Если очень велико просветительное значение хорошей художественной литературы вообще, то в особенности велико просветительное значение хорошего исторического романа. Такое произведение, если оно обладает высокими художественными достоинствами, не только доставляет эстетическое наслаждение читателю, но и дает ему много сведений, приучает его к более серьезному чтению, в легкой и доступной форме, знакомя его с историческими событиями, возбуждает его любознательность, толкает его к более глубокому изучению своего прошлого, словом, развивает его. Все знают, как много они обязаны таким писателям, как Вальтер-Скотт, В. Гюго, Толстой и даже таким, как А. Дюма.
Принимая же во внимание, что и в историческом романе, автор его не может отказаться от того объяснения и толкования событий, какие ему подсказываются его школой, убеждениями, классом, приходится согласиться, что исторический роман могучее средство направления читательских умов в ту или другую сторону. Мы не хотим сказать, что только тот роман хорош, который написан с тенденцией, мы хотим этим подчеркнуть, что, независимо от своей воли, каждый автор проводит свою определенную тенденцию в романе, толкуя прошлое так, как это нужно тем, кто выдвинул на общественную арену писателя.
Картины великой французской революции, написанные Гюго, вызывают совершенно другие настроения и мысли, чем картины, созданные Бальзаком, а то, что внушает своему читателю Ан. Франс, когда дает образ якобинца, так же далеко и от Гюго и от Бальзака, как, напр., картины из жизни революционеров, данные Л. Н. Толстым в романе "Воскресенье" от того, что нарисовал Степняк-Кравчинский в "Андрее Кожухове".
И это, конечно, зависит не только от степени таланта художника. Бальзак может смело померяться с Гюго, а А. Франс с ними обоими; это зависит от того, куда смотрит художник, чем он живет, чему он сочувствует, каковы его социальные симпатии.
С этой точки зрения, исторический роман приобретает значение орудия пропаганды в тысячи раз большее, чем любое другое беллетристическое произведение, так как самый предмет повествования, по большей части выходит далеко за узкий круг интересов отдельной личности и ставит перед читателем вопрос о более глубоких причинах исторических событий, чем воля отдельных личностей.
В романах Алтаева читатель как раз и находит по большей части все указанные свойства исторического романа.
Прежде всего это художественные произведения в полном смысле этого слова. Это, конечно, не гениальные произведения, но произведения, на которых несомненно лежит печать таланта, острой наблюдательности и знания человеческого сердца. Образы, которые рисует автор, всегда жизненны, его герои, действующее лица его произведений всегда живые люди, одетые в плоть и кровь, возбуждающие симпатию или антипатию читателя, а не трафаретные куклы театра марионеток. Не всегда это те исторические деятели, которых знает история, но ведь история -- наука, и под беспощадным ножем ее анализа часто гибнут те поэтические черты, какими наделяет предание исторических деятелей. Да, быть может, и хорошо то, что художник почти всегда оставляет это орудие историку и пользуется другими средствами, чтобы воспроизвести прошлое: в его руках даже такие акты, как откровенные показания на следствии Николая I приобретают совсем другой характер, чем под пером историка.
Это, конечно, не значит, что Алтаев в своих романах далек от исторической действительности. Далеко нет, но только эта историческая действительность встает пред умственным взором читателя не в виде колонок сухих цифр, а в виде захватывающих читателя картин и образов.
В самом деле, исторические документы, например, рисуют роль братьев Толстых в деле декабристов суше и прозаичнее, но на то и дан автору талант, чтобы оживить сухие исторические данные и в официальное донесение генерал-аудиториата внести жизнь и чувство. Зато как живые встают перед нами эти братья в романе "Бунтари", зато положительно кистью большого таланта нарисован образ их матери Алевтины Ивановны и вся обстановка, быт, жизнь в помещичьей деревне времен крепостничества. Нужно сказать что бытовая сторона в романах Алтаева всегда верна и удачна. Он ведь и начал писанием маленьких бытовых рассказов и сказок, при чем как писатель для детей. К роману он перешел с начала 900-х годов. Быт народа и обстановка помещичьей жизни хорошо известны Алтаеву.
Причина этого, вероятно, в биографии автора. Маргарита Владимировна Алтаева (по мужу Ямщикова) родилась 22 ноября ст. ст. 1872 г., печататься стала почти 40 лет назад, с 16 декабря старого стиля 1889 г. Она происходит от знаменитого русского художника Рокотова, портретиста Екатерининских времен Степана Рокотова; Ее отец Владимир Дмитриевич Рокотов, а мать Аглая Николаевна Толстая, дочь H. Н. Толстого, участника Семеновского бунта, этой репетиции декабрьского восстания 1825 года.
Вот почему, быть может, так ярко и талантливо нарисована и Алевтина Ивановна Толстая в романе "Бунтари", и ее дети и вообще вся помещичья жизнь того времени.
В этом романе много и от семейных преданий (дед М. В. Алтаевой, Николай Толстой, -- друг декабристов М. И. Муравьева-Апостола и Ф. Н. Глинки и в семье сохранилось много преданий о восстании декабристов) поэтому все эти крепостные девушки, крепостные актеры и актрисы, крепостные художники встают перед нами, как живые.
Вообще народ, страдающий угнетенный народ -- вот главное действующее лицо романов Алтаева. Это обстоятельство опять, быть может, связано с биографией автора. Перейдя в 900-х годах на другой жанр -- исторического романа М. В. Алтаева тесно связала свою судьбу с русским революционным движением: в эпоху первой русской революции М. В. очень тесно сблизилась со студентами соц.-демократами большевиками (между прочим с Г. И. Бокием, Стомоняковым), принимала участие в событиях 9 января 1905 г., прятала в своей квартире сподвижника Шмидта матроса Фесенка, работала в "Красном Кресте" и с тех пор вообще не порывала связей с большевистским революционным подпольем. Это и выдвинуло ее в февральско-октябрьские дни на передовые и при том довольно боевые позиции большевистского фронта: в 1917 г. она, не будучи официально членом партии, была секретарем газеты военной организации большевиков "Солдатской Правды", а с октября и членом редакционной коллегии "Деревенской бедноты", В следующие годы гражданской войны M. В. Алтаева работала в отделе по работе в деревне ЦК ВКП(б), редактируя и журнал "Красный Пахарь", в дальнейшем, работая опять же в самой тесной связи с коммунистами. Эта черта биографии М. В. Алтаевой тем примечательна, что она -- типичная представительница русской народолюбивой интеллигенции -- счастливо сочетала свои семейные предания с яркими событиями бурной революционной эпохи: в семье ее отца, незадолго перед рождением М. В., жила престарелая, воспетая А. С. Пушкиным А. П. Керн, близкими друзьями семьи был худ. Агин, первый иллюстратор Гоголя, трагик Иванов-Козельский, Киселевский, Правдин, Комиссаржевский, Лядов; вся семейная обстановка была пропитана преданиями и рассказами о первых революционных боях русской интеллигенции, о декабристах, и вместе с тем позднее М. В. Алтаева все время жила в тесной связи с революционерами большевиками и в атмосфере революции.
Вот почему главный герой ее романов -- народ, трудящиеся, угнетенные массы. Вот почему главная тема ее исторических романов восстание этих трудящихся масс, берет ли автор для своих романов время раннего средневековья, говорит ли он о трудящихся массах Германии, Чехии, России, развертывается ли действие в XI или XIX веке, рисует ли автор движение крестьян или рабочих, рассказывает ли он о судьбе одного человека или целых народов, говорит ли он о жизни великого художника Италии или останавливается на судьбе бедной крымской татарки.
Народ, трудящиеся массы, их восстание, бунт, их горести и печали, их радости и надежды -- вот что интересует Алтаева, и как бы ни относиться к его таланту, как бы ни оценивать его творческие силы, возможности и попытки, одного нельзя отнять у него: этого постоянного упорного устремления изобразить драму народной жизни, трагическую судьбу угнетенных, и попытки сбросить ярмо деспотизма, добиться свободы и счастливой жизни.
И именно там, где Алтаев рисует эти трудящиеся массы, где именно они выступают либо на первом плане картины, или даже составляют только ее фон, именно там, он и дал свои лучшие произведения: "Под знаменем башмака" (крестьянское восстание в Германии), "Разоренные Гнезда" (Раскол и Разин), "Стенькина Вольница" (восстание Разина), "Бунтари" (восстание декабристов), "Декабрята" (восстание декабристов и дети декабристов), "Страшный слепец" (Ян Жижка), "Камень Катмира" (гражданская война в Крыму), "Когда разрушаются дворцы" (Великая французская революция).
Во всех этих и других произведениях М. В. Алтаев -- певец страданий трудящихся масс.
Обращаясь к прошлому, он повсюду рядом с известными историческими лицами, их судьбой, обыкновенно рисует и самых простых людей массы, их романы, их страдания, их радости и печали.
Возьмем для примера "Бунтари". Здесь рассказывается история любви и падения одного из Толстых, декабриста. Эволюция от революционных порывов юности знатного барчука с мечтами осчастливить народ до падения к жизни самодовольного, самовлюбленного реакционера идет рядом с трогательными рассказами о людях из народа -- крепостной актрисы, крепостного художника, крепостного солдата, положившего жизнь за други своя на Сенатской площади 14 декабря 1825 г.
В рассказе "Декабрята" рядом с историей благородных героев-барчат идет рассказ о бывшем крепостном мальчике сложившем свою голову на той же Сенатской площади.
И так везде и всегда. Народ, его жизнь, его борьба за лучшую жизнь, за право свободно мыслить, за право собственным умом, своими руками, без всяких нянек, как бы велики и гениальны эти няньки не были, строить свою жизнь -- вот главная тема лучших и наиболее талантливых произведений Алтаева.
Такие произведения Алтаева и пользуются наибольшим успехом в той аудитории, для которой он пишет. А пишет он все для той же широкой аудитории, какую описывает в своих произведениях, для тех широких трудящихся масс, страдания и радости которых тема его произведений. Вот почему любители острых ощущений в стиле некоторой части современной литературы не пойдут к Алтаеву: у него мы не найдем ни "мата", ни того называния всяких вещей своими именами, которыми так любят щеголять некоторые "пролетарские" писатели, ни того культа половой разнузданности, который мы встречаем в некоторых, даже лучших современных произведениях, ни тех героев, которые, "ступят на горы, горы трещат", ни тех героинь, которые, побеждая сердца всех самых ответственных работников, сразу одним словом заставляют своих милых брать Перекопы или орошать сотни тысяч квадратных километров бесплодных пустынь.
Нет, герои и героини Алтаева просты и непритязательны, искренни и правдивы, и потому от их образов часто веет пафосом истинной революционности и подлинного героизма.
Последняя переделка Алтаева старой вещи "Камень Катмира" как будто бы показывает, что и роман из времен современной борьбы мог бы выйти из-под его пера, если бы он взялся за обрисовку той жизни и того участка борьбы, который ему так хорошо знаком: гражданскую войну в прошлом можно правдиво нарисовать, имея талант и документы; нашу гражданскую войну, даже, имея талант, можно правдиво нарисовать только в том объеме, в каком ее пережил сам. Вот почему поближе к стогнам Петрограда, и Москвы, поближе к русской деревне следовало бы держаться в данном случае Алтаеву.
Мне хочется сказать еще несколько слов о внешней, так сказать, форме, вернее о языке Алтаева. Язык Алтаева прекрасный чистый русский язык и в этом случае не ему учиться у современной молодежи, а этой последней следовало бы поучиться у Алтаева. И не только потому, что в современных часто очень талантливых произведениях, называющихся почему-то произведениями, написанными по-русски, мы находим изумительную смесь одесского с нижегородским, не только потому, что современные авторы "разворачивают" события, говорят "пару слов", "зачитывают" протоколы, вместо "до свидания" говорят "пока", пишут без подлежащих и сказуемых одними предлогами и междометиями, не только поэтому, а потому, что язык Алтаева это -- старый прекрасный русский язык, обновленный в меру тем богатством новых чисто народных слов и выражений, которые принесла в старый язык русского образованного общества народная масса, совершившая революцию.
Я не хочу бранить новую русскую пролетарскую литературу. О, далеко нет! Я преклоняюсь перед ней, перед той свежестью, красочностью, силой, которые бурным потоком хлынули на нас вдруг после великого движения трудящихся масс. Но ведь это великое половодье, а полая вода несет на своих бурных великих волнах много пены, грязи и всякого мусора.
Вот этого мусора нет у Алтаева. Окунувшись в оживляющие струи великого половодья, получив от него заряд творчества он сумел уберечься от пены.
Очистятся от нее и другие.
В соответствии с указанными свойствами языка Алтаева, у него и приемы творчества просты и строги. Эта простота и строгость может показаться иногда старообразной, но ведь не все же старое плохо, как не всё новое хорошо.
Во всяком случае социальная ценность произведений Алтаева в соединении с его простым, но прекрасным русским языком и делает их таким любимым чтением широких трудящихся масс. Пожелаем же ему и дальнейшего успеха и долгой, долгой еще работы на пользу этих трудящихся.
В. Невский
14 февраля 1929 г.