Добьется ли?
Хотя отецъ Хуанъ и обѣщалъ Колумбу дать рекомендательное письмо къ Талаверѣ, но прежде хотѣлъ какъ можно лучше ознакомиться съ проектами генуэзца. Онъ просилъ Колумба остаться на нѣкоторое время въ монастырѣ; въ теченіе нѣсколькихъ мѣсяцевъ, проведенныхъ Колумбомъ въ палосской обители, часто въ кельѣ отца Хуана происходили совѣщанія, въ которыхъ принималъ участіе живущій неподалеку докторъ изъ Палоса и нѣкій Педро-де-Веласко, мореходъ. Педро-де-Веласко поддерживалъ бодрость Колумба разсказомъ о томъ, какъ много лѣтъ тому назадъ видѣлъ издалека невѣдомую землю, когда корабль его былъ отброшенъ вѣтромъ на далекое разстояніе къ сѣверо-западу отъ Ирландіи.
Наконецъ, снабженный рекомендательнымъ письмомъ къ духовнику "королей" и деньгами на первое время, чтобы пріодѣться въ приличное платье, Колумбъ отправился въ Кордову ко двору. Своего сына онъ оставилъ на попеченіе отца Хуана.
Съ давнихъ поръ генуэзцы пользовались въ Испаніи благосклонностью монарховъ и правителей, какъ славные отважные мореходы. Но въ то время, когда Колумбъ явился въ Кордову, испанское государство находилось въ совершенно исключительномъ положеніи. Король, королева, а съ ними и весь дворъ были всецѣло поглощены борьбою, которую вели съ маврами. Въ VIII столѣтіи по P. X. Пиренейскій полуостровъ былъ покоренъ воинственнымъ народомъ -- маврами. Покоривъ страну, мавры плѣнились ея богатой природой и мало по-малу принялись за мирный трудъ. Посредствомъ каналовъ они осушили болотистыя мѣстности, устроили искусственное орошеніе на случай засухи, высоко подняли торговлю, ремесла, устроили школы, провели дороги, построили мосты и чудные дворцы и развели сады. Но испанцы мало заботились о томъ, чтобы перенять эти улучшенія: они слишкомъ ненавидѣли магометанъ -- мавровъ, какъ своихъ побѣдителей, исповѣдывавшихъ другую религію, и между христіанами и магометанами постоянно происходили стычки.
Фердинандъ и Изабелла, наслѣдники двухъ наиболѣе сильныхъ христіанскихъ государствъ Пиренейскаго полуострова -- Аррагоніи и Кастиліи, подъ вліяніемъ духовенства, стремившагося къ могуществу католической религіи, соединились бракомъ. Оба они были религіозны до фанатизма, оба нетерпимы къ иновѣрцамъ, жестоки и коварны; оба стремились образовать силу, которая бы. положила конецъ владычеству мавровъ. Испанія уже была обременена налогами вслѣдствіе усиленныхъ подготовленій двора и арміи къ походу противъ мавровъ. Смотря по надобности, Фердинандъ и Изабелла находились на мѣстѣ военныхъ дѣйствій иногда вмѣстѣ, а иногда отдѣльно. Осада слѣдовала за осадою, и Талавера, на помощь котораго разсчитывалъ Колумбъ, былъ слишкомъ занятъ военными дѣйствіями, чтобы увлечься его планами. Онъ выслушалъ генуозца очень разсѣянно, почти не вникнувъ въ суть его предложеній, и отдѣлался общими фразами:
-- Ваше предложеніе очень интересно, но теперь.... теперь -- не время, и при томъ планы такъ фантастичны: предположенія, предположенія и ничего вѣрнаго! Но не унывайте: я исполню желаніе моего друга, отца Хуана, и замолвлю за васъ словечко передъ королями, чтобы вы могли получить у нихъ аудіенцію.
Тѣмъ и кончилось свиданіе Колумба съ Талаверою.
Въ ожиданіи аудіенціи у "королей" Колумбъ остался жить въ Кордовѣ. Но проходили дни за днями, а отъ Талаверы не было никакихъ извѣстій. Въ это самое время Колумбъ получилъ письмо изъ Порто-Санто о томъ, что его жена и дѣти умерли отъ лихорадки. Послѣдняя связь съ Португаліей порывалась сама собою; Колумбъ такъ или иначе рѣшилъ остаться въ Кордовѣ и ждать у моря погоды, хотя Талавера, казалось, забылъ объ его существованіи. Дворъ спѣшно собирался и покидалъ Кордову. Колумбъ ожидалъ возвращенія двора и пока занимался черченіемъ картъ, но заработокъ этотъ оказался недостаточнымъ, и ему пришлось наняться къ одному книгоиздателю продавать печатныя книги, календари и астрономическія предсказанія.
Горе, разочарованія и одиночество сильнѣе закаляли желѣзную волю Колумба. Онъ работалъ съ остервенѣніемъ, а въ свободное время собиралъ и приводилъ въ порядокъ свои проекты о заатлантическихъ областяхъ. Трудъ скрашивалъ ему томительную жизнь въ Кордовѣ.
Впрочемъ, здѣсь нашлись люди, которые сдѣлались поддержкой генуэзца. Колумбу удалось свести знакомство съ контролеромъ финансоваго управленія, папскимъ нунціемъ Антоніо Джиральдини и братомъ его, воспитателемъ королевскихъ дѣтей,-- Алессандро Джиральдини. Послѣднему Колумбъ былъ рекомендованъ знаменитымъ Паоло Тосканелли. Черезъ этихъ людей Колумбъ свелъ знакомство и- съ Педро Гонзалесомъ де-Мендозой, архіепископомъ толедскимъ и великимъ кардиналомъ Испаніи. Вслѣдствіе своего вліянія при дворѣ Мендоза назывался "третьимъ королемъ Испаніи". Мендоза охотно слушалъ страстныя рѣчи Колумба, но его богословскій умъ смущала идея о шарообразности земли.
"Если земля -- шаръ, говорили монахи того времени,-- то какъ встрѣтятъ второе пришествіе Христа люди, находящіеся подъ нами, съ другой его стороны (антиподы)"?
У Мендозы была дальняя родственница, бѣдная дѣвушка -- сирота изъ очень знатной фамиліи -- донья Беатриса Энрикесъ. Познакомившись въ домѣ кардинала съ оригинальнымъ генуэзцемъ, она стала искать съ нимъ встрѣчи, ловила на-лету его слова, и въ ея темно-сѣрыхъ глазахъ вспыхивалъ огонекъ восторга всякій разъ, когда кто-нибудь при ней упоминалъ о планахъ Колумба.
Беатриса жила уединенно подъ надзоромъ старой дуэньи {Дуэнья -- пожилая женщина въ Испаніи, смотрящая за поведеніемъ молодыхъ женщинъ и дѣвушекъ. Держать дуэнью -- въ обычаѣ въ каждомъ испанскомъ домѣ.} -- родственницы въ маленькомъ домикѣ на скудныя средства, которыя ей удѣлялъ Мендоза. Необразованная, какъ большинство дѣвушекъ того времени, она цѣлые дни проводила за рукодѣльемъ, молитвами и помогала старой воспитательницѣ хозяйничать. Но, несмотря на одуряющую домашнюю обстановку, умъ Беатрисы не успѣлъ заглохнуть и дѣятельно работалъ надъ тѣмъ, что ей приходилось слышать и видѣть. Ужасы, о которыхъ разсказывали кругомъ, кровавыя картины войны съ маврами заставляли содрогаться ея сердце. Но когда появлялся въ домѣ Мендозы высокій стройный генуэзецъ, съ шапкою золотыхъ волосъ, начинающихъ сѣдѣть, она вся оживлялась. Онъ говорилъ не "о маврахъ, не о крови,-- онъ говорилъ о страшномъ, почти фантастическомъ путешествіи въ призрачную даль туманной лазури. И горячее воображеніе рисовало Беатрисѣ среди этой грозной стихіи его, рыцаря моря, величественнаго и могучаго, у ногъ котораго ложатся покорно невѣжественные народы, который царитъ даже надъ неприступными капризными волнами. И она, какъ мальчикъ, порывисто срывалась съ мѣста и хлопала въ ладоши, радостно смѣясь:
-- Боже мой, какъ все это хорошо! Мнѣ кажется, весь міръ у вашихъ ногъ!
-- Всѣ народы падутъ ницъ передъ крестомъ,-- продолжалъ торжественный, почти суровый голосъ Колумба.
-- Вы покорите ихъ!-- говорила восторженно Беатриса,-- но только безъ крови, силою своего разума, донъ Кристовалъ, не правда-ли?
Онъ ласково ей улыбался и кивалъ головою, а она чувствовала себя счастливой въ его присутствіи. Ей казалось, что она одна его понимаетъ и одна имѣетъ на него вліяніе, и это все болѣе и болѣе привязывало ее къ нему.
Скоро и Колумбъ почувствовалъ, какъ становится ему дорогъ домикъ на окраинѣ города, весь обвитый виноградомъ, гдѣ онъ всегда находилъ привѣтъ и ласку. И онъ шелъ къ Беатрисѣ, когда на душѣ у него было тоскливо и горько, но никогда не думалъ о томъ, долго-ли это продолжится.
Разъ въ праздничное утро онъ пришелъ къ Беатрисѣ вмѣстѣ съ Мендозою, когда она только-что вернулась изъ церкви; въ бѣломъ платьѣ съ опущенными глазами и четками въ рукахъ, она казалась воплощеніемъ чистоты и святости. Мендоза прошелъ на балконъ, куда старая дуэнья Беатрисы должна была принести угощеніе; молодая дѣвушка на минуту остановилась передъ Колумбомъ. Лицо ея все улыбалось, все сіяло сознаніемъ молодости, красоты. Она встрѣтила унылый, почти суровый взглядъ голубыхъ глазъ и въ порывѣ дѣтскаго простодушія вскричала:
-- О, донъ Кристоваль, не смотрите такъ на меня! Мнѣ кажется, что ваше сердце ранено на смерть... Я давно замѣчаю, какъ вы страдаете, и еслибъ я могла...
-- Что было бы тогда, донья Беатриса?
-- Я все бы сдѣлала для васъ...
Она отвернулась въ большомъ смущеніи.
Колумбъ засмѣялся и почтительно дотронулся до руки дѣвушки.
-- Дорогая донья Беатриса,-- сказалъ онъ.-- Вы такъ прекрасны въ своемъ смущеніи, но вы -- дитя. Развѣ вы можете понять стремленія человѣка, который теряетъ надежду добиться цѣли всей своей жизни? Я раньше умру, чѣмъ добьюсь аудіенціи у королей.
Беатриса вспыхнула и гордо подняла голову.
-- Я сдѣлаю такъ, что они выслушаютъ васъ,-- объявила она рѣшительно и быстро пошла на балконъ.
Что говорила на балконѣ Мендозѣ Беатриса, Колулібъ не слышалъ, но до него доносился гулъ оживленныхъ голосовъ. Когда онъ вышелъ, Беатриса смотрѣла вызывающе-весело, а кардиналъ сказалъ Колумбу съ благодушной улыбкой:
-- Дорогой донъ Кристовалъ, я попрошу васъ зайти ко мнѣ сегодня вечеромъ. Я бы хотѣлъ поговорить съ вами о важномъ дѣлѣ.
Весь вечеръ этого дня Мендоза провелъ въ обществѣ Колумба, разспрашивая его о планахъ путешествія, а когда генуэзецъ собрался итти долгой, кардиналъ тихо сказалъ:
-- Вы такъ добивались аудіенціи при дворѣ, донъ Кристоваль. Я обѣщаю вамъ очень скоро устроить желанное свиданіе. Знаете, этимъ вы обязаны доньѣ Беатрисѣ Энрикецъ. Но въ Испаніи не принято, чтобы такія молоденькія дѣвушки устраивали судьбу синьоровъ-иностранцевъ. Я бы хотѣлъ знать, что это означаетъ, донъ Кристоваль?
Голосъ кардинала зазвучалъ сурово. Колумбъ улыбнулся счастливою улыбкою: такъ вотъ что для него сдѣлала Беатриса!
Онъ наклонилъ голову передъ Мендозою и серьезно отвѣчалъ:
-- Я не молодъ и никогда бы не посмѣлъ, но... если вашей эминенціи и доньѣ Беатрисѣ угодно будетъ принять мое предложеніе,-- я былъ бы счастливъ назвать донью Беатрису моей женою.
Мендоза благосклонно протянулъ ему руку.
Въ эту лунную ночь, когда рѣшалась судьба доньи Беатрисы Энрикецъ, она долго не спала. Она стояла на своемъ балконѣ, обвитомъ виноградомъ, цвѣтущимъ кактусомъ и алоэ, и, задумчиво улыбаясь, смотрѣла въ темныя воды Гвадалквивира, по которымъ скользили лунные лучи, обливая все кругомъ голубымъ свѣтомъ. Прозрачная трепетная ночь вызывала на глазахъ дѣвушки слезы восторга. Снизу издалека летѣла и замирала сладкая серенада, которую кто-то пѣлъ подъ окномъ своей возлюбленной. Ея возлюбленный не споетъ ей серенаду; его любовь -- море. Она протянула руку на западъ и тихо прошептала:
-- Ты будешь тамъ, ты будешь тамъ, великій человѣкъ!
На утро Колумбъ явился къ Беатрисѣ и попросилъ ея руки.
Мендоза исполнилъ свое обѣщаніе и устроилъ Колумбу свиданіе съ монархами Испаніи въ Саламанкѣ, куда Фердинандъ и Изабелла переселились на зиму послѣ треволненій лѣтняго похода на мавровъ.
Наконецъ-то Колумбъ увидѣлъ "королей", передъ могуществомъ которыхъ дрожали сосѣднія державы, наконецъ-то увидѣлъ пышный и чопорный дворъ. Изабелла плѣнила его своею благочестиво-кроткою внѣшностью; онъ и не подозрѣвалъ, какая жестокость скрывалась подъ этою оболочкою скромности и великодушія. Тонкая улыбка Фердинанда не показалась ему фальшивой, а между тѣмъ этотъ ханжа-король съ такой же льстивой улыбкой выслушивалъ генуэзца, съ какою смотрѣлъ на казни ни въ чемъ неповинныхъ людей. Онъ все дѣлалъ во имя Бога, и выпрашивалъ Божье благословеніе какъ на добрыя, такъ и на дурныя дѣла; онъ давалъ нерѣдко обѣщанія и нарушалъ ихъ съ благословенія папы. Правда, онъ не вымогалъ у несчастныхъ преступниковъ силою денегъ; онъ просто вырывалъ ложныя признанія пытками и законнымъ образомъ отбиралъ имущество преступниковъ въ казну. Это былъ король-палачъ, прикрытый искусною личиною кротости и благочестія.
Проектъ Колумба плѣнилъ Изабеллу своею религіозною стороною; она заранѣе торжествовала побѣду креста надъ жителями вновь открытыхъ странъ. Фердинандъ, наоборотъ, весьма подозрительно отнесся къ словамъ генуэзскаго мечтателя; проектъ путешествія въ невѣдомый океанъ казался ему слишкомъ рискованнымъ, почти безумнымъ, но картинное описаніе богатствъ Востока возбуждало его алчность. Король колебался и отдалъ предложеніе Колумба на разсмотрѣніе совѣта во главѣ съ Талаверою. Совѣтъ состоялъ почти исключительно изъ духовенства, зараженнаго старыми предразсудками. Они говорили, что идея о шарообразности земли противорѣчитъ Св. Писанію. Доказательства Колумба имъ показались неубѣдительными и ложными. Только немногіе въ этомъ совѣтѣ одобрили планы Колумба. Къ числу этихъ людей принадлежали Алессандро Джиральдини, герцогъ Медина Сидонія, главный казначей Кастиліи -- герцогъ Медина Кинтанила, любимица королевы маркиза Мона и Жуанна де-Ла Торъ, кормилица наслѣднаго принца Хуана. Гораздо больше у Колумба было враговъ, которые старались ему какъ можно больше повредить.
Весною 1487 года дворъ снова переѣхалъ въ Кордову, и проектъ Колумба былъ на время забытъ: при дворѣ только и говорили, что о предстоящемъ походѣ на Малагу, которая въ то время принадлежала маврамъ.
Колумбъ велъ скитальческую жизнь и почти не видѣлся съ Беатрисой. Свадьба съ нею была отложена на неопредѣленное время. Онъ всюду слѣдовалъ за королями, чтобы при болѣе или менѣе благопріятныхъ условіяхъ поднять вопросъ о путешествіи. Жилъ Колумбъ очень скудно, то пользуясь гостепріимствомъ новыхъ вліятельныхъ друзей, то зарабатывая средства черченіемъ картъ. Въ 1489 году онъ сражался въ рядахъ испанскаго войска.
Малага и Боза сдались: испанцы немного передохнули отъ военной горячки, но Колумбъ почти потерялъ надежду дождаться чего-нибудь отъ испанскаго правительства. Бартоломео, вернувшійся отъ отца изъ Генуи, вызвался съѣздить въ Англію къ королю Генриху VII, чтобы посвятить послѣдняго въ проекты брата. Но Бартоломео уѣхалъ и пропалъ безъ вѣсти... Какъ оказалось потомъ, онъ попалъ въ плѣнъ къ пиратамъ.
Христофоръ Колумбъ, наконецъ, назначилъ день своей свадьбы съ Беатрисой Энрикецъ. Новобрачныхъ ждала впереди непросвѣтная нужда. Заработокъ картографа былъ невеликъ, и на него трудно было существовать семьѣ, особенно, когда черезъ годъ у Беатрисы родился сынъ -- маленькій Фернандо. Жить становилось все тяжелѣе, и Беатриса впервые сказала себѣ, что Кристовалъ мечтатель, которому никогда не слѣдовало обзаводиться семьею: онъ былъ совершенно не способенъ къ практическому расчету; онъ вѣчно виталъ въ мечтахъ о воздушныхъ замкахъ, и въ безсонныя ночи, когда Беатриса ломала голову надъ грошевыми разсчетами, метался во снѣ и бредилъ о дивной странѣ за океаномъ.
Разъ, сидя у очага послѣ пустого голоднаго ужина, Беатриса чинила платье мужа подъ вдохновенные звуки его порывистой рѣчи.
-- Ты увидишь, дорогая моя,-- говорилъ онъ ей, быстро ходя взадъ и впередъ по комнатѣ,-- завтра я одержу полную побѣду надъ вельможами на обѣдѣ у герцога Медины-Сидоніи, и всѣ они наперерывъ будутъ мнѣ предлагать средства, чтобы снарядить экспедицію! Зашей только получше мое платье!
Она снисходительно посмотрѣла на мечтателя, съ бѣлой, какъ снѣгъ, головою, но который ей все-таки казался большимъ ребенкомъ, и улыбнулась.
-- Кристовалъ,-- прервала она его вдругъ,-- а что дѣлаетъ теперь твой сынъ Діэго?
Колумбъ внезапно остановился и слегка нахмурился. Поглощенный всецѣло одною идеей, онъ забылъ даже о своемъ сынѣ, котораго, въ сущности, искренно любилъ.
-- А, да... Діэго?-- протяжно сказалъ онъ.-- Ну, что можетъ дѣлать мальчикъ? Онъ здоровъ; полгода назадъ отецъ Хуанъ мнѣ писалъ объ этомъ.
Беатриса грустно улыбнулась: полгода назадъ! Когда-то она мечтала такъ же страстно, какъ онъ, и была рада умереть за его идею, а теперь, когда маленькій Фердинандъ плакалъ въ колыбели, и ей приходилось отказать изъ экономіи единственной служанкѣ, Беатриса точно сразу остыла къ планамъ мужа. И ей было жалко до слезъ, что нужда такъ сломила ее, обрѣзала ей крылья.
Въ этотъ вечеръ Колумбъ былъ особенно нѣженъ съ женою. Обнявъ ее за шею, онъ тихо говорилъ:
-- Знаешь-ли ты, что португальскій король зоветъ меня въ Лиссабонъ и предлагаетъ снарядить экспедицію на западъ?
Беатриса вздрогнула, и Колумбъ поймалъ у нея такой же тревожный взглядъ, какой былъ нѣкогда у покойной Филиппы.
-- И ты поѣдешь, Кристоваль?
-- Успокойся, не поѣду! Ты знаешь, что мнѣ неудобно показываться въ страну, гдѣ меня могутъ каждую минуту посадить въ тюрьму за долги, да и не вѣрю я португальскому правительству послѣ того, какъ уже былъ разъ обманутъ.
Въ этотъ вечеръ Беатриса вновь стала вѣрить въ удачу Кристоваля и легла спать съ счастливой улыбкой, хотя и знала, что на завтра у нея нѣтъ ни одного мараведиса {Мелкая испанская монета.}.
На другой день вернувшійся отъ Медина Сидонія Колумбъ объявилъ женѣ, что, хотя ему и не удалось убѣдить грандовъ Испаніи дать денегъ на снаряженіе флота, но онъ получилъ приказаніе явиться во дворецъ для свиданія съ монархами.
Это свиданіе не принесло почти ничего новаго для дѣла Колумба; короли все еще ни на что не рѣшались и дали Колумбу только небольшое вспомоществованіе.
Но энергія великаго генуэзца не гасла; наоборотъ, она возрастала съ каждымъ днемъ. Все кругомъ говорило за необходимость экспедиціи. Два монаха, охранители Гроба Господня, прибыли въ Испанію съ посланіемъ отъ египетскаго султана, который угрожалъ истребить всѣхъ христіанъ, если не будетъ прекращена война съ маврами.
Монархи Испаніи отнеслись небрежно къ этимъ угрозамъ.
Въ февралѣ 1490 года Фердинандъ и Изабелла были всецѣло поглощены празднествами въ Севильѣ по случаю побѣды надъ маврами, и имъ снова было не до Колумба. Только одинъ Діэго-де-Деза, наставникъ принца Хуана, стоялъ энергично за планы Колумба. Но покровительство Дезы не помогло, и онъ уѣхалъ изъ Севильи, куда примчался за дворомъ, съ полнымъ отчаяніемъ въ душѣ. Тогда онъ снова принялся мечтать о помощи испанскихъ грандовъ.
Гранды хоть и считались подданными испанской короны, но въ своихъ владѣніяхъ были маленькими царьками. Они пополняли подданными армію, доставляли правительству деньги, провіантъ и корабли; въ ихъ гаваняхъ укрывался собственный многочисленный флотъ.
Одинъ изъ такихъ царьковъ -- Медина Дели, согласился, наконецъ, снарядить для путешествія Колумба флотъ, но королева остановила его. Она объявила, что сама хочетъ принять участіе въ этомъ предпріятіи, какъ только кончится война съ маврами.
А войнѣ, казалось, не будетъ конца.
-- Знаешь,-- говорилъ женѣ Колумбъ,-- я потерялъ всякую надежду на твою родину и хочу ѣхать во Францію.
Ему было уже около пятидесяти лѣтъ; морщины избороздили его лобъ, голова была бѣла, какъ снѣгъ. Но онъ все еще рвался впередъ, неутомимый, какъ буря. Беатриса спокойно и ясно улыбнулась.
-- Что-жъ,-- отвѣчала она бодро,-- поѣзжай, но не оставляй твоего мальчика въ монастырѣ. Отдай его на мое попеченіе: я буду ему доброй матерью.
Колумбъ съ благодарностью обнялъ жену... Не мѣшкая, онъ собрался за сыномъ въ палосскій монастырь. Онъ нашелъ мальчика почти взрослымъ юношей, хорошо образованнымъ для того времени. Узнавъ о намѣреніи Колумба, отецъ Хуанъ возмутился. Онъ не могъ допустить, чтобы слава новыхъ открытій была вырвана изъ рукъ Испаніи, и уговорилъ Колумба отложить свой отъѣздъ во Францію, обѣщая уладить при дворѣ его дѣло. Онъ написалъ прошеніе бывшей своей духовной дочери -- королевѣ, и послалъ его съ гонцомъ въ городъ Санта Фэ, а вскорѣ и лично отправился туда для свиданія съ Изабеллой.
Очевидно, отецъ Хуанъ не пожалѣлъ краснорѣчія при разговорѣ съ Изабеллой; послѣ этого разговора Колумбъ получилъ отъ королевы деньги, чтобы сдѣлать приличный костюмъ, и приглашеніе въ военный лагерь Санта Фэ. Перецъ самъ повезъ Колумба ко двору.
Наконецъ, война была окончена. Въ январѣ 1492 года пала Гренада, и испанскія войска вошли въ ея ворота. Христіанское знамя гордо взвилось надъ мавританскимъ дворцомъ. Всѣ провинціи королевства встрепенулись; воздухъ потрясали торжествующіе крики побѣдителей.
Побѣдители не знали кроткаго милосердія. Священное судилище изъ духовныхъ лицъ, называемое инквизиціей, которое ретиво поддерживали Фердинандъ и Изабелла, безпощадно преслѣдовало побѣжденныхъ. Великій инквизиторъ, суровый Торквемада, требовалъ полнаго торжества христіанской вѣры. Въ мавританскихъ городахъ, въ томъ числѣ и въ Гренадѣ, было не мало евреевъ. Предпріимчивый и талантливый народъ, пришедшій сюда изъ Палестины, благодаря своему трудолюбію и сильной сплоченности, прекрасно освоился на новой родинѣ. Дворяне Кастиліи, Арагоніи и другихъ мѣстностей Испаніи посвятили себя главнымъ образомъ военнымъ подвигамъ и веселой жизни. Торговля, служба въ правительственныхъ и частныхъ учрежденіяхъ, оставались на долю духовенства, простыхъ людей и евреевъ. У евреевъ были свои школы и даже академіи. Многіе евреи занимали высокія должности.
Все это не могло нравиться испанцамъ и возбуждало въ нихъ все болѣе и болѣе ненависть къ пришельцамъ-удачникамъ, а народной массѣ евреи казались единственными виновниками ея темноты и несчастія. Объ евреяхъ ходили всевозможныя гнусныя басни; говорили, что они убиваютъ христіансісихъ дѣтей и пользуются ихъ кровью для приготовленія опрѣсноковъ. Духовенство дѣятельно поощряло ненависть къ евреямъ. Гоненія вооружили евреевъ противъ христіанъ.
Чтобы избавиться отъ преслѣдованій, евреи часто добровольно принимали христіанство и вмѣстѣ съ обращенными путемъ насилія составляли особую группу населенія Испаніи -- мараносовъ, которые сдѣлались первыми жертвами испанской инквизиціи. Достаточно было, напримѣръ, мараносу въ субботу надѣть чистое платье, чтобы навлечь на себя подозрѣніе въ тайномъ іудействѣ. Шпіоны не скупились дѣлать доносы въ тайное судилище, иногда изъ мести, а иногда изъ корысти, чтобы получить денежную награду.
Торжество покоренія Гренады казалось Торквемадѣ неполнымъ, пока евреи оставались въ этомъ городѣ. Онъ добился королевскаго указа о томъ, чтобы они или крестились, или оставили Испанію. Стонъ и плачъ стояли надъ еврейскими жилищами. Несчастные покидали страну, наскоро продавая за безцѣнокъ имущество; были случаи, что виноградникъ отдавался за кусокъ полотна; домъ промѣнивался на осла. А впереди ихъ ждали казни, пытки, рабство...
Колумбу пришлось быть свидѣтелемъ жестокихъ мѣръ правительства противъ евреевъ, но онъ мало интересовался политическими событіями страны, весь поглощенный завѣтною идеею. Наконецъ, монархи вспомнили о генуэзцѣ, и Талавера съ Мендозой возобновили съ нимъ переговоры. Но Колумбу снова было отказано: его требованія показались безумными. Тогда онъ рѣшилъ покинуть Испанію и, отправивъ Діэго къ женѣ, самъ выѣхалъ изъ Кордовы на мулѣ во Францію.
Надъ королевскимъ дворцомъ нависли грозовыя тучи. Изабелла хандрила. Ея любимая подруга, маркиза Мона, говорила въ сотый разъ королевѣ:
-- Вѣдь еще не поздно его вернуть. На долю королевской казны выпадетъ вовсе ужь не такъ много расходовъ, хотя она и истощена. Испанскіе гранды отовсюду предлагаютъ поддержку. Какъ великолѣпны должны быть богатства Индіи и какъ пышно взовьется испанское знамя въ этихъ новооткрытыхъ земляхъ! Подумайте о святой религіи... подумайте о славѣ нашей дорогой родины... Его еще можно вернуть!
Королева молчала, и лицо ея было мрачно: она была недовольна тѣмъ, что Фердинандъ какъ будто безучастно относится къ идеѣ Колумба, поглощенный дѣлами новозавоеванныхъ областей,!
Наконецъ, Изабелла рѣшительно поднялась и приказала доложить, что желаетъ видѣть короля. Черезъ часъ гонецъ спѣшно выѣзжалъ изъ королевскаго замка и во весь опоръ скакалъ по дорогѣ къ Франціи.
Послѣ минутнаго колебанія Колумбъ вернулся во дворецъ.
Изабелла стала душою предпріятія. Фердинандъ оказалъ ей кредитъ изъ церковныхъ суммъ Арагоніи; гранды внесли отъ себя въ дѣло посильную лепту; наконецъ, Изабелла заложила свои брильянты. Короли Испаніи соглашались на всѣ условія Колумба.
Передъ отправленіемъ въ далекій путь Колумбъ помѣстилъ маленькаго сына Фернанда въ кордовскую школу; Діэго былъ назначенъ пажемъ наслѣднаго принца Хуана.
Спѣшно снаряжалась экспедиція Колумба. Испанское правительство возложило постройку кораблей на жителей города Полоса. Недовольные палосцы выставили никуда негодные корабли; смѣльчаковъ, желавшихъ пуститься въ далекій невѣдомый путь, не находилось.
Опечаленному Колумбу помогъ снова добрый настоятель монастыря Маріи де Рабида: онъ отыскалъ отважныхъ моряковъ, рѣшившихся участвовать въ экспедиціи. Это были три брата-корабельщика, по фамиліи Пинзоны, съ колыбели привыкшіе къ морю.
Собравшись въ церкви, послѣ того, какъ всѣ палосскіе моряки отказались пускаться на волю волнъ, эти люди стали убѣждать народъ согласиться на предложеніе Колумба. Пинзоны пользовались большимъ довѣріемъ палосцевъ. Старшій изъ нихъ, Мартынъ-Алонзо, громко крикнулъ:
-- Эй, братья, мы идемъ съ Богомъ въ море искать великія страны, богатыя золотомъ и пряностями! Кто съ нами?
Изъ толпы, наполнявшей церковь, вышло множество бродягъ -- бывшихъ арестантовъ, приведенныхъ сюда изъ тюремъ. Ихъ звѣрскія лица сіяли безумною отвагою. Къ бродягамъ присоединилась молодежь, жаждавшая приключеній, и старые испытанные моряки, тосковавшіе по морю.
Пинзоны снарядили корабль "Нину", и Винцентъ Венезъ сталъ командиромъ этого судна. Городъ Палосъ отдалъ въ распоряженіе экспедиціи корабль "Караки", съ огромной палубой, а агенты королевы снарядили третье судно "Пинту". Командиромъ "Пинты" былъ назначенъ Мартынъ Алонзо Пинзопъ, а помощникомъ его -- третій братъ, Франсуа-Мартынъ.
Плохое судно "Караки" было переименовано Колумбомъ въ "Святую Марію". Онъ управлялъ имъ самъ, взявъ себѣ въ помощники племянника Беатрисы, Діэго де Арана. И экипажъ, и суда были одинаково ничтожны. На "Св. Маріи" едва насчитывалось 66 человѣкъ, на "Пинтѣ" -- 30, а на "Нинѣ" -- 24 человѣка.
Была ночь со 2-го на 3-е августа. Востокъ уже алѣлъ слабымъ отблескомъ зари. Отецъ Хуанъ со слезами на глазахъ благословлялъ команду, собравшуюся на палубахъ кораблей. Онъ только-что исповѣдалъ ихъ и причастилъ: отправляясь въ далекій путь, они оставались безъ духовника.
Наконецъ, монахъ сошелъ по мосткамъ на берегъ. Онъ обернулся. Высокая фигура съ ореоломъ сѣдыхъ волосъ, могучая и гордая, стояла на кормѣ, гдѣ развѣвался флагъ съ изображеніемъ распятія. Сдвинувъ брови и скрестивъ руки на груди, онъ смотрѣлъ впередъ на волны необъятнаго океана.
-- Отча-а-ли-вай!-- раздалась команда.
-- Готово!
Канаты зашуршали, цѣпи завизжали; вода закипѣла у бортовъ, и корабли, поднимая громадныя волны у берега, отчалили... Легкій вѣтерокъ помчалъ ихъ впередъ.
А тамъ, на высокомъ утесѣ, долго еще виднѣлась неподвижная согбенная фигура старика въ темной рясѣ францисканца. Весь въ слезахъ, онъ посылалъ кораблямъ благословеніе и, кто знаетъ, можетъ быть, жалѣлъ, что старость и недуги не позволили ему принять участіе въ путешествіи. Потомъ, когда на горизонтѣ исчезли ничтожныя точки кораблей, онъ уныло поплелся къ холму, гдѣ стояла церковь св. Георгія и опустѣвшій мавританскій дворецъ, а за нимъ бѣлѣли скромныя стѣны обители Санта Марія де Рабида.