Копенгаген, 10 июля 1824 г.
Дорогой Андерсен! У меня нет сейчас под руками Вашего последнего письма, и я не могу вспомнить, было ли в нем что-нибудь, на что надо ответить Вам, но ввиду предстоящих экзаменов все-таки считаю нужным написать Вам пару строк, чтобы ободрить Вас, в чем Вы временами так нуждаетесь. Это, впрочем, и хорошо, что Вы не слишком уверены в самом себе и не чересчур рассчитываете на собственные силы; подобная самоуверенность чаще всего сопровождается неуживчивостью, которая отталкивает большинство людей. Но и слишком резкий перевес малодушия не нужен, и вот от него-то я и xочу предостеречь Вас. Продолжайте прилежно пользоваться доставленными Вам средствами к образованию и, главное, продолжайте хорошо вести себя -- внутреннее сознание своей чистоты и порядочности подкрепит Вас и поможет перенести неприятности, с которыми Вам придется считаться во время Вашего учения. Никто ведь не требует от Вас колоссальных успехов. Ваше намерение прилежно заняться на каникулах повторением пройденного вполне похвально; но я ничего не буду иметь и против того, чтобы Вы некоторое время отдохнули и погостили у матушки и у друзей своих. А затем, всего хорошего! И пусть в горькие минуты послужит Вам утешением сознание, что немало добрых людей питает к Вам сердечное расположение. -- Преданный Вам
Коллин.
Копенгаген, 6, 8 и 9 июля 1833 г.
Дорогой, сердечно любимый и милый Андерсен! Теперь Вы получили от Эдварда письма, а также 83 специи, о которых писали. Кроме того, Вы получили от него одно письмо сейчас же по Вашем отъезде. Таким образом, я, хоть и от души сочувствую Вашим сетованиям на то, что Вы в первое время получали так мало известий из "родного дома", все-таки полагаю, что, узнав в чем дело, Вы перестаете так жестоко обвинять Эдварда, хотя он, конечно, и мог бы написать Вам несколькими почтовыми днями раньше. Дело в том, что его не было здесь целых три недели. Ваши первые письма были посланы ему в Фионию и Ютландию, а там у него было столько дела, что ему было не до писем. Будьте уверены, милый Андерсен, что он Ваш верный друг, крепко любящий Вас, хоть с виду и холоден, и что он докажет Вам свою преданность на деле везде, где только представится случай. А вот я-то имею некоторое право сердиться на Вас. Предполагать, что мы забыли Вас! Нет, А., все мы слишком привязаны к Вам, вспоминаем о Вас, и нам часто недостает Вас. Получив Ваше письмо вчера утром, я не мог за недосугом заняться им тотчас же и пробежал его только мельком. Вечером же, вернее -- ночью, так как было уже за полночь, я принялся читать его, не спеша; читая его, я то радовался, то опасался, а прочитав, что Вы думаете оставаться за границей года два, просто огорчился. Сколько воды утечет в два года! Повторяю, письмо Ваше очень порадовало меня, и поэтому Вам нечего задумываться -- писать ли мне длинные письма; они всегда явятся для меня желанными, особенно, если я буду видеть из них, что Вы извлекли пользу из Вашего путешествия. Вы, пожалуй, спросите, чего же я опасался? Да ведь Вы же пишете, что "Париж опасный город". Экономических вопросов я на этот раз не буду затрагивать, -- Ваш первый страх, вероятно, уже улегся при виде векселя на 83 специи. Печатать же что-нибудь о Париже, пока Вы там, или вообще о заграничной жизни, пока Вы за границей, я Вам не советую: так легко ведь нажить себе врагов. Нечего Вам вообще впутываться в политику -- это дело опасное. Я имел случаи убедиться в том, что самое невинное слово, на которое в иных кружках и не обращают внимания, в других возбуждает -- к вреду сказавшего его -- особое внимание. Об "Агнете" Вашей Эдвард уже рассказывал мне и сам очень радовался этому новому Вашему произведению. Я желаю Вам с ним всякого успеха и вполне надеюсь, что оно принесет нам всем много радости, а Вам чести и пользы. ... Всего хорошего! Преданный Вам
Коллин.
Копенгаген, 21 декабря 1833 г.
... Радуюсь, что Вы изучаете историю, но если уж изучать что-нибудь, то серьезно. Если даже в библиотеках Рима и не найдется ничего, кроме Милло, то это все-таки лучше, чем ничего, но сказать, что Вы изучаете историю, в таком случае уже нельзя. Надо прочесть Ливия, Тацита и прочесть по-латыни, познакомиться с Юмом, Фергюсоном, Шлёцером, Гереном, Шпитлером, Иоганом Мюллером и подобными авторами, -- тогда Вы запасетесь основательными познаниями по истории. Все, милый Андерсен, надо изучать основательно, между прочим, и языки. Никак не могу одобрить Вашего нерасположения учиться по-итальянски. Если Вы хотите извлечь из Вашего путешествия пользу, то нельзя проводить время только в беготне по городу да в экскурсиях; надо и прилежно подзаняться дома, да не одним писанием, а, главное, чтением: читать же надо с выбором. Читайте, между прочим, и по-латыни и прозаические, и поэтические произведения древних классиков и при этом вникайте и в каждое слово отдельно, и в общий смысл.... Полагаясь на Ваше заявление, что теперь Ваш взгляд на вещи значительно созрел, надеюсь, что Вы понимаете теперь, как необходима справедливая и строгая критика, понимаете, что долг Ваш относиться к ней доброжелательно... Всего хорошего, дорогой наш Андерсен! Все наши кланяются Вам. --
Ваш Коллин.
Копенгаген, 7 сентября 1860 г.
Дорогой Андерсен! "Письмо от старика или только адрес написан его рукой? Да, письмо!" -- вот что -- я так и слышу -- говорите Вы, получив это письмо.
Я по старой привычке неохотно оставляю какие бы то ни было письма без ответа и так как, кроме того, я увидал из Вашего последнего письма, что несколько строк от меня не будут для Вас нежелательны, то я и решился написать. Но, уже взявшись за перо, я чуть было не отказался от своего решения: я узнал, что Эдвард отсылает Вам длинное письмо, а я для конкуренции или состязания слишком уж стар. Впрочем, он, верно, пишет Вам о важных, серьезных предметах, облекая, быть может, свои рассуждения в забавную форму, а у меня не найдется ни одного такого важного предмета для беседы, так о сравнении наших писем не может быть и речи.
Вы, конечно, не сомневаетесь, что постоянно живете в наших воспоминаниях; письма, которые Вы получаете отсюда, может быть, убеждают Вас в этом еще больше. Мне часто приходит на ум вопрос: зачем Андерсен так много рыщет по белому свету, когда у него столько верных, любящих друзей на родине? Желаю Вам успехов и счастья и на чужбине, и на родине. -- Ваш старый друг
Коллин.