Кабинетъ княгини Насти. Большая комната, убранная богато, со вкусомъ и не пестро. Красивые книжные шкафы. Objets d'art -- изящные и солидные. На стѣнахъ дорогія картины. Одна стѣна какъ будто немножко пустовата, сравнительно съ другими. Два телефона: городской и говорная труба въ другіе покои. Много мягкой мебели,-- тона темные. Три выхода. Утро.
Княгиня Настя въ утреннемъ туалетѣ, за письменнымъ столомъ.
Козыревъ.
Княгиня Настя. Итакъ, милѣйшій Артемій Филипповичъ, мы съ вами провалились?
Козыревъ. Сила солому ломитъ, сударыня. Сколько ни было конкуррентовъ на подрядъ, всѣ были выгоднѣе для казны, чѣмъ графъ Оберталь. Но генералъ Долгосспиный за племянника горою всталъ. Всѣхъ насъ въ сорную кучу смелъ. Онъ тамъ въ Питерѣ теперь и шьетъ, и поретъ.
Княгиня Настя. Здѣсь графу тоже повезло. Антиповъ убитъ. Ревизія отложена въ долгій ящикъ. Правленіе переизбрано. Стало быть, ссуда Оберталю обезпечена.
Козыревъ. Половинная, сударыня, доподлинно знаю. Полной -- напуганы очень -- не выдаютъ.
Княгиня Настя. Обернется.
Козыревъ. Сомнительно, сударыня. Подрядъ этотъ -- пасть Молохова.
Княгиня Настя. Подъемный капиталъ у графа есть.
Козыревъ. На счетъ наличности, которую онъ теперь обнаружилъ, по городу довольно странные слухи ходятъ.
Княгиня Настя. У жены выцѣловалъ. Лариска не выдержала характера, расшиблась.
Козыревъ. Нѣтъ-съ, будто-бы казенныя-съ.
Княгиня Настя. Что вы?!
Козыревъ. Дяденька графу, подъ рукою, залогъ возвратилъ. По семейному дѣльце обтяпали.
Княгиня Настя. Это утка, Артемій Филипповичъ. Не можетъ быть. Залоги вносятся въ Государственное Казначейство.
Козыревъ. Графъ и внесъ. А генералъ, будто-бы, выписалъ ему эквивалентъ ссудою изъ спеціальныхъ суммъ вѣдомства.
Княгиня Настя. А контроль?
Козыревъ. Кто къ Долгоспинному подступится усчитывать? Онъ у себя въ вѣдомствѣ -- Чингисханъ.
Княгиня Настя. Этотъ слушокъ дорогого стоитъ, Артемій Филипповичъ. Вы разузнайте хорошенько.
Козыревъ. Слушаю-съ.
Княгиня Настя. Если дымъ не безъ огня, генерала надо будетъ давнуть.
Козыревъ. Можно и вовсе вверхъ тормашками свалить. И на меньшихъ кочкахъ великіе міра сего шею себѣ ломали.
Княгиня Настя. А какая намъ польза? Пускай себѣ сидитъ. Лишь бы нашу руку на себѣ чувствовалъ. Нѣтъ атласнѣе генераловъ этихъ, когда запасешься противъ ихняго брата хорошенькимъ petit papier. Нѣтъ, генерала мы побережемъ: пригодится. А вотъ племянничка, Артемій Филипповичъ,-- нечего дѣлать,-- пускайте понемножку на смарку.
Козыревъ. Слушаю-съ.
Княгиня Настя. Подрядъ необходимо обезцѣнить. Я его выучу, какъ наши подряды перебивать! Какъ его кредитъ?
Козыревъ. Кузнецкій мостъ и такъ и сякъ, а Ильинка выжидаетъ, пожимается.
Княгиня Настя. Ильинка считать умѣетъ. Надо бы, Артемій Филипповичъ, чтобы онъ къ намъ обратился...
Козыревъ. Того неминетъ-съ. Безъ Ларисы Дмитріевны ходовъ ему большихъ нѣтъ-съ.
Княгиня Настя. Такъ ужъ -- Артемій Филипповичъ,-- чуръ, не зѣвать! Планы мои вамъ извѣстны.
Козыревъ. Гостей отъ васъ въ контору прикажете ждать?
Княгиня Настя. Ратомскій художникъ тысячу рублей взаймы просилъ. Я обѣщала и записку къ вамъ дала. Отшейте. Передумала. У меня тутъ особые виды...
(Смотритъ на пустоватую стѣну).
Козыревъ. Отошьемъ-съ.
Княгиня Настя. Къ профессору Груздеву Митю спосылайте. Онъ смыслитъ. Что за электромоторъ такой? Можетъ быть и дѣло.
Козыревъ. Отчетъ чугунно-литейнаго завода изволили просмотрѣть?
Княгиня Настя. Изволила. Тамъ въ транспортахъ чепуха, Артемій Филипповичъ.
Козыревъ. Можетъ ли быть-съ? Итоги вѣрны-съ. Я провѣрялъ.
Княгиня Настя. Итоги вѣрны, а въ графахъ путаница. Видите? Не сходится на 32 рубля.
Козыревъ. И глазокъ же у васъ, сударыня! Другого подобнаго не знавалъ!
Княгиня Настя. Не льстите. Зазнаюсь.
Козыревъ. Это я то льщу? Нѣтъ, сударыня, я въ вашъ коммерческій геній, извините за выраженіе, влюбленъ-съ.
Княгиня Настя. И пользуетесь взаимностью. Восемнадцать лѣтъ вмѣстѣ работаемъ,-- значитъ, другъ другомъ довольны. Съ имѣніемъ Алексѣя Никитича устроили что надо?
Козыревъ. Будьте покойны. Отъ насъ не уйдетъ. На третье лицо купимъ.
Княгиня Настя. Только бы не догадался. Ужъ вы, Артемій Филипповичъ, поосторожнѣе!
Козыревъ. Развѣ я не понимаю-съ?
Княгиня Настя. Странная штука судьба, Артемій Филипповичъ!
Козыревъ. Каждому свой круговоротъ-съ.
Княгиня Настя. Робко это, любезный человѣкъ, чувствовать подлѣ себя такое, что сильнѣе тебя.
Козыревъ. Сильнѣе васъ, Анастасія Романовна, нѣтъ на свѣтѣ никого и ничего-съ!
Княгиня Настя. Есть, голубчикъ.
Козыревъ. Ужъ не знаю, что-съ?
Княгиня Настя. Все, что за деньги не продается.
Козыревъ. Такого, сударыня, немного на землѣ!
Княгиня Настя. Немного-то немного...
Козыревъ (смотритъ въ окно). Господинъ Ратомскій подъѣхали.
Княгиня Настя. Легокъ на поминѣ. Примите его.
(Уходить).
Козыревъ (одинъ, значительно поднимаетъ указательный перстъ). Семирамида!
Ратомскій (въ дверяхъ). Можно? А! Очень кстати!
Козыревъ. Мое почтеніе-съ. Пожалуйте-съ. Ея сіятельство сейчасъ выйдутъ.
Ратомскій. А я было искалъ васъ въ конторѣ. Записочка-съ! Отъ самой-съ...
Козыревъ. Руку ея сіятельства намъ видѣть всегда пріятно-съ... (Читаетъ) Виноватъ-съ. Придется вамъ повременить. Сейчасъ никакъ невозможно.
Ратомскій. То есть-сколько же повременить? Если часъ, другой, я подожду.
Козыревъ. Нѣтъ, вы побывайте этакъ недѣльки черезъ три.
Ратомскій. Богъ съ вами, Артемій Филипповичъ! мнѣ деньги необходимы сегодня вечеромъ.
Козыревъ. Немыслимая вещь-съ.
Ратомскій. Но княгиня приказала!
Козыревъ. Мало-ли что приказываетъ княгиня! Онѣ -- какъ дитя малое. Развѣ имъ извѣстно наличное состояніе кассы? У насъ срочные платежи.
Ратомскій. Такъ не выдадите?
Козыревъ. Видитъ Богъ, не могу-съ.
Ратомскій. Я буду жаловаться княгинѣ.
Козыревъ. Сколько угодно-съ. Я предъ ними чистъ.
Княгиня Настя (входитъ, одѣтая для автомобиля). А, Костенька, милый! А я только что думала, не пошлетъ-ли мнѣ судьба пріятнаго спутника. Хотите, проѣдемся въ паркъ? Это мой обычный часъ. Режимъ прежде всего, голубчикъ.
Ратомскій. Благодарю васъ... Съ удовольствіемъ... Но, княгиня...
Княгиня Настя. Что такое? Что у васъ такое?
Ратомскій. Господинъ Козыревъ... Онъ просто смѣется надъ вашими приказаніями!
Княгиня Настя. Артемій Филипповичъ! Что это значитъ?
Козыревъ. Свободной наличности нѣтъ, ваше сіятельство. Совсѣмъ не имѣли полученій на этой недѣлѣ.
Княгиня Настя. Прелестно! А я то воображаю, что у меня денегъ куры не клюютъ! Слышите, Костенька?
Ратомскій. Слышу!
Княгиня Настя. Но, Артемій Филипповичъ, я надѣюсь, что, по крайней мѣрѣ, на жизнь то, на текущіе расходы у меня довольно денегъ?
Козыревъ. Личныя суммы вашего сіятельства неприкосновенны.
Княгиня Настя. Такъ и дайте Константину Владимировичу изъ моихъ личныхъ суммъ.
Козыревъ. Не могу, ваше сіятельство. Вамъ самимъ потребуются деньги. Откуда я вамъ тогда ихъ возьму?
Княгиня Настя. Я приказываю!
Козыревъ. У насъ каждая копейка на счету и въ дѣлѣ. Не могу-съ.
Княгиня Настя. Артемій Филипповичъ, я разсержусь серьезно!
Козыревъ. Не могу-съ. Я счета перепутаю.
Княгиня Настя. Артемій Филипповичъ, я въ послѣдній разъ говорю!
Козыревъ. Не могу-съ. Лучше извольте меня уволить.
Княгиня Настя. Видѣть васъ не хочу! Уйдите!
Козыревъ. Извините-съ.
(Уходитъ)
Княгиня Настя. Совсѣмъ разстроилъ меня... противный мужикъ!
Ратомскій. Я, на вашемъ мѣстѣ, давно прогналъ бы этого Филипповича.
Княгиня Настя. Ай, нѣтъ! Что вы говорите! Онъ грубъ и скупъ, но преданъ мнѣ, какъ абиссинскій рабъ... Голубчикъ! Милый! Простите меня глупую! Подвела я васъ? Очень деньги нужны? а?
Ратомскій. Долгъ чести... На черную доску попаду.
Княгиня Настя. Слушайте. Мы Филипповича обойдемъ. Вы Опричникова знаете?
Ратомскій. Ростовщика? Слыхалъ. Вамъ то откуда его знать?
Княгиня Настя. А вы думаете -- подобныя сцены съ Артеміемъ Филипповичемъ рѣдко у меня происходятъ? Легко ихъ выносить?
Ратомскій. Да -- кто же, наконецъ, у кого служитъ -- вы у Козырева или Козыревъ у васъ?
Княгиня Настя. Если касса слаба, онъ бываетъ такъ непріятенъ, что иногда я предпочитаю, чѣмъ обращаться къ нему -- ужъ лучше перехватить тайкомъ тысченку-другую, до первыхъ денегъ, у Опричникова.
Ратомскій. Вы прямо-таки въ ежовыхъ рукавицахъ живете!
Княгиня Настя. Хотите быть моимъ братомъ по несчастію? Я вамъ устрою.
Ратомскій. Онъ потребуетъ обезпеченія.
Княгиня Настя (смотритъ на пустоватую стѣну). М-м-м... А новая картина ваша, которую я видѣла у васъ въ мастерской?
Ратомскій. Снѣгурочка? Что вы, Анастасія Романовна? Она должна быть на Передвижной!
Княгиня Настя. До Передвижной обернемся. Лишь-бы Опричниковъ не заупрямился принять.
Ратомскій. Помилуйте, вдесятеро стоитъ!
Княгиня Настя. Ахъ, милый другъ, эти господа смыслятъ въ искусствѣ столько же, сколько нѣкоторые звѣри въ апельсинахъ. Да я съ вами Машу пошлю. Она уломаетъ. Согласны?
Ратомскій. За неимѣніемъ лучшаго.
Княгиня Настя (звонитъ). Маша моя -- министръ! (Входящей Марьѣ Григорьевнѣ) Поѣдешь сейчасъ съ Константиномъ Владимировичемъ.
Марья Григорьевна. Очень пріятно. Бонжуръ, мосье!
Княгиня Настя. Свезешь его къ Кузьмѣ Демьяновичу... Ну... и -- поумнѣе!
Марья Григорьевна. Дураковъ мы дома оставимъ. А лихачъ у васъ хорошій?
Ратомскій. Призовой.
Марья Григорьевна. То-то, я люблю, чтобы шибко! (Княгинѣ Настѣ) Автомобиль вашъ замерзъ, ажъ заиндевѣлъ.
(Уходитъ)
Княгиня Настя. Но проценты онъ деретъ, милый Костя! но -- проценты!
Ратомскій. Москвича процентомъ не испугаешь.
Княгиня Настя. Но Боже васъ сохрани, Костенька, если вы -- когда нибудь-кому нибудь! Ни-ни-ни! Особенно Артемію Филипповичу! Онъ меня съѣстъ!
Ратомскій. Будьте спокойны. Оставить это животное съ носомъ -- мнѣ особенно пріятно.
Княгиня Настя. Ха-ха-ха! Право, даже романтично! Какой то кредитный адюльтеръ! Точно я съ вами измѣняю собственной кассѣ и ставлю бѣдному Козыреву вотъ этакіе рога... Идемъ. Маша ждетъ васъ въ вестибюлѣ.
(Уходятъ)
Алябьевъ и Татьяна Романовна1).
1) Значительно моложе сестры. Была-бы совсѣмъ русская красавица, если-бы не сонное выраженіе лица. Движенія вялыя, лѣнивыя. Одежды ее сѣрыя, мягкія. Ходитъ медленно, даже какъ будто слегка волочитъ ноги.
Алябьевъ. Шахматы -- здѣсь. Или вы не любите въ этомъ святилищѣ?
Таня. Все равно.
Алябьевъ. Бѣлые или черные?
Таня. Все равно.
Алябьевъ. Вы сѣли противъ свѣта. Вамъ неудобно.
Таня. Все равно.
Алябьевъ. Вашъ ходъ.
Таня. Пошла.
Алябьевъ. Странный дебютъ.
Таня (зѣваетъ). Все равно.
Алябьевъ. Не выспались?
Таня. Да, уже лѣтъ десять... Шахъ королю.
Алябьевъ. Вы жертвуете турою?
Таня. Все равно... Впрочемъ...
Алябьевъ. Теперь конъ въ опасности. Таня, вы спите на яву!
Таня. По обыкновенію. Тоже уже лѣтъ десять.
Алябьевъ. Отчего вы замужъ не идете? Авось, мужъ разбудитъ?
Таня. Скорѣе самъ заснетъ. Шахъ королю.
Алябьевъ. Вамъ -- матъ черезъ два хода.
Таня. Сдаюсь. Что за охота вамъ играть со мною?
Алябьевъ. Мнѣ нравится хаосъ вашихъ атакъ. Вы еще ни одной партіи не начали казеннымъ дебютомъ.
Таня. Остатокъ стараго любопытства. Такъ я когда то жизнь пробовала. Но она -- вродѣ васъ. Съ какого дебюта ни начни,-- амъ коня, амъ туру, шахъ королевѣ, шахъ королю и матъ черезъ два хода.
Алябьевъ. Въ этомъ отношеніи мы -- пара.
Таня. Нѣтъ.
Алябьевъ. Наши двѣ скуки такъ хорошо спѣлись въ дуэтѣ зѣвковъ, намъ обоимъ такъ прочно и безнадежно -- "все равно"...
Таня. Нѣтъ, нѣтъ. Я безумно старше васъ, Алеша.
Алябьевъ. Вы думаете?
Таня. Вамъ не кажется иногда, что вы живете на свѣтѣ, по крайней мѣрѣ, тысячу лѣтъ?
Алябьевъ. Нѣтъ. Мнѣ кажется, что мои сорокъ три года были однимъ мгновеніемъ, но мгновеніе это было пусто, праздно и напрасно.
Таня. Вотъ видите. А я забыла, сколько мнѣ лѣтъ. Какъ будто я всегда жила, всегда спала, всегда была вся -- усталость. Какъ странно, Алеша, что можно однажды -- устать на всю жизнь. Когда я вспоминаю о смерти, то думаю: вотъ-то высплюсь!
Алябьевъ. Вы переживете меня. И на много.
Таня. Очень можетъ быть. Въ васъ еще есть пестрота, безпокойство. Вы много третесь объ острые углы. Это сокращаетъ жизнь. Кто хочетъ жить, пусть погаситъ въ себѣ энергію и спитъ. Энергія -- движеніе навстрѣчу смерти. Вы никогда не пробовали убить себя?
Алябьевъ. Нѣтъ, но однажды принялъ американскую дуэль.
Таня. Было страшно?
Алябьевъ. Я вынулъ счастливый жребій. Противникъ мой струсилъ. Я его простилъ.
Таня. Для такихъ игрушекъ надо чувствовать въ себѣ избытокъ нервной силы. Я... тогда... вы знаете... отравилась... Знаете ли, что теперь осталось у меня въ памяти отъ всего этого приключенія? Что очень болѣлъ животъ. Счастливцы вы, мужчины!
Алябьевъ. Что деремся на дуэляхъ?
Таня. Нѣтъ, что вы не рожаете.
Алябьевъ. Афоризмы въ этомъ родѣ я слышу отъ васъ уже не въ первый разъ.
Таня. Мужчина не въ состояніи понять глубину усталости. Истинную усталость узнаемъ только мы, женщины, когда изъ своей жизни выдѣляемъ новую жизнь. И достаточно однихъ несчастныхъ полудѣтскихъ родовъ...
Алябьевъ. Напрасныя воспоминанія тоже сокращаютъ жизнь, Таня.
Таня. Вы ошибаетесь. У меня нѣтъ воспоминаній. Говорю же вамъ: я живу. тысячу лѣтъ. Тамъ -- гдѣ то на границѣ мрака вѣковъ -- брезжитъ миѳъ. Кто то говорилъ о любви. Кто то ласкалъ. Отъ кого то былъ ребенокъ. Кто то бросилъ... Вы знаете, Алеша, я видѣла "его" въ прошломъ году на сценѣ въ миланскомъ La Scala? Онъ пѣлъ Roi de Lahore.
Алябьевъ. Да. Настя мнѣ разсказывала, что страшно волновалась за васъ.
Таня. А я -- нисколько. Я чувствовала его -- за тысячу лѣтъ. Солидная хронологическая подушка противъ нравственныхъ толчковъ! Чужое, чужое, чужое! Все равно, все равно, все равно! Угасшее сновидѣніе, выцвѣтшій миѳъ.
(Молчаніе)
Алябьевъ. Ни съ кѣмъ я не люблю -- такъ -- вмѣстѣ молчать, какъ съ вами. Вы хорошо молчите, Таня.
Таня. Какъ всѣ развалины и кладбища.
Алябьевъ. Вы никогда потомъ не были влюблены?
Таня. Нѣтъ. Мое усталое тѣло отталкиваетъ страсть.
Алябьевъ. Въ васъ живетъ великій испугъ.
Таня. Да. Любовь представляется мнѣ медленнымъ самоубійствомъ.
(Молчаніе)
Княгиня Настя (входитъ, веселая, румяная, съ воздуха; темный домашній туалетъ). Какъ всегда, вдвоемъ -- и немножко философіи?
Алябьевъ. Философіи сна.
Княгиня Настя (беретъ Таню за руки). Расшевелись ты хотъ немного!
Таня. Зачѣмъ? Мнѣ хорошо.
Княгиня Настя. Мнѣ досадно, что тебя въ обществѣ считаютъ дурою.
Таня. Ты вѣдь знаешь, что я не дура?
Княгиня Настя. Надѣюсь.
Таня. И я знаю. А что думаютъ другіе, мнѣ все равно.
Княгиня Настя. Ума не приложу, Танька, что съ тобою дѣлать. Юродивая ты. Замужъ, что ли, выдать? Скажи, кто тебѣ нравится: мигомъ высватаю!
Таня. Э! всѣ равны.
Княгиня Настя. Бѣлуга ты, Татьяна! Рыба! И въ кого ты задалась такая рыба?
Таня. Не могу же я пламенѣть въ пространство къ какому то неизвѣстному!
Княгиня Настя. А тебя, Алексѣй, я, кажется, скоро де въ шутку начну ревновать къ Танѣ. Ты! разлучница! смотри у меня!
Таня. Не тормоши.
Княгиня Настя. Да, вѣдь -- любя!... Куда же ты?
Таня. Ты сегодня слишкомъ живая для меня. Утомляешь.
(Уходитъ)
Алябьевъ. А ты, Настя, начинаешь частенько спрягать глаголъ этотъ.
Княгиня Настя. Какой глаголъ, Алеша?
Алябьевъ. Ревную, ревновала, буду ревновать.
Княгиня Настя. Только не къ Татьянѣ -- нѣтъ! Ужъ очень вы оба мнѣ дороги. Не можетъ быть того, чтобы вы себя отняли у меня. Не можетъ быть, чтобы отъ васъ двоихъ пришло по жизнь мою смертное горе.
Алябьевъ. Ой, какой серьезный тонъ, Настя!
Княгиня Настя. Ахъ, Алеша, Алеша! Мучительно любить первою любовью въ тридцать шесть лѣтъ!... Не возражай... Не спорь... Не улыбайся!...
Алябьевъ. Я не улыбаюсь.
Княгиня Настя. Что я была развратная -- и безъ улыбокъ знаю. Не обижай!
Алябьевъ. Настя!
Княгиня Настя. Московскою Мессалиною звали... правда! все было! все правда! Но ты, Алексѣй, ты мнѣ отмщеніе за всю жизнь мою. Только съ тобою узнала я, что за мука -- жить съ человѣкомъ, котораго любишь больше, чѣмъ онъ тебя. Я вся -- въ тебѣ. А ты меня любишь... сказать -- какъ?
Алябьевъ. Интересно!
Княгиня Настя. Изъ деликатности.
Алябьевъ. Странный видъ любви!
Княгиня Настя. Сошелся ты со мной случайно, ради веселой интрижки, безъ любви, нисколько не ожидая, что возникнутъ серьезныя отношенія.
Алябьевъ. Но вѣдь и ты...
Княгиня Настя. И я, повѣсившись тебѣ на шею, не думала, что прилипну такъ прочно, что насталъ конецъ моей женской волюшкѣ. Ну, а какъ дѣло то пошло въ серьезъ, да обезумѣла я отъ тебя, да насильно въѣхала въ сердце твое, точно въ свободную квартиру безъ мебели...
Алябьевъ. Ахъ, Настя, Настя!
Княгиня Настя. Ты, какъ джентльменъ, покорился своей участи, и, вотъ, рыцарствуешь, исполняешь обязанности къ "дамѣ сердца"... сколько надо, чтобы не обидѣть,-- аккуратъ!
Алябьевъ. Ахъ, Настя, Настя!
Княгиня Настя. Что, "Настя"? Больше то сказать, видно, нечего?
Алябьевъ. Жаль, все-таки, что ты считаешь меня какимъ то притворщикомъ.
Княгиня Настя. Не притворщикомъ.... зачѣмъ?... Ты не притворяешься, что любишь, да любишь то не по сердцу, а... ну, какъ это тебѣ объяснить? -- потому что теперь уже не корректно, что ли, тебѣ не любить меня. Но, въ сущности, я тебѣ -- все равно! Ты даже самъ не знаешь, до какой степени все равно!
Алябьевъ. Вотъ -- развѣ, что самъ не знаю. А что съ ревностью ты справляешься, это хорошо. Ненавижу ревность. Чувство дикарей и мѣщанъ.
Княгиня Настя. Моя ревность не дикая.
Алябьевъ. Такъ думаетъ о своей ревности каждая женщина.
Княгиня Настя. Ты не первый мой любовникъ. Но тебѣ первому отдала я не только свое тѣло, но и сердце, душу, голову. Я тебя не тѣломъ и не къ тѣламъ ревную.
Алябьевъ. Какая ты сегодня... торжественная!
Княгиня Настя. Волочись, влюбляйся, бери себѣ наложницъ, хоть женись, если тебѣ надо будетъ по дѣламъ твоимъ. Но -- я мысли не допускаю, чтобы кто нибудь стоялъ между твоею и моею душею, чтобы у тебя была дружба ближе моей, чье либо участіе къ тебѣ -- нѣжнѣе... Вотъ моя ревность, Алеша!
Алябьевъ. Этого и нѣтъ, мой другъ.
Княгиня Настя. Ты не позволяешь мнѣ поправить твои дѣла. Какъ это мнѣ обидно и грустно, ты знаешь...
Алябьевъ. Настя, Настя! Старая пѣсня!
Княгиня Настя. Но, еслибы ты обратился за помощью, мимо меня, къ другому человѣку... къ другой женщинѣ... если бы ты отнялъ у меня радость создать твое благополучіе, отказалъ мнѣ въ довѣріи, отдался бы въ чужія руки... Вотъ это -- моя ревность, Алексѣй! Это былъ бы для меня -- ударъ смертельный!...
(Входитъ слуга и подаетъ обоимъ визитныя карточки).
Алябьевъ. Этотъ господинъ ждетъ у меня, наверху?
Слуга. Такъ точно-съ.
Алябьевъ. Сейчасъ иду.
(Слуга уходитъ)
Княгиня Настя. Кто такой?
Алябьевъ. Старый товарищъ. Лаврентьевъ.
Княгиня Настя. А! Можешь привести его сюда. Онъ интересный... А ко мнѣ -- Оберталь и Бурминъ. Визитъ дѣловой и многообѣщающій. Просите.
(Слуга уходитъ)
Княгиня Настя (смотритъ въ зеркало). Красна, какъ макъ, глаза, какъ у пьяной. Надо привести себя въ порядокъ. Дай мнѣ руку, Алеша, проводи меня. Голова кружится. Проклятый темпераментъ! Нельзя мнѣ волноваться, нельзя!
Алябьевъ. Да и нѣтъ причинъ. Много шума изъ пустяковъ.
Княгиня Настя. Нѣтъ, не изъ за пустяковъ.
(Уходятъ)
Оберталь и Бурминъ (входятъ).
Бурминъ. Надѣетесь на успѣхъ?
Оберталь. Чортъ же знаетъ ее, сфинкса замоскворѣцкаго?
Бурминъ. Я, ваше сіятельство, въ качествѣ стараго воробья, полагаю такъ, что поступлю наилучше, если, по изложеніи обстоятельствъ дѣла, упорхну и оставлю васъ наединѣ. Ибо уповаю не столько на доводы разсудка, сколько на старый вашъ амуръ.
Оберталь. Никогда въ жизни не былъ въ такомъ подломъ положеніи. Словно торговать собою пріѣхалъ.
Бурминъ. Бейте на амуръ, ваше сіятельство! Какова ни будь кремень баба, но амуръ у нихъ -- линія наименьшаго сопротивленія. Бейте на амуръ!
Оберталь. Попаду въ настроеніе -- ну, и спасенъ. А, можетъ быть, и слушать не захочетъ. Отсталъ отъ нея... давно не видимся... Говорятъ, перемѣнилась, остепенилась, влюблена, вѣрна... Только и свѣта въ окнѣ, что Алябьевъ.
Бурминъ. Вотъ еще оселъ-то со своею добродѣтелью!
Оберталь. Но -- какъ все это мерзко! Какъ гнусно все, что мы сейчасъ дѣлаемъ и говоримъ! О, проклятая Лариска! Въ какое положеніе ставитъ!... Ну,-- дай мнѣ только выбраться изъ лужи,-- я съ тобою расплачусь!
Марья Григорьевна (входитъ). Ахъ! Кого вижу, того ненавижу! Ваше сіятельство!
(Присѣдаетъ)
Оберталь (подаетъ руку). Какъ поживаете, Маша?
Марья Григорьевна. Кому Маша, а кому Марья Григорьевна.
Оберталь. Строгости пошли?
Марья Григорьевна. Измѣнчивость временъ!
Оберталь. И красивая же стала!
Марья Григорьевна. Отъ васъ ли слышу?
Оберталь. Чертовски хорошѣете!
Марья Григорьевна. За то и любятъ, что хороша.
Оберталь. А много любятъ?
Марья Григорьевна. Съ меня довольно.
Оберталь. Возьмите еще одного: меня.
Марья Григорьевна. Вы -- что сегодня? Для сам о й практикуетесь? Напрасны ваши мечтанія. Этотъ номеръ не пройдетъ.
Оберталь. А вы, Марья Григорьевна, похлопочите. Марья Григорьевна. Какой мнѣ профитъ!
Оберталь. Во первыхъ, я -- авансомъ -- цѣлую вашу милую ручку.
Марья Григорьевна. Это еще немного.
Оберталь. А, во вторыхъ, кладу въ эту милую ручку красивый-красивый портретикъ императрицы Екатерины Второй.
Марья Григорьевна. На большую сумму, значитъ, замахиваетесь? Ну-ну, посмотримъ,-- увидимъ, а увидимъ -- такъ и поглядимъ. Ступайте къ ней. Велѣла звать въ голубую гостинную.
(Уходитъ)
Оберталь (Бурмину). Вы не изумляйтесь. Мы съ Марьей Григорьевной старые пріятели. Человѣкъ, знаете, нужный.
Бурминъ. Кому вы говорите? Эка невидаль, двѣсти тысячъ занимая, у горничной руку поцѣловать! Нѣтъ-съ, вотъ я одну концессію выхлопатывалъ, такъ пришлось мнѣ съ деньщикомъ генерала Топтыгина цѣлую ночь напролетъ въ носки играть. Такъ нащелкалъ, подлецъ,-- съ недѣлю потомъ въ люди показаться нельзя было... примочки клалъ...
(Уходятъ)
Алябьевъ и Лаврентьевъ.
Алябьевъ. А ты, Лаврикъ, посѣдѣлъ.
Лаврентьевъ. Думаешь, ты помолодѣлъ? Нѣтъ, братъ. Идемъ не въ гору, а подъ гору.
Алябьевъ. Кто же ты теперь? Какъ величать тебя прикажешь? Пророкъ? Жрецъ? Генералиссимусъ? Халифъ? Махди?
Лаврентьевъ. Главнокомандующій арміей его величества Мбузу Седьмого. Очень черное величество, милый мой. Однако, штаны носитъ. Даже по буднямъ.
Алябьевъ. Сказка ты. Живая сказка изъ тысячи и одной ночи.
Лаврентьевъ. Жизнь, братъ, тогда только и жизнь, когда она сказка. Кто не умѣлъ наполнить жизнь свою сказкою, тотъ не жилъ.
Алябьевъ. Ты доволенъ собою?
Лаврентьевъ. Да. Я живу. А ты?
Алябьевъ. Нѣтъ. У меня нѣтъ сказки.
Лаврентьевъ Значитъ, ты измѣнилъ себѣ. Ты былъ рожденъ для большой и пестрой сказки.
Алябьевъ. Многіе считаютъ меня такимъ еще и теперь. Но это неправда. Моя сказка размѣнялась въ анекдоты.
Лаврентьевъ. Это обычная судьба тѣхъ, кто не вѣритъ въ свое призваніе и не смѣетъ быть самимъ собою.
Алябьевъ. Изъ Пееръ Гинта, Лаврентьевъ!
Лаврентьевъ. Что такое Пееръ Гинтъ?
Алябьевъ. Ты не знаешь Ибсена?
Лаврентьевъ. Нѣтъ. Писатель?
Алябьевъ. И большой.
Лаврентьевъ. Я никогда ничего не читаю. Уже лѣтъ двадцать. Некогда. Я воинъ. Я мужчина. Я живу.
Алябьевъ. И я былъ воиномъ.
Лаврентьевъ. Нѣтъ.
Алябьевъ. Даже Георгія и золотое оружіе вывезъ изъ Манчжуріи. И, право, безъ протекціи, за дѣло.
Лаврентьевъ. О, что ты храбрый человѣкъ и былъ хорошимъ офицеромъ, въ томъ я не сомнѣваюсь. Но воиномъ ты еще не былъ. Не могъ, негдѣ было. Европа позабыла, что такое воинъ.
Алябьевъ. Ты предпочитаешь центральную Африку?
Лаврентьевъ. Ваши войны издалека -- сантиментальное звѣрство! Я люблю, чтобы дрались люди, а не машины. Притомъ, я ненавижу маскарады убійства. Когда смерть -- голый скелетъ съ косою, я смѣюсь ей въ лицо. Но, переряженная въ костюмъ сестры милосердія, она мнѣ страшна и противна. Да, у насъ лучше. Наше звѣрство ходитъ безъ вуаля. Смерть у насъ безстыжа и откровенна.
Алябьевъ. Ты намѣренъ долго пробыть въ Москвѣ?
Лаврентьевъ. Это зависитъ отъ тебя.
Алябьевъ. Да? Не ожидалъ.
Лаврентьевъ. Я здѣсь для тебя, Алексѣй.
Алябьевъ. Странно.
Лаврентьевъ. Я хочу вернуть тебя къ твоему призванію. Хочу, чтобы ты сталъ тѣмъ, кто ты на самомъ дѣлѣ.
Алябьевъ. То есть?
Лаврентьевъ. Авантюристомъ.
Алябьевъ. Однако!
Лаврентьевъ. Да. Ты природный авантюристъ.
Алябьевъ. Когда-то мнѣ казалось, что да. Но -- какъ давно это было!
Лаврентьевъ. Да ты и не можешь не быть авантюристомъ. Физіологическаго права не имѣешь.
Алябьевъ. Новая теорія?
Лаврентьевъ. Нѣтъ, старое наблюденіе. Ты -- послѣдній въ пятисотлѣтнемъ дворянскомъ родѣ.
Алябьевъ. Въ угрюмомъ, замкнутомъ, истрепанномъ, обнищаломъ родѣ!
Лаврентьевъ. Есть три способа ликвидаціи старыхъ фамилій. Идіотъ. Монахъ. Авантюристъ.
Алябьевъ. Келья въ сумасшедшемъ домѣ, медленное самоубійство монастыря...
Лаврентьевъ. И -- ярость вызова всему, что не ты! "Погибни, душа моя, съ филистимлянами!"
Алябьевъ. Ты умѣешь красиво убѣждать.
Лаврентьевъ. Ты авантюристъ, какъ я. Больше меня. Но я посмѣлъ быть авантюристомъ, а ты -- нѣтъ. Ты боишься себя, стыдишься быть самимъ собою. Ты запуганъ условными лжами.
Алябьевъ. Вотъ какъ?
Лаврентьевъ. Ты заглушилъ въ себѣ грезу авантюры. И сказка жизни, скучая, отвернулась отъ тебя, а на ея мѣстѣ заплясали анекдоты.
Алябьевъ. Зачѣмъ ты говоришь мнѣ все это?
Лаврентьевъ. Зову тебя -- туда, со мною!
Алябьевъ. Зачѣмъ?
Лаврентьевъ. Почемъ я знаю? Можетъ быть, чтобы сдѣлаться милліардеромъ, королемъ, полубогомъ; можетъ быть, чтобы умереть отъ болотной лихорадки; можетъ быть, чтобы быть посаженнымъ на колъ.
Алябьевъ. Это фразы.
Лаврентьевъ. Сказки всегда сплетаются изъ фразъ.
Алябьевъ. Укажи мнѣ прямую цѣль.
Лаврентьевъ. Ты умѣешь молчать?
Алябьевъ. Надѣюсь.
Лаврентьевъ. Нашъ сосѣдъ, могучее колоніальное государство, втягиваетъ насъ въ войну. Или оно, или мы: двоимъ нѣтъ мѣста на черномъ материкѣ.
Алябьевъ. Ага! начинаю понимать.
Лаврентьевъ. Мы готовимся къ борьбѣ на быть или не быть. Намъ необходимы европейскіе инструкторы. О, какъ я счастливъ, что ты догадался выйти въ отставку!
Алябьевъ. Ты расчитываешь на меня?
Лаврентьевъ. Во Франціи, Англіи, Польшѣ, на Кавказѣ, я завербовалъ уже дюжины двѣ лихихъ кондотьеровъ. Но ты, Алексѣй,-- для меня -- самый желанный.
Алябьевъ. Что можешь ты предложить мнѣ?
Лаврентьевъ. Матеріально?
Алябьевъ. Если я, по твоему, авантюристъ, то это лишній вопросъ. Авантюристъ беретъ не то, что ему даютъ, но то, что онъ умѣетъ взять -- и хочетъ.
Лаврентьевъ. Браво! Изъ тебя будетъ прокъ. Поѣдемъ. Обрати мнѣ десятокъ тысячъ чернокожихъ въ солдатъ, а я посвящу тебя въ воины. Обѣщаю тебѣ войну безъ женевской конвенціи, безъ бѣлаго флага, безъ краснаго креста, безъ плѣнныхъ и раненыхъ.
Алябьевъ. Что же вы ихъ -- ѣдите, что ли?
Лаврентьевъ. Нѣтъ, этотъ обычай вывелся еще при дѣдѣ моего чернаго Мбузу.
Алябьевъ. Сколько времени можешь ты ожидать моего отвѣта?
Лаврентьевъ. О чемъ раздумывать? Ударимъ по рукамъ. Хочешь ты быть богатъ? Мы пробьемся къ таинственнымъ, нетронутымъ золотымъ розсыпямъ въ Лунныхъ горахъ. Для этого нужно вырѣзать всего лишь два или три дикихъ народца. Хочешь женщинъ? Ихъ будутъ у тебя табуны -- какихъ угодно: бѣлыхъ, черныхъ, кофейныхъ. Если ты честолюбивъ,-- повѣрь: только мы, конквистадоры, обладаемъ истиннымъ вдохновеніемъ и безумствомъ власти...
Алябьевъ. Ничего этого мнѣ не надо. Но очень можетъ быть, что я приму твое предложеніе и пойду за тобою...
Лаврентьевъ. Когда?
Алябьевъ. Когда почувствую необходимость умереть.
Лаврентьевъ. Ба! Такъ ты вотъ на какой границѣ? Глупо, братъ.
Алябьевъ (молчитъ).
Лаврентьевъ. Въ такомъ случаѣ, ты мнѣ не годишься. Мнѣ нужны люди, охочіе убивать, а не умирать. И зачѣмъ съ такимъ настроеніемъ ѣхать въ Африку? Развѣ у тебя нѣтъ револьвера?
Алябьевъ. Самоубійство стало мѣщанствомъ. А, можетъ быть, я просто трусъ.
Лаврентьевъ. Нѣтъ, ты не трусъ. Это хорошій инстинктъ держитъ тебя. Брось. Поживемъ. Умирать рано. Просто -- золотая клѣтка тебя давитъ. Соколу на волю пора.
Алябьевъ. Я никогда не былъ въ неволѣ ни у кого, кромѣ самого себя.
Лаврентьевъ. А съ хозяйкою дома сего -- ты въ какихъ отошеніяхъ?
Алябьевъ. Кажется, это ясно.
Лаврентьевъ. Нѣтъ. Ясно, что ты ея любовникъ. Но -- какой?
Алябьевъ. Не понимаю.
Лаврентьевъ. Грабишь или любишь?
Алябьевъ. Ахъ, вотъ что... За подобные вопросы, кажется, иногда на дуэляхъ дерутся?
Лаврентьевъ. Да, между дураками -- говорятъ -- и такое бываетъ. Я къ этой породѣ принадлежать претензіи не имѣю.
Алябьевъ. Ни я.
Лаврентьевъ. Итакъ?
Алябьевъ. Ты человѣкъ опытный,-- рѣши самъ!
Лаврентьевъ (смотритъ на него долго и пристально). Ни грабишь ты, ни любишь!
Алябьевъ. Знаешь людей.
Лаврентьевъ. Тогда -- зачѣмъ живешь?
Алябьевъ. Жаль.
Лаврентьевъ. Разочаровалъ ты меня! Нецѣльный тотъ человѣкъ, кто женщину жалѣетъ?
Алябьевъ. А ты съ нищаго когда-нибудь рубашку снималъ?
Лаврентьевъ. Не приходилось, но если бы понадобилось...
Алябьевъ. Ну, такъ вотъ -- каждый разъ, что я хочу отойти отъ Насти, я чувствую, что снимаю рубашку съ нищей.
Лаврентьевъ. Жалѣешь свою бабу, жалѣешь!
Алябьевъ. Да. Живой, пожалуй, не отойду.
Лаврентьевъ. Нехорошо. Ужъ, если такъ, лучше любилъ бы.
Алябьевъ. Не умѣю я любить. Не могу. Нѣтъ во мнѣ любви ни къ чему. Вынута способность любви изъ души моей.
Лаврентьевъ. И себя не любишь?
Алябьевъ. Я къ себѣ... не привыкъ!
Лаврентьевъ. Это, впрочемъ, не худо. Кто къ себѣ привыкъ, тому умирать страшно.
Алябьевъ. Нѣтъ, смерти я не боюсь.
Лаврентьевъ. Значитъ, ждать приказываешь?
Алябьевъ. Если можешь.
Лаврентьевъ. Хорошо. Дѣла мои въ Европѣ еще далеко не кончены. Мы увидимся черезъ мѣсяцъ. Но тогда...
Алябьевъ. Я -- или твой, или -- прощай!
Лаврентьевъ. Кто здѣсь споритъ за тебя со мною? Я чувствую въ твоемъ колебаніи -- не твой, чужой, внѣшній споръ.
Алябьевъ. Нѣтъ. Я никому не нуженъ, кромѣ Насти. А между нею и смертью мой выборъ сдѣланъ.
Лаврентьевъ. Кто самому себѣ не нуженъ, тотъ никому не нуженъ. И жить, и умирать -- человѣкъ долженъ для самого себя.
Алябьевъ. Вотъ въ этомъ-то я еще и не увѣренъ. Должно быть, я не совсѣмъ еще авантюристъ.
Лаврентьевъ. Эй, покончимъ сейчасъ?
Алябьевъ. Нѣтъ. Жизнь прожита, и расчетъ съ нею сдѣланъ. Итогъ невеселый. Сказки не было. Анекдоты и капризъ. Но смертью своею я еще дорожу, Лаврентьевъ. Ты правъ: въ смерти можно найти свою сказку. Смерть -- капиталъ!
Лаврентьевъ. Э! мы старые товарищи! Не скупись! Подѣлись!
Алябьевъ. Если смерть моя не пригодится кому нибудь лучше насъ съ тобою, бери, она твоя.
Лаврентьевъ. Не слишкомъ это лестно, милѣйшій!
Алябьевъ. Мы говоримъ не для обмѣна комплиментовъ.
Лаврентьевъ. О, я не обижаюсь! Условный даръ, все-таки, даръ. Принимаю и благодарю. Лишь одно замѣчаніе.
Алябьевъ. Говори.
Лаврентьевъ. Знаешь ли ты судьбу капиталовъ, которые ищутъ помѣщенія тамъ, гдѣ ихъ не спрашиваютъ?
Алябьевъ. Крахъ?
Лаврентьевъ. Да. И притомъ -- безъ малѣйшей благодарности.
(Смотритъ на часы).
Алябьевъ. Княгиня желала тебя видѣть.
Лаврентьевъ. Извинись за меня. Тороплюсь на конференцію. Буду внушать именитому купечеству, что Центральная Африка -- ближайшій и выгоднѣйшій рынокъ для московскихъ миткалей. Деньги нужны, Алеша! Люди и деньги!
Алябьевъ. А что нужнѣе?
Лаврентьевъ. Люди. Денегъ -- въ крайности, при нѣкоторомъ искусствѣ и энергіи, можно отхлопать потребное количество на печатномъ станкѣ. Даже звонкая монета недурно выливается изъ обыкновенной оловянной ложки. Но человѣка не отпечатаешь, нѣтъ!... Фу! Если бы ты видѣлъ, какую фитюльку выбрали на мѣсто покойнаго Антипова!
Митя Климовъ (входить, здоровается).
Алябьевъ (указываетъ на него Лаврентьеву). Вотъ -- молодой человѣкъ, который, вѣроятно, послѣдній въ этомъ мірѣ видѣлъ Антипова живымъ.
Лаврентьевъ (Митѣ). Васъ, я думаю, интервьюеры теперь прямо штурмомъ берутъ? А судебный слѣдователь вызывалъ?
Митя. Нѣтъ. Зачѣмъ?
Алябьевъ. Какой онъ свидѣтель? Домъ Антипова -- верстахъ въ трехъ отъ насъ, черезъ весь городъ. Убійцы встрѣтили его на подъѣздѣ...
Лаврентьевъ. Или догнали у подъѣзда.... (Смотритъ на часы). Итакъ -- черезъ мѣсяцъ? Прощай.
Алябьевъ. Прощай. Черезъ мѣсяцъ.
(Лаврентьевъ уходить).
Алябьевъ. А ваше мнѣніе, Митя,-- какъ: встрѣтили или догнали?
Митя. Я не думалъ объ этомъ, Алексѣй Никитичъ.
Алябьевъ. Да? А мнѣ казалось, вы интересовались Антиповымъ? Даже,-- помните -- тогда ночью? Прибѣжали такъ...
Митя. Я былъ дежурнымъ по телефону, Алексѣй Никитичъ. Развѣ вы меня видѣли?
Алябьевъ. Да, хотя вы только мелькнули мнѣ.
Митя. Я никакъ не ожидалъ, что у телефона сама княгиня.
Алябьевъ. То-то вы скрылись.
(Издалека слышенъ смѣхъ княгини Насти).
Митя. Виноватъ, Алексѣй Никитичъ. Я съ докладомъ къ княгинѣ.
Алябьевъ. Она, кажется, занята съ Оберталемъ.
Митя. Могу послѣ зайти.
(Слегка поклонился и уходитъ. Алябьевъ долго и любопытно смотритъ вслѣдъ ему. Потомъ, пожавъ плечами, уходить въ другую дверь).
Княгиня Настя (входитъ съ Оберталемъ). Ну, какъ я дамъ вамъ денегъ, графъ? Лариса и безъ того меня ненавидитъ.
Оберталь. Полно вамъ! Хорошенькой женщинѣ нѣтъ ничего пріятнѣе, чѣмъ -- когда ее ненавидитъ другая хорошенькая женщина.
Княгиня Настя (ложится на кушетку). Да вѣдь это -- если по ревности, графъ. А тутъ -- фи! -- аферы, деньги.
Оберталь. А вы воображаете, что она не ревнуетъ меня къ вамъ?
Княгиня Настя (хохочетъ). И сильно?
Оберталь (садится на кушетку у ногъ княгини Насти). Если бы вы знали, сколько сцень я выношу изъ-за васъ.
Княгиня Настя. Ахъ, бѣдный!
Оберталь. Она убѣждена, что я вашъ любовникъ.
Княгиня Настя (потянулась на кушеткѣ). Такъ, значитъ,-- ничего съ вами не подѣлаешь,-- надо дать вамъ денегъ, графъ?
Оберталь (беретъ ее за руку). Дайте, Настенька!
Княгиня Настя. А съ какой стати, Женичка?...
Оберталь. На милость образца нѣтъ.
Княгиня Настя. Ужъ развѣ въ память прошлой дружбы? а?
Оберталь. Хоть въ память прошлой дружбы!
Княгиня Настя. Хорошо, будь по вашему.
Оберталь. Настенька!!!
Княгиня Настя. Ну-ну-ну! Не шалить!...нельзя!... Будьте паинька и пойдите къ телефону... Да не къ тому, дурной!... Это -- городской. Къ маленькому, который въ контору. Ну, и говорите: Артемій Филипповичъ...
Оберталь. Артемій Филипповичъ...
Княгиня Настя. Анастасія Романовна проситъ васъ немедленно...
Оберталь. Анастасія Романовна проситъ васъ немедленно...
Княгиня Настя. Пожаловать наверхъ и...
Оберталь. Пожаловать наверхъ и...
Княгиня Настя. И...
Оберталь. И...
Княгиня Настя. И побесѣдовать съ графомъ Оберталемъ. (Быстро и рѣзво соскочила съ кушетки).
Оберталь (смущенный). Да-а-а... Такъ, значитъ, все-таки, мы безъ Артемія Филипповича не обойдемся?
Княгиня Настя. Какъ же иначе, графъ? Вы же знаете порядокъ..
Оберталь (совсѣмъ несчастный). Настенька!
Княгиня Настя. Тссъ! Сумасшедшій! Развѣ можно?... (Козыревъ входитъ) Вотъ вамъ -- и самъ нашъ магъ и волшебникъ.
Оберталь. Но... я, по крайней мѣрѣ, желалъ бы совмѣстно... Вы... вы уходите?
Княгиня Настя. А я, голубчикъ, къ Алексѣю Никитичу,-- Алексѣя Никитича цѣлый день почти не видала... Ой, какъ у меня, однако, мигрень разыгрывается.
Марья Григорьевна (вбѣгаетъ съ газетою). Барыня, въ телеграммахъ...
(Осѣклась, увидя Оберталя. Послѣдній бесѣдуетъ съ Козыревымъ и -- видимо пріятно изумленъ).
Княгиня Настя. Дай сюда.
Марья Григорьевна (импровизируеть). Вообразите: одна женщина семерыхъ родила, и всѣ головы -- телячьи!
Княгиня Настя. А-а-а! Скажите!... Ой, мигрень! (Читаетъ).
Козыревъ (просвѣтлѣвшему Оберталю). Княгиня строжайше запретила брать съ васъ выше казеннаго процента. Напишите обыкновенные векселя, а денежки получите, когда угодно.
Оберталь. Я очень тронутъ, но...
Княгиня Настя (читаетъ. Лицо ея дѣлается старѣе, угрюмое, она считаетъ въ умѣ цифры и шансы). А вѣдь это хорошо... Постой... Дурно или хорошо?
Марья Григорьевна (тихо). Что вы дѣлаете? Мигните Артемію Филипповичу, чтобы остановилъ сдѣлку... Теперь Оберталю грошъ цѣна!
Княгиня Настя, Молчи, Машка. Ты ничего не понимаешь... (весело). Хорошо!!! (Опять молодѣетъ).
Козыревъ. Мы -- вамъ услугу, а вы -- намъ. Лѣсныя дачки наши по рѣкѣ Деснѣ вамъ извѣстны? Вотъ бы вамъ ихъ у насъ законтрактовать...
Оберталь. Ужасно далеко отъ линіи, Артемій Филипповичъ.
Княгиня Настя. Ой, мигрень!
Козыревъ. Гдѣ же далеко, графъ? Сплавная рѣка.
Оберталь. Хороша сплавная: лѣтомъ ее куры въ бродъ переходятъ.
Княгиня Настя. Ой, мигрень!
(Прислушивается).
Оберталь. Нѣтъ, Артемій Филипповичъ, ужъ лучше вы возьмите съ меня, прямо и откровенно, хорошій процентъ!
Козыревъ. На это я не уполномоченъ княгинею.
Княгиня Настя (съ газетою въ рукахъ). Евгеній Антоновичъ! Смотрите-ка: телеграмма любопытная для васъ. Вашъ дядюшка, генералъ Долгоспинный подалъ въ отставку.
Козыревъ. Однако... канифоль!
Княгиня Настя. Правда это?
Оберталь. Къ сожалѣнію, совершенная правда, Анастасія Романовна. Я зналъ еще вчера вечеромъ.
Княгиня Настя. А-а! Вы знали вечеромъ... Ой, мигрень!...
Оберталь. Отставка дяди -- тяжелый ударъ для меня. Но, надѣюсь, это не можетъ измѣнить нашей сдѣлки?
Козыревъ. Ну, какъ не можетъ!...
Княгиня Настя. Конечно, конечно, графъ. Не безпокойтесь. Мое слово твердо. Я вѣрила и вѣрю моему другу графу Оберталю, а вовсе не генералу Долгоспинному.
(Киваетъ Козыреву, чтобы не спорилъ).
Козыревъ. Ну-ну...
Оберталь. Артемій Филипповичъ! Помилуйте вы меня отъ этихъ дачъ! Вѣдь я же знаю, что онѣ не даютъ вамъ дохода именно по бездорожью! Вмѣсто плотовъ -- придется работать подводами... Вѣдь это же разоръ!
Козыревъ. Извольте говорить съ ея сіятельствомъ.
Оберталь. Анастасія Романовна! Заступитесь!
Княгиня Настя. Ой, мигрень!... Женичка, я ничего не знаю... ой!... и знать не хочу. Какіе-то проценты... ой!.. плоты... подводы... ой!... ну, какое мнѣ дѣло?
Оберталь. Да вѣдь это -- треть возможной доходности!
Княгиня Настя. Отвяжитесь, Женичка! Я разсержусь. У меня виски лопнуть хотятъ, а онъ -- съ подводами... Ой, Марья, смертушка моя!
(Уходятъ)
Козыревъ. Что-жъ, ваше сіятельство! По рукамъ, что-ли? Могарычи наши.
Оберталь. А полетъ въ трубу -- мой!
Занавѣсъ.