Зямніе дожди лили непрерывно. Давно уже ни одинъ солнечный лучъ не пронивалъ въ ихъ темницу. Донъ-Жуанъ Альварецъ не замѣчалъ отсутствія солнца. Онъ лежалъ больной на своемъ соломенномъ матрасѣ, и взоръ его успокоивался только на лицѣ его сына, который почти не отходилъ отъ него.
Извѣстно, что набальзамированные трупы сохранялись вѣками въ своихъ подземныхъ могилахъ. Но какъ только ихъ касалась струя наружнаго воздуха или лучъ свѣта, они разсыпались въ прахъ. Такъ и похороненный въ своей живой могилѣ донъ-Жуанъ могъ протянуть еще многіе годы. Но появленіе Кардоса было такимъ лучемъ для него. Умъ и сердце его ожили, и на столько же угасла физическая жизнь. Надломленное тѣло не въ состояніи было вынести новаго сильнаго потрясенія. Онъ умиралъ.
Карлосъ ухаживалъ за нимъ съ нѣжностью женщины. Но онъ не просилъ тюремщиковъ о врачебной помощи для своего отца, хотя въ ней и не было бы отказа. Ежедневныя покаянныя молитвы были теперь оставлены; четки лежали безъ употребленія и донъ-Жуанъ уже не произносилъ "Аѵе Магіа".
-- Сынъ мой,-- сказалъ донъ-Жуанъ какъ-то вечеромъ, въ то время, какъ Карлосъ въ полумракѣ сидѣлъ около него,-- я прошу тебя разсказать мнѣ подробнѣе о тѣхъ, которые возлюбили истину послѣ того, какъ я жилъ среди людей. Я хочу узнать ихъ, когда мы встрѣтимся на небесахъ.
Тутъ Карлосъ сталъ разсказывать ему, хотя уже не въ первый разъ, но подробнѣе,-- о судьбахъ реформированной церкви въ Испаніи.
Потомъ Карлосъ въ первый разъ разсказалъ всю исторію своей жизни. Прежде чѣмъ онъ дошелъ до половины своего разсказа, донъ-Жуанъ спросилъ его въ волненіи:
-- Знаетъ ли и любитъ ли слово Божіе мой сынъ Жуань Родриго?
Ранѣе Карлосъ старался съ возможною мягкостью обходить этотъ вопросъ. И до послѣдняго времени онъ не смѣлъ сказать правду, опасаясь, что какое нибудь неосторожное слово, сорвавшееся съ устъ старика, могло повредить Жуану, а также боялся, чтобъ кто нибудь не подслушалъ ихъ. И онъ склонился въ умиравшему и передалъ ему, что тотъ просилъ, едва слышнымъ шепотомъ.
-- Благодарю Бога моего,-- проговорилъ тихо донъ-Жуанъ. Теперь всѣ мои земныя желанія исполнены, кромѣ только одного, чтобы ты былъ въ безопасности. Но,-- прибавилъ онъ,-- выходитъ какъ-то не справедливо, что все одному Жуану, а тебѣ ничего.
-- Мнѣ ничего! -- воскликнулъ Карлосъ. И еслибъ не темнота комнаты, то его отецъ увидѣлъ бы, какъ просіяло его лицо.-- Отецъ мой, мнѣ выпала самая счастливая доля. Еслибъ даже все могло перемѣниться, я не промѣнялъ бы послѣдніе два года на лучшія земныя радости. Самъ Господь сдѣлался ноимъ удѣломъ, моимъ наслѣдіемъ въ странѣ живыхъ!
-- Кромѣ того,-- продолжалъ онъ, послѣ краткаго молчанія,-- развѣ я не увидѣлъ тебя, отецъ мой. И потому я радъ, что моему брату досталась доля земного счастья. Но всего удивительнѣе, что осуществленіе нашей дѣтской мечты выпало на долю мнѣ, слабѣйшему, а не мужественному Жуану, что робкому и слабому Карлосу суждено было найти нашего отца.
-- Слабому, робкому? -- повторилъ съ недовѣрчивой улыбкой донъ-Жуанъ.-- Я не могу себѣ представить, чтобы кто нибудь соединялъ эти понятія съ именемъ моего героя-сына... Карлосъ, нѣтъ-ли у насъ вина?
-- Въ изобиліи, отецъ мой,-- отвѣчалъ Карлосъ, сохранявшій и свою долю изъ отпускавшагося имъ, для надобностей своего отца.-- Ты скоро увидишь мать мою,-- сказалъ Карлосъ въ то время, какъ подносилъ къ его устамъ чашу вина, разбавленнаго водой.
-- Да,-- прошепталъ умирающій; -- но я не думаю объ этомъ. Гораздо выше... я увижу Христа.
-- Отецъ мой, находишь-ли ты свой миръ въ Немъ?
-- Полный миръ.
Карлосъ ничего не сказалъ болѣе. Онъ былъ счастливъ.
Въ послѣдніе часы ночи душа отца его отлетѣла. Смерть его была такъ тиха и спокойна, что Карлосъ, все время державшій его руку и смотрѣвшій въ дорогое лицо, не замѣтилъ, когда она наступила. Онъ поцѣловалъ блѣдныя уста и закрылъ ему глаза...