Надъ Нижнимъ стояло зарево: былъ сильный пожаръ близь Успенской церкви. Всѣ старанія остановить огонь не имѣли успѣха, тѣмъ болѣе, что ему давали обильную пищу ветхія деревянныя жилища бѣдняковъ. Эти покривившіеся и черные отъ времени домишки исчезали съ невѣроятной быстротой, оставляя на землѣ лишь небольшую кучку мусора. Возможно ли было спасти домъ Кулибина, который ничѣмъ не отличался отъ только-что сгорѣвшихъ лачужекъ? Его плачущая многочисленная семья вышла на улицу, неся кой-какія вещи; въ рукахъ у Ивана Петровича были только бумаги. Онъ старался успокоить жену и дѣтей, а самъ все время думалъ о своихъ инструментахъ.-- "Спаси, голубчикъ, мои инструменты", успѣлъ онъ шепнуть Пятерикову. Тотъ сейчасъ же бросился въ горѣвшій домъ, при помощи нѣсколькихъ человѣкъ вынесъ оттуда всѣ инструменты и положилъ ихъ къ ногамъ своего дорогаго учителя. Больше этого ужь ничего нельзя было спасти: домикъ рухнулъ! Тогда всѣ взоры со страхомъ обратились на прекрасный, большой, только-что отстроенный домъ, находившійся рядомъ съ сгорѣвшимъ; огонь уже лизнулъ его блестящую стѣну.
-- Православные! раздался громкій, слегка дрогнувшій голосъ. Толпа оглянулась и сняла шапки. Восьмидесятилѣтній старикъ, котораго всѣ глубоко уважали и любили, стоялъ съ непокрытой головой; огонь пожара освѣщалъ его бѣлую, какъ снѣгъ, бороду.-- Православные! спасите мое послѣднее достояніе. Старъ я, ничего мнѣ не надо, семью жаль, безъ угла останется!
-- Не проси, Иванъ Петровичъ! все сдѣлаемъ, чтобъ отстоять твой домъ! Но что могли сдѣлать эти добрые люди противъ всесокрушающей силы огня и вѣтра, безъ необходимыхъ инструментовъ? О пожарной командѣ нечего и говорить: она была въ то время въ самомъ жалкомъ состояніи. Черезъ часъ, на мѣстѣ красиваго новаго дома дымилась безобразная груда развалинъ. Слабое пламя освѣщало фигуру старика, въ изнеможеніи опустившагося на полуобгорѣлое бревно.
-- Вы измучились, Иванъ Петровичъ, говорилъ Пятериковъ, ни на минуту не оставлявшій семью Кулибина: вамъ необходимо отдохнуть, да и всѣмъ вашимъ; пойдемте ко мнѣ.
-- Спасибо, Иванъ Иванычъ, уведи жену и дѣтей, успокой ихъ, голубчикъ, а меня пока оставь здѣсь; я приду черезъ часъ.
Пятериковъ неохотно покинулъ своего учителя. "Боится за меня добрый человѣкъ, думалъ Кулибинъ, съ грустной улыбкой смотря ему вслѣдъ: точно не знаетъ моей выносливости!" Низко склонилась его сѣдая голова, горькія думы овладѣли имъ. Онъ перенесъ на своемъ вѣку не мало испытаній; но самыя тяжелыя выпали на его долю въ родномъ городѣ, куда онъ пріѣхалъ, чтобъ отдохнуть немного послѣ долгой трудовой жизни и умереть среди земляковъ, которые хотя и приняли его сначала за колдуна (онъ улыбнулся при этомъ воспоминаніи), но скоро искренно полюбили. Вѣдь, петербургскіе враги, а не эти простые люди устроили такъ, что любимѣйшее и полезнѣйшее изъ его изобрѣтеній -- "самоходное судно", продано съ публичнаго торга на дрова! Старикъ вздрогнулъ и крупная слеза скатилась на его бѣлую бороду. Что значитъ этотъ пожаръ въ сравненіи съ тѣмъ горемъ! Еслибъ онъ зналъ, что оставляетъ семью съ кускомъ хлѣба, онъ не грустилъ бы о потерѣ домовъ. Народъ въ восторгѣ кидалъ шапки вверхъ и кричалъ ура, когда его "самоходное судно" плыло по Волгѣ; не его вина, что приняты французскія коноводныя машины, неудобныя и дорогія. А какъ обидѣлись ученые нѣмцы, что искуственную ногу сдѣлалъ самоучка! Они не могли простить ему этого, разсматривали его изобрѣтеніе, спорили о немъ, писали нѣсколько лѣтъ разсужденія. Пока это дѣло тянулось, французскій механикъ привезъ искуственную ногу въ Парижъ и представилъ Наполеону I, какъ свое произведеніе. Мнимый изобрѣтатель прославился и разбогатѣлъ".
Въ эту минуту сзади раздался ласковый голосъ:
-- Вы простудитесь, Иванъ Петровичъ, утро сырое и холодное; стаканъ горячаго чая подкрѣпитъ васъ. Жена ваша безпокоится о васъ; пойдемте домой.
-- Домой? У меня больше нѣтъ дома! Пришлось на старости лѣтъ преклонить голову въ чужомъ углу... Ну, ну, не буду! знаю, что ты добрый, хорошій человѣкъ, идемъ!
Онъ съ трудомъ поднялся, опираясь на руку Пятерикова, который со слезами на глазахъ смотрѣлъ, какъ этотъ, еще вчера бодрый, старикъ едва передвигалъ ноги. Пятериковъ старался окружить многочисленную семью своего учителя возможными удобствами, что, при его скудныхъ средствахъ, было не легко исполнить. Кулибинъ скоро переѣхалъ отъ него къ своему родственнику, но не успокоился до тѣхъ поръ, пока не пріобрѣлъ "свой уголъ". Это была чуть не хижина съ маленькимъ садикомъ, тѣсная, сырая и холодная. Она въ конецъ разстроила здоровье Кулибина, такъ что послѣдніе три года своей жизни онъ провелъ въ постели. Но и лежа, онъ продолжалъ заниматься черченьемъ и вычисленіями, торопясь окончить проектъ "желѣзнаго постояннаго моста" черезъ Неву.
Смерть помѣшала ему окончить этотъ трудъ.
30 іюня 1818 года, Кулибина не стало. Въ домѣ не было ни копейки, и жена Ивана Петровича, обливаясь слезами, пошла заложить часы его работы. Друзья покойнаго, съ Пятериковымъ во главѣ, взяли на себя всѣ хлопоты и расходы по похоронамъ. 4 іюля, густые толпы народа шли по направленію къ хижинѣ Кулибина. У дверей полуразвалившагося домика стояли ученики нижегородской гимназіи, съ директоромъ и учителями. Именитое купечество Нижняго несло все время на своихъ плечахъ гробъ усопшаго гражданина. Старшему учителю поручено было нести на подушкѣ золотую медаль покойнаго. Новыя толпы присоединялись по дорогѣ; каждый желалъ проводить Кулибина до могилы. Яркіе лучи лѣтняго солнца освѣщали эту картину, придавая живой оттѣнокъ спокойному, исхудалому лицу умершаго, бѣлые волосы и борода котораго блестѣли, какъ серебро. Пятериковъ не сводилъ глазъ съ этого кроткаго лица; онъ больше никогда не увидитъ человѣка, къ которому питалъ благоговѣйную любовь! "О мой учитель! шепталъ онъ, отирая слезы, вотъ твоя награда: весь Нижній идетъ за твоимъ гробомъ, а добрая память о тебѣ будетъ жить вѣчно! "
Е. Александрова.
"Родникъ", No 6, 1882