Аванъ-зала въ московскомъ домѣ-дворцѣ княгини Латвиной. Большая и художественная роскошь. Архитектура -- готическаго типа, но безъ строгой выдержки стиля. Высокая, въ ростъ человѣка, темная панель, облицованная лабрадоромъ. Стѣны блестящія, мраморныя, проложены плоскими колоннами. Правая сторона сцены значительно выше лѣвой. На первомъ планѣ справа пальмовая бесѣдка, служащая входомъ въ зимній садъ, стеклянная стѣна котораго идетъ вглубь вогнутымъ полукругомъ, оканчиваясь на заднемъ планѣ у входа въ бальный залъ. Это -- громадная арка, задернутая тяжелою темносинею портьерою. Красиво-чудовищныя каріатиды. Того же типа каріатиды на заднемъ планѣ и слѣва: входъ въ столовую. Къ бесѣдкѣ пальмовой и къ входу въ бальный залъ ведутъ полукруглыя красивыя ступени. Между бальнымъ заломъ и столовою громадный каминъ и подлѣ, справа и слѣва, узкія, стрѣльчатыя, будто потайныя, двери. Когда ихъ отворяютъ, видны лѣстницы, ведущія наверхъ. Слѣва -- на первомъ планѣ -- противъ пальмовой бесѣдки -- двери въ карточную комнату. Дальше -- широкая открытая арка, ведущая въ вестибюль. По сторонамъ ея высокія, стрѣльчатыя, художественно расписанныя окна. Телефонъ. Масса электрическаго свѣта. Мебель,-- какъ въ средневѣковыхъ дворцахъ,-- черная, тяжелая, съ высокими рѣзными спинками. Въ пальмовой бесѣдкѣ -- легкая, плетеная,-- качалка, столъ, кресла.

У княгини Латвиной журъ-фиксъ. Гостей множество. Въ толпѣ, переливающейся по валамъ, мелькаютъ почти всѣ дѣйствующія лица пьесы. Прилично-шумно. Изъ-за портьеры бальнаго зала глухо звучитъ теноръ Ратнера. Частыя рукоплесканія.

Альбатросовъ {Лѣтъ 26. Красивое безпокойное лицо съ печатью недовольнаго собою, мельчающаго таланта. Большія претензія на свѣтскій шикъ, но -- постоянно срывается въ богему. Чувствуется человѣкъ внѣшній, опускающійся.}. А, милый профессоръ! И вы здѣсь?

Груздевъ {Лѣтъ 50. Грузная, кабинетная фигура. Похожъ на лѣшаго, причесавшагося ради праздничнаго дня.}. Да, вотъ... собственно говоря... видите ли...

Альбатросовъ. У васъ такой растерянный видъ, будто вы въ лѣсу заблудились.

Груздевъ. Получилъ записку... приглашаетъ запросто... Я думалъ: объ электромоторѣ хочетъ бесѣдовать... Умная женщина... А тутъ балъ, фраки...

Альбатросовъ. То-то вы въ сюртукѣ. Такъ и вашъ электромоторъ княгинѣ Настѣ въ ручки плыветъ? Эка захватъ всеобъемлющій!

Груздевъ. Видите ли... собственно говоря... То обстоятельство, что капиталъ...

Альбатросовъ. Всѣ мы здѣсь за этимъ обстоятельствомъ по пяточкамъ ходимъ.

(Проплываютъ двѣ пышныя дамы. Альбатросовъ почтительно кланяется. Одна изъ дамъ киваетъ носомъ слегка, но благосклонно).

Груздевъ. Видите ли... кажется... именно этой дамѣ... я тамъ... на лѣстницѣ... лапищами своими проклятыми... хвостъ оборвалъ...

Альбатросовъ. Несчастный! У нея семь милліоновъ!

Груздевъ. Тутъ, кажется, повернуться нельзя безъ того, чтобы какому-нибудь милліону локтемъ въ бокъ не заѣхать!

Альбатросовъ. Чего же вы хотите? Вы у княгини Насти! (Проходятъ)

(Алябьевъ {Алябьевъ -- лѣтъ 40 слишкомъ, но кажется иного моложе своихъ лѣтъ. Благородно красивъ. Ни одного сѣдого волоса. Голова и борода коротко острижены. Тонкій, чуть-чуть удлиненный профиль. Во всемъ его явленіи сказывается слегка англійская складка,-- виденъ джентльменъ и спортсменъ. Ростъ хорошій, но не длинный, складъ тѣла стройный, атлетическій. Каждое движеніе говоритъ о большой физической силѣ и ловкости. Манеры спокойныя, учтивыя, тихія. Глубокіе, холодные, трудно проницаемые глаза.} и Ратомскій {Ратомскій -- лѣтъ 34. Эффектная голова въ копнѣ мохнатыхъ темныхъ волосъ. Явленіе декоративно-красивое, но безалаберно и съ рѣзкими угловатостями.} выходятъ изъ карточной).

Алябьевъ. За вами, Константинъ Владимировичъ двѣсти семнадцать рублей.

Ратомскій. Двѣсти семнадцать? Ахъ, чортъ! это скверно! (На встрѣчу) Здравствуй, Реньякъ.

Реньякъ {Реньякъ -- лѣтъ Алябьева, приличный, сытый, нѣсколько обрюзглый баринъ стародворянскаго московскаго типа. Хорошо и выкормленъ, и воспитанъ.}. Что, Костенька, все погибло, кромѣ чести?

Ратомскій. Еще бы! Развѣ съ Алексѣемъ Никитичемъ можно играть? Выдержка ледяная. Точно мраморный.

Алябьевъ. Зачѣмъ же вы играете?

Ратомскій. Лестно перешибить ваше счастье. Вотъ, молъ, Алябьевъ всѣхъ одолѣваетъ, а на мнѣ оборвался... Реньякъ, есть съ тобою деньги? У меня всего сто рублей...

Алябьевъ. Не безпокойтесь, Константинъ Владимировичъ, не въ послѣдній разъ видимся.

(Проходить)

Ратомскій (вслѣдъ ему, съ гримасою). Фу ты, ну ты Испанскій Дворянинъ!

Реньякъ. Тише, услышитъ.

Ратомскій. Нѣтъ, онъ съ какимъ то эѳіопомъ обнимается...

Реньякъ. Зачѣмъ задирать?

Ратомскій. А зачѣмъ важничаетъ?

Реньякъ. Алеша человѣкъ сдержанный, но воспитанный и любезный. Если онъ обдаетъ тебя холодкомъ, то лишь потому, что ты на него, извини за выраженіе, ершишься.

Ратомскій. Избаловали его. По всей Москвѣ только и слышно: Алябьевъ! Алябьевъ!... А что особеннаго? Въ концѣ концовъ,-- любовникъ княгини Насти,-- вотъ и все его общественное положеніе.

Реньякъ. Однако, ты самъ сейчасъ назвалъ его "Испанскимъ Дворяниномъ"?

Ратомскій. Согласись: и тутъ -- поза. Живетъ съ самою богатою женщиною въ Москвѣ, и нищій. Ты знаешь: онъ ей за квартиру свою платитъ. Сорокъ рублей въ мѣсяцъ. Ха-ха-ха!

Реньякъ. Алябьевъ никогда никому не обязывается -- тѣмъ болѣе женщинѣ, которая съ нимъ въ связи.

Ратомскій. Ну, и глупо, и комедіантъ. Что-то вродѣ собаки на сѣнѣ: самъ не ѣстъ и другимъ но даетъ.

Реньякъ. Завидно?

Ратомскій. Пожалуйста! Я не содержанецъ.

Реньякъ. Сумасшедшій!

Ратомскій. Развѣ я о немъ? Я -- такъ!

Реньякъ. Изъ этихъ "такъ" дуэли выходятъ.

(Проходятъ)

Алябьевъ. Я никогда не узналъ бы тебя, еслибы ты не назвался.

Лаврентьевъ {Лаврентьевъ -- могучаго сложенія, широкоплечій, шапка почти сѣдыхъ волосъ, густой бронзовый загаръ, повелительные сверкающіе паза, усы. Фигура живописная, съ отпечаткомъ дикой хищной граціи.}. Неудивительно. Въ послѣдній разъ мы съ тобою видѣлись въ Асхабадѣ...

Алябьевъ. У покойнаго Пржевальскаго.

Лаврентьевъ. Двадцать три года назадъ! Мы дѣти были.

Алябьевъ. Не помню, ушелъ ты съ нимъ тогда въ экспедицію или нѣтъ?

Лаврентьевъ. Нѣтъ. Меня одинъ персюкъ сбилъ ѣхать на золото, на Желтуху. А ты?

Алябьевъ. Нѣтъ. Женщина помѣшала.

Лаврентьевъ. Какъ всегда. Гдѣ ты, тамъ женщины. Не можешь безъ женщинъ.

Алябьевъ (съ гримасою). Не могъ.

Лаврентьевъ. Ба?! Чѣмъ же ты теперь развлекаешься?

Алябьевъ. Бью медвѣдей. Играю въ экарте.

Лаврентьевъ. Только?

Алябьевъ. Развѣ -- мало?

Лаврентьевъ. Когда то ты игралъ въ политику?

Алябьевъ. Давно прошло. Не гожусь.

Лаврентьевъ. Самъ догадался или другіе сказали?

Алябьевъ. Самъ.

Лаврентьевъ. Тогда это спорно.

Алябьевъ. Народа не знаю.

Лаврентьевъ. А кто его знаетъ, Алексѣй?

Алябьевъ. Мѣшаться въ политику, не зная народа,-- авантюра, Лаврентьевъ.

Лаврентьевъ. Этого слова не намъ съ тобою бояться. Времена у васъ горячія. Не будь у меня своихъ большихъ дѣлъ на черномъ континентѣ, ужъ я бы тутъ вамъ накрутилъ.

Алябьевъ. Ты, по прежнему, весь -- въ себѣ и для себя?

Лаврентьевъ. А ты по прежнему,-- ни въ комъ и ни для кого?

(Проходятъ)

Оберталь {Оберталь -- очень красивый, изящный, благовоспитанный, со слѣдами гвардейской выправки. Похожъ на черкеса, одѣтаго во фракъ: янтарное лицо, жемчужные зубы, бархатные восточные глаза. Манеры ласковыя, глядитъ кошечкою. Ручной хищникъ, любитъ драгоцѣнные камни и щеголяетъ ими.}. При развитіи движенія на югъ, никитинскій проектъ поперечника -- геніальная идея. Москва выигрываетъ милліоны провозной платы. Какія открываются перспективы! Сколько счастливыхъ возможностей для новыхъ путей!

Реньякъ. Да, инженеры и поставщики наживутся.

Оберталь. Надѣюсь.

Реньякъ. А ты здѣсь при чемъ?

Оберталь. Ты знаешь -- мой дядя -- генералъ Долгоспинный... Мнѣ обѣщанъ подрядъ на шпалы, по всей линіи.

Реньякъ. Надѣешься много взять?

Оберталь. Меньше полумилліона не помирюсь.

Реньякъ. Ухъ!

Оберталь. При томъ, замѣть, я имѣю въ виду самое корректное исполненіе обязательствъ. Дѣло принципа, мой другъ: noblesse oblige. Смѣешься?

Реньякъ. Подрядъ съ дворянской тенденціей?

Оберталь. Cher! Если мы, дворяне, унижены до смѣшенія съ купчишками, то, по крайней мѣрѣ, обязаны доказать Россіи, что джентльменъ остается джентльменомъ даже съ аршиномъ въ рукахъ.

Реньякъ. Все это такъ, но -- зачѣмъ оно тебѣ?

Оберталь. Зачѣмъ мнѣ нужны полмилліона? Par ceur! va!

Реньякъ. Время не то. На твоемъ мѣстѣ, съ твоимъ именемъ, съ твоими протекціями, я лучше избралъ бы политическую карьеру.

Оберталь. Не въ вашей ли партіи кающихся дворянъ?

Реньякъ. Нѣтъ, я знаю, что ты -- правый.

Оберталь. Мнѣ либеральничать не къ лицу. Я потомокъ ливонскихъ рыцарей. Мой дядюшка -- генералъ Долгоспинный.

Реньякъ. Да, но ты -- человѣкъ воспитанный, съ европейскими традиціями, джентльменъ. Даже врагомъ партійнымъ пріятнѣе имѣть тебя, чѣмъ какого нибудь Антипова.

Оберталь. Дикарь во фракѣ, но талантливъ и понимаетъ нужды страны.

Реньякъ. То-то у него на заводахъ -- что день, безпорядки! Кулакъ и звѣрь.

Оберталь. А въ гору идетъ, купчишка. Онъ очень на виду въ Петербургѣ. Того гляди, займетъ административный постъ.

Реньякъ. Потому что его законные соперники покорно очищаютъ ему дорогу и, вмѣсто оппозиціи, вязнутъ въ какіе-то подряды.

Оберталь. Это не ушло отъ меня. Сперва надо быть богатымъ. Антиповъ богатъ.

Реньякъ. Даже мы поддержали бы тебя противъ этого господина.

Оберталь. Я понимаю только политику блеска и крѣпкой власти. Нищіе такой политики не дѣлаютъ.

Реньякъ. Такъ сказалъ человѣкъ, женатый на Ларисѣ Дмитріевнѣ Карасиковой!

Оберталь. Мой милый Реньякъ, церковь благословляетъ мужа и жену быть во едину плоть, но не въ едину кассу.

Реньякъ. Ну, я думаю, что -- для удовольствія видѣть тебя министромъ...

Оберталь. Ужъ и министромъ!

Реньякъ. Или предсѣдателемъ Государственной Думы...

Оберталь. Ужъ и предсѣдателемъ!

Реньякъ. Милѣйшая Лариса Дмитріевна не пожалѣетъ тряхнуть своими милліонами.

Оберталь. Не пожалѣетъ. Да я то не хочу. Еще и на этомъ пути быть ей обязаннымъ? Надоѣло мнѣ, Владимиръ Павловичъ, ходить въ мундштукѣ.

Реньякъ. А! Любишь кататься -- люби санки возить.

Оберталь. Лариса -- мой расчетъ съ прошлымъ.

Реньякъ. И недурной расчетъ. Сколько твоихъ долговъ она погасила передъ свадьбою?

Оберталь. Ну, и благодарю, и довольно. Прошлое покончено. Моимъ настоящимъ она владѣетъ всецѣло и нераздѣльно. Это -- мой расчетъ съ нею. Но въ будущемъ я хочу быть свободнымъ и самостоятельнымъ. Я выстрою свое будущее для себя и самъ. Только самъ.

Реньякъ. Такъ что и въ подрядѣ твоемъ она не участвуетъ?

Оберталь. Куда тамъ! Спасибо, что не мѣшаетъ. Каждое мое личное предпріятіе приводитъ Ларису Дмитріевну въ бѣшенство какое-то. Она -- будто ревнуетъ меня къ деньгамъ.

Реньякъ. Извини меня. Конечно, не мое дѣло, но -- какъ-то разбросался ты въ послѣднее время. То пассажъ строилъ, то заводъ сталелитейный. Теперь подрядъ. Не поскользнись, братъ.

Оберталь. Ты забываешь, что за моими плечами стоитъ "Отрада Домовладѣльца".

Реньякъ. Объ этой "Отрадѣ" начинаютъ очень дурно говорить.

Оберталь. Антиповскія сплетни и интриги.

Реньякъ. То и страшно, что антиповскія. Проглотитъ онъ тебя.

Оберталь. Подавится.

Реньякъ. Да,-- если бы у него горло было, а то вѣдь хайло!

Въ бальномъ залѣ взрывъ апплодисментовъ. Занавѣсъ распахнулся. Ратнеръ выходитъ, преслѣдуемый поклонницами. Дарья Николаевна, Ольгa Семеновна, Вѣра Евграфовна. Почти изступленная женская толпа. Въ дверяхъ показалась и остановилась у каріатиды -- окруженная мужской молодежью -- графиня Лариса Дмитріевна Оберталь.

Дарья Николаевна. Bis! Bis! Еще! Еще! Ради Бога, еще!

Ратнеръ. Не могу, mesdames.

Ольга Семеновна. "Смѣйся, паяцъ!" Ну, пожалуйста, "Смѣйся, паяцъ!" Для меня!

Ратнеръ. Усталъ, mesdames.

Вѣра Евграфовна. Возобновите божественные звуки!...

Ратнеръ. Нездоровъ, mesdames.

Дарья Николаевна. Ну, хотите, я предъ вами на колѣни стану?

Ратнеръ. Что я сказалъ, то сказалъ.

Лариса Дмитріевна {Женщина, на видъ лѣтъ 26, въ дѣйствительности, значительно старше. Рѣдкой красоты. Янтарный цвѣтъ лица и сверкающія очи. Одѣта темно и скромно, съ тѣмъ изяществомъ, которое сразу говоритъ знатоку о безумной дороговизнѣ парижскаго туалета. Любитъ найти себѣ свѣтлый фонъ. Стоя у каріатиды, выше остальной толпы, она напоминаетъ Демона Зичи. Только три украшенія: брилліантовыя серьги-росинки (безъ оправы) и такая же брошь-солитеръ -- три яркія точки, которыя какъ-то неотъемлемо, органически дополняютъ южную красоту графини и дѣлаютъ ее примѣтною даже издали.} (сверху отъ каріатиды). Ратнеръ, спойте мнѣ... какъ это? Да!... "Послѣдній нонѣшній денечекъ..."

Ольга Семеновна. Цыганское?!

Дарья Николаевна. Какъ можно?!

Вѣра Евграфовна. Что вы, графиня?!

Дарья Николаевна. Профанація!

Ольга Семеновна. "Смѣйся, паяцъ!" Непремѣнно, "Смѣйся, паяцъ!"

Ратнеръ. Mesdames... mesdames...

Лариса Дмитріевна. А я хочу "Полѣдній нонѣшній денечекъ".

Ратнеръ. Лариса Дмитріевна, право же, мнѣ завтра Радамеса пѣть.

Лариса Дмитріевна. Ну, не пойте... Была-бы честь предложена.

Ратнеръ. Ахъ, Боже мой! Какъ будто я здѣсь одинъ... Такое множество артистовъ.

Лариса Дмитріевна. Не пойте, не пойте...

Мурлыкаетъ: "Послѣдній нонѣшній денечекъ")...

Ратнеръ. Да ужъ иду, иду...

Лариса Дмитріевна. И, пожалуйста, безъ убитаго вида. Не на казнь васъ ведутъ.

Дарья Николаевна (пробѣгая вслѣдъ за Ратнеромъ, здоровается съ Роньякомъ). Вы слышали? слышали, какъ онъ сказалъ: "Въ блаженствѣ потонули?"

Реньякъ. Я, Дарья Николаевна, люблю, когда адвокаты говорятъ, а въ тенорахъ предпочитаю, чтобы пѣли.

Дарья Николаевна. Много вы понимаете! Профанъ!

Ратнеръ (Ларисѣ Дмитріевнѣ). А вы?

Лариса Дмитріевна. Я отсюда буду слушать. Тамъ -- вы слишкомъ кричите. Въ ушахъ трещитъ.

Ратнеръ. Графиня, это жестоко!

Лариса Дмитріевна. А вамъ бы все -- съ добренькими?

(Смѣясь, входитъ въ залъ. Занавѣсъ закрывается).

Груздевъ (созерцая поклонницъ Ратнера). Какія пучеглазыя! А-а-а! И всегда это онѣ такъ?

Альбатросовъ. Сегодня еще вяло.

Груздевъ. Удивительная вещь! Что-то физіологическое.

Ратомскій. Бѣдняжка Ратнеръ! Предъ своими весталками какъ кривлялся, а мигнула графиня, и пошелъ овечкою на закланіе -- цыгана ломать.

Альбатросовъ. Красавица!

Реньякъ. Нѣтъ: милліонщица.

Груздевъ. Это, которая на цыганку смахиваетъ? Хороша, надо чести приписать.

Альбатросовъ. На цыганку? Эхъ, вы! Профессоръ! Сказалъ бы: на Мадонну Мурильевскую.

(Княгиня Настя проходитъ подъ руку съ Aнтиповымъ, прислушиваясь къ разговору {Княгиня Настя -- монументальная, пышная, великолѣная, съ самодовольнымъ румянымъ лицомъ красивой кормилицы, съ могучими формами; одѣта въ свѣтлый японскій шелкъ, тканный пунцовыми цвѣтами; обвѣшана, какъ индійскій идолъ, золотомъ и брилліантами,-- живая вывѣска многомилліоннаго капитала. Держится просто, но "съ напоминаніемъ": ласковою королевою. Съ мужчинами фамильярна.

Аптиповъ -- лѣтъ 45; великорусское, ярославское лицо дышетъ жесткою энергіей; стриженъ бобрикомъ, бородка à la Henri IV.}).

Княгиня Настя. Когда мужчины спорятъ о цыганкахъ и мадоннахъ, это -- вѣрная примѣта, что гдѣ-нибудь близко графиня Оберталь.

Антиповъ. Никакъ не могу привыкнуть къ ея титулу. Богъ знаетъ что! Были сто лѣтъ купцы Карасиковы, почтенная заслуженная фирма, знали ее по всей Россіи... и вдругъ,-- графиня Оберталь!

Княгиня Настя. Вы забываете, Петръ Павловичъ, что я тоже титулованная.

Антиповъ. Я и васъ не одобряю.

Княгиня Настя. Однако, согласитесь, что княгиня Латвина звучитъ красивѣе, чѣмъ Настасья Хромова?

Антиповъ. Да вѣдь это потому, что такъ натолковали намъ князья Латвины, да графы Обертали. А мы -- молодое сословіе, еще поддаемся сдуру гипнозу капитолійскихъ гусей.

Княгиня Настя. Послушать васъ, Петръ Павловичъ, мы съ Лашею сдѣлали чуть не mésalliances.

Антиповъ. А, конечно. Вы умная женщина. Должны понимать, что далеко не заслуга примазать къ историческимъ...-- да, да, не улыбайтесь! -- къ историческимъ, потому что у нихъ тоже своя столѣтняя родословная!-- купеческимъ милліонамъ имя и аппетитъ какого-нибудь сіятельнаго авантюриста.

Княгиня Настя. Да у меня нѣту историческихъ милліоновъ. Я плебейка даже въ купечествѣ. Мой тятенька землю пахалъ...

Антиповъ. И напахалъ вамъ милліоны. А князь Латвинъ... Кстати, гдѣ его сіятельство изволитъ пребывать въ настоящее время?

Княгиня Настя. Право, не скажу вамъ навѣрное. Кашляетъ гдѣ-то, не то въ Каирѣ, не то на Хіосѣ. Это вѣдь меня не касается,-- дѣло конторы.

Антиповъ. Мило. Ну, какъ же не mésalliances? Взяла приживальщика, произвела въ званіе законнаго мужа. Надоѣлъ,-- сослала невѣсть куда. При вашемъ умѣ, капиталѣ, при наружности вашей -- развѣ вамъ такъ надо было замужъ итти? Вы не сердитесь, что я читаю намъ нотацію?

Княгиня Настя. Нѣтъ... вѣдь это ужъ какъ-то принято въ Москвѣ, что вамъ, неизвѣстно по какому праву, все позволено.

Антиповъ. Какая тамъ, къ чорту, аристократія? Мы сами себѣ аристократы. На вѣсахъ исторіи наше степенство уже перетянуло всѣ сіятельства, и навсегда.

Княгиня Настя. Вы фанатикъ.

Антиповъ. Радъ стараться. Мы -- смыслъ русской современности. Мы -- власть и сила дня. Что намъ дѣлиться господствомъ съ призраками прошлаго? Общество въ нашихъ рукахъ, надо брать въ свои руки государство. Настоящее -- наше. Куй желѣзо, пока горячо.

Княгиня Настя. А будущее?

Антиповъ. Его здѣсь нѣтъ. Оно -- тамъ, за окнами. Врагъ, но безсильный. Стоитъ на темной улицѣ, хмурится и злобно ждетъ. До будущаго -- долго. Мы не доживемъ.

Княгиня Настя. А если?

Антиповъ. Нѣтъ, нѣтъ. Отталкивайте сомнѣнія обѣими руками. Ненависть должна быть самоувѣренна.

Княгиня Настя. Ненависть?

Антиповъ. А чѣмъ же люди живы? Всякая современность -- сліяніе двухъ ненавистей. Къ прошлому, которое она побѣдила и презираетъ, и къ будущему, въ которомъ она чувствуетъ свою погибель. Скажете: не боитесь?

Княгиня Настя. Да вы же обѣщаете: не доживемъ?

Антиповъ. Надо стараться, чтобы не дожить. Вся жизнь моя, понемногу, вытягивается въ плотину противъ наплывовъ будущаго. День мой -- вѣкъ мой, но и хочу, чтобы это былъ долгій день. Назадъ не оглядываюсь. Впередъ иду въ бронѣ и съ мечомъ.

(Митя Климовъ {Юноша съ безцвѣтными прямыми волосами. Глаза сектанта.} выдѣляется изъ толпы, остановилъ оффиціанта, несущаго подносъ со сластями).

Митя. Это персики?

Оффиціантъ. Никакъ нѣтъ, абрикосы.

Митя (тихо). Тотъ, который говоритъ съ хозяйкою дома.

Оффиціантъ. Есть.

(Проходтъ)

Антиповъ. Вотъ что, я хочу васъ предупредить. Вы имѣете дѣловыя отношенія къ Оберталю? Къ нему, а не къ ней? Это большая разница...

Княгиня Настя. Я вѣдь сама не вхожу въ дѣла, все мой первый министръ, Артемій Филипповичъ.

Антиповъ. Нѣтъ, вы мнѣ вашего Артемія Филипповича не подсовывайте: я до миѳовъ не охотникъ. Знаемъ мы, какъ вы сами въ дѣла не входите. Такъ,-- заинтересованы?

Княгиня Настя. Немножко.

Антиповъ. Лик-вы-ли-руй-те!....

Княгиня Настя. Что случилось?

Антиповъ. "Отрада Домовладѣльца"... понимаете?

Княгиня Настя. Неужели ревизія?

Антиповъ. И еще какая! Изъ Петербурга... тузовая.

Княгиня Настя. Ваша иниціатива?

Антиповъ. Я не успокоюсь, пока не посажу на скамью подсудимыхъ всю правленскую компанію... Во всякомъ случаѣ, теперешней дирекціи шабашъ. А что значитъ это для графа Оберталя, вы соображаете?

(Гость въ желтыхъ перчаткахъ остановилъ оффиціанта со сластями).

Оффиціантъ (тихо). Тотъ, который съ самою.

Гость въ желтыхъ перчаткахъ. Есть.

(Отходитъ въ сторону, но держится вблизи Антипова, осторожно слѣдя за нимъ и прислушиваясь къ разговору).

Княгиня Настя. Завтра же переговорю съ Артеміемъ Филиповичемъ. Ужъ и не знаю, какъ васъ благодарить.

Антиповъ. Что благодарить? Лучше замужъ за меня выходите.

Княгиня Настя. Вы забываете, что я въ нѣкоторомъ родѣ замужемъ?

Антиповъ. Да вѣдь если вашему князю сто тысячъ дать, онъ не то, что на разводъ,-- согласится быть анаѳемою проклятъ. Знаю я. Не князь тутъ помѣхою, Настасья Романовна... Вотъ онъ подходитъ, разлучникъ!

Княгиня Настя. Ахъ, вы! Дерзкій!

Антиповъ. И опять -- дворянинъ! О, несчастная!

Княгиня Настя. Ужъ такое попущеніе!

Антиповъ. Кто съ нимъ -- сей краснокожій?

Алябьевъ (подводитъ Лаврентьева). Петръ Павловичъ, позвольте васъ познакомить... Лаврентьевъ, мой старый товарищъ... извѣстный путешественникъ...

Лаврентьевъ. Авантюристъ. Не преувеличивай, другъ милый. Что за путешествія! По своимъ дѣламъ ѣздимъ. Скажи просто -- авантюристъ.

Антиповъ. Очень пріятно. Читалъ о васъ въ газетахъ.

Лаврентьевъ. Имѣлъ честь быть у васъ сегодня, но вы не принимали.

Антиповъ. Сожалѣю.

Лаврентьевъ. Я имѣю къ вамъ большія предложенія и разговоры.

Княгиня Настя (Алябьеву тихо). Ты игралъ?

Алябьевъ. Немного.

Княгиня Настя. Дамы всѣ глаза вывертѣли, разыскивая тебя по залу. Поди, утѣшь.

Алябьевъ. Ты, Настя, свахою становишься.

Княгиня Настя. Знай мое великодушіе!

Антиповъ (Лаврентьеву). Это о васъ англійская печать шумѣла, что вы тамъ негровъ какихъ-то распатронили?

Лаврентьевъ. Обо мнѣ. А это у васъ на заводѣ недавно усмиреніе было?

Антиповъ. У меня. Васъ бы къ намъ, въ Россію, господинъ Лаврентьевъ!

Лаврентьевъ. Да и вы у насъ въ Африкѣ лишнимъ не оказались бы!

Антиповъ. Ха-ха-ха! Рыбакъ рыбака видитъ издалека. Надѣюсь еще видѣться съ вами, господинъ Лаврентьевъ. Анастасія Романовна, мой поклонъ...

Княгиня Настя. Уже?

(Митя Климовъ вышелъ изъ зимняго сада, слушаетъ).

Антиповъ. Не провожайте, пожалуйста. Не дѣлайте мой отъѣздъ замѣтнымъ.

(Митя Климовъ слегка кивнулъ Гостю въ желтыхъ перчаткахъ. Тотъ быстро исчезаетъ въ вестибюлѣ).

Княгиня Настя. Но какъ же...

Митя (приближается). Если позволите, Анастасія Романовна, я провожу господина Антипова.

Княгиня Настя. Ахъ, въ самомъ дѣлѣ, Митя...

Антиповъ. Меня молодой человѣкъ проводитъ. Не безпокойтесь обо мнѣ, пожалуйста. Идите къ гостямъ.

(Княгиня Настя проходитъ, подъ руку съ Алябьевымъ).

Антиповъ (Митѣ на ходу). Вы родственникъ Анастасіи Романовны?

Митя. Дальній.

Антиповъ. Служите?

Митя. Занимаюсь въ конторѣ.

Антиповъ. Вы не техникъ ли?

Митя. Техникъ.

Антиповъ. То-то я какъ будто васъ гдѣ-то встрѣчалъ.

Митя. Я у васъ на заводѣ практикантомъ былъ.

Антиповъ. На машиностроительномъ?

Митя. Такъ точно.

Антиповъ. До или послѣ безпорядковъ?

Митя. Во время безпорядковъ.

(Проходятъ въ вестибюль. Оффиціантъ,-- уже безъ подноса,-- какъ тѣнь, скользитъ за ними издали, по стѣнѣ).

Мажордомъ (въ дверяхъ столовой). La table est servie.

(Движеніе въ столовую)

Бурминъ {Бурминъ -- плотный, сѣдой, коротко стриженный, грубоватая, топорная фигура неразборчиваго дѣльца. Слезливъ и пишетъ стихи.}. Ну, и пусть ревизія, ну, и пусть сенаторъ! Словно мы не видали сенаторскихъ ревизій? Не дураковъ ревизовать будутъ. Касса въ порядкѣ.

Альбатросовъ. А директорскій произволъ?

Мѣховщиковъ {Мѣховщиковъ -- среднихъ лѣтъ, адвокатъ-джентльменъ. Неглупъ, но считаетъ себя геніемъ. Поэтому даже самыя обычныя фразы произноситъ тономъ загадочной ироніи, и на устахъ неизмѣнно сохраняетъ улыбку снисходительнаго Мефистофеля.}. Это -- по уставу нехорошо, а по закону нашего времени даже одобряется.

Бурминъ. Вотъ увидите, правленіе пройдетъ на выборахъ одними бѣлыми шарами.

(Бурминъ проходитъ)

Мажордомъ (проходитъ). La table est servie, messieurs-dames!

Козыревъ {Козыревъ -- лѣтъ подъ 50. Солидная ктиторская фигура. Лицо красное, кучерское, въ окладистой рыжей бородѣ.}. Волнуются отрадцы... xe-xe-xe!

Мѣховщиковъ. Но духа не теряютъ. Выборная агитація ведется мастерски.

Ратомскій. Оберталь, говорятъ, всѣмъ орудуетъ.

Альбатросовъ. Что онъ Гекубѣ и что ему Гекуба?

Мѣховщиковъ. А подрядъ то? Развѣ не слыхали?

Козыревъ. На подъемъ такого подряда большія суммы нужны-съ.

Мѣховщиковъ. Вѣдь, графъ Оберталь въ аферахъ своихъ какъ изворачивается? Недостроенный заводъ въ "Отраду" заложилъ,-- давай пассажъ строить. Фундамента не вывелъ, а "Отрада" уже готовь ссуду подъ пассажъ, потому что графъ желаетъ родрядами заняться.

(Лариса Дмитріевна и Княгиня Настя идутъ изъ бальнаго зала. Митя Климовъ -- изъ вестибюля)

Княгиня Настя. Проводилъ, Митя?

Митя. Давно уже, Анастасія Романовна.

(Проходитъ)

Мѣховщиковъ. По три раза ссуды получалъ подъ одну и ту же оцѣнку.

Козыревъ. Да ужъ и оцѣнки были! Хе-хе-хе!

Мѣховщиковъ. Кирпичъ -- точно брильянты, земля -- какъ нефтяной фонтанъ...

(Проходятъ)

Мажордомъ (въ аркѣ бальнаго зала). La table est servie.

(Уходитъ. Сцена пустѣетъ. Изъ столовой шумъ ужина).

Лариса Дмитріевна. Пари готова держать, что перемывали кости моему супругу.

Княгиня Настя. Ужъ очень онъ у тебя гремитъ.

Лариса Дмитріевна. Ты не предсѣдательствуешь за ужиномъ?

Княгиня Настя. Таня за меня хозяйничаетъ.

Лариса Дмитріевна. Да-съ! Мой супругъ, мой супругъ... Охъ-хо-хо, мой супругъ! Скверно мы жить стали, Настасья. Боюсь, что дальше еще хуже будетъ.

Княгиня Настя. Вотъ тебѣ и разъ! Была такъ влюблена, и вдругъ...

Лариса Дмитріевна. Онъ-то не влюбленъ.

Княгиня Настя. Въ такую красавицу? Полно, но смѣши.

Лариса Дмитріевна. Онъ не можетъ любить женщину настоящею любовью,-- во всю душу. У него совсѣмъ другія страсти. Честолюбецъ и аферистъ.

Княгиня Настя. Зарывается. Всѣ говорятъ, что зарывается... Удержи.

Лариса Дмитріевна. Обрывала я его ужо.

Княгиня Настя. Не дѣйствуетъ?

Лариса Дмитріевна. Онъ не сказалъ ничего, но,-- ахъ, какіе у него сдѣлались глаза! Весь онъ открылся мнѣ въ этомъ взглядѣ. И съ тѣхъ поръ я его боюсь.

Княгиня Настя. Думаешь, начнетъ тиранить?

Лариса Дмитріевна. Невидаль! Тиранства бояться -- жизни не знать. Меня -- уже по шестнадцатому году и отъ жениховъ не было отбоя -- покойный тятенька стегалъ веревкою до третьей крови, чтобы не повѣсничала. А я, бывало, на зло -- только что отдеретъ меня родитель, возьму и убѣгу на свиданіе къ милому дружку... Не то!

Княгиня Настя. Что же?

Лариса Дмитріевна. Не отравилъ бы.

Княгиня Настя. Скажешь!

Лариса Дмитріевна. Мало ли было примѣровъ? Помнишь, тетка Авдотья написала завѣщаніе въ пользу мужа, да и умерла въ одночасье.

Княгиня Настя. Какъ ты равняешь себя? Авдотья вышла старухою за молодого, а ты -- женщина въ соку.

Лариса Дмитріевна. Ахъ, очень мужчинамъ нужна въ женѣ женщина! На это они берутъ любовницъ.

Княгиня Настя. Ты, однако, не очень распускай фантазію. Застращать себя недолго.

Лариса Дмитріевна. Отравитъ онъ меня, нѣтъ ли,-- Господня воля. Но, чтобы забрать меня въ руки,-- нѣтъ! Шалишь, не на таковскую напалъ! И, если вздумаетъ протянуть ручки къ моему капиталу, такъ я его -- по ручкамъ, по ручкамъ!

Княгиня Настя. Ужъ это само собою разумѣется.

Лариса Дмитріевна. Я не жадная, а, все-таки, досадно. Профершпилится мой баринъ,-- плати за него!

Княгиня Настя. По закону ты не обязана.

Лариса Дмитріевна. Знаю, да по Москвѣ то какой разговоръ пойдетъ? Ты, первая, того накричишь... Противъ всякаго закона заплатить заставишь! Не первый годъ другъ дружку знаемъ.

Княгиня Настя. Вѣрно, что не въ первый, только -- за что же ты на меня злишься?

Лариса Дмитріевна. За то, что ты меня за своего любовника замужъ спихнула.

Княгиня Настя. Ты бы еще постарѣе сплетню вспомнила!

Лариса Дмитріевна. Скажешь: ничего между вами не было?

Княгиня Настя. Э! Сама сейчасъ тятенькину веревку поминала. Мало ли мы съ тобою дурачились смолоду? Что больно рано взревновала? Ты бы годовъ десятокъ подождала. Еще глупѣй было бы.

Лариса Дмитріевна. Я не ревную, а больно мнѣ. Я такъ понимаю, что этимъ бракомъ я себѣ поставила точку: кончается въ немъ моя молодость, свершился мой бабій вѣкъ. Ты старше меня, а пути твои не закрытые, и жизнь твоя -- не конченная, нѣтъ. Ты къ счастью идешь, хорошаго человѣка любишь, хорошій человѣкъ тебя любитъ... Все у тебя -- впереди. Завидно!

Княгиня Настя. Мое счастье тоже не съ сухими глазами на свѣтѣ живетъ.

Лариса Дмитріевна. Отчего ты не выйдешь замужъ за Алексѣя Никитича?

Княгиня Настя. Алеша не хочетъ.

Лариса Дмитріевна. А ты предлагала?

Княгиня Настя. Имѣла глупость.

Лариса Дмитріевна. Ага! Я рада. Пріятно это, когда не одна въ дурахъ сидишь!

Княгиня Настя. Твой Евгеній Антоновичъ, можетъ быть, суховатъ сердцемъ, но онъ живой человѣкъ, дѣловая непосѣда, къ тому же денежную жадность имѣетъ.

Лариса Дмитріевна. О, еще и какую!

Княгиня Настя. Алябьевъ же... Богъ съ нимъ!-- словно заживо умеръ, и забыли его похоронить. Ни къ чему нѣтъ интереса.

Лариса Дмитріевна. Опоздать: это уже не въ модѣ.

Княгиня Настя. Я боюсь, не ушелъ бы онъ въ монахи.

Лариса Дмитріевна. Алябьевъ?

Княгиня Настя. А не то въ революцію.

Лариса Дмитріевна. Это твой то любовникъ? Донъ Жуанъ-то? Игрокъ?

Княгиня Настя. Да вѣдь былъ же онъ у толстовцевъ, пахалъ землю. Англичанамъ за буровъ лобъ подставлялъ. Подъ Мукденомъ едва живъ остался. Что я плакала по немъ въ то время,-- только подушка моя знаетъ.

Лариса Дмитріевна. Слезами плакала?

Княгиня Настя (угрюмо смотритъ на нее). Пансіонъ вспомнила?

Лариса Дмитріевна (смѣется).

Княгиня Настя. Нѣтъ, новенькими двугривенными, какъ вы, милыя подруги, бывало, меня дразнили.

Лариса Дмитріевна. У всѣхъ свои клички по шерсти были. Меня -- саврасомъ безъ узды звали,-- тебя -- золотою телкою.

Княгиня Настя. Именно! Тридцать шесть лѣтъ я такъ, телкою золотою, просуществовала.

Лариса Дмитріевна. Капиталъ твой ужъ очень великъ, душечка!

Княгиня Настя. Пляшутъ вокругъ меня людишки, поклоняются, гимны поютъ и жертвы творятъ...

Лариса Дмитріевна. Что же?... Оно занимательно.

Княгиня Настя. Но неуважительно. Кого золотая телка можетъ уважать? Кто золотую телку уважать можетъ? Вотъ, бояться меня -- кого угодно заставлю.

Лариса Дмитріевна. Характеръ у тебя по капиталу. Командовать умѣешь.

Княгиня Настя. Одинъ Алеша, спасибо ему, разглядѣлъ, что я живой человѣкъ, и душа у меня, а не паръ. Никогда онъ, миленькій мой, во мнѣ золотой телки не видѣлъ, никогда то я ему, въ этомъ проклятомъ качествѣ моемъ, нужна не была,-- никогда!

Лариса Дмитріевна. А вотъ мнѣ это ужъ и не нравилось бы. Не надо, чтобы хоть что-нибудь было, въ чемъ женщина любовнику не нужна.

Княгиня Настя. Ахъ, и не говори! Измучилъ онъ меня этимъ!

Лариса Дмитріевна. А восторгаешься и хвалишь?

Княгиня Настя. Хвалю, а мучусь. Дѣла его плохи... Ахъ, какъ плохи! Того гляди, пойдетъ съ молотка послѣднее имѣньишко. Заложено-перезаложено. А не могу уговорить его взять у меня денегъ.

Лариса Дмитріевна. Да, это непріятно. При капиталѣ,-- когда кого любишь, сладко того одарить.

Княгиня Настя. И я -- боюсь. Мнѣ кажется, онъ нарочно разоряется. Помяни мое слово: уйдетъ онъ. Опротивѣли мы ему. Не иначе, что ищетъ перемѣнить участь.

Лариса Дмитріевна. Одной горѣ -- что мужъ безсовѣстный, другой -- горе, что у любовника совѣсти много!

Княгиня Настя. Смерть мнѣ отъ этой боязни! Сердце сжимается, какъ подумаю, и вся -- сама не своя.

(Митя Климовъ проходить, безпокойный, будто выжидающій. Не замѣчая княгини Насти и Ларисы Дмитріевны, онъ идетъ къ окну и жадно всматривается въ заоконную тьму).

Лариса Дмитріевна. Чего за окномъ не видали, Митя?

Митя (вздрогнувъ). Господинъ Ратнеръ собирается уѣзжать. Хотѣлъ взглянуть, здѣсь ли его карета.

Лариса Дмитріевна. Вотъ заботливость!

Княгиня Настя. Ты его поклонникъ?

Митя. Я поклонникъ.

Лариса Дмитріевна. Неужели вы въ состояніи ночью различить на улицѣ, чья карета?

Митя. У нея фонари такіе особенные, электрическіе.

Лариса Дмитріевна. Это ему Антиповъ къ бенефису изъ Лондона выписалъ.

МИТЯ (живо). Антиповъ... Что?

Лариса Дмитріевна. Говорю: карету эту Антиповъ подарилъ Ратнеру.

Митя. А!

(Проходитъ)

(Гости понемногу начинаютъ выходить изъ столовой. Kтo проходитъ въ карточную, кто въ зимній садъ, кто сразу исчезаетъ въ вестибюлѣ. Въ продолженіе всей дальнѣйшей сцены происходитъ то незамѣтное таяніе толпы, которымъ кончаются всѣ мнотолюдные вечера).

Ратомскій. Княгиня! Вотъ вы гдѣ! Это жестоко!

Альбатросовъ. Вы насъ покинули!

Реньякъ. Мы одичали безъ васъ!

Ратомскій (беретъ княгиню Настю за руку). Мы похитимъ васъ, какъ сабинянку!

Княгиня Настя (бьетъ его вѣеромъ по рукѣ). Руки коротки!

Альбатросовъ. Уймись, свободное, но пьяное искусство!

Ратнеръ (откланивается). Madame la princesse...

Княгиня Настя. Мой бѣдный Радамесъ, мы васъ сегодня совсѣмъ замучили.

Лариса Дмитріевна. Ничего, ему полезно.

Ратнеръ. Все шалости графини!

Лариса Дмитріевна. Въ награду за послушаніе, ужъ такъ и быть, буду завтра въ оперѣ.

Ратнеръ. Ай, ради Бога, нѣтъ! Я буду ужасенъ.

Лариса Дмитріевна. Потому и пріѣду. Я люблю когда вы пѣтуховъ пускаете. Смѣшно.

Ратнеръ. Графиня!

Лариса Дмитріевна. Вы меня домой проводите. (Къ княгинѣ Настѣ) Вообрази: остаюсь соломенною вдовою. Супругъ мой дезертируетъ. Вотъ эти шалопаи увозятъ его къ Яру.

Ратомскій. Вспрыснемъ шпальный тріумфъ.

Мѣховщиковъ. Но почему же счастіе проводить графиню достается такъ безапелляціонно господину Ратнеру?

Альбатросовъ. Узурпація! Протестуемъ!

Лариса Дмитріевна. Потому, что замѣчено учеными: по морозу, самый безопасный для женщины спутникъ -- теноръ. Ему надо верхнее до беречь.

Мѣховщиковъ. Не очень полагайтесь!

Козыревъ (беретъ Рaтнерa подъ руку). Прекрасно изволили пѣть. Очаровали-съ. (Тихо) Пакетикъ-съ.

Ратнеръ (незамѣтно прячетъ). Merci. Напрасно безпокоились. Можно бы и послѣ;

Козыревъ. По порядку-съ. Имѣю честь-съ.

Лариса Дмитріевна. Ну, гдѣ ваша рука, Ратнеръ? Bonne nuit, Настя. Въ четвергъ -- надѣюсь -- у меня?

(Уходятъ)

Груздевъ. Вы, княгиня, первая капиталистка, которая серьезно заинтересовалась моимъ электромоторомъ. До сихъ поръ надо мною только смѣялись... Что-жъ? Конечно, опытъ былъ неудаченъ. Электромоторъ не пошелъ...

Княгиня Настя. Я увѣрена, что онъ пойдетъ, профессоръ.

Груздевъ. Гмъ... пойдетъ? Да вѣдь ежели онъ пойдетъ...

Альбатросовъ. Электромоторъ профессора долженъ перевернуть фабричную промышленность еще круче, чѣмъ въ свое время Уаттова машина.

Княгиня Настя (ему). Читала вчера вашъ фельетонъ. Нельзя такъ смѣшить. Я больная стала отъ смѣха.

Альбатросовъ. Вы слишкомъ добры, княгиня. Гдѣ ужъ тамъ! Остался дѣтскій лепетъ. Если бы вы видѣли оригиналъ...

Княгиня Настя. Опять цензура обидѣла?

Альбатросовъ. Иныя милыя редакціи всякой цензуры хуже!

Княгиня Настя. Пора вамъ имѣть свою газету, Альбатросовъ. Давно пора!

Груздевъ. Вы, княгиня, слушайте. Потому, я вижу, вы человѣкъ понимающій...

Княгиня Настя (Ратомскому). Когда же я y васъ въ мастерской и смотрю "Снѣгурочку"?

Ратомскій. Осчастливьте, княгиня. Ваше дѣло -- приказать.

Княгиня Настя. Непремѣнно покажите мнѣ ее. Я вѣдь -- Маскотта. Вотъ увидите: съ моей легкой руки продадите свою "Снѣгурку" въ Третьяковскую галлерею.

Груздевъ. Вы, княгиня, слушайте. Энергія развивается съ прогрессивною интенсивностью при самыхъ ничтожныхъ затратахъ силы...

Княгиня Настя (Мѣховщикову). Все слышу, все... Не злословьте бѣднаго графа. Вотъ увидите, онъ, на зло всѣмъ вамъ, пожнетъ милліоны.

Груздевъ. Первый, кто пуститъ мой электромоторъ, заработаетъ милліардъ!

Мѣховщиковъ. Чтобы пожатъ милліоны, надо посѣять хоть тысячи.

Княгиня Настя. Какой вы спорщикъ! Человѣкъ съ именемъ графа Оберталя, съ его связями, съ такимъ дядюшкою, какъ генералъ Долгоспинный,-- самъ по себѣ капиталъ.

Груздевъ. Вы, княгиня, слушайте: мой электромоторъ -- сигналъ къ краху всей европейской промышленности.

Альбатросовъ. Да вѣдь онъ не пошелъ!

Груздевъ. Все вверхъ дномъ. Да здравствуетъ тайна минимально дешеваго труда и производства!

Альбатросовъ. Да вѣдь не пошелъ!

Груздевъ. Мы слѣлаемъ богатыхъ бѣдными и бѣдныхъ богатыми!

Княгиня Настя. Ай, нѣтъ, профессоръ! Ужъ это, пожалуйста, послѣ моей смерти. (Проходящему Оберталю) Я васъ сегодня совсѣмъ не вижу, графъ. Слышала. Поздравляю.

Оберталь. Очень благодарю васъ, Анастасія Романовна,-- но вопросъ еще не рѣшенъ окончательно. Могутъ явиться сильные конкуренты.

Княгиня Настя. Вамъ то? при протекціи дядюшки Долгоспиннаго? Или это не отъ него зависитъ? (Къ Мѣховщикову и Реньяку) Да, нечего, нечего усмѣхаться, господа! Я баба, мнѣ простительно не знать, кто изъ васъ, мужиковъ, ворочаетъ какими дѣлами. (Хохочетъ) Есть поговорка: "не легка наша жизнь съ большими деньгами". Голова у меня женская, безпамятная, а дѣлъ, дѣлъ -- развѣ бы вотъ графу Евгенію Антоновичу въ пору! Мой Артемій Филипповичъ иной разъ докладываетъ, я сижу, слушаю, сохраняю хозяйскій престижъ, а самое смѣхъ разбираетъ. Ничего не понимаю. Какъ туманъ!

(Проходитъ съ графомъ Оберталемъ)

Оберталь. У васъ, княгиня, есть лѣса въ полосѣ линіи. Можетъ быть, мы могли бы войти въ соглашеніе?

Княгиня Настя. Не знаю, голубчикъ. Спросите Артемія Филипповича.

Оберталь. Или... Артемій Филипповичъ самъ собирается выступить моимъ конкурентомъ на подрядъ?

Княгиня Настя. Не знаю, голубчикъ, ничего не знаю. И не вмѣшиваюсь. Все -- на рукахъ Артемія Филипповича. Вотъ купоны -- сама рѣжу: тутъ мужского ума не требуется.

(Кивнула головою и скрылась въ маленькую дверь у у камина).

Оберталь. Что то мастеритъ она... Скверно!

Реньякъ. Княгиня наверхъ поднялась?

Оберталь. Наверхъ.

Альбатросовъ. Значитъ, больше не покажется.

Ратомскій. Представленіе кончено.

Мѣховщиковъ. И то мы чуть не послѣдніе.

Груздевъ. Стало быть, по домамъ? А я было хотѣлъ ей...

Ратомскій. Ну, вотъ,-- по домамъ! Нашъ домъ -- у Яра!

Альбатросовъ. Ѣдемъ къ Яру, профессоръ?

Груздевъ. Позвольте... Я, собственно, желалъ ей... объ электромоторѣ...

Альбатросовъ. Объ электромоторѣ я съ вами буду говорить. Ѣдемъ, ѣдемъ.

(Уходять)

Реньякъ (Оберталю). Что задумался? Насъ ждутъ.

Оберталь. Да, да... иду... Если?... Непріятная конкуренція!

Ратомскій. Оберталь, вы на саняхъ? Я -- съ вами!

Оберталь. Да, да, конечно... Ну, поживемъ увидимъ!

(Уходятъ)

Груздевъ (въ вестибюлѣ). Я, собственно, объ электромоторѣ...

(Залъ опустѣлъ. Метрдотель медленно проходитъ, осматривая комнаты и гася электричество. Полный свѣтъ остается только въ бесѣдкѣ зимняго сада. Да у дверей столовой, бальнаго зала, у лѣстницы наверхъ и у телефона вспыхиваютъ ночныя лампы въ красныхъ колпачкахъ. Марья Григорьевна {Молодая, красивая, съ японскимъ личикомъ, фамильярна со всѣми до наглости, съ княгинею Настею безцеремонна, какъ подружка,-- очень важное лицо въ домѣ.}, камеристка княгини, проходитъ изъ столовой въ бесѣдку зимняго сада съ подносомъ, на которомъ фрукты и графинъ вина, и сервируетъ въ бесѣдкѣ маленькій столикъ на два прибора. Митя Климовъ выходитъ изъ глубины зимняго сада).

Марья Григорьевна. Ой, испугали! Словно тѣнь.

Митя. Къ телефону звали?

Марья Григорьевна. И не думалъ никто.

Митя. Вы увѣрены? мнѣ отчетливо послышался звонокъ.

Марья Григорьевна. Вы, должно быть, вздремнули подъ пальмами то?

Митя (киваетъ на столикъ). Для самой?

Марья Григорьевна. Вы бы, Митя, шли къ себѣ. Не любитъ она, когда запросто съ Алексѣемъ Никитичемъ, чтобы видѣлъ ее кто-нибудь, кромѣ меня.

Митя. Мнѣ необходимъ телефонъ, Марья Григорьевна. Я сегодня -- ночной дежурной по конторѣ.

Марья Григорьевна. Контора свой телефонъ имѣетъ.

Митя. Испорченъ. Станція передаетъ въ этотъ аппаратъ.

Марья Григорьевна. Куда же мнѣ дѣвать васъ? Развѣ свою комнату вамъ уступить?

Митя. А вы?

Марья Григорьевна. Ну себя никогда не ночую. Въ княгининой спальнѣ стелюсь. Анастасія Романовна однѣ боятся. Пройдите черезъ бальный залъ. Я сейчасъ приду.

Митя (проходя мимо телефона, косится на него угрюмымъ взглядомъ) Чортъ!

(Уходитъ)

(Алябьевъ -- изъ карточной -- медленно идетъ въ бесѣдку и ложится въ качалку. Княгиня Настя выходитъ изъ столовой; въ рукахъ у нея большой бутербродъ съ ветчиною. Идетъ, кусаетъ и жуетъ. Одѣта въ очень богатый ночной пеньюаръ, съ голыми руками и сильно открытою шеей).

Княгиня Настя. Съ кѣмъ говорила?

Марья Григорьевна. Митя безъ пристанища скитался.

Княгиня Настя. Поклонника завела?

Марья Григорьевна. Вамъ, что ли, однимъ?

(Смѣются. Марья Григорьевна уходитъ по лѣстницѣ вверхъ, предварительно погасивъ всѣ ночныя лампочки, кромѣ, той, что у телефона. Княгина Hастя входитъ въ бесѣдку).

Княгиня Настя (смѣясь, показываетъ Алябьеву свой бутербродъ). Мой ужинъ! (Садится къ столику).

Алябьевъ. Пріятнаго аппетита.

Княгиня Настя. Ой, не смѣй смотрѣть на меня, когда я ѣмъ! Я голодна, какъ волкъ.

Алябьевъ. Такъ что же? На здоровье.

Княгиня Настя. Я не люблю быть вульгарною при тебѣ. А когда я ѣмъ съ аппетитомъ, я настоящій мужикъ.

Алябьевъ. Ты очень эфектна въ этомъ... Пеплумъ какой то...

Княгиня Настя. Какое. счастье, честь какая! Алексѣй Никитичъ удостоили замѣтить и похвалить!... Не каждый день случается...

Алябьевъ. Ты въ послѣднее время какъ то особенно усердно занимаешься собою.

Княгиня Настя. Эхъ, милый другъ! надо же поддерживать себя. Не молоденькая.

Марья Григорьевна (входитъ изъ вестибюля). Барыня телеграмма.

Княгиня Настя. Сколько разъ говорено: ночью не подавать?

Марья Григорьевна. Срочная!

Княгиня Настя (читаетъ). Ого!

Алябьевъ. Все дѣла и деньги!

Княгиня Настя. Дѣла и деньги. Спасибо, Маша. Ступай спать.

(Марья Григорьевна уходитъ).

Княгиня Настя. Изъ этой телеграммы, Алексѣй Никитичъ, вѣроятно, выростетъ много тысячъ,

Алябьевъ. Возить тебѣ -- не перевозить, таскать не перетаскать!

Княгиня Настя. Все-то тебѣ смѣшно!... Что же вина не пьешь?... И мнѣ налей. Алеша, я сейчасъ загадала на эти деньги: если я получу ихъ, ты займешь ихъ у меня. Порадуй меня хоть разокъ... Да? Возьмешь, голубчикъ? Да?

(Алябьевъ тихо взялъ ея руки и поцѣловалъ одну за другою).

Алябьевъ. Нѣтъ.

(Она съ сердцемъ вырвалась и отошла).

Алябьевъ. Настя, мы уговорились никогда не поднимать этихъ вопросовъ.

Княгиня Настя. Не могу я, Алексѣй! мнѣ свѣтъ не милъ, когда я вижу, что ты стѣсняешь себя во всемъ...

Алябьевъ. Ни въ чемъ я себя не стѣсняю.

Княгиня Настя. Воля твоя, Алексѣй, но если ты доведешь Алябьевъ Кутъ до молотка, я его куплю.

Алябьнвъ. Не могу запретить.

Княгиня Настя. Но тебѣ непріятно?

Алябьевъ. Всѣ подумаютъ, будто ты покупаешь для меня.

Княгиня Настя. А мнѣ непріятно, что Алексѣй Никитичъ Алябьевъ теряетъ свой послѣдній уголъ, свое родовое гнѣздо...

Алябьевъ. Ба!

Княгиня Настя. Смѣшно: я, дочь мужика, должна говорить тебѣ, пятисотлѣтнему дворянину, о сословной гордости!... Подумай: тамъ на погостѣ, спятъ твои предки!

Алябьевъ. Кладбища не продаются.

Княгиня Настя. Я никакъ не соображу твоихъ правилъ: занять у меня стыдно, а играть въ карты день и ночь, почти что жить игрою азартною,-- ничего.

Алябьевъ. Ты ошибаешься: я играю не ради денегъ. мнѣ нравится самый азартъ игры.

Княгиня Настя. Зачѣмъ же тогда играть на большія деньги?

Алябьевъ. Зачѣмъ охотятся не на комнатныхъ собачекъ, а на волковъ и медвѣдей?

Княгиня Настя. Весело на медвѣжьей охотѣ, Алеша?

Алябьевъ. Прошлою зимою, близъ Лодейнаго Поля, мишка лѣзъ на меня по рогатинѣ. Это было хорошо.

Княгиня Настя. Что ужъ хорошаго въ этакомъ страхѣ!

Алябьевъ. Хорошъ экстазъ самосохраненія, хороша жажда убійства. Туша медвѣдя закрываетъ отъ тебя всю вселенную, всю жизнь. Ты ничего не помнишь и не думаешь -- кромѣ: эту тушу надо умертвить. Чувствуешь себя человѣкомъ, каковъ онъ есть по существу,-- дикимъ и жестокимъ звѣремъ. А все-таки я рѣшилъ отвыкать отъ охоты, даже врядъ-ли поѣду еще разъ.

Княгиня Настя. Пріѣлось?

Алябьевъ. Выработалась привычка, сложилась система бить звѣря навѣрняка. Это стыдно. Толстовцы правы: жестокая забава.

Княгиня Настя. Бросилъ курить, вина почти не пьешь... охоту собираешься оставить... разстаешься со всѣми старыми привычками. Этакъ ты и меня бросишь...

Алябьевъ. Ты странно ставишь себя на одну доску съ табакомъ, виномъ и напраснымъ пролитіемъ крови.

Княгиня Настя. Что же? Я не обольщаюсь иллюзіями. Я -- твой чувственный капризъ, и только. А это -- въ томъ же разрядѣ, гдѣ табакъ и вино.

Алябьевъ. Я чувствую въ тебѣ преданнаго друга и это прежде того и гораздо больше того, о чемъ ты говоришь.

Княгиня Настя. Люди говорятъ, будто деньги всесильны, завидуютъ, что у меня ихъ много. А я не вольна даже быть полезною человѣку, который мнѣ дороже всѣхъ. Это прямо принижаетъ меня, давитъ къ землѣ, жизнь начинаетъ казаться мнѣ такою пустою, дѣла такими безцѣльными... Наживаю деньги: зачѣмъ? Умру -- не унесу ихъ въ могилу...

Алябьевъ. Какъ будто мало берутъ у тебя денегъ!

Княгиня Настя. Много, да не ты!

Алябьевъ. И развѣ я послѣдній, кого ты любишь? Успѣешь еще осчастливить кого-нибудь. Охотники найдутся.

Княгиня Настя. Такъ ни стала швырять деньги Богъ вѣсть кому! Дерзкій ты,-- вотъ что! Я къ тебѣ всей душою, а ты со своею барскою мнительностью и щепетильностью отталкиваешь меня, какъ собачонку...

Алябьевъ. Полно, Настя! Когда я тебя отталкивалъ?

Княгиня Настя. Чортъ возьми мой капиталъ, если онъ становится стѣною между нами! Я хочу стоять вмѣстѣ и вровень съ тобою, а не на двухъ краяхъ какого то оврага непроходимаго!

Алябьевъ. Такъ какъ я не могу превратиться въ милліонера, то, въ интересахъ уравненія, могу предложить тебѣ лишь одно: откажись отъ своего состоянія и постарайся прогорѣть, подобно твоему покорному слугѣ...

Княгиня Настя (вскочивъ съ мѣста). Ты полагаешь, что я неспособна на это? Клянусь тебѣ, чѣмъ хочешь, во что ты вѣришь: если бы ты, на такомъ условіи, позвалъ меня жить съ тобою, какъ жену, я бросила бы и деньги, и дѣла, и всю эту жизнь... все! Навсегда! Не вѣришь?

Алябьевъ. Не очень.

Княгиня Настя. Ой, Алешка! не дразни!

Алябьевъ (притягиваетъ ее къ себѣ). Ну, хорошо, иди! зову!

Княгиня Настя (вывернулась). Задаточекъ пожалуйте!

Алябьевъ. Какой задаточекъ?

Княгиня Настя. Я купчиха, голубчикъ: не спросясь броду, не суюсь въ воду, безъ задатка дѣла не начинаю. На все, что говорила, пойду, хоть сейчасъ. Но и мнѣ сперва нужна заручка съ твоей стороны, что ты будешь любить меня не какъ сейчасъ,-- послѣ ужина съ шампанскимъ, да наглядѣвшись на декольте,-- но станешь весь мой. И ужъ тогда я прицѣплюсь къ тебѣ вотъ какъ: не разнять!

Алябьевъ. Купленъ, значитъ?

Княгиня Настя. Да, купленъ... Скажешь: дешево?

Алябьевъ. Черезчуръ дорого, не стою того.

Княгиня Настя. Это не ваша печаль, сударь! -- Своего не упустимъ, лишку не дадимъ: наше дѣло купеческое!

(Садится на ручку качалки).

Княгиня Настя. Алешка,-- слушай и отвѣчай серьезно: кабы я была свободна, женился бы ты на мнѣ?

Алябьевъ. Не знаю... Я противъ женитьбы вообще. Но если бы ужъ неизбѣжно было,-- конечно,-- кромѣ тебя, мнѣ рѣшительно не на комъ жениться.

Княгиня Настя. Это ты серьезно?

Алябьевъ. Совершенно серьезно.

Княгиня Настя. Значитъ, я на твой взглядъ лучше всѣхъ?

Алябьевъ. Подходишь ты ко мнѣ больше, чѣмъ другія...

Княгиня Настя. Милый мой! Алешка, говори скорѣе, что именно тебѣ нравится во мнѣ?

Алябьевъ. Больше всего, что ты самой себя не боишься.

Княгиня Настя. Эхъ, развестись ужъ,что ли, въ самомъ дѣлѣ, съ княземъ-то?.... Алеша? А?

Алябьевъ. Зачѣмъ?

Княгиня Настя. То-то "зачѣмъ!" Врешь ты все, постылый! Только утѣшаешь меня, а какъ дойдетъ дѣло до настоящаго разговора, ничего то я тебѣ не нужна! И ласкаешь ты Настю, потому что красивая самка, а -- что Настя за тебя на эшафотъ готова -- тебѣ все равно!

Алябьевъ. Я знаю, что, когда Настя возьметъ себѣ въ голову какую-нибудь непріятную выдумку, то спорить съ Настею безполезно... А разводъ... съ какой стати? Князь и теперь не мѣшаетъ намъ.

Княгиня Настя. Съ такой стати, что отъ жены легче принять деньги, которыхъ ты не хочешь принять отъ любовницы... Ну! Ну! не буду! Не нервничай... оставайся такъ.

(Звонокъ телефона -- долгій, рѣзкій, пронзительный).

Княгиня Настя (отрывается отъ Алябьева). А-ахъ!... проклятый!

Алябьевъ. Такъ поздно?

Княгиня Настя. Вѣроятно, изъ Петербурга. (У телефона) Кто говоритъ?... Ну, да, я... Артемій Филипповичъ?... Въ третьемъ то часу? Что? Что-о? Что-о-о-о? не можетъ быть!... Да вѣдь онъ только что... Представь себѣ, Алеша...

Алябьевъ. Важное?

(Изъ за занавѣси бальнаго зала выставляется лицо Мити -- блѣдное, съ широкими сверкающими глазами).

Княгиня Настя (у телефона). Вы говорите: на подъѣздѣ? когда выходилъ изъ кареты?... Какой ужасъ!... Голубчикъ, поѣзжайте туда немедленно, чтобы всѣ новости... Ахъ, да не лягу я спать! Со мною Алексѣй Никитичъ... Такъ -- въ голову и въ животъ?... Ахъ, несчастный!... Скрылись? Ну, еще бы! конечно!... Поѣзжайте же, поѣзжайте, поѣзжайте... (Отходить отъ телефона. Къ Алябьеву): Представь себѣ, Алеша: убили Антипова...

Алябьевъ (встаетъ). Убили Ан-ти-по-ва?!

Княгиня Настя. Когда онъ возвращался отъ насъ... на подъѣздѣ...

Алябьевъ. Это интересно...

Княгиня Настя. Пуля въ голову и двѣ въ животъ...

Алябьевъ (замѣчаетъ Mитю, который въ тоже мгновеніе скрывается). А-а-а! Это очень интересно...

Занавѣсъ.