Въ предыдущихъ статьяхъ мы изложили ученія семи выдающихся представителей анархизма. Само собою разумѣется, что этимъ еще далеко не исчерпывается ученіе, называющееся анархизмомъ. Когда среди звѣзднаго неба мы указываемъ на пять звѣздъ созвѣздія Кассіопеи или семь звѣздъ Большой Медвѣдицы, мы знаемъ, что кромѣ этихъ звѣздъ въ этихъ созвѣздіяхъ находится еще множество другихъ, но менѣе замѣтныхъ и потому не сразу обращающихъ на себя вниманіе. Точно то же происходитъ и съ извѣстными ученіями. Вниманіе толпы привлекаютъ немногіе, по тѣмъ или инымъ причинамъ, болѣе замѣтные представители ученія, а множество другихъ, въ тишинѣ совершающихъ или словомъ или дѣломъ свою работу, ускользаютъ отъ наблюденія.
Какъ мы вначалѣ замѣтили, и многіе невѣжественные люди думаютъ, что анархизмъ есть не что иное, какъ проявленіе своеволія небольшой кучки злонамѣренныхъ людей. По ихъ мнѣнію, стоитъ только правительствамъ согласиться между собой и, переловивъ этихъ людей, уничтожить ихъ, и анархизмъ перестанетъ существовать. Очевидно это уже общая участь всѣхъ новыхъ ученій, что ихъ сперва считаютъ злонамѣренной выдумкой, потомъ несбыточной мечтой, а потомъ съ пренебреженіемъ заявляютъ, что все это давнымъ давно извѣстно и надо придумать что-либо поновѣе. Такъ было, напримѣръ, и съ христіанствомъ: сперва оно считалось или зловреднымъ ученіемъ, или нелѣпой мечтой, выдумкой кучки людей, желающихъ передѣлать міръ, а теперь говорятъ, что оно старо, какъ міръ, гораздо старѣе своего основателя и что для современнаго человѣчества слѣдовало бы выдумать что-нибудь болѣе интересное.
Въ сущности и анархизмъ такъ же старъ, какъ и христіанство. Дѣйствительно, какъ христіанскія начала мы встрѣчаемъ у древнѣйшихъ мудрецовъ міра, такъ и начала анархизма могутъ быть подмѣчены въ самыя раннія времена, какія только намъ извѣстны. Вѣдь анархизмъ есть не что иное, какъ противовѣсъ идеѣ государства. Когда одна часть человѣчества создавала государство, то другая уже начинала чувствовать недовольство, вслѣдствіе неудобства новаго порядка вещей, и въ этомъ недовольствѣ уже зарождались начала анархизма.
Анархизмъ лежитъ въ самой природѣ человѣка, какъ естественный протестъ противъ всякаго внѣшняго давленія. Анархизмъ -- это потребность въ свободѣ, это -- протестъ человѣка, слишкомъ сильно стѣсненнаго внѣшними формами человѣческаго общежитія. Оттого-то мы и встрѣчаемъ анархическія воззрѣнія и въ глубокой древности, и въ средніе вѣка, и въ наше время, и находимъ ихъ и у неграмотныхъ сектантовъ, и у первоклассныхъ ученыхъ.
Сектанты вырабатываютъ себѣ анархическіе взгляды, исходя изъ того противорѣчія, которое они замѣчаютъ между основами христіанской нравственности и государственнымъ строемъ. Считая, что жизнь человѣка должна быть основана на извѣстныхъ, твердо опредѣленныхъ и неизмѣнныхъ нравственныхъ началахъ, они, волей-неволей, должны отнестись отрицательно ко всѣмъ тѣмъ требованіямъ государства, которыя имѣютъ въ своихъ основахъ выгоды отдѣльныхъ лицъ или классовъ общества. А такъ какъ всѣ наиболѣе существенныя установленія государства, какъ-то: законы, судьи, войско, таможни, тюрьмы, частная земельная собственность и т. п., всѣ созданы сильными для своего обогащенія на счетъ слабыхъ, или для удержанія разъ захваченнаго выгоднаго положенія, то понятно, что глубоко религіозные люди не могутъ примириться съ-этими установленіями, такъ рѣзко противорѣчащими основамъ христіанской нравственности.
Для людей науки анархизмъ является необходимымъ противовѣсомъ государству. Человѣкъ науки знаетъ, какое огромное значеніе имѣло государство въ дѣлѣ развитія человѣчества, но въ то же время онъ не можетъ не знать, какое множество жертвъ принесено людьми и продолжаетъ приноситься для поддержанія и процвѣтанія государства. А такъ какъ нельзя не видѣть, что въ настоящее время эти жертвы значительно превышаютъ приносимыя государствомъ выгоды, то человѣку науки, если его разумъ не затемненъ предразсудками, приходится признать, что государство уже исполнило свое назначеніе и на его мѣстѣ должна возникнуть новая форма человѣческаго общежитія, т. е. долженъ совершиться тотъ переворотъ, о которомъ проповѣдуютъ представители анархизма.
Когда совершается какое-либо явленіе, то у наблюдателя прежде, всего возникаетъ вопросъ о причинахъ, вызвавшихъ это явленіе. Когда говорятъ о цѣли, поставленной въ будущемъ, о цѣли, къ которой надо стремиться, какъ напримѣръ объ осуществленіи въ жизни принциповъ анархизма, то точно такъ же является вопросъ о причинѣ такого стремленія, о причинѣ, побуждающей человѣка желать торжества анархизма и содѣйствовать этому торжеству.
У различныхъ представителей анархизма отправные пункты приведенія ихъ къ признанію этого ученія весьма различны. Такъ Бакунинъ и Кропоткинъ считаютъ, что человѣчество, какъ и вся природа, подчинено закону эволюціи, согласно которому и формы человѣческаго общежитія должны видоизмѣняться для доставленія человѣчеству все большаго и большаго блага.
Вильямъ Годвинъ, никогда не слыхавшій объ эволюціонной теоріи, не задается вопросомъ, почему надо поступать такъ или иначе, а прямо, слѣдуя призыву своей любящей души, признаетъ высшимъ закономъ для человѣка стремленіе къ общему благу.
Отвергая какія бы то ни было призванія или задачи общественнаго характера, Штирнеръ и Тэккеръ считаютъ руководящей основой человѣческихъ поступковъ благо личности. Штирнеру міръ представляется пищей для удовлетворенія голода его эгоизма. Тэккеръ заявляетъ, что общество и личность имѣютъ право насиловать другъ друга. Но во имя блага своей личности они возстаютъ противъ государства и причисляютъ себя къ анархистамъ. Не во имя блага личности человѣка вообще, но во имя блага только своей отдѣльной личности возстаютъ они противъ государства и впадаютъ такимъ образомъ въ очевидное недоразумѣніе.
Вѣдь если на первый планъ ставится счастье, благо или удобство единичной своей личности, то ни о какой общей теоріи не можетъ быть рѣчи, потому что счастье одного лица можетъ быть достигнуто при самыхъ различныхъ условіяхъ. Государство можетъ угнетать человѣческую личность вообще, нарушая интересы единицъ во имя интересовъ государственныхъ, но отдѣльная обособленная личность Ивана, Петра, Сидора можетъ достигнуть полнаго благополучія и при существованіи государства. Зачѣмъ какой-нибудь Людовикъ Бурбонъ или будутъ возставать противъ государства, когда оно доставляетъ имъ всѣ выгоды? Зачѣмъ сатрапъ Вавилона или римскій вельможа временъ имперіи будетъ заботиться о разрушеніи государства, когда при его существованіи онъ можетъ жить во все свое удовольствіе? Всѣ богачи и властители міра, дорожащіе своимъ положеніемъ, сочли бы величайшей нелѣпостью, если бы кто-нибудь сказалъ имъ, что для нихъ гораздо выгоднѣе отказаться отъ того положенія, которое имъ даетъ государство, и стать анархистами. И, такъ разсуждая, они были бы правы, если бы считали руководящей основой своей жизни свое личное благо.
Нельзя создавать общественное ученіе, ставя въ основу его личную выгоду, потому что всякое общественное ученіе нуждается въ нравственномъ началѣ. Такое нравственное начало ставятъ въ основу своихъ ученій Прудонъ и Толстой. Прудонъ называетъ его чувствомъ справедливости, Толстой разумнымъ сознаніемъ, которому должна все болѣе и болѣе подчиняться животная личность. Справедливость Прудона и разумное сознаніе Толстого сходятся въ признаніи руководящимъ началомъ человѣческаго поведенія правила: "поступай со своимъ ближнимъ такъ, какъ ты желаешь, чтобы поступали съ тобой". Это же требованіе высказываетъ и Кропоткинъ, добавляя: "поступали съ тобой при тѣхъ же условіяхъ".
Уже изъ того, что такіе выдающіеся представители анархизма выставляютъ такое положеніе основнымъ мотивомъ человѣческаго поведенія, можно видѣть, какъ далеки отъ истины тѣ противники анархизма, которые стараются всячески очернить въ нравственномъ отношеніи послѣдователей этого ученія.
Каковы бы ни были разногласія среди его сторонниковъ, одна общая и весьма важная черта объединяетъ ихъ въ одну группу. Черта эта -- отрицательное отношеніе къ государству.
Но вѣдь государство не съ неба свалилось; оно есть результатъ работы многихъ тысячелѣтій. Оно насчитываетъ милліоны защитниковъ и построено на прочномъ фундаментѣ, глубоко врытомъ въ предразсудки человѣчества и его приверженность къ старымъ обычаямъ. Можно ли разсчитывать, что анархизму, насчитывающему сравнительно небольшое количество послѣдователей, удастся въ скоромъ времени разрушить это зданіе, передъ которымъ и египетскія пирамиды могутъ показаться дачными постройками?
Нѣтъ, при всемъ нашемъ сочувствіи къ принципамъ анархизма, мы не можемъ отвѣтить на этотъ вопросъ утвердительно. Мы не можемъ признать за анархизмомъ боевого значенія. Анархизмъ, какъ партія, въ настоящее время безсиленъ и, каковы бы ни были личныя качества его представителей, онъ не въ состояніи совершить тотъ переворотъ, въ близость котораго вѣрили и вѣрятъ многіе изъ его сторонниковъ.
Нѣтъ. Сила анархизма не въ этомъ. Значеніе анархизма не въ области политическихъ переворотовъ.
Анархизмъ можетъ представить весьма серьезную, разрушительную силу, но сила эта не будетъ выражаться внѣшними моментальными проявленіями. Настроеніе умовъ современнаго человѣчества не таково, чтобы отказаться отъ государства. Человѣчество еще слишкомъ хорошо помнитъ и чувствуетъ тѣ неисчислимыя жертвы, которыя оно принесло государству, и оно еще не въ силахъ признать ненужность этихъ жертвъ.
Но дѣйствія анархическихъ идей, подобно вѣчно бѣгущимъ потокамъ воды, подтачиваетъ основы, на которыхъ построено государство. Государственныя формы мѣняются, старыя рушатся и возникаютъ новыя формы, но, и въ моменты разрушенія, и въ періоды созиданія, немолчно раздается. голосъ анархизма, напоминающій о томъ, что не государство является цѣлью жизни, но благо человѣка, что нельзя, въ погонѣ за устройствомъ государства, забывать о благѣ человѣческой личности.
Торжество анархизма еще не близко, но оно и теперь дѣлаетъ свое дѣло, подготовляя великую революцію въ сознаніи человѣчества. Какъ невидимые простымъ глазомъ микробы нарушаютъ спокойное теченіе жизни цѣлыхъ государствъ, такъ и идеи анархизма мало-по малу овладѣваютъ умами, вступаютъ въ непримиримую борьбу съ тысячелѣтними предразсудками и въ концѣ-концовъ выведутъ человѣчество на тотъ истинный путь историческаго развитія, на которомъ улучшеніе общественныхъ формъ будетъ неразрывно связано съ непрестаннымъ развитіемъ блага человѣческой личности.
Въ борьбѣ противъ развращающаго и отупляющаго вліянія государства, въ борьбѣ за свободу человѣческой личности мы видимъ основное значеніе анархизма.