Картина первая.
Домашняя контора графа Оберталя. Три выхода. Дѣловая строгая обстановка безъ всякой роскоши. Стѣны крашеныя, по казенному: сѣроголубыя, съ коричневыми панелями. Мебель, въ своемъ родѣ, стильная: тяжелая, ясеневая, жесткая. Письменный столъ-бюро. Несгораемая касса. Телефонъ. У письменнаго стола -- два, кожею обитыхъ, кресла.
Бyрминъ сидитъ. Оберталь ходитъ по комнатѣ.
Бурминъ. Неважно, очень неважно ваше положеніе, Евгеній Антоновичъ. Паденіе вашего дядюшки вызвало прямо панику.
Оберталь. Но, Вадимъ Прокофьевичъ, я не понимаю: откуда недовѣріе? Что измѣнилось? Документы свои мы оправдываемъ. Подряда паденіе дяди меня не лишило.
Бурминъ. Выгоденъ ли онъ теперь, графъ?
Оберталь. Вадимъ Прокофьевичъ, да не мы ли съ вами считали вотъ въ этомъ самомъ кабинетѣ...
Бурминъ. Те-те-те, батенька! Было да прошло. Тогда васъ еще госпожа Латвина не стригла. Тогда дядюшка Долгоспинный лелѣялъ васъ подъ орлинымъ крыломъ. А теперь, подумайте-ка: кому мы подрядъ то сдавать будемъ?
Оберталь. Да, преемникъ дядюшки его злѣйшій врагъ.
Бурминъ. Онъ вамъ такую пріемную коммиссію закатитъ, что дай Богъ только подъ судъ не попасть!
Оберталь. Кажется, у насъ все жъ порядкѣ.
Бурминъ. А латвинскій лѣсъ?
Оберталь. Да... Негодяйка!
Бурминъ. На 370 верстъ у насъ трухи то этой заготовлено -- прокладывать дорогу для самоубійцъ!
Оберталь. Это надо будетъ передѣлать.
Бурминъ. Въ томъ то и штука, ваше сіятельство, что теперь придется намъ съ вами ужъ очень много передѣлывать. Вмѣсто желѣзнодорожнаго полотна выходитъ полотно Пепелопы.
Оберталь. Что же дѣлать? Я не могъ не принять поставокъ Латвиной! Она меня грабитъ, она меня унижаетъ -- и, всё-таки, я чувствую: въ ней нашъ послѣдній денежный рессурсъ.
Бурминъ. Фельетонъ Альбатросова читали? Вся исторія съ залогомъ -- какъ на ладони. Малый ребенокъ пойметъ.
Оберталь. Тоже княгини Насти прихлебатель. Оттуда вѣтеръ дуетъ.
Бурминъ. Дядюшка то въ Питерѣ, поди, голову потерялъ?
Оберталь. Сыплетъ шифрованными депешами... Меня одинъ видъ телеграммы сейчасъ въ содроганіе приводитъ!
Бурминъ. Да, при сдачѣ вѣдомства, дефицитъ въ суммахъ непріятенъ. Бывали превосходительства съ гоноромъ,-- пулю себѣ въ лобъ пускали.
Оберталь. Не пугайте, Бурминъ. Я и безъ того словно по надрѣзанному канату пляшу!
Артельщикъ (входитъ, докладываетъ). Господинъ Козыревъ.
Бурминъ (встаетъ). Ого!
Оберталь. Проси.
(Артельщикъ уходитъ).
Бурминъ. Съ милостью или съ грозою?
Оберталь. За справкою, сколько шкуръ съ меня еще не додрано. Вы ужъ, Вадимъ Прокофьевичъ, оставьте насъ вдвоемъ...
Бурминъ. А за дверями послушать можно?
(Уходить).
Козыревъ (входитъ). Вашему сіятельству... Желали меня видѣть? Поспѣшилъ-съ.
Оберталь. Добрѣйшій Артемій Филипповичъ, какъ я радъ! мнѣ такъ совѣстно, что сами побезпокоились...
Козыревъ. Безпокойства особаго нѣтъ, потому что у насъ автомобиль-съ. Стало быть, ежели не раздавили на улицѣ младенца, либо старца безпомощнаго, то и потеря времени не великая-съ. А желательно было доказать-съ, что мы къ вашему сіятельству, значитъ, со всею нашею готовностью и расположеніемъ.
Оберталь. Мнѣ это тѣмъ пріятнѣе слышать, что видимость фактовъ въ послѣдніе дни заставляла меня въ вашемъ расположеніи сомнѣваться.
Козыревъ. Уже тотъ фактъ-съ, что я даже безъ зова-съ...
Оберталь. Артемій Филипповичъ! За что вы закрыли мнѣ кредитъ?
Козыревъ. Я, ваше сіятельство, человѣкъ подчиненный. Сами изволите знать. Что я могу? Распоряженіе княгини.
Оберталь. Я васъ лично и не виню. Но она-то зачѣмъ толкаетъ меня въ омутъ?
Козыревъ. Изволите ошибаться, графъ. Княгиня къ вамъ расположена всею душою, а въ настоящее время даже особенно васъ сожалѣютъ.
Оберталь. Какъ-то ея сожалѣніе мнѣ вродѣ камня на шею оказывается!
Козыревъ. Если желаете полной откровенности съ моей стороны, то сдается мнѣ... я не утверждаю-съ, но сдается мнѣ, будто кто-то возстановилъ ея сіятельство противъ этого-съ... хе-хе-хе!.. подряда вашего.
Оберталь. Лариса?
Козыревъ (пропустилъ мимо ушей). Онѣ составили себѣ такое мнѣніе-съ, что кредитовать васъ на подрядъ,-- значитъ, извините-съ, затягивать петлю на вашей шеѣ-съ.
Оберталь. Это и ваше мнѣніе?
Козыревъ. Не совсѣмъ-съ. Подрядъ вашъ еще весьма и весьма оправдать себя можетъ-съ.
Оберталь. Но?
Козыревъ. Хе-хе-хе! Извините-съ: не въ вашихъ-съ рукахъ-съ.
Оберталь. Не ожидалъ я, Артемій Филипповичъ, что вы настолько дурного мнѣнія о моихъ способностяхъ!
Козыревъ. Способности ваши, графъ, я цѣню высоко. Но у насъ, купцовъ, есть... хе-хе-хе, ужъ извините-съ, пословица: "Дворянскій кредитъ въ Петербургѣ сидитъ".
Оберталь. И такъ какъ Петербургъ сейчасъ повернулся ко мнѣ спиною...
Козыревъ. То лучше бы вамъ отъ подряда отвязаться-съ.
Оберталь. Не вамъ ли передать?
Козыревъ. Гнаться не гонимся, но ежели правительство разрѣшитъ передачу, то мы не откажемся войти въ сдѣлку.
Оберталь. Никогда! Ни за что!
Козыревъ. Ваша воля. Большіе убытки должны принять-съ.
Оберталь. Должно быть, не такъ уже большіе если у васъ аппетитъ разгарается!
Козыревъ. Съ простыхъ подрядчиковъ, ваше сіятельство, поставки просто и спросятся, а вамъ теперь дядюшкина протекція кокою съ сокомъ выйдетъ-съ.
Оберталь. А какъ вы всѣ завидовали этой протекціи!
Козыревъ. Обычное дѣло-съ. Ежели протекція подымаетъ, то выше облака-съ; ежели роняетъ, то въ преисподнія земли. Вамъ теперь каждую трещинку, каждую гнилушку на счетъ поставятъ. Развѣ ужъ изъ кедровъ ливанскихъ вы шпалы нарубите...
Оберталь. Кедровъ ливанскихъ у меня нѣтъ, а есть лѣсъ княгини Латвиной!
Козыревъ. У насъ сойдетъ-съ.
Оберталь. Небось, при передачѣ то, расчитываете расплатиться возвратомъ моихъ же векселей?
Козыревъ. Вамъ же лучше, если кредитъ очистится... Что-нибудь додадимъ-съ.
Оберталь. Вы себѣ сотни тысячъ въ карманы положите, а я, послѣ всѣхъ моихъ трудовъ и терзаній, послѣ этой муки адской,-- опять нищій, опять рабъ?... Нѣтъ, Артемій Филипповичъ, еще не всѣ мои кредитныя струны лопнули!
Козыревъ. У солидныхъ фирмъ врядъ ли можете получить себѣ пріятное удовольствіе.
Оберталь (съ горькою усмѣшкою). Значитъ, Москва считала меня достойнымъ кредита только -- покуда я имѣлъ возможность вести подрядъ мошенническимъ манеромъ? А, когда я поставленъ подъ контроль, обязующій работать честно, я не стою мѣднаго гроша?
Козыревъ. Что вы, графъ! Зачѣмъ такія рѣзкія слова?
Оберталь. Есть кредитъ подъ завѣдомое государственное воровство и мошенничество, и нѣтъ -- подъ честное исполненіе обязательствъ?
Козыревъ. Ваше сіятельство, банкиръ -- не духовникъ, а учетъ векселей -- не премія за добродѣтель!
Оберталь. Что же? Погибать мнѣ?
Козыревъ (внимательно смотритъ на него). Попытайте дисконтеровъ.
Оберталь (злобно смѣется). Не Опричникова ли?
Козыревъ. Хотя бы и его.
Оберталь. А вы знаете сплетню: будто Опричниковъ -- только вывѣска на конторѣ, а капиталами то, за его спиною, ваша же княгинюшка шевелитъ?
Козыревъ. Ваше сіятельство, подобныя слова мнѣ, какъ служащему княгини, неприлично и слушать!
Оберталь. Я только предупредилъ васъ, что говорятъ въ Москвѣ.
Козыревъ. Княгиня стоитъ настолько выше подобныхъ невозможностей, что сплетни даже каблучка ихняго замарать не могутъ.
Оберталь. Случалось мнѣ кредитоваться у Опричникова... варваръ онъ!
Козыревъ. Итакъ, ваше сіятельство, если, всё-таки, надумаетесь на счетъ передачи...
Оберталь. Мое слово твердо, Артемій Филипповичъ: никогда!
Козыревъ. Каждый человѣкъ -- своему слову хозяинъ. Имѣю честь кланяться. Всякихъ благъ-съ.
(Уходитъ)
Оберталь. Вадимъ Прокофьевичъ! Бурминъ! (Входящему Бурмину). Слышали, каковъ гусь?
Бурминъ. Силу чувствуютъ.
Оберталь. Будь они прокляты!...
Бурминъ. Тамъ, Евгеній Антоновичъ, отъ дядюшки опять телеграмма пришла. Я позволилъ себѣ вскрыть и расшифровать.
Оберталь. Ну?
Бурминъ. Если въ теченіе трехъ дней растрата не будетъ пополнена, мы всѣ -- на скамьѣ подсудимыхъ.
(Молчаніе)
Оберталь. Бурминъ, возьмите мой автомобиль, поѣзжайте въ городъ и немедленно привезите ко мнѣ Опричникова.
Бурминъ. Не лучше ли, графъ, вамъ самому?
Оберталь. Чтобы кто нибудь выслѣдилъ, какъ я вхожу въ его подлую лавку? Не безпокойтесь. Когда въ воздухѣ пахнетъ падалью, коршуны не обидчивы -- летятъ охотно!
Бурминъ. Да онъ, вѣдь, порченный или юродивый какой-то... Я его даже немножко боюсь.
Оберталь. Шута ломаетъ!... Вы съ нимъ построже... Пожалуйста, поспѣшите, Бурминъ!
(Бyрминъ уходитъ. Оберталь садится къ письменному столу, хочетъ что-то писать, но роняетъ перо и сидитъ, устремивъ въ пространство предъ собою совершенно безсмысленный взглядъ... Лариса Дмитріевна, съ повѣсткою въ рукѣ, встаетъ въ дверь справа, порывистая, гнѣвная).
Лариса Дмитріевна (бросаетъ мужу повѣстку). Что это, Евгеній Антоновичъ?
Оберталь (спокойно). Отъ товарищества "Рафинадъ". Приглашеніе доплатить къ паямъ, въ пополненіе дефицита.
Лариса Дмитріевна. Очень благодарна тебѣ, что ты втянулъ меня въ такое прелестное предпріятіе,-- очень!...
Оберталь. Потеря временная. Дефицитъ ничтожный. Переходный кризисъ.
Лариса Дмитріевна. Зачѣмъ ты берешься за коммерческія дѣла, когда ничего въ нихъ не понимаешь?
Оберталь. Почему это я ихъ не понимаю?
Лариса Дмитріевна (потрясаетъ повѣсткою). А это -- что? За похвальный листъ себѣ считаешь, что-ли?
Оберталь. Будущій годъ все поправитъ и дастъ хорошій дивидендъ.
Лариса Дмитріевна. Такъ на будущій годъ и входилъ-бы въ дѣло!
Оберталь. Ахъ, Боже мой!
Лариса Дмитріевна. Не фыркай на меня! Очень красиво; изубыточилъ, въ лужу посадилъ, да еще фыркаетъ!
Оберталь. Кто же могъ предвидѣть?
Лариса Дмитріевна. Надо было предвидѣть. Настоящій купецъ предвидѣлъ-бы. А ты баринъ. Да! да! баринъ! баринъ! а не купецъ!
Оберталь. Сожалѣю, но родословной своей измѣнить не могу. Слишкомъ стара. Крестовые походы помнитъ.
Лариса Дмитріевна (сразу мѣняетъ тонъ, гораздо ласковѣе). И я очень рада, что ты такой баринъ. Потому что я шла замужъ за барина, а не за купца. Мало-ли ихъ сваталось! Но я искала мужа не для дѣлъ, а для пріятной жизни. Ну, чѣмъ ты недоволенъ? Чего тебѣ не достаетъ? Неужели моего капитала мало на насъ двоихъ? Право, стыдно, Женя!
Оберталь. Лаша, милая, не могу я жить ни улиткою въ раковинѣ, ни лежачимъ камнемъ, подъ который вода не течетъ. Я пріобрѣтатель и добычникъ по натурѣ.
Лариса Дмитріевна. Всѣхъ денегъ не ограбишь. Да ужъ, если грабить, такъ и грабить надо умѣючи. А то пошелъ вашъ Филя съ дубинкою на большую дорогу, да позабылъ, что у дубинки два конца, и ухлопали Филю мужики его же дубинкою...
Оберталь. Я сейчасъ почти въ такомъ положеніи, Лариса.
Лариса Дмитріевна. Знаю.
(Молчаніе)
Оберталь. Лаша! Помоги! Дай свой бланкъ!
Лариса Дмитріевна. Не дамъ.
Оберталь. Ты мнѣ не вѣришь?
Лариса Дмитріевна. Ни на вершокъ.
Оберталь. Сейчасъ у меня былъ Козыревъ.
Лариса Дмитріевна. Вотъ какъ? Что же? Отъ Настасьи любовное письмо привезъ?
Оберталь. Даже онъ -- врагъ! -- говоритъ, что мой подрядъ -- золотое дно.
Лариса Дмитріевна. Тѣмъ лучше для тебя, но денегъ я, всё-таки не дамъ.
Оберталь. Это капризъ, Лариса.
Лариса Дмитріевна. Пускай капризъ.
Оберталь. И злой капризъ: ты лишаешь меня возможности сдѣлать себѣ состояніе.
Лариса Дмитріевна. А какая мнѣ радость, если у тебя будетъ свое состояніе?
Оберталь. Я не думалъ, что тебѣ пріятна моя зависимость отъ тебя въ каждомъ грошѣ.
Лариса Дмитріевна. Почему -- нѣтъ? Знаемъ мы васъ, мужей, при собственныхъ капиталахъ! Что?-- Не терпится, поскорѣе жену въ бараній рогъ согнуть-бы? Дудки!
Оберталь. Лариса!
Лариса Дмитріевна. Мужъ богатой жены, красавецъ ты мой,-- что медвѣдь. Только потуда ты и видѣла его ручнымъ, покуда у него въ носу золотое кольцо продѣто, а ты это кольцо за золотую цѣпку подергиваешь.
Оберталь. Лариса! Это цинизмъ! Я не позволю тебѣ оскорблять меня!
Лариса Дмитріевна. А вотъ -- крикни на меня еще разъ, такъ я завтра же велю напечатать въ газетахъ, что графиня Оберталь въ предпріятіяхъ мужа своего -- не участница!... Несчастный! Вѣдь ты въ аферахъ своихъ великихъ только мною дышешь, репутаціей фирмы моей живешь!
Оберталь. Я припомню тебѣ эти слова, когда у меня будутъ свои милліоны!
Лариса Дмитріевна. Можете наживать ихъ, какъ вамъ угодно. Но -- чтобы я дура была, помогала вамъ, деньги давала,-- нѣтъ, ваше сіятельство, это называется самой на себя плетку плести!
Оберталь. Хорошо. Придется обратиться къ другимъ источникамъ.
Лариса Дмитріевна. Куда же это?... Ахъ, да: я забыла!... Вѣроятно, опять къ Настѣ Латвиной? У жены не выгорѣло, къ любовницѣ поползешь?
Оберталь. Лариса!
Лариса Дмитріевна. Авось, дождешься, что Алешка Алябьевъ тебя съ крыльца колѣнкою напинаетъ!
Оберталь (бѣшенымъ крикомъ). За это бьютъ!
Лариса Дмитріевна. А, ну -- вдарь! А ну -- вдарь!
Оберталь. Благодари Бога, что я графъ Оберталь, а не купецъ Карасиковъ!
(Молчаніе)
Лариса Дмитріевна. Ищи, ищи... должай! Только не забывай, что долгъ платежомъ красенъ.
Оберталь. Великая истина.
Лариса Дмитріевна. Въ лужѣ ты сидишь, въ лужѣ и утонешь. И Настька Латвина -- предательница всемірная -- первая же -- тебя утопитъ!
Оберталь. Покуда топишь меня -- ты.
Лариса Дмитріевна. И божусь тебѣ: пускай тебя въ яму везутъ, пускай на скамью подсудимыхъ сажаютъ,-- не разсчитывай на мою помощь въ этомъ дѣлѣ. Копейки не истрачу! Револьверъ у виска твоего увижу,-- и то этихъ долговъ твоихъ не заплачу!
Оберталь. Очень милыя и лестныя для меня чувства!
Лариса Дмитріевна. Самъ виноватъ. Не иди противъ меня за добро мое, за мою любовь, за горячее сердце. Супротивникъ ты, а я любовника ждала. Не хочешь жить со мною въ ладу, брыкаешься,-- ну, и чортъ съ тобою!...
(Уходитъ)
Оберталь. Счастливый денекъ!...
Бурминъ (входитъ). Привезъ... Ну, и чучело же, вамъ доложу.
Оберталь. Гдѣ же онъ?
Бурминъ. Съ артельщикомъ вашимъ остановился. Какое-то житіе ему разсказываетъ.
Оберталь. Вы дядѣ отвѣтьте тамъ... что-нибудь... утѣшительнѣе... повеселѣе...
Бурминъ. Посовѣтую на послѣдяхъ въ оперетку сходить. (Уходить)
Опричниковъ {Лѣтъ 70. Маленькій, тощій, юркій. Совершенно лысъ. Лицо желтое, мощеобразное, необычайно подвижное. Сѣдая бородка острижена модно. Глаза прыгаютъ. Во всемъ явленіи -- смѣсь безумія съ наглѣйшимъ шутовствомъ. Человѣкъ, за котораго нельзя въ сумасшедшемъ домѣ споритъ со скамьею подсудимыхъ. Одѣтъ очень хорошо и почти модно.} (входитъ, постукивая тростью. Завидѣвъ Оберталя, поетъ дикимъ тонкимъ голосомъ, выдѣлывая балетныя па).
Хи-хи-хи!
Ха-ха-ха!
Какъ намъ жалко пѣтуха!
(Кланяется Оберталю нѣсколькими частыми, дурашливыми поклонами). Се кланяюся ты, Евгеніе, яко погубленъ еси безвинно!
Оберталь. Что это значитъ, Кузьма Демьяновичъ?
Опричниковъ (садится). Что, братъ, дядюшка-то -- того? ау, Матрешка?
(Поетъ)
Суетенъ будешь ты, человѣкъ,
Если забудешь краткій свой вѣкъ...
А ты, всё-таки, носа не вѣшай, отче Евгеніе! Всякое бываетъ на свѣтѣ. И трынъ-траву козы ѣдятъ.
Оберталь. Денегъ ищу, Кузьма Демьяновичъ. Дадите?
Опричниковъ. Дамъ. Отчего не дать? Давалкою, сказываютъ, люди сыты бываютъ.
Оберталь. Мнѣ много надо.
Опричпиковъ. Все бери! (Тащитъ изъ кармана горсть серебра) Видишь? Послѣднія: двугривенный, гривенникъ, четыре пятиалтынныхъ... Все бери! Знай Кузькину ласку!
Оберталь. Да будетъ вамъ дурачиться!
Опричниковъ (притворяется смертельно испуганнымъ). Помяни, Господи, царя Давида и всю кротость его!
Оберталь. Мнѣ семьдесятъ пять тысячъ надо.
Опричниковъ (замигалъ, высунувъ языкъ). Вотъ такъ фунтъ! Наше вамъ всенижайшее, ходите почаще -- безъ васъ веселѣй!
Оберталь. Дадите.
Опричниковъ (сорвался со стула, сталъ въ гордую позицію, топнулъ ногою и оретъ благімъ матомъ):
Для тебя, моя душа,
Ничего не жалко:
Вотъ два ломаныхъ гроша,
Вотъ мѣшокъ и палка!
И вотъ вамъ -- Ѳедоръ Ивановичъ Шаляпинъ, десять рублей кресла первый рядъ, у барышниковъ -- четвертная. Слыхалъ?
Оберталь. Что? Кого?
Опричниковъ. Шаляпина то, говорю, слыхалъ?
Оберталь. Чортъ васъ возьми совсѣмъ!
Опричниковъ (пристально посмотрѣлъ на него и смирненько усѣлся. Серьезно). Въ банкахъ былъ?
Оберталь. Конечно, былъ.
Опричниковъ. Не дали?
Оберталь. Если-бы дали, зачѣмъ бы мнѣ вы?
Опричниковъ. И я не дамъ.
(Молчаніе)
Кабы тебѣ тысячу, другую, а то -- эку махину выворотилъ: семьдесятъ пять тысячъ! Я человѣкъ маленькій, курочка, по зернышку клюющая... А бланчикъ у тебя чей будетъ?
Оберталь. Реньякъ поставитъ, Бурминъ, Мѣховщиковъ...
Опричниковъ. Не коммерческіе люди.
Оберталь. Откуда мнѣ взять другихъ?
Опричниковъ. Жена -- ни-ни?
Оберталь. Въ ссорѣ...
Опричниковъ. Худо твое дѣло!
(Молчаніе)
(Внезапно изо всей силы бьетъ Оберталя по коленкѣ, такъ что тотъ даже вскрикиваетъ).
Латвинскій бланкъ достань, братецъ ты мой! Вотъ это -- деньги!
Оберталь. Не ставитъ она бланковъ, Кузьма Демьяновичъ.
Опричниковъ. О?
Оберталь. Божится, будто тятенька на смертномъ одрѣ съ нея присягу взялъ, что она бланковъ съ оборотомъ будетъ избѣгать пуще огня.
Опричниковъ. Родителя почитать -- это къ чести ея относится. Однако, латвинскіе бланки мнѣ самому случалось учитывать. Сколько разовъ!
Оберталь. Сомнѣваюсь, Кузьма Демьяновичъ.
Опричниковъ (вынимаетъ изъ бумажника вексель и показываетъ его Оберталю изъ рукъ). Видалъ миндалъ?
Оберталь. Вы выдали деньги подъ этотъ бланкъ?
Опричниковъ. Угу!
Оберталь. Чей вексель?
Опричниковъ. Да, вотъ, дуракъ я былъ, такъ тебѣ и показалъ!
Оберталь. Влетѣли, Кузьма Демьяновичъ. Это совсѣмъ не княгини почеркъ.
Опричниковъ. Да неужели? Что ты говоришь?
Оберталь. Я вамъ совѣтую: къ прокурору!
Опричниковъ. Робокъ я какъ-то предъ этого публикою, братецъ ты мой!
Оберталь (беретъ со стола). Вотъ -- записка княгини. Сравните.
Опричниковъ. И то, вѣдь, совсѣмъ не похоже! Ай-ай-ай!
Оберталь. Полагаю, что не похоже!
Опричниковъ (возвращаетъ записку). А впрочемъ, что почеркъ, куманекъ? Не въ почеркѣ суть, душа, но въ добромъ человѣкѣ!
Оберталь. Хорошъ, должно быть, вашъ добрый человѣкъ!
Опричниковъ. Солидный баринъ. Лѣтъ десять знакомъ. Давно онъ ко мнѣ такія бумажки носитъ.
Оберталь. Но вѣдь это же -- подлогъ?
Опричниковъ. Нѣтъ, милашка, подлогъ будетъ ежели онъ вексель до протеста доведетъ, а покудова имя сему -- кабала. Дурашка! Потроха свои въ Охотный рядъ продашь, а по такому векселю заплатишь!
Оберталь. На большую сумму?
Опричниковъ. Гдѣ намъ! Говорю тебѣ: я -- курочка, по зернышку клюю. А есть на Москвѣ богатырь, десятками тысячъ рискуетъ... Хочешь, дамъ адресокъ?
Оберталь. Вы съ ума сошли!
Опричниковъ. О? Сердишься? Я думалъ, тебѣ нужно... Хорошій адресокъ.
Оберталь (задумчиво). И непремѣнно подъ бланкъ княгини Латвиной?
Опричниковъ. Всего охотнѣе.
Оберталь. Почему?
Опричниковъ. Такъ ужъ, стало быть, особенно фирму ея обожаетъ... Прощай, душа! Заѣзжай на свободѣ,-- гость будешь.
Оберталь. Поблагодарилъ бы я васъ, Кузьма Демьяновичъ, да, правду сказать, не за что.
Опричниковъ. Ничего. Богъ проститъ! Какъ-нибудь въ другой разъ поблагодаришь. Стой! Совсѣмъ забылъ! Ты картинъ не покупаешь ли? Картина у меня просрочена, въ залогѣ осталась... Ратомскаго художника... Богатая, братецъ, вещь! Снѣгурочку изображаетъ.
Оберталь. Я ничего не понимаю въ этомъ. Вы Латвиной предложите. Она у насъ любительница искусствъ.
Опричниковъ. То-то, кабы я къ ней вхожъ былъ! А ты купи, да перепродай!
Оберталь. Не доставало, чтобы я барышникомъ сдѣлался!
Опричниковъ. А то подари! Вотъ тогда и подари!
Оберталь. Когда "тогда"? Что вы путаете?
Опричниковъ. Когда поѣдешь просить ее на счетъ бланка. Подари: бабы подарки любятъ! Деликатно, а выйдетъ вродѣ какъ бы куртажъ. И мнѣ, старичку, дашь заработать.
Оберталь. Что-жъ? Это пожалуй, идея...
Опричниковъ. Вотъ ужо, какъ за адрескомъ то заѣдешь, покажу тебѣ... богатѣйшее, братецъ, полотно!... Снѣгурочку изображаетъ... То, бишь! Адресокъ то, говоришь, тебѣ ненадобенъ... Ну-ну...
(Уходитъ)
Оберталь. Графъ Оберталь на скамьѣ подсудимыхъ? Да скорѣе... (Быстро идетъ въ двери налѣво). Бурминъ! Вадимъ Прокофьевичъ! Гдѣ вы, Бурминъ?...
Перемѣна.