Никогда еще донъ-Жуанъ Альварецъ не испытывалъ такого смятенія въ своемъ умѣ, какъ послѣ признанія своего брата. Этотъ братъ, на котораго онъ привыкъ смотрѣть какъ на воплощеніе добродѣтели и благочестія, удостоенный всякихъ ученыхъ почестей, къ тому же самъ будущій служитель алтаря,-- объявилъ себя тѣмъ, на что онъ, Жуанъ, съ дѣтства былъ пріученъ смотрѣть съ величайшимъ омерзеніемъ,-- лютераниномъ-еретикомъ. Но, съ другой стороны, основываясь на полныхъ кротости и благочестія словахъ Карлоса, Жуанъ все-таки лелѣялъ надежду, что всѣ эти смутныя мысли, которыя тотъ называлъ лютеранствомъ, въ концѣ концовъ окажутся только однимъ изъ видовъ безвредной религіозной экзальтаціи. Можетъ быть онъ присоединится современемъ въ какому нибудь монашескому ордену, подходящему къ его идеямъ. Или даже (онъ вѣдь такъ уменъ) станетъ во главѣ тѣхъ реформъ, въ которыхъ, по сознанію всѣхъ честныхъ людей, такъ нуждалась церковь. При этомъ онъ все же долженъ былъ сознаться, что м-сье де-Рамене иногда выражался почти въ такомъ же духѣ правовѣрія; а между тѣмъ онъ былъ несомнѣнный еретикъ-гугенотъ.
Но съ другой стороны, воспоминанія объ этомъ человѣкѣ, бывшемъ его гостемъ въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ, увеличивая его затрудненія въ нѣкоторыхъ отношеніяхъ, въ другихъ -- устраняло самое главное изъ нихъ. Донъ-Жуанъ никогда не былъ религіозенъ; но онъ всегда строго держался церкви, какъ подобало кастильцу благороднѣйшей крови, наслѣдовавшему всѣ преданія своего древняго дома, изъ котораго выходили первые бойцы съ невѣрными. Онъ привыкъ смотрѣть на католическую вѣру, какъ неразрывно священную съ понятіемъ о рыцарской чести, съ безупречной славой и достоинствомъ ихъ древней расы, однимъ словомъ -- со всѣмъ, что было самымъ дорогимъ его сердцу. Онъ смотрѣлъ на ересь, какъ на что-то до крайности унизительное. Она соединялась въ его понятіяхъ съ жидами, маврами "невѣрными собаками", "бродягами", "всякою нечистью", многіе изъ которыхъ были наслѣдственными врагами его племени; еретики были и тѣ самые невѣрные мусульмане, которыхъ "во славу Божію и Пресвятой Дѣвы" герой Сидъ сокрушалъ своимъ могучямъ мечомъ Тизаной. Еретики справляли пасху съ разными нечестивыми обрядами; они убивали (и можетъ быть ѣли) христіанскихъ дѣтей; они надругались надъ Распятіемъ; они должны были надѣвать отвратительное Санъ-Бенито, идя на ауто-да-фе; однимъ словомъ -- отъ нихъ "пахло огнемъ". Чтобы понять значеніе послѣднихъ словъ, слѣдуетъ помнить, что для донъ Жуана и его современниковъ смерть на вострѣ была самою позорною изъ казней,-- хуже распятія на крестѣ въ древности, или висѣлицы въ новое время. Поэтому противъ новой вѣры возставала не столько его совѣсть, сколько чувство аристократической гордости.
Но незамѣтнымъ образомъ его сношенія съ м-сье де-Рамене способствовали къ смягченію этого чувства. Другое дѣло еслибъ первымъ протестантомъ, съ которымъ ему пришлось столкнуться, былъ погонщикъ муловъ. Къ счастью, представителемъ новыхъ вѣрованій явялся благородный, храбрый дворянинъ, столь же строго относившійся въ законамъ чести, какъ любой знатный кастилецъ, и который почти не уступалъ ему во всемъ томъ, что составляетъ признаки благороднаго воспитанія. А позѣднее донъ-Жуанъ Альварецъ, говоря по правдѣ, ставилъ выше всякаго религіознаго догмата.
Все это не мало способствовало бъ тому, что онъ отнесся съ терпимостью въ убѣжденіямъ своего брата. По возвращеніи своемъ въ Севилью, черезъ недѣлю послѣ совѣта монаховъ, Карлосъ нашелъ, къ великой своей радости, что Жуанъ готовъ терпѣливо слушать его. Кромѣ того, молодого солдата сильно увлекали проповѣди фра-Констаятино. Пользуясь этими благопріятными явленіями, Карлосъ часто повторялъ передъ нимъ выдержкя изъ Новаго Завѣта, и съ горячимъ чувствомъ, избѣгая всего, что могло оскорбить предразсудки брата, старался истолковать тѣ истины, которыя они заключали.
По мѣрѣ того какъ уходило время, становилось все очевиднѣе, что донъ-Жуанъ воспринималъ "новыя идеи" даже легче и съ меньшею внутреннею борьбою, чѣмъ то было съ самимъ Карлосомъ; такъ какъ у перваго новой вѣрѣ приходилось бороться не съ убѣжденіями, а съ предразсудками. Къ тому же онъ привыкъ въ области мысли подчиняться руководству своего брата.
Велика была радость Карлоса, когда онъ наконецъ могъ тайно познакомить своего возлюбленнаго брата съ Лозадой, какъ человѣка искренно желавшаго изслѣдовать новое ученіе.
Тѣмъ временемъ обыденная жизнь ихъ протекала мирно и счастливо. Съ большимъ торжествомъ состоялось обрученіе Жуана съ донной Беатрисой. Старинная дѣтская любовь къ ней вполнѣ теперь разцвѣла въ его сердцѣ, возбудила лучшія чувства въ его натурѣ и во многомъ смягчила ее. Онъ сталъ также отзывчивѣе ко всѣмъ благороднымъ и возвышеннымъ вліяніямъ, которыя теперь воздѣйствовали на него.
Карлосъ также замѣтилъ большую перемѣну въ доннѣ Беатрисѣ, ясно доказавшую, въ какую бы онъ впалъ ошибку, еслибъ принялъ отзывчивость дѣвочки на его вниманіе и похвалу, за истинную привязанность женщины. Донна Беатриса уже не была теперь дѣвочкой. Въ день обрученія на руку его брата опиралась прекрасная, величавая женщина, съ чуднымъ румянцемъ на щекахъ и чувствомъ радости, сіявшемъ въ ея большихъ черныхъ глазахъ. Карлосъ мысленно сравнивалъ ее съ чудной полупрозрачной статуей изъ рѣзного алебастра, поддерживавшей лампу въ комнатѣ его тетки. Любовь произвела въ ней такую же перемѣну, какъ свѣтъ лампы въ послѣдней, оживлявшей теплыми лучами ея прозрачную бѣлизну.
За этимъ быстро слѣдовало обрученіе донны Санчо съ дономъ Бельтрамъ Виварецъ. Кузенъ Карлоса донъ Бальтазаръ также получилъ ожидаемое правительственное назначеніе. Къ довершенію счастливаго поворота судьбы въ семьѣ, донна Инеса разрѣшилась мальчикомъ и наслѣдникомъ и даже донъ Гонзальво долженъ былъ признать улучшеніе въ своемъ здоровьи съ тѣхъ поръ, какъ сталъ пользоваться совѣтами д-ра Лозады. Вліяніе просвѣщеннаго ума, сосредоточеннаго на одномъ какомъ нибудь предметѣ, не можетъ не сказаться и во всѣхъ другихъ его занятіяхъ. Благодаря ширинѣ его взглядовъ, независимости мысли и свободѣ отъ господствующихъ предразсудковъ, леченіе Лозады приводило большею частью къ удачнымъ результатамъ для его паціентовъ; и онъ иногда прибѣгалъ, хотя съ большою осторожностью, къ такимъ средствамъ, которій еще не были освящены обычаемъ (какъ Cosas de Espana) среди испанскихъ врачей.
Что касается до Жуана, то, въ этомъ случаѣ, натура, предоставленная самой себѣ, принесла болѣе пользы, чѣмъ совѣты врача, и какъ только было устранено леченіе невѣжественнаго цирульника-хирурга, его раненая рука зажила сама собою.
Иногда донъ-Жуанъ высказывалъ горячія желанія о полномъ исцѣленіи его кузена Гонзальво, хотя въ основаніи ихъ далеко не лежало чувство христіанскаго милосердія.
-- Я пожертвовалъ бы съ удовольствіемъ однимъ изъ пальцевъ своей руки, чтобы онъ могъ сѣсть на лошадь и владѣть шиагою, или хотя бы рапирой безъ пуговки, тогда я скоро заставилъ бы его раскаиваться въ его дерзостяхъ тебѣ, Карлосъ. Но что человѣку дѣлать съ этимъ жалкимъ твореньемъ? Хотя онъ достаточно низокъ, чтобы употреблять во зло такое невольное снисхожденіе и наноситъ удары тѣмъ, которые не возвращаютъ ихъ, имѣя въ виду его собственную слабость.
-- Еслибъ онъ могъ сѣсть въ сѣдло и владѣть шпагою, братъ, ты увидѣлъ бы въ немъ удивительную перемѣну къ лучшему. Вся эта горечь происходитъ въ немъ только отъ страданія, или, еще хуже того, отъ подавленной силы и энергіи. Онъ стремится въ жизненную дѣятельность и борьбу, а между тѣмъ обреченъ сидѣть на мѣстѣ, или съ трудомъ можетъ подвинуться на нѣсколько сотъ шаговъ. Все это возбуждаетъ во мнѣ только одну жалость, и я даже готовъ отдать свою правую руку на отсѣченіе, Жуанъ,-- прибавилъ онъ съ улыбкою,-- что бы онъ могъ дѣлить съ нами наши радостныя надежды.
-- Вотъ ужь кто менѣе всѣхъ изъ нашихъ знакомыхъ подаетъ надежду на обращеніе.
-- Я не думаю такъ. Знаешь ли ты, что онъ нѣсколько разъ давалъ сеньору Кристобало деньги, которыхъ у него такъ мало, для раздачи бѣднымъ?
-- Это ничего не значитъ,-- сказалъ Жуанъ.-- Онъ всегда былъ щедръ. Помнишь ли, какъ въ дѣтствѣ онъ готовъ былъ прибитъ насъ изъ-за малѣйшаго пустяка и въ то же время дѣлилъ съ нами свои сласти и игрушки и лѣзъ въ драку, если мы отказывались? Между тѣмъ какъ другіе его братья узнали цѣнность дуката прежде чѣмъ свой Angelus и барышничали между собою какъ голландскіе купцы.
-- И ты не стѣснялся называть ихъ такъ, и смѣло вступалъ въ драеу, обыкновенно возникавшую при этомъ; между тѣмъ какъ я часто срамилъ тебя своими стараніями о водвореніи мира, во что бы то ни стало,-- отвѣчалъ со смѣхомъ Карлосъ.-- Но, братъ,-- началъ онъ съ большею серьезностью въ голосѣ,-- дѣлаемъ ли мы съ своей стороны все возможное, чтобы подѣлиться съ другими тѣмъ сокровищемъ, которое нашли?
-- Я надѣюсь оно скоро будетъ доступно всѣмъ,-- сказалъ Жуанъ, который дошелъ въ своемъ просвѣтлѣніи до того, что считалъ себя въ правѣ думать обо всемъ своимъ собственнымъ умомъ и тяготился игомъ духовенства.-- Велика истина и она восторжествуетъ.
-- Конечно въ концѣ концовъ. Но до этого произойдетъ много такого, что для нашихъ смертныхъ глазъ будетъ имѣть видъ пораженія.
-- Мнѣ кажется, что мой умный братъ по нѣкоторымъ вопросамъ не умѣетъ читать признаковъ времени. Кто сказалъ: "Когда вы увидите, что смоковница покрывается почками,-- знаете ли вы, что лѣто уже близко?" Между тѣмъ повсюду уже смоковница въ цвѣту.
-- Но могутъ вернуться морозы.
-- Полно тебѣ, слишкомъ отчаявающійся братъ мой. Развѣ ты не могъ сдѣлать другое заключеніе, глядя вмѣстѣ со мною на эти тысячи лицъ, слушавшихъ вчера съ такою жадностію каждое слово, срывавшееся съ устъ нашего фра-Константино. Развѣ эти тысячи не за одно съ нами, а также -- за правду и свободу.
-- Безъ сомнѣнія, между ними есть много послѣдователей Христа.
-- Ты всегда думаешь болѣе объ отдѣльныхъ лицахъ, Карлосъ, чѣмъ о всей странѣ. Ты забываешь, что мы сыны Испаніи, благородные кастильцы. Конечно, мы радуемся каждому новому человѣку, переходящему на сторону правды. Но наша Испанія! наша славная родина, прекраснѣйшая изъ всѣхъ странъ на землѣ! Страна побѣдителей, оружіе которыхъ подчинились самыя отдаленныя части міра! Она, стоявшая во главѣ открытій, флоты которой покрываютъ океанъ,-- неужто она не поведетъ за собою народы въ великій градъ Божій, въ міръ правды и свободы? Карлосъ, братъ мой, я не могу сомнѣваться въ этомъ!
Рѣдко донъ Жуану приходилось говорить съ такимъ жаромъ и краснорѣчіемъ. Но любовь къ родинѣ была его преобладающею страстью.
-- Аминь, да устроитъ такъ Господь,-- тихо отвѣчалъ на это Карлосъ.
Донъ-Жуанъ пристально посмотрѣлъ на него.
-- Я думалъ у тебя больше вѣры, Карлосъ,-- сказалъ онъ.
-- Вѣры? -- повтормъ Карлосъ.
-- Такой, какъ у меня,-- сказалъ Жуанъ.-- Вѣры въ правду и свободу,-- и онъ громко повторилъ эти звучныя испанскія слова -- Verdad y libertad-- какъ будто съ этимъ кликомъ онъ думалъ пройти побѣдоносно по всему міру.
-- У меня вѣра въ Христа,-- отвѣчалъ тихо Карлосъ. И въ этихъ краткихъ фразахъ обнаруживались самыя сокровенныя мысли ихъ души и вся тайна ихъ жизни.