, и сарыки, по тогдашнимъ слухамъ, ждали со дня на день, что наши войска займутъ ихъ территорію. Между тѣмъ, случилось нѣчто неожиданное...

Въ іюнѣ 1884 года въ Мервъ пріѣхалъ докторъ Регель, путешествовавшій по нашимъ окраинамъ и пожелавшій посѣтить между прочимъ, и Пендинскій оазисъ. Я его снабдилъ письмомъ къ вліятельному среди Пендинскихъ сарыковъ Кулъ-батыръ-хану и отправилъ съ конвоемъ изъ нѣсколькихъ туркменовъ. Дней черезъ десять послѣ отъѣзда Ригеля, пронесся слухъ, что въ Пенде онъ арестованъ. Но кѣмъ же?-- недоумѣвалъ я. Сарыки не дерзнули бы на это, я былъ въ этомъ увѣренъ. Вскорѣ оказалось, что -- авганцами, которые незадолго передъ тѣмъ появились въ странѣ въ числѣ нѣсколькихъ сотъ человѣкъ.

Это было первое и, конечно, поразившее насъ извѣстіе о томъ, что авганцы заняли Пенде. Я написалъ довольно рѣзкое письмо ихъ начальнику, -- Регель былъ немедленно освобожденъ, и этимъ кончилось это частное дѣло. Но самый фактъ захвата авганцами Пендинскаго оазиса, помимо того, что шелъ въ разрѣзъ съ нашими интересами въ Средней Азіи, являлся явнымъ нарушеніемъ соглашенія 1878 года, и тѣмъ болѣе для насъ неподходящимъ, что авганцы не могли рѣшиться на этотъ шагъ безъ вѣдома -- или даже одобренія -- Англіи. Подобный фактъ не могъ быть оставленъ безъ должнаго вниманія, и на него наше правительство отвѣтило сформированіемъ особаго отряда для движенія вверхъ по Мургабу до авганскихъ предѣловъ. Но при тогдашнихъ обстоятельствахъ отрядъ не могъ быть быстро собранъ: гарнизонъ только-что занятаго Мерва былъ столь малочисленъ, что могъ выдѣлить въ поле развѣ какую-нибудь роту. Рѣшено было поэтому двинуть по батальону изъ Асхабада и Самарканда, отстоящихъ отъ Пенде на 550 и 700 верстъ. Войска эти могли прибыть къ мѣсту не ранѣе срединѣ марта 1885 года, а между тѣмъ еще въ концѣ предыдущаго года мы получали извѣстія о томъ, что авганскіе посты и разъѣзды продвинулись какъ по Мургабу, такъ и по Герируду почти на сто верстъ отъ Меручака и Кусана, т.-е. отъ пунктовъ, ниже которыхъ они никогда не проникали въ Туркменію до занятія нами Мерва. Цѣль этихъ движеній была очевидна: эмиръ Абдурахманъ, извѣщенный англійскимъ правительствомъ о предстоящемъ разграниченіи его владѣній съ Россіею, старался, до прибытія на мѣсто русскаго и англійскаго делегатовъ, явиться фактическимъ хозяиномъ возможно большей территоріи по Мургабу и Герируду.

Въ видахъ противодѣйствія этимъ захватамъ, мною было получено приказаніе занять немедленно Пули-Хатунъ при сліяніи мешедской рѣчки Кашавъ-Рудъ съ Герирудомъ и расположить тамъ сотню казаковъ; а съ двумя другими сотнями и съ мервскою конницею очистить отъ авганцевъ все пространство по Мургабу до Дашъ-Kenpu { Дашъ-Кenpu по-туркменски и Пу.ш-Хишти по-персидски значитъ "каменный мостъ"; построенъ арабами въ VIII столѣтіи на Кушкѣ, при впаденіи его въ Мургабъ, и служитъ акведукомъ, по которому воды другой Пендинской рѣки, Каша, направляются на сѣверъ для орошенія лѣваго прибрежья Мургаба.}, т.-е. до самого лагеря авганцевъ, и держаться въ такомъ положеніи до прибытія нашего мургабскаго отряда. Предписывалось, такимъ образомъ, наступательное движеніе съ нашей стороны, да еще безцеремонное отбрасываніе авганскихъ постовъ, что, однако, являлось вполнѣ естественнымъ послѣдствіемъ поведенія авганцевъ...

Первую часть порученія я возложилъ на своего помощника, подполковника Тарарина, который безпрепятственно занялъ Пули-Хатунъ, въ шестидесяти верстахъ на югъ отъ Саракса, и расположилъ тамъ сотню казаковъ. Вторую часть я принялъ на себя и, сформировавъ въ три дня конную сотню изъ текинцевъ и сарыковъ, выѣхалъ въ Имамъ-Баба, гдѣ стояли сотни казаковъ.

"Въ Имамѣ начальникъ поста заявилъ мнѣ {Изъ моего рапорта командующему войсками, отъ 6 февраля 1885 г.}, что очистить пространство -- не только до Дашъ-Кеври, но даже до Аймакъ-Джара -- отъ авганскихъ постовъ невозможно путемъ разъѣздовъ, такъ какъ авганцы или оказываютъ пассивное сопротивленіе, будучи увѣрены, что русскіе не прибѣгнутъ къ оружію, или же вновь занимаютъ своими постами очищенныя мѣста, вслѣдъ за удаленіемъ нашихъ разъѣздовъ. Въ виду этого и для того, чтобы фактически выполнить инструкцію, я выступилъ сегодня утромъ въ Аймакъ-Джаръ съ тремя сотнями. Не доѣзжая пяти верстъ до этого пункта, въ Сары-Язы, меня настигъ варочный, доставившій предписаніе вашего превосходительства, обязывающее меня оставаться съ казаками въ Имамъ-Баба и дѣйствовать только разъѣздами милиціонеровъ. Возвращаться въ ту же минуту назадъ я счелъ неудобнымъ, какъ потому, что пришлось бы утомить людей и лошадей, сдѣлавъ въ одинъ день два большихъ перехода, такъ и потому, что это произвело бы невыгодное для васъ впечатлѣніе среди авганцевъ и нашихъ милиціонеровъ. Да и кромѣ того, разъѣздами, какъ уже сказано, цѣль не достигается. Я рѣшилъ поэтому дойти и расположиться въ Аймакъ-Джарѣ, гдѣ, между прочимъ, завялъ прекрасную позицію, съ которой авганцы насъ не выбьютъ до прихода отряда, еслибъ и рѣшились на это.

"Съ приближеніемъ нашимъ всѣ авганскіе посты отступили, при чемъ капитанъ ихъ, Магомедъ-Эминъ-ханъ, уходя изъ Аймакъ-Джара съ послѣдними сорока всадниками, оставилъ здѣсь записку, на персидскомъ языкѣ, такого содержанія:

"Русскіе силою вытѣснили наши караулы изъ Сары-Язы и Аймакъ-Джара. Данныя намъ нашимъ генераломъ приказанія обязываютъ насъ, избѣгая съ ними столкновенія, противиться ихъ наступленію. Поэтому я предупреждаю русскаго офицера, что, въ случаѣ дальнѣйшаго его напора въ сторону Акъ-Тепе { Акъ-Тепе -- небольшое возвышеніе около моста Дашъ-Кепри, на которомъ былъ раскинутъ лагерь авганцевъ.}, онъ будетъ остановленъ силою нашихъ сабель, пушекъ и ружей".

По пути въ Аймакъ-Джаръ мнѣ также доставили письмо авганскаго подполковника Риджуэ. Онъ пишетъ по-персидски слѣдующее:

"Дорогой, любезный другъ полковникъ Алихановъ, да увеличится его благорасположеніе.

"По выраженію живѣйшаго желанія имѣть съ вами радостное свиданіе, сообщаю вамъ, что я уполномоченъ генераломъ сэромъ Питэромъ Лёмеденомъ войти съ вами въ дружественное соглашеніе, въ силу котораго разъѣзды и пикеты обѣихъ сторонъ воздерживались бы отъ перехода извѣстныхъ границъ впредь до рѣшенія имѣющею собраться смѣшанною коммиссіею вопроса о границѣ между Россіею и Авганистаномъ.

"Собранныя мною свѣдѣнія доказываютъ, какъ мнѣ кажется, что постоянныя встрѣчи русскихъ войскъ съ авганскими неизбѣжно повлекутъ за собою серьезныя недоразумѣнія. Въ виду этого, я предложилъ бы вамъ прислать офицера, уполномоченнаго войти со мною въ соглашеніе относительно разъѣздовъ.

"Въ настоящее время у авганцевъ оспаривается, повидимому, право переходить за Аймакъ-Джаръ. Еслибы вы сдѣлали обязательное распоряженіе о томъ, чтобы войска ваши не переходили за Сандукъ-Качанъ, находящійся въ приличномъ разстояніи отъ вашего поста въ Имамѣ, то я принялъ бы, съ своей стороны, необходимыя мѣры, чтобы авганскіе посты и разъѣзды не переходили за предѣлы Аймакъ-Джара. Само собою разумѣется, что таковое соглашеніе будетъ лишь временнымъ и что оно нисколько не будетъ предрѣшать права, которыя могутъ быть заявлены обѣими сторонами, смѣшанной коммиссіи.

"Я возвращаюсь въ настоящее время изъ Аймакъ-Джара въ Акъ-Тепе, разстояніе между которыми, какъ вамъ извѣстно, можно проѣхать верхомъ въ нѣсколько часовъ. Я былъ бы весьма вамъ обязанъ, еслибы вы приняли на себя трудъ какъ можно скорѣе прислать мнѣ въ послѣдній пунктъ вашъ отвѣтъ, такъ какъ мнѣ необходимо явиться къ главному коммиссару ея величества ранѣе его свиданія съ его коллегой, генералъ-маіоромъ Зеленымъ. Въ случаѣ согласія вашего выслать мнѣ на встрѣчу офицера, я готовъ вернуться въ Сары-Язы или въ другое мѣсто, которое вы признаете удобнымъ для свиданія.

"Имѣю честь и пр.-- Дж. Ряджуэ, подполковникъ коммиссаръ ея британскаго величества".

Сдѣлавъ маленькую остановку на пути, я отвѣтилъ на приведенное письмо въ томъ же стилѣ, по-туркменски, такъ какъ мой туземный письмоводитель недостаточно хорошо владѣетъ иранскою рѣчью:

Дорогой, любезный полковникъ Риджуэ, да увеличится его благорасположеніе.

"Гонецъ вашъ прибылъ въ добрый часъ и обрадовалъ меня вашимъ дружественнымъ письмомъ.

"Такія же чувства, питаемыя нашимъ правительствомъ въ англичанамъ и авганцамъ, позволяютъ мнѣ думать, что всякія здѣшнія недоразумѣнія будутъ разрѣшены разумными доводами обоюдныхъ коммиссаровъ, безъ всякаго, конечно, участія оружія. Во всякомъ же случаѣ отвѣтъ, который могу дать вамъ, заключается въ томъ, что, имѣя ясное приказаніе моего начальства, я не уполномоченъ ни на какіе переговоры и не имѣю права входить въ какія-либо новыя соглашенія, даже относительно взаимнаго расположенія нашихъ и авганскихъ постовъ.

"Мнѣ приказано принять мѣры къ тому, чтобы ни одинъ авганецъ не проникалъ изъ Дашъ-Кепри въ нашу сторону. Какъ служащій также своему Государю, вы хорошо знаете, конечно, что долгъ мой заключается въ выполненіи даннаго мнѣ приказанія. Если, по полученіи настоящаго письма, авганскіе караулы будутъ отодвинуты на указанное мѣсто, -- всякіе переговоры явятся лишними. Въ противномъ случаѣ, мнѣ придется заставить ихъ удалиться. Да будетъ это извѣстно.-- Подполковникъ Алихановъ, начальникъ округовъ: Мерва, Саракса и Іолотана".

"Утромъ 8 числа {Изъ моего рапорта командующему войсками отъ 8 февраля 1885 г. изъ Дашъ-Кепри.} мнѣ дали знать, что авганскіе посты приблизились снова и, между прочимъ, заняли Урушъ-Душанъ. Вслѣдствіе этого я немедленно выступилъ изъ Аймакъ-Джара съ сотнею милиціи, прогналъ авганцевъ и на ихъ плечахъ прибылъ къ мосту Дашъ-Кепри на Кушкѣ, отстоящему въ семидесяти верстахъ отъ Имама и въ полуверстѣ отъ авганскаго лагеря. Здѣсь я имѣлъ ночлегъ и расположилъ нашъ постъ, -- тридцать милиціонеровъ-сарыковъ подъ командой урядника Аманъ-Клычъ-хана {Постъ этотъ былъ расположенъ у самаго моста Дашъ-Кепри. Но оказалось, впослѣдствіи, что черезъ нѣсколько дней урядникъ отвелъ его назадъ около версты и расположилъ на курганѣ Кизилли-Тепе, во избѣжаніе постоянныхъ перебранокъ черезъ рѣку, происходившихъ между авганцами и сарыками, въ особенности во время водопоя.}.

"Со стороны авганцевъ никакой вражды я не встрѣтилъ; напротивъ, джарнейль Гоусуддинъ-ханъ немедленно доставилъ мнѣ лошадь одного джигита, которая вырвалась и бѣжала въ ихъ лагерь у Акъ-Тепе. Въ этомъ пунктѣ, на высокомъ курганѣ, стоитъ пѣшихъ и конныхъ авганцевъ до 350 человѣкъ.

"Въ эту же ночь къ джарнейлю явилась депутація почетныхъ сарыковъ съ предложеніемъ, чтобы авганцы удалились изъ Пенде, въ виду приближенія русскихъ, такъ какъ они "не желаютъ отдѣлиться отъ своихъ братьевъ, Іолотанскихъ сарыковъ, и испытать на себѣ геокъ-тепинскіе дни". Подполковникъ Риджуе просилъ два дня на отвѣтъ и донесъ о случившемся генералу Лёмсдену въ Калеи-Моръ.

"Черезъ часъ выступаю обратно и по пути оставлю на посту, въ Урушъ-Душанѣ, всю милицію съ прапорщикомъ Баба-ханомъ, а самъ отправлюсь въ Аймакъ-Джаръ, гдѣ расположены сотни казаковъ.

"Вчера вечеромъ я имѣлъ честь получить довольно грозное письмо отъ самого генерала Лёмсдена, члена индійскаго совѣта и адьютанта королевы, назначеннаго главнымъ коммиссаромъ ея величества для опредѣленія сѣверо-западной границы Авганистана. Вотъ этотъ документъ, приписывающій мнѣ замыслы, могущіе вызвать, ни больше, ни меньше, какъ разрывъ между Россіей и Англіей {Письмо это и мой отвѣтъ приведены цѣликомъ въ оффиціальномъ изданіи министерства иностранныхъ дѣлъ "Авганское разграниченіе", стр. 189--198.}:

"Подполковникъ Риджуэ представилъ мнѣ полученное имъ вчера отъ васъ письмо. Я не могу не высказать своего удивленія по поводу тона, въ которомъ оно написано, и долженъ прибавить, что, послѣ вчерашняго объясненія моего съ представителемъ эмира, я нахожу, что мною исчерпаны всѣ средства къ удержанію авганцевъ отъ принятія мѣръ, которыя они могутъ признать необходимыми для защиты своихъ правъ.

"Какъ сообщилъ вамъ о томъ въ письмѣ своемъ подполковникъ Риджуэ, мнѣ удалось склонить авганское военное начальство отодвинуть свои передовые посты къ Урушъ-Душану, и приказанія по этому предмету будутъ сегодня отправлены къ начальнику передового авганскаго поста, причемъ ему будетъ вмѣнено въ обязанность не высылать даже разъѣздовъ далѣе означенной мѣстности

"При всемъ томъ, считаю долгомъ предупредить васъ, что я нахожусь въ невозможности побуждать авганцевъ къ дальнѣйшимъ уступкамъ или же долѣе ихъ сдерживать, а вмѣстѣ съ тѣмъ и заявить вамъ, что, въ случаѣ наступательныхъ движеній русскихъ разъѣздовъ или войскъ за Аймакъ-Джаръ, неминуемо произойдетъ столкновеніе. Мнѣ кажется невѣроятнымъ, чтобы въ то самое время, когда, какъ явствуетъ изъ полученной вчера ночью телеграммы, правительство Государя Императора ведетъ дружественные переговоры съ англійскимъ, Его Величество могъ разрѣшить вамъ воевать въ мирное время съ Авганистаномъ, такъ какъ хотя этого и не случилось, благодаря письму, съ которымъ обратился къ вамъ подполковникъ Риджуэ, но намѣреніе ваше открыть непріязненныя дѣйствія безъ предупрежденія и безъ указанія причинъ тому -- было очевидно.

"Въ заключеніе имѣю честь увѣдомить васъ, что въ посланной въ Лондонъ телеграммѣ я указалъ на серьезный кризисъ, вызванный вашими замыслами, и что во всякомъ случаѣ я надѣюсь, что вы не рѣшитесь вступить на путь, который, помимо столкновенія между Россіей и Авганистаномъ, могъ бы вызвать и разрывъ между находящимися нынѣ въ дружественныхъ отношеніяхъ Россіей и Англіей.

"Я приказалъ подполковнику Риджуэ остаться въ Пенде и относиться съ особымъ вниманіемъ ко всякому сообщенію, которое вы пожелали бы ему сдѣлать.

"Имѣю честь и пр.

"П. Лёмсденъ, генералъ-лейтенантъ".

"Отвѣчать на это посланіе мнѣ пришлось подъ проливнымъ дождемъ, остановившись на нѣсколько минутъ среди дороги и въ грязи по колѣно. Поэтому я ограничился слѣдующимъ:

"Глубокоуважаемый генералъ Лёмсденъ, коммисаръ ея величества королевы великобританской.

"Привѣтствуя васъ, сообщаю, что имѣлъ честь получать ваше письмо. Отвѣтъ мой коротокъ. Будете ли вы довольны, или нѣтъ, но мнѣ приказано занять русскими войсками Дашъ-Кепри, и приказаніе это я выполню. Мы не желаемъ вражды, но если другіе начнутъ воевать съ вами, то, съ своей стороны, мы готовы и къ этому... Я человѣкъ служивый, съ политическими дѣлами не знакомъ, и потому не имѣю нечего иного сообщить вамъ".

"Получилъ я еще и второе, при семъ представляемое, письмо отъ подполковника Риджуэ, который снова проситъ о свиданіи для переговоровъ. Но я ему не отвѣтилъ, чтобы не повторяться.

"Въ заключеніе считаю долгомъ доложить вашему превосходительству, что настроеніе авганцевъ и положеніе дѣлъ здѣсь -- совершенно иное, чѣмъ это рисуютъ Лёмсденъ и Риджуэ. Наши милиціонеры-сарыки ѣздили въ Пендинскіе аулы, а оттуда пріѣзжалъ ко мнѣ, ночью, Кулъ-Батыръ-ханъ съ двумя старшинами. Всѣ ихъ разсказы сводятся къ тому, что, по словамъ самихъ авганцевъ, они тяготятся своимъ положеніемъ въ Пенде и были бы несравненно покладистѣе, еслибы не подстрекательства англійскихъ офицеровъ, которые будутъ такимъ образомъ единственными виновниками, если произойдетъ болѣе или менѣе серьезное столкновеніе между нами и авганцами.

"Въ Акъ-Тепе ожидаютъ со дня на день значительныхъ изъ Герата подкрѣпленій съ артиллеріею".

Послѣ расположенія нашего поста у Дашъ-Кепри, англичане, конечно, убѣдились въ безполезности дальнѣйшей переписки о занимаемыхъ пунктахъ и превратили ее. Авганскіе разъѣзды также перестали появляться на лѣвомъ берегу Мургаба и Кушка, за исключеніемъ сторожевого поста изъ нѣсколькихъ всадниковъ, охранявшихъ западную оконечность акведука.

При такихъ условіяхъ мы провели въ Аймакъ-Джарѣ, въ шалашахъ, устроенныхъ изъ хвороста и бурьяна, ровно мѣсяцъ, въ ожиданіи отряда, который, благодаря распутицѣ, двигался крайне медленно. Авганцы же на правомъ берегу Кушка усиливались въ это время съ каждымъ днемъ, и къ 8-му марта, когда подошелъ генералъ Комаровъ съ двумя батальонами, съ 4-мя горными орудіями и сотнею казаковъ, силы нашихъ противниковъ у Акъ-Тепе уже простирались до четырехъ тысячъ штыковъ и сабель съ 8-ю полевыми орудіями, да сверхъ того лагерь ихъ былъ уже обнесенъ солиднымъ валомъ и снабженъ значительными запасами продовольствія и боевыхъ припасовъ.

На другой день послѣ прибытія мургабскаго отряда въ Аймакъ-Джаръ, генералъ отправилъ на рекогносцировку авганскаго расположенія начальника своего штаба, подполковника Закржевскаго, который, вернувшись черезъ сутки, подтвердилъ уже имѣвшіяся у насъ свѣдѣнія и добавилъ, что укрѣпленный лагерь авганцевъ представляетъ преграду довольно сильную. Затѣмъ, 12 марта, отрядъ выступилъ изъ Аймакъ-Джара и на слѣдующій день расположился лагеремъ на лѣвомъ берегу Мургаба, не доходя около четырехъ верстъ до Дашъ-Кепри, чтобы излишнею близостью къ нашимъ противникамъ не возбудить въ нихъ напрасной тревоги. Эта предосторожность, однако, не помогла дѣлу.

Авганцы точно ждали только появленія нашего отряда въ виду Дашъ-Кепри, для того, чтобы перейти на лѣвый берегъ Кушка и этимъ самымъ создать поводъ почти къ неизбѣжному столкновенію. Въ самый день прихода отряда они переправили на нашу сторону рѣки часть своихъ войскъ и артиллеріи и начали укрѣплять здѣсь возвышенное плато, лежащее передъ самымъ мостомъ. Работы эти продолжались и въ слѣдующіе дни, причемъ и цѣпь передовыхъ авганскихъ постовъ подходила къ намъ все ближе и начала охватывать съ обоихъ фланговъ нашъ лагерь...

Утромъ 14-го марта англійскій капитанъ Іэтъ, назначенный генераломъ Лёмсденомъ для наблюденій въ Пенде, прислалъ изъ авганскаго лагеря адресованное на имя начальника русскихъ войскъ письмо, которымъ просилъ "свиданія, необходимаго для выясненія взаимнаго положенія". На это свиданіе въ условленное время съѣхались, на срединѣ между лагерями, съ нашей стороны подполковникъ Закржевскій, а со стороны англичанъ -- капитаны Іэтъ и Лассё и докторъ Оуэнъ. Сущность разговоровъ, происходившихъ при этомъ, послѣ взаимныхъ представленій, заключалась въ слѣдующемъ:

-- Вы писали, между прочимъ, г. капитанъ, -- началъ Закржевскій, -- что, по словамъ авганскаго генерала, кто-то изъ русскихъ начальниковъ, будто бы, пожелалъ съ нимъ видѣться. Надо полагать, что это -- недоразумѣніе, такъ какъ съ нашей стороны никто не выражалъ подобнаго желанія.

-- Если произошла даже ошибка, то мы ей очень рады, какъ причинѣ пріятнаго знакомства съ вами, -- поспѣшно отвѣтилъ Іэтъ.

Затѣмъ, сообщивъ, что между русскимъ и британскимъ правительствами состоялось соглашеніе относительно сохраненія status quo въ сарыкскомъ населеніи Пенде, англичанинъ продолжалъ:

-- Мы чувствуемъ необходимость высказать съ полною откровенностью, что соглашеніе это ставитъ намъ весьма трудную задачу, которая еще усложняется возростающею съ каждымъ даемъ возможностью столкновенія русскихъ съ авганцами. Быть можетъ, мы могли бы способствовать устраненію конфликта; но для этого безусловно необходимо, чтобы мы были въ курсѣ русскихъ намѣреній...

-- Я не уполномоченъ на оффиціальные переговоры, -- отвѣчалъ Закржевскій, -- и по интересующему васъ вопросу могу, если угодно, высказать только свое личное мнѣніе. По моему, окружающая насъ обстановка самымъ очевиднымъ образомъ говоритъ за то, что русскіе не имѣютъ ни малѣйшаго намѣренія атаковать авганцевъ; въ противномъ случаѣ, ничто не мѣшало намъ уничтожить ихъ, хотя бы въ первый же день нашего появленія здѣсь. Но, однако, нельзя обойти молчаніемъ того обстоятельства, что поведеніе авганцевъ -- крайне вызывающее. Вмѣсто того, чтобы устранить всякую возможность столкновенія, оставляя между двумя лагерями рѣку, какъ естественную преграду, и продолжать занимать правый берегъ Кушка до рѣшенія вопроса о границѣ смѣшанною коммиссіею, авганцы въ послѣдніе дни, и безъ всякаго повода съ нашей стороны, позволяютъ себѣ почти наступленіе на насъ: они переправились на нашъ берегъ, возводятъ передъ нашими глазами укрѣпленіе, все болѣе и болѣе выдвигаютъ впередъ свои посты и даже охватываютъ ими ваши фланги!.. Ихъ не мѣшало бы подумать, -- къ чему можетъ привести такой образъ дѣйствій?..

-- Въ исходѣ могущаго произойти столкновенія мы, конечно, нисколько не сомнѣваемся, -- отвѣчали англичане. -- Но, въ виду крайне тяжелаго нашего положенія здѣсь, будемъ весьма вамъ обязаны, если предупредите насъ о могущихъ возникнуть осложненіяхъ.

Въ отвѣтъ на это, Закржевскій выразилъ готовность быть къ ихъ услугамъ, насколько это позволитъ положеніе русскаго офицера, -- и свиданіе кончилось.

На слѣдующій день капитанъ Іэтъ прислалъ подполковнику Закржевскому копію съ телеграммы лорда Гранвиля къ генералу Лёмсдену о томъ, что по соглашенію, послѣдовавшему между петербургскимъ и лондонскимъ кабинетами, русскія войска не пойдутъ далѣе занимаемыхъ ими нынѣ позицій, если только авганцы не подвинутся впередъ и не атакуютъ сами. Англійскій офицеръ увѣдомлялъ при этомъ, что авганцы получили отъ своего эмира приказаніе, какъ только сдѣлана будетъ попытка заставить ихъ очистить занимаемую ими позицію, открыть огонь. "Я вполнѣ понимаю, -- добавлялось въ письмѣ, -- что, съ военной точки зрѣнія, къ этому обстоятельству вы отнесетесь равнодушно. Но съ политической точки зрѣнія дѣло представляется въ совершенно иномъ видѣ, и столкновеніе, какъ бы оно ни было незначительно, не замедлитъ прискорбнымъ образомъ помѣшать переговорамъ, успѣшнаго окончанія которыхъ мы такъ желаемъ". На это генералъ Комаровъ приказалъ отвѣтить, что онъ безусловно не имѣетъ никакихъ враждебныхъ намѣреній относительно авганцевъ, и лишь во избѣжаніе столкновенія съ ними требуетъ удаленія ихъ на правый беретъ Кушка.

Вслѣдствіе этого письма, капитанъ Іэтъ просилъ о новомъ свиданіи съ Закржевскимъ. Оно состоялось, но нисколько не способствовало улаженію дѣла, такъ какъ англійскій капитанъ, конечно, не сочувствовалъ удаленію авганцевъ за Кушкъ, и стоялъ за сохраненіе ими своихъ новыхъ позицій...

"Видя, что дерзость авганцевъ, оставаясь ненаказанной, все возростаетъ, -- говоритъ генералъ Комаровъ въ своемъ донесеніи о боѣ на Кушкѣ, -- и что если такъ будетъ продолжаться, то черезъ нѣсколько дней придется самому быть атакованнымъ, -- предположеніе, которому впослѣдствіи явились подтверждающія обстоятельства, -- замѣчая возбужденное состояніе всего отряда и наконецъ броженіе и даже какъ бы умаленіе русскаго обаянія между окружавшими меня туркменскими ханами, почетными людьми и милиціонерами, -- я нашелъ, что такое положеніе продолжаться не можетъ, а потому почелъ необходимымъ предпринять крайнюю мѣру".

Утромъ 17-го марта генералъ послалъ съ разъѣздомъ, подъ командою сотника Кобцева, слѣдующее письмо къ Наибъ-Салару-Теймуръ-шаху, начальнику авганскихъ войскъ:

"Требую, чтобы сегодня до вечера всѣ подчиненные вамъ военные чины до единаго возвратились въ прежнія стоянки свои на правый берегъ Кушка, чтобы посты ваши на правомъ берегу Мургаба не спускались ниже соединенія рѣкъ. Переговоровъ и объясненій во этому вопросу не будетъ. Вы обладаете умомъ и проницательностью, и, вѣроятно, не допустите, чтобы я свое требованіе привелъ въ исполненіе самъ".

Хотя со стороны авганцевъ, къ отвѣтъ на это письмо, было замѣтно только новое усиленіе войскъ на лѣвомъ берегу Кушка и лихорадочная работа по возведенію укрѣпленій, но генералъ все еще не терялъ надежды на мирное соглашеніе.

"Отвѣтъ Наибъ Салара заключался въ томъ, -- говорится далѣе въ донесеніи генерала Комарова, -- что, получивъ приказаніе отъ гератскаго Наибъ-уль-Гукуме совѣтоваться о всѣхъ пограничныхъ дѣлахъ съ капитаномъ Іэтомъ, онъ не преминулъ это сдѣлать, и затѣмъ онъ прежде всего долженъ исполнять приказанія своего эмира.

"Желая еще разъ сдѣлать попытку къ мирному окончанію дѣла, я дружескимъ, полу-оффиціальнымъ письмомъ извѣстилъ Наибъ-Салара, что отъ своего требованія отступить не могу, и что отвѣтственность за послѣдствія столкновенія, происшедшаго отъ дурныхъ совѣтовъ, падетъ на него, такъ какъ я всѣми возможными мѣрами старался о сохраненіи дружественныхъ отношеніи.

"Затѣмъ, убѣдившись, что ни переговоры, ни категорическія требованія не привели ни къ чему, я рѣшилъ, что необходимо принести въ исполненіе поставленное мною авганцамъ требованіе немедленно, и для этого, въ тотъ же день вечеромъ, собралъ начальниковъ частей мургабскаго отряда, полковниковъ Казанцева и Никшича и подполковника Алиханова, которымъ изложилъ сущность нашего положенія и отдалъ необходимыя приказанія".

По вашимъ свѣдѣніямъ, авганскія войска у Акъ-Тепе простирались до четырехъ тысячъ и состояли, приблизительно, изъ 2.400 пѣхотинцевъ и 1.600 всадниковъ, при четырехъ полевыхъ и четырехъ горныхъ англійскихъ орудіяхъ.

На лѣвомъ берегу Кушка, обращенный къ Кизилли-Тепе фронтъ передовой авганской позиціи былъ усиленъ окопомъ, который тянулся по краю такъ называемаго Дашъ-Кепринскаго плато и, прикрывая доступъ къ мосту, упирался своимъ загибомъ на правомъ флангѣ въ берегъ Кушка. Какія части авганцы перевели ихъ лагеря на эту передовую позицію и какъ онѣ расположены, -- мы не имѣли свѣдѣній, такъ какъ окончательная разстановка ихъ войскъ послѣдовала только въ ночь передъ боемъ, послѣ полученіи Наибъ-Саларомъ категорическаго требованія генерала Комарова. Въ самый же день боя оказалось, что за амбразурами, саженяхъ въ пятидесяти отъ лѣвой оконечности фронтальнаго окопа, были поставлены четыре орудія; на такомъ же разстояніи правѣе отъ нихъ -- еще два орудія и, наконецъ, одно -- противъ самаго моста. Все пространство между этими тремя батареями было занято пѣхотой. Лѣвый флангъ этой передовой позиціи оставался открытымъ. Здѣсь авганцы или не успѣли окопаться, или, вѣрнѣе, оставили эту часть неогражденною, для свободнаго выхода кавалеріи, которая, въ числѣ около 1.200 всадниковъ, и была расположена подъ прямымъ угломъ между окопомъ и берегомъ Кушка. Небольшая часть пѣхоты авганцевъ и восьмое ихъ орудіе были оставлены въ укрѣпленномъ лагерѣ на Акъ-Тепе, на правомъ берегу Кушка. Здѣсь же, въ тылу общаго расположенія, стояла джемшидская кавалерія Ялантошъ-хана, въ числѣ около 400 всадниковъ, съ цѣлью охранять лагерь отъ ожидаемаго нападенія сарыковъ. Авганскія войска, состоя по преимуществу изъ людей рослыхъ и здоровыхъ, имѣли весьма внушительный видъ; а кавалерія, къ тому же, сидѣла на превосходныхъ лошадяхъ.

Нашъ мургабскій отрядъ составлялъ силу около 1.400 штыковъ и 500 сабель при четырехъ горныхъ орудіяхъ. Войска эти, по диспозиціи генерала Комарова, были раздѣлены на три колонны. Правую изъ нихъ составилъ 3-й туркестанскій линейный батальонъ подъ начальствомъ полковника Казанцева, которому приказывалось совершить обходное движеніе по пескамъ, лежащимъ правѣе Кизилли-Тепе, и неожиданно выйти на лѣвый флангъ и тылъ непріятельской позиціи. Лѣвая колонна, состоявшая изъ своднаго батальона закаспійскихъ стрѣлковъ, подъ начальствомъ полковника Никшича, должна была, чтобы тоже не сразу обнаружить себя, нѣсколько задержаться за Кизилли-Тепе и, затѣмъ, наступать противъ фронта авганцевъ. Наконецъ, кавалеріи, состоявшей изъ трехъ сотенъ 1-го кавказскаго коннаго полка и сотни туркменовъ, подъ моимъ начальствомъ, было приказано двинуться на крайній лѣвый флангъ. Горныя орудія, по диспозиціи, должны были слѣдовать съ туркестанцами; но, въ виду трудности ихъ движенія среди сыпучихъ песковъ, они также присоединились къ кавалеріи.

На другой день, 18 марта, полковникъ Казанцевъ выступилъ изъ лагеря въ два часа утра и, углубившись въ пески по бездорожью и среди непроглядной тьмы, въ теченіе цѣлыхъ пяти часовъ преодолѣвалъ страшныя трудности, представленныя движенію его колонны песчаными барханами на протяженіи 5-- 6 верстъ. Полковникъ Никшичъ и я вышли двумя часами позже и, какъ было приказано, остановились за Кизилли-Тепе. Было темно, холодно и моросилъ дождь, когда, около пяти часовъ утра, къ намъ подъѣхалъ генералъ Комаровъ и приказалъ мнѣ вести колонну. Я направился прямо на лѣвый флангъ авганцевъ, поднялся, въ началѣ шестого часа, на Ташъ-Кепринское плато и, разглядѣвъ здѣсь темную массу авганской конницы, остановился передъ нею приблизительно въ 400 шагахъ и выстроилъ фронтъ. Вскорѣ начало свѣтать, и тогда обрисовалась передъ нами густая колонна непріятельской кавалеріи, занимавшая въ нѣсколько линій почти все пространство между оконечностью пѣхотнаго окопа и берегомъ Кушка. Въ исходѣ шестого часа передъ фронтомъ этой конницы пронесся Наибъ-Саларъ-Теймуръ-шахъ, привѣтствуя ее словами: "Подвизайтесь во славу Божію!" Въ отвѣтъ на это раздались громкіе и нѣсколько разъ повторявшіеся крики авганцевъ, что будутъ сражаться во имя Аллаха, причемъ вся масса ихъ заволновалась на мѣстѣ, потрясая въ воздухѣ высоко поднятыми саблями и карабинами. Мнѣ казалось, что наступаетъ моментъ атаки, и если бы она послѣдовала въ ту же минуту, то, несомнѣнно, масса въ 1.200 всадниковъ раздавила бы четыре наши сотни. Но, къ счастію, этого не случилось, а казаки наши, прежде чѣмъ смолкли крики авганцевъ, по командѣ: "къ пѣшему строю!" быстро соскочили съ коней и, выбѣжавъ впередъ, еще шаговъ на сто приблизились къ непріятельскому фронту и образовали передъ нимъ густую цѣпъ въ 300 берданокъ {По этому поводу авганцы, кавалерія которыхъ не знаетъ спѣшиванія, а стрѣляетъ съ коня, пораженные внезапнымъ появленіемъ передъ собою пѣшей части, объясняли впослѣдствіи свое пораженіе, говоря между прочимъ, что русскіе обманули ихъ, скрытно подведя пѣхоту за кавалеріею...} и безъ всякаго резерва, чтобы сразу огрѣть противника возможно сильнымъ огнемъ. Въ конномъ строю осталась только туркменская сотня, какъ не имѣвшая ружей.

Туркестанцы все еще не выходили изъ песковъ. Закаспійцевъ также не было видно на равнинѣ. А между тѣмъ, черезъ нѣсколько минутъ послѣ объѣзда Наибъ-Салара, со стороны авганцевъ раздались одиночные выстрѣлы въ нашу сторону; нѣсколько пуль провизжало надъ нашими головами и шлепнулось среди коноводовъ. Однако, въ виду строгаго приказанія не открывать огонь первыми, я не придалъ значенія этимъ выстрѣламъ, полагая ихъ случайными, что легко могло произойти въ большой неорганизованной конной массѣ, имѣвшей въ рукахъ готовыя ружья. Но черезъ минуту, когда послѣдовали новые выстрѣлы, ко мнѣ прискакалъ командовавшій коноводами есаулъ Фальчиковъ и заявилъ, что у казака ранена лошадь. Кровь, слѣдовательно, была пролита у насъ. Болѣе нечего было ждать.

-- Ну, теперь валяй, братцы!-- крикнулъ я казакамъ, ожидавшимъ этого приказанія съ давно заряженными ружьями. Въ ту же секунду, подобно внезапному раскату грома, раздался оглушительный залпъ всѣхъ трехъ сотенъ, и въ ту же секунду испуганный мой конь взвился, какъ свѣча, и опрокинулся навзничь вмѣстѣ со мною. Но не до боли было въ эту минуту; я поднялся и снова вскочилъ на сѣдло... Этотъ эффектный залпъ, послѣ котораго казаки продолжали учащеннымъ огнемъ разстрѣливать передъ собою кавалерію противника, послужилъ сигналомъ въ общему бою. Вслѣдъ за нимъ выстрѣлы затрещали со всѣхъ сторонъ, какъ барабанная дробь. Вся позиція авганцевъ задымилась сразу; всѣ ихъ окопы и батареи разразились огнемъ артиллерійскимъ и ружейнымъ. Загремѣли и наши орудія. Стрѣлки Никшича, быстро выдвинувшись изъ-за Кизилли-Тепе, также опоясались дымомъ и начали наступать густою цѣпью.

Дружный казачій залпъ сразу произвелъ полное смятеніе среди авганской конницы, а черезъ минуту она представляла передъ нами картину, почти не поддающуюся описанію... Огромная масса всадниковъ, столпившись на небольшомъ пространствѣ, служила такою цѣлью на разстояніи 300 шаговъ, что едва ли пропадала даромъ хоть одна пуля. А казаки поддерживали такой огонь, что менѣе чѣмъ въ десять минутъ выпустили всѣ свои восемнадцать тысячъ патроновъ!.. Въ результатѣ такого непрерывнаго свинцоваго дождя, являвшагося стрѣльбою почти въ упоръ, въ самомъ началѣ боя образовался передъ нами какой-то безобразный, но живой еще конгломератъ людей и лошадей, свалившихся въ общую груду, падающихъ и распластанныхъ, борющихся и умирающихъ, и все это -- среди адской музыки грома выстрѣловъ, криковъ людей, храпа и ржанія коней... За этимъ первымъ планомъ виднѣлась другая картина. Смѣшавшись тоже въ какую-то хаотическую, оторопѣлую массу, авганскіе всадники метались во всѣ стороны и цѣлыми толпами видались въ воду съ берега Кушка, или мчались назадъ, къ переправѣ на правый берегъ. Число ихъ таяло съ каждой минутой. Но, однако, прежде чѣмъ совершенно очистить поле битвы, до трехъ сотъ этихъ всадниковъ дружной толпой ринулись въ нашу сторону, но, встрѣченные новыми залпами казаковъ, спустились съ плато и заскакали въ тылъ вашихъ коноводовъ. Эти храбрецы попали на своемъ пути сперва подъ фланговый огонь двухъ ротъ Никшича, потомъ ихъ встрѣтили и провожали выстрѣлами прямо съ коней наши коноводы и головная рота только-что выходившаго изъ песковъ туркестанскаго батальона. Къ довершенію несчастія, на нихъ обрушилась туркменская сотня. текинцы и сарыки, еще не вполнѣ усвоившіе дисциплину, а быть можетъ, не понявъ или не разслышавъ команду, нѣсколько замялись-было передъ атакой. Видя это, я подсказалъ въ нимъ и крикнулъ по-туркменски: "Умрите тутъ всѣ, или истребите ихъ!" -- Это-то напоминанія было достаточно, и сотня, дружно бросившись въ сабли, смяла авганцевъ, отняла полковое ихъ знамя {Знамя взялъ урядникъ милиціи, сарыкъ Аманъ-Клычъ, сваливъ знаменщика двумя сабельными ударами въ голову.} и загнала большую часть въ Кушкъ. Несчастные въ полномъ разстройствѣ бросались въ воду съ кручъ и, толпясь густыми массами у глубокаго брода, понесли огромныя потери отъ огня туркестанцевъ...

Пока все это происходило въ тылу, остатки главной массы авганской кавалеріи обратились въ бѣгство и совершенно скрылись изъ виду, оставивъ передъ казаками только груды убитыхъ людей и лошадей. Тогда, направивъ огонь во флангъ и въ тылъ пѣхоты, занимавшей окопы, наша колонна перешла въ наступленіе. Авганцы -- медленно и отстрѣливаясь, но отступали по мѣрѣ нашего приближенія. Они сдѣлали только одну попытку удержаться около первой своей батареи. Но на нее казаки бросились съ крикрмъ "ура!" -- и четыре полевыхъ орудія, изъ коихъ два оказались заряженными, и вокругъ которыхъ валялась перебитая прислуга, сдѣлались трофеями нашей колонны. Получивъ здѣсь отъ туркестанцевъ патроны и присоединивъ къ себѣ одну изъ ротъ, мы двинулись далѣе, и черезъ нѣсколько минутъ въ наши руки перешла и вторая непріятельская батарея изъ двухъ совершенно новыхъ горныхъ орудій, съ шестью мулами въ щегольской англійской сбруѣ. Затѣмъ, къ седьмому непріятельскому орудію, стоявшему передъ мостомъ, мы подошли одновременно съ батальономъ полковника Никшича. Пѣхота авганская была въ это время уже въ полномъ бѣгствѣ, и только послѣднія ея части, съ массой раненыхъ, еще тѣснились на мосту, причемъ, пробивая себѣ дорогу подъ выстрѣлами, довершали свою гибель, срываясь въ рѣку съ узкихъ парапетовъ, или сбивая съ ногъ другъ друга въ глубокой водѣ акведука... Видно было, что авганцы особенно упорно обороняли доступъ въ Дашъ-Кепри, въ которому одновременно надвигались, подъ прямымъ угломъ, съ фронта стрѣлки, а съ фланга -- казаки и туркестанцы. Здѣсь, позади окопа, заслонявшаго мостъ, образовался цѣлый валъ изъ двухъ-трехъ сотенъ окровавленныхъ труповъ. Мѣстами десятки тѣлъ лежали въ общей кучѣ, и между ними, судя по мундирамъ, виднѣлись офицеры. Особенно врѣзалось въ моей памяти спокойное выраженіе лица молодого красавца корнейля (полковника), который, съ раскрытою и прострѣленною грудью, лежалъ надъ гремя другими тѣлами и казался только-что заснувшимъ...

Цѣль нашего боя, такимъ образомъ, была достигнута вполнѣ: за лѣвомъ берегу Кушка уже не оставалось ни одного вооруженнаго авганца. Тѣмъ не менѣе, движеніе ваше продолжалось точно по инерціи. Встрѣтившись около Дашъ-Кепри съ полковникомъ Никшичемъ, мы рѣшили немедленно переправиться ни правый берегъ рѣки и идти на лагерь въ Акъ-Тепе, гдѣ была оставлена, по свѣдѣніямъ, часть авганцевъ. Пѣхота при этомъ начала вытягиваться по мосту; а наша колонна, для выигрыша времени, поднялась нѣсколько выше и переправилась въ бродъ. Развернувъ затѣмъ на правомъ берегу всѣ четыре сотни, мы на рысяхъ взобрались на Акъ-Тепе и, проѣхавъ черезъ весь лагерь, остановились на южной его оконечности, на пути въ Пенде. Сюда же, черезъ полчаса послѣ кавалерія, подошли остальныя части отряда вмѣстѣ съ генераломъ Комаровымъ, который, подъѣхавъ къ нашей колоннѣ, благодарилъ ее "на молодецкія дѣйствія"...

Укрѣпленный лагерь авганцевъ, обнесенный солиднымъ валомъ и рвомъ, оказался брошеннымъ. Занимавшія его войска покинули здѣсь послѣднее свое орудіе и присоединились, вмѣстѣ съ джемшидской конницей, къ общему бѣгству съ передовой позиціи. Только нѣсколько пѣхотинцевъ, вѣроятно не успѣвшихъ выбѣжать до нашего появленія, прятались еще подъ мостомъ и во рву, и стрѣляли по нашимъ, упорно отказываясь сдаться, пока не были перебиты...

По всему было видно, что авганцы не ожидали такого исхода столкновенія. Лагерь ихъ представлялъ всѣ признаки того, что хозяева разсчитывали скоро вернуться сюда. Въ походныхъ очагахъ еще тлѣлъ огонь; кое-гдѣ варилась пища. Ничто не било уложено или прибрано въ шатрахъ и кибиткахъ, въ которыхъ оставались массы платья, ковры и постели, мѣдная посуда, оружіе, книги, кальяны, сундуки, сумки и весьма оригинальные музыкальные инструменты {Въ шатрѣ авганскаго генерала были найдены, между прочимъ, его расшитый парадный мундиръ, щегольская каска, кальянъ, сабля, двустволки, панталоны съ золотымъ лампасомъ и новые лакированные ботфорты съ клеймомъ "London". Полагая, что ботфорты эти принадлежали одному изъ англійскихъ офицеровъ, мы передали ихъ джигиту, съ приказаніемъ догнать бѣглецовъ и вручить ихъ хозяину. Джигитъ исполнилъ приказаніе. Но англичане сапогъ не приняли, говоря, что ихъ хозяинъ -- Наибъ-Саларъ...}. Помимо всего этого, быстро разобраннаго, конечно, побѣдителями, въ рукахъ нашихъ остались огромный лагерь, вся ихъ артиллерія въ числѣ восьми орудій съ зарядными ящиками, большой бунчукъ Ниябъ-Салара, два знамени и множество значковъ, барабаны и трубы, всѣ ихъ продовольственные и боевые запасы, и около полутораста транспортныхъ верблюдовъ.

Въ окопахъ передовой позиція авганцы оставили болѣе пятисотъ своихъ убитыхъ и до двадцати тяжело раненыхъ. Но это только небольшая часть ихъ потерь. По разсказамъ пендинскихъ сарыковъ, въ числѣ бѣжавшихъ авганцевъ болѣе половины были ранены. Наибъ-Саларъ считалъ свою потерю убитыми болѣе тысячи человѣкъ, а самъ эмиръ Абдурахманъ говоритъ въ своей автобіографіи, что, послѣ пораженія его войскъ въ Пенде, "только небольшое число ихъ достигло Герата". Изъ числа офицеровъ авганскихъ убиты: командовавшій гезаринской конницей Ширъ-ханъ; затѣмъ одинъ полковникъ, два капитана и младшіе офицеры, число которыхъ неизвѣстно. Самъ Наибъ-Саларъ раненъ двумя пулями {Этотъ Наибъ-Саларъ, или командующій войсками, Теймуръ-Шахъ, оказывается, былъ весьма крупною личностью въ авганской служебной іерархіи, занимавшій, между прочимъ, и постъ военнаго министра. О его дальнѣйшей судьбѣ мы находимъ слѣдующія строки въ "Автобіографіи эмира Абдурахмана":

"Теймуръ-шахъ, гильзаецъ, который былъ у меня военнымъ министромъ, обвиненъ былъ въ небрежности еще въ 1885 году въ бою у Пенде, но былъ мною прощенъ; онъ теперь обвинялся въ участіи въ возстаніи гильзаевъ, точно также какъ одинъ капитанъ и одинъ мой ординарецъ. Этотъ Теймуръ былъ арестованъ и доставленъ въ Кабулъ, гдѣ и приказалъ на смерть побить его камнями за это высшее предательство. Эта казнь должна была служить урокомъ для людей военныхъ -- что ждетъ такихъ высокопоставленныхъ людей, какъ военный министръ, который столько лѣтъ ѣлъ мою хлѣбъ-соль и затѣмъ поднялъ оружіе противъ своего же господина".}.

Мы потеряли на Кушкѣ убитыми одного офицера, прапорщика милиціи Сеидъ-Назара, и десять нижнихъ чиновъ, и ранеными -- двухъ офицеровъ {Сотникъ Кобцевъ и подпоручикъ Хабаловъ.} и двадцать-девять нижнихъ чиновъ.

"Такую полную побѣду, -- говоритъ генералъ Комаровъ въ своемъ донесеніи о боѣ, -- я приписываю доблестному поведенію всѣхъ чиновъ отряда. Начальники колоннъ выказали въ превосходной степени духъ почина, предупреждая приказанія, когда нужно было одной части поддержать другую, для достиженія общей цѣли. Всѣ гг. офицеры служили прекраснымъ примѣромъ беззавѣтной храбрости и исполнительности для нижнихъ чиновъ. Нижніе чины исполняли каждую команду безъ замедленія такъ дружно и стройно, какъ не всегда и на ученьи. Во все время боя ни одинъ человѣкъ не ступилъ ни шагу назадъ. Джигиты употребляли всѣ усилія стать достойными государевыми слугами и своею кровью заслужили право на братское товарищество съ регулярными войсками".

Англійскіе офицеры съ своими бенгальскими уланами, непосредственно въ бою не участвовали; они находились все время въ тылу, внѣ сферы выстрѣловъ, и послужили примѣромъ авганцамъ развѣ только въ дѣлѣ бѣгства... По окончаніи боя, около полудня, мы завтракали въ шатрѣ авганскаго генерала, когда одинъ изъ сарыковъ привезъ адресованную на имя подполковника Закржевскаго записку капитана Іэта, которая гласила: "При настоящихъ обстоятельствахъ, положеніе наше не безопасно, и мы просимъ васъ о покровительствѣ и конвоѣ". Нечего и говорить, что въ этомъ случаѣ нужно было исполнить просьбу даже "друзей". По приказанію генерала, Закржевскій и я немедленно бросили завтракъ и съ джигитами проскакали шесть верстъ подъ проливнымъ дождемъ, стараясь настигнуть англичанъ. Но, благодаря утомленію коней, это удалось намъ только отчасти. Завидя въ нѣкоторомъ отдаленіи толпу всадниковъ, съ которою, по словамъ сарыковъ, удалялись и англійскіе офицеры, мы отправили двухъ джигитовъ извѣстить ихъ, что конвой прибылъ... Толпа ли увлекла англичанъ, или же сами они не рѣшились положиться на вашу охрану, но суть въ томъ, что бѣглецы только прибавили ходу и не дали джигитамъ никакого отвѣта... Таковъ былъ результатъ нашей погони за англійскими офицерами, которые, за эту бѣшеную скачку въ ихъ интересахъ, вскорѣ "отблагодарили" меня самымъ неожиданнымъ образомъ. Ровно черезъ десять дней послѣ разсказаннаго случая, великобританскій посолъ, на основаніи донесенія капитана Іэта, сообщилъ между прочимъ вашему министерству иностранныхъ дѣлъ, что "англійскіе офицеры, соблюдавшіе нейтралитетъ, выѣхали изъ Пенде потому, что полковникъ Алихановъ подстрекалъ сарыковъ напасть на нихъ и предлагалъ по тысячѣ крановъ за голову"... Нечего и говорить, что подобная нелѣпость никогда и въ голову мнѣ не приходила, и наше министерство совершенно основательно отвѣтило на все, что "Императорскій Кабинетъ можетъ только съ негодованіемъ отвергнуть направленное противъ полковника Алиханова обвиненіе въ томъ, что, будто бы, онъ обѣщалъ денежное вознагражденіе за головы англійскихъ офицеровъ, находившихся въ Пенде. Поступки такого рода совершенно неизвѣстны въ русской арміи"...

Приказаніемъ военнаго министра намъ воспрещенъ былъ переходъ за Дашъ-Кепри. Поэтому, въ вечеру того же дня, отрядъ нашъ переправился на лѣвый берегъ Кушка и сталъ здѣсь, недалеко отъ мѣста боя, болѣе просторнымъ и пестрымъ лагеремъ, такъ какъ къ нашимъ палаткамъ прибавились еще шатры и кибитки авганцевъ. Между прочимъ расположилась въ палаткахъ и вся сотня джигитовъ, не имѣвшая раньше никакого укрытія... Изъ этого же лагеря генералъ Комаровъ отправилъ на слѣдующій день первое свое донесеніе военному министру такого содержанія:

"Нахальство авганцевъ вынудило меня, для поддержанія чести и достоинства Россіи, атаковать 18-го марта сильно укрѣпленныя позиціи ихъ на обоихъ берегахъ рѣки Кушка. Полная побѣда еще разъ покрыла славою войска Государя Императора въ Средней Аніи.

"Авганскій отрядъ регулярныхъ войскъ, силою въ 4.000 человѣкъ, при 8-ми орудіяхъ, разбитъ и разсѣянъ, потерявъ до 500 человѣкъ убитыми, всю артиллерію, два знамени, весь лагерь, обозъ и запасы. Англійскіе офицеры, руководившіе дѣйствіями авганцевъ, но не принимавшіе участія въ бою, просили нашего покровительства; къ сожалѣнію, посланный мною конвой не догналъ ихъ; они были увезены въ Бала-Мургабъ бѣжавшею авганскою кавалеріею. Авганцы сражались храбро, энергично и упорно; оставшіеся въ крытыхъ траншеяхъ даже по окончаніи боя не сдавались; всѣ начальники ихъ ранены или убиты. У насъ убитъ одинъ офицеръ, туркменъ Сеидъ-Назаръ-Юзбаши; контуженъ двумя пулями полковникъ Никшичъ; ранены сотникъ Бобцевъ и поручивъ Хабаловъ; контуженъ въ голову подпоручикъ Косминъ; нижнихъ чиновъ, казаковъ и туркменовъ убито десять, ранено двадцать-девять. Вся тяжесть боя выпала на долю четырехъ ротъ заваспійскихъ стрѣлковъ подъ командою полковника Никшича, и трехъ сотенъ кавказскаго казачьяго полка и сотни мервской милиція подъ общимъ начальствомъ подполковника Алиханова, шедшихъ въ атаку на укрѣпленіе съ фронта {Тутъ, вѣроятно, пропущены слова: "и съ фланга", такъ какъ кавалерія дѣйствовала только во флангъ и въ тылъ.}. Колонною полковника Никшича взяты знамя и одно орудіе, подполковника Алиханова -- знамя и шесть орудій. 3-й туркестанскій линейный батальонъ и полубатарея 6-ой горной батареи, обошедшіе лѣвый флангъ авганцевъ, мѣткимъ огнемъ и своевременнымъ переходомъ въ наступленіе довершили побѣду. Хладнокровіе, порядокъ и храбрость, выказанные войсками въ бою, выше всякой похвалы. Милиція мервскаго округа, вооруженная однѣми саблями, геройски сражалась рядомъ съ казаками въ первой линіи. По окончаніи боя, я перешелъ на лѣвый берегъ Кушка. Сегодня во мнѣ явятся депутація отъ Пендинскихъ сарыковъ, ищущихъ покровительства Россія".

Представители сарыковъ, о которыхъ говорятся въ этомъ донесеніи, дѣйствительно явились въ тотъ же день и просили о присоединеніи ихъ къ Россіи наравнѣ съ іалотанскими ихъ собратьями. Просьба, конечно, была принята, и правителемъ новой русской окраины былъ тогда же назначенъ почтенный Пендинскій сарыкъ, Овезъ-ханъ, вышедшій на встрѣчу нашего отряда еще въ февралѣ и оказывавшій намъ на пути всевозможныя услуги. Такимъ образомъ, первымъ послѣдствіемъ боя на Кушкѣ было присоединеніе Пендинскаго оазиса съ 30-ти-тысячнымъ населеніемъ сарыковъ и фактическое расширеніе нашихъ предѣловъ до границъ Авганистана, хотя временно, до окончанія работъ разграничительной коммиссіи, эта новая территорія была объявлена нейтральною. Но, по истеченіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ, она была присоединена формально и составила пендинское приставство Мервскаго округа.

Черезъ два дня послѣ боя, генералъ поручилъ мнѣ рекогносцировку путей отступленія авганцевъ, или, другими словами, объѣхать наши новыя владѣнія. Часть авганцевъ, преимущественно кавалерія, бѣжала послѣ боя по кратчайшей дорогѣ, черезъ аулы сарыковъ. Главная же ихъ масса, опасаясь враждебнаго отношенія Пендинцевъ, направилась по болѣе кружному пути, пролегающему по окраинѣ оазиса и среди авганскихъ предгорій. Выступивъ утромъ 22 марта съ сотней казаковъ и съ нѣсколькими джигитами, я проѣхалъ по этой горной дорогѣ до послѣднихъ сарыкскихъ посѣвовъ около Меручака и, переночевавъ въ аулѣ новаго Пендинскаго хана, вернулся на другой день по населенной части оазиса. На пространствѣ этихъ шестидесяти верстъ, пройденныхъ нами за два дня, мы видѣли по сторонамъ дороги, какъ печальный слѣдъ поспѣшнаго бѣгства авганцевъ, болѣе сотни ихъ свѣжихъ могилъ... Сарыки разсказывали, что этихъ могилъ еще болѣе около Меручака и далѣе во пути къ Бала-Мургабу. Придя въ первому изъ этихъ пунктовъ и не найдя здѣсь ни крова, ни пищи, голодные и большею частью раненые авганцы потянулись въ тотъ же день далѣе, гдѣ, къ довершенію бѣдствія, подверглись въ горахъ жестокому холоду съ снѣжною мятелью... При такихъ условіяхъ, конечно, "Герата достигло только небольшое число ихъ", какъ говоритъ эмиръ Абдурахманъ. Вся эта катастрофа произошла, буквально, изъ-за клочка голой земли, не составляющаго даже половины квадратной версты. Не желая уступить его, авганцы рискнули на безумный бой и, помимо другихъ потерь, очистили въ тотъ же день пространство около пятидесяти верстъ, которое и перешло въ наши руки. Вотъ поучительный для авганскаго эмира результатъ посредничества и "дружескихъ" совѣтовъ англичанъ!..

Абдурахманъ, впрочемъ, оцѣнилъ по достоинству участіе на Кушкѣ англичанъ, хотя причину нашего движенія въ Пенде объясняетъ болѣе чѣмъ наивно. Онъ говоритъ въ своей "Автобіографіи", что, будто бы, русское правительство было озлоблено на него за то, что онъ повернулся спиною къ Россіи и завязалъ дружбу съ Англіею; за то, что, затѣявъ разграниченіе, онъ осмѣлился положить предѣлъ наступательному движенію русскихъ въ Средней Азіи, и наконецъ, -- за дружественное его свиданіе въ Риваль-Пинди съ вице-королемъ Индіи. "По этимъ причинамъ, -- продолжаетъ далѣе Абдурахманъ свое курьезное описаніе столкновенія, -- отрядъ русскихъ войскъ двинулся въ Пенде. Предвидя эту опасность, я призвалъ благоразумнымъ послать значительныя силы, чтобы удержать русскихъ отъ наступленія и овладѣнія Пенде и чтобы предупредить ихъ тамъ, какъ я успѣлъ занять Шугнанъ и Рошанъ, прежде чѣмъ туда вступилъ русскій офицеръ. Но чѣмъ больше я старался убѣдить англичанъ въ чрезвычайной важности и необходимости посылки значительныхъ силъ для защиты Пенде, тѣмъ менѣе они обращали вниманія на мои доводы. Полученный мною отвѣтъ англійскаго правительства гласитъ слѣдующее: "Какое бы мѣсто ни было занято авганскими войсками, русскіе не посмѣютъ тронуть его". И не только этотъ отвѣтъ, но увѣренія англичанъ вообще относительно безопасности Пенде меня совершенно успокоили, тѣмъ болѣе, что и сэръ Питеръ Лёмсденъ писалъ мнѣ, что онъ предотвратитъ столкновеніе между русскими и авганскими войсками.

"Тѣмъ временемъ русское войско быстро подвигалось впередъ и, сосредоточившись въ Кизилли-Тепе, укрѣпило это мѣсто. Авганская армія была расположена въ Акъ-Тепе по направленію къ лѣвому берегу Аму-Дарьи (!). 29 марта, генералъ Комаровъ прислалъ сообщеніе авганскому генералу, чтобы онъ отодвинулъ свои войска по направленію къ правому берегу рѣки, -- иначе будетъ сраженіе и русскіе атакуютъ авганскую армію. До послѣдней минуты англійскіе офицеры разграничительной коммиссіи и солдаты всячески увѣряли офицеровъ моей арміи, что русскіе не посмѣютъ атаковать ихъ до тѣхъ поръ, пока они останутся на занимаемой ими позиціи; что если русскіе атакуютъ моихъ солдатъ на ихъ позиціи, которую они уже занимаютъ, то это будетъ нарушеніемъ конвенцій, существующихъ между Россіею и Англіей, и тогда русскіе будутъ привлечены къ отвѣту. Мой генералъ, которому я строго приказалъ ничего не дѣлать противъ совѣта офицеровъ англійской коммиссіи, оставался на своей позиціи, удовлетворенный обѣщаніями англійскихъ офицеровъ.

"На слѣдующій день цѣлая бригада русскихъ войскъ атаковала небольшой отрядъ авганскій. Узнавъ объ этомъ, англійскіе офицеры сейчасъ же бѣжали въ Гератъ, совмѣстно со всѣми своими войсками и свитой. Генералъ мой и другіе офицеры авганскіе напоминали англійскимъ офицерамъ объ ихъ увѣреніяхъ, что русскіе не посмѣютъ атаковать авганскую позицію, и что если это случится, авганцамъ останется только обратиться за помощью къ англичанамъ. Въ виду этихъ увѣреній, англичане не должны были оставить авганцевъ встрѣчать русскихъ одинъ-на-одинъ. Но все это не остановило бѣгства англичанъ. Тогда авганцы просили англичанъ одолжить имъ хотя бы ихъ винтовки, потому что имъ невыгодно было стоять противъ русскихъ винтовокъ, заряжающихся съ казны, со своими ружьями, заряжающимися съ дула. Кромѣ того, винтовки и порохъ у авганцевъ были испорчены сыростью и дождемъ. Но англичане, обѣщавшіе стоять вмѣстѣ съ авганцами, отказались одолжить свои винтовки и покинули небольшой отрядъ храбрыхъ авганцевъ, предоставивъ имъ однимъ сражаться и быть убитыми на полѣ сраженія. Англичане бѣжали въ Герату, не выждавъ ни одного момента. Англійскія войска и офицеры были до такой степени испуганы и нервозны, что бѣжали въ дикомъ замѣшательствѣ, не будучи въ состояніи отличить друзей отъ враговъ; вслѣдствіе сильнаго холода, многіе изъ бѣдныхъ туземныхъ "спутнивовъ" англійской коммиссіи лишились жизни при паденіи съ лошадей во время бѣгства.

"Нѣкоторые офицеры англійскіе были сброшены съ лошадей во время бѣгства; я не желаю упоминать ихъ имена. Но храбрые солдаты авганской арміи, гордые престижемъ своего народа, чувствовали себя обязанными поддержать его; вслѣдствіе чего они сражались съ такой яростью, что большое число ихъ было убито и ранено. Но -- увы!-- благодаря испорченнымъ винтовкамъ, которыя у нихъ были, и небольшой числительности по сравненію съ силами непріятеля, они могли сдѣлать немного; небольшое только число ихъ достигло Герата послѣ пораженія.

"Это надменное отношеніе англичанъ произвело такое дѣйствіе на авганскій народъ, что уронило англійскій престижъ въ его глазахъ навсегда"...

Прибавимъ къ этому свидѣтельству эмира Абдурахмана, что "кушкинскій бой нанесъ жестокій ударъ англійскому престижу не только въ Авганистанѣ, но во всей Средней Азіи", какъ въ свое время доносилъ своему правительству генералъ Лёмсденъ, и это было вторымъ послѣдствіемъ вашей побѣды, еще болѣе важнымъ, чѣмъ присоединеніе Пенде...

М. Алихановъ-Аварскій.
"Вѣстникъ Европы", NoNo 9 --10, 1904