ВНУТРЕННИЕ И ВНЕШНИЕ ВОЙНЫ. НОВАЯ КОАЛИЦИЯ
(1592–1617 гг.)
Через десять месяцев после смерти Юхана III, в сентябре 1593 г., в Стокгольмские шхеры вошел корабль, привезший из Польши в Швецию нового короля. Положение в Швеции к тому времени стало немного яснее, более четко выкристаллизовались некоторые политические и идейные группировки. Сигизмунд прибыл на родину, намереваясь решительно утвердить здесь сильную королевскую власть, тем более, что в Польше ему пришлось познакомиться с господством дворянства — конституционной формой, которая со временем выродилась буквально в опереточную пародию. Вместе с группой католических советников, среди которых особым рвением и упорством отличался ярый представитель контрреформации папский нунций Маласпина, Сигизмунд лелеял планы восстановления в Швеции католицизма. К этому времени католицизм опять укрепился в Польше, хотя в середине XVI в. протестантство там имело довольно большое влияние. Сигизмунд думал, что ему удастся восстановить католицизм и в Швеции, где простые крестьяне в изолированных друг от друга селениях зачастую крепко держались старых церковных обрядов. В своих политических и политико-религиозных планах Сигизмунд рассчитывал на поддержку преданной королю части крестьянства[47] и многих верных сторонников из среды дворянства, в особенности в Финляндии. Но, по-видимому, он рассчитывал также, что встретит сопротивление, тем более, что преданность королю была в то время не в большом почете.
Сопротивление Сигизмунду было оказано со стороны самых различных групп, и оно было направлено против различных сторон деятельности короля. Герцог Карл и государственный совет на время прекратили свои раздоры и были полны решимости отстаивать свое политическое влияние в борьбе против нового короля. Смена правления всегда благоприятствовала таким попыткам. Решило начать борьбу против предполагаемого католического влияния и лютеранское духовенство. 300 делегатов, присутствовавших на церковном соборе в Упсале в марте 1593 г., в энергичных выражениях подтвердили ортодоксальное лютеранское учение. Католическая литургия Юхана III была отклонена, как суеверная и как «корень и причина многих беспорядков». На этом же соборе были объявлены ложными все «ужасные заблуждения», то есть все отличные от лютеранства вероучения. Всем последователям папизма, кальвинизма и прочих «лжеучений» разрешалось оставаться в стране только при условии отказа от публичных собраний — совершенно сенсационное требование, если мы примем во внимание, что ожидалось прибытие короля и его польских спутников. Постановления собора были широко распространены в списках по всей стране для утверждения всем обществом — государственным советом, дворянством, духовенством, городами, областями и уездами.
Сигизмунд не мог использовать эту воинственность важных общественных групп в свою пользу — для этого он был слишком мрачным и скрытным. Он унаследовал духовные интересы своих предков из дома Ваза, в особенности любовь к эстетике (сам он был художник), но, судя по всему, он был одним из тех в семье, кто был полностью лишен обаяния ее родоначальника. Сигизмунд вступил со своими подданными в ожесточенную борьбу по конституционным вопросам. Борьба началась в феврале 1594 г. во время церемонии коронования в Упсале, на которой присутствовало множество народа. Герцог Карл явился туда в сопровождении вооруженной свиты. Борьба между королевской властью и конституционализмом приняла здесь форму религиозной борьбы. Сущность ее заключалась в следующем: удастся ли королю добиться свободного исповедания веры для нелютеран, то есть прежде всего для своих польских помещиков, или, наоборот, сословиям удастся вынудить у короля заверение в том, что он присоединяется к их позиции в религиозном споре. Таким образом, уже с самого начала политическая и религиозная стороны борьбы были тесно связаны и рассматривались — что характерно для того времени — как разные стороны одного и того же вопроса. Королю пришлось уступить, так как сословия, разгоряченные и экзальтированные, угрожали, что отступничество короля от истинной веры будет караться лишением прав наследования. Дворянство высказало Сигизмунду много горьких истин об единовластии рода "Ваза: «Что касается того, что наследственные короли должны править самовластно, об этом в Швеции раньше мало слышали». Наиболее выдающийся деятель государственного совета Эрик Спарре внес в риксдаг ряд заявлений о требованиях дворянства. В этих заявлениях подчеркивалось значение дворянства для прочности общественного порядка и государственного устройства. «Аристократический конституционализм» снова оформился и получил сознательное выражение[48].
Вскоре Сигизмунд, разочарованный и недовольный, вернулся в Польшу; герцог Карл и государственный совет, то есть высшее дворянство, взяли в свои руки, на время его отсутствия, управление государством. По существу это было лишь весьма кратковременным разрешением актуальных проблем дня. Окончательного, ясного решения о том, каково должно быть государственное управление Швеции, не было принято, хотя проектов было очень много — прежде всего уже известный нам проект конституции и системы управления Эрика Спарре.
Но пока что Карла и совет объединяло одно стремление — совместно стоять на страже прав шведского государства против действительных или предполагаемых абсолютистских или контрреформационных тенденций Сигизмунда и против польского влияния.
Едва ли можно было рассчитывать, что союз этот, вызванный к жизни крайней необходимостью, продержится долго. Уже в следующем году (на риксдаге в Седерчёпинге в 1595 г.) стала обнаруживаться слабость этого союза. Герцог, еще больше чем совет, готов был защищать от королевских притязаний самостоятельность внутреннего государственного управления. Он добился поддержки низших сословий. В результате такой политики Карл был признан правителем государства и добился осуществления своего самого большого желания. Карл убеждал крестьян никогда не отступать от раз принятого решения — «ни под влиянием боязни или власти, ни под влиянием благосклонности или неблагосклонности». По странной случайности именно в это время, когда начались раздоры, личная уния Швеции с Польшей принесла Швеции некоторую выгоду, а именно — заключенный Россией в мае 1595 г. довольно выгодный для Швеции мир в Тявзине[49], по которому к Швеции отходила Эстляндия с Нарвой. Но если для. Финляндии, истерзанной бесконечными пограничными столкновениями, наступило успокоение, в самой Швеции внутренний конфликт все более обострялся. В это время в Финляндии правил в качестве наместника преданнейший сторонник Сигизмунда, маршал Клас Флеминг. Он решительно отказался признать тот образ правления, который ввел в Швеции герцог Карл. Герцог требовал наказания Флеминга, но государственный совет колебался. Эти разногласия привели к инспирированному Карлом большому восстанию шведских крестьян, к востоку от Ботнического залива, против Класа Флеминга. Это восстание, происходившее в 1596–1597 гг. и вошедшее в историю под названием «войны дубинок», быстро распространилось на соседние области Финляндии[50]. Победила партия короля Сигизмунда, но Карл, поставив все на карту, бросил вызов совету и апеллировал к сословиям, которые собрались в феврале — марте 1597 г. в Арбоге.
На это собрание сословий из всех членов государственного совета прибыл лишь один. С этого момента Карл и низшие сословия объединились для борьбы против Сигизмунда и высшего дворянства. Члены государственного совета колебались, не желая «выйти из повиновения, которое мы обязаны проявлять по отношению к нашему законно коронованному королю во всех законных и справедливых делах», как они выражались. Они хотели вести свою собственную политику, и это они могли свободно делать, пока король жил в Польше. Здесь напрашивается параллель с той обстановкой, которая была при Кальмарской унии.
Для герцога Карла программа высшей знати была так же неприемлема, как и программа самого короля. В борьбе против высшей знати и против сторонников короля Карл использовал как в риксдаге, так и на собраниях свое влияние на крестьянство. Его весьма эффективные выступления были смесью горького презрения к людям и беззастенчивого использования людских слабостей. По психологическому воздействию на своих сторонников он напоминает Густава Вазу, но он был лишен того обаяния, которое сохранил для потомства образ Густава; трудно отделить в проводимой им политике жажду личной власти от теоретической программы, то есть стремления сохранить королевскую власть рода Вазы во всей ее полноте. О его методах действия на собраниях этих лет можно судить, например, по эпизоду 1597 г., когда Карл «Кривой Нос» оборвал одного из знатных противников словами: «Ты сам не знаешь, какую плетешь чушь, — и ты сам, и те, кто идет с тобой». Эта грубая выходка вызвала восторженный отклик у крестьян, находившихся в зале. «Получил!» — кричали они противнику Карла.
Вскоре противоречия между герцогом и советом зашли так далеко, что многие члены совета бежали к Сигизмунду. Таким образом, между ними началась открытая борьба. В 1598 г. войска Сигизмунда вторглись в пределы Швеции. Одновременно остававшийся верным Сигизмунду военачальник в Финляндии Арвид Столарм, преемник покойного Класа Флеминга, напал на упландское побережье Швеции. Войска Сигизмунда проникли в Эстерйётланд, где встретились с войсками его дяди. Таким образом, уже во второй раз близкие родичи из второго поколения дома Вазы встретились на поле битвы. Произошло несколько столкновений. Исход войны был далеко еще не решен, как вдруг Сигизмунд уступил и выдал дяде перебежавших к нему членов государственного совета. Но затем Сигизмунд нарушил соглашение и вернулся в Польшу. Укрепленные пункты, занятые его сторонниками, пали один за другим, была учинена кровавая расправа над верными королю людьми; так было в Кальмаре, Выборге, Або; особенно жестокой была карательная экспедиция герцога Карла в Финляндию.
В 1600 г. риксдаг, собравшийся в Линчёпинге, свел счеты с верными Сигизмунду членами государственного совета, которых он выдал Карлу. Чрезвычайное заседание сословного суда, на котором герцог выступил в качестве обвинителя, признало четырех из обвиняемых, и в том числе Эрика Спарре, виновными «в клятвопреступлении, в клевете, в измене родине». Обвиняемые отказались признать себя виновными и продолжали до конца настаивать на том, что их дело правое.
Итак, борьба была окончена, дворянский конституционализм был на время сокрушен. Никакого сопротивления герцогу Карлу никто в Швеции больше не мог оказать. Сигизмунд тоже не мог продолжать борьбу, так как был целиком поглощен польскими делами. Уния с Польшей была окончательно разорвана. В этом отношении Карл целиком повторил действия своего отца, также нарушившего унию. Немало старых врагов Карла из числа шведских аристократов жило в Польше. Они всячески чернили правление Карла, которое они называли «скотобойней». Духовным отцом Карла они называли человека, имя которого нередко произносилось с осуждением этим поколением шведских аристократов — Макиавелли. Но Карл теперь держался крепко. В дальнейшем он принял титул короля и актом о наследовании, принятым в 1604 г. в Норчёпинге, укрепил будущее новой ветви династии. Между прочим, этим актом утверждалось также, при известных условиях, и право женщин на престолонаследие. В 1602 г. государственный совет был реорганизован.
Так Карл IX принял наследство от Густава Вазы; он хотел распоряжаться этим наследством в духе отца. У Карла были хорошие идеи, хотя, как правило, ему не удавалось их осуществить — его правление носило печать некоторой нервозной непоседливости. Карл IX провел большую работу по изданию новых законов и упорядочению шведского судопроизводства. Он проявлял также интерес к горному делу. Но большую часть его времени и сил отнимала все же внешняя политика. Это было следствием того, что Швеция в результате разрыва с Польшей и Сигизмундом оказалась в тяжелом положении.
До этого Швеция, как правило, имела одного противника на востоке: при Эрике XIV — Польшу, при Юхане III — Россию. Война с Россией закончилась миром в 1595 г. Теперь неизбежно должна была возобновиться война с Польшей.
Карл IX решил первым напасть на Польшу. Он придерживался принципа: «лучше предупредить, чем быть предупрежденным», или, если выразить это военным языком: «лучше вести войну на земле врага, чем на своей»; это правило определяло шведскую военную политику в течение ближайшего столетия. Во время кампании против Польши, развернувшейся сначала в Лифляндии (по территории в значительной степени соответствовала нынешней Латвией), Швеция потерпела много поражений; некоторые из них были весьма тяжелыми. Польская конница казалась непобедимой. Наиболее эффективным из военных действий Карла была блокада польских портов, которую ему временами удавалось проводить. В ходе войны появился новый фронт. Начало XVII в. известно в истории России как период «смутного времени». После того как старая династия прекратилась, в стране вспыхнули внутренняя война, восстания, борьба партий, началась общая разруха[51]. Польша проявляла большой интерес к событиям в России и поддерживала ориентировавшиеся на Польшу партии. Карл IX беззастенчиво использовал такое положение вещей; впрочем, это была его обычная тактика. Он решил повести войну с Польшей на русской земле. Карл заключил союз с одной из русских группировок. В Россию вступили шведские войска под предводительством Якоба Понтуссона Делагарди, сына завоевателя Нарвы. В 1610 г. Делагарди вступил в Москву, но за этим последовал ряд неудач, и борьба временами была очень тяжела. Карл IX намеревался не более не менее, как посадить на царский престол одного из своих сыновей — Густава Адольфа или Карла Филиппа. Если бы шведам удалось завоевать Новгород и Северную Россию, то был бы в новой форме осуществлен старый план Эрика XIV о захвате русских северных торговых путей. Борьба долго велась с переменным успехом; если бы расчеты Швеции не оправдались, Швеция могла приобрести на востоке двух врагов — Россию и Польшу.
Торгово-политические и территориально-стратегические цели, которые преследовала эта внешняя политика, требовали между тем еще большего расширения этих планов на тот случай, если упомянутая программа будет осуществлена. Мы уже говорили раньше о появлении нового русского тортового пути, не через Нарву и Финский залив, а через Архангельск. Считалось, что дорога морем вокруг Норвегии, ведшая к этому новому пути, проходила через «воды датского короля», но Швеция также хотела иметь право сказать слово по этому вопросу. Карл IX лелеял мечту захватить часть северного побережья Норвегии, к северу от Финляндии, омываемого Ледовитым океаном, и отсюда контролировать северный торговый путь в Россию. Воспользовавшись помощью Голландии, Карл IX заложил на узкой полосе западного берега Швеции новый город — Гетеборг. Его жителям были предоставлены привилегии в торговле с Лапландией, в отношении плавания к берегам России через Белое море и рыболовства на севере. В расширении планов Швеции можно усмотреть известную внутреннюю логику. Получив контроль над нарвским торговым путем, Швеция все же не добилась всего того, на что надеялась, — отсюда ее стремление к беломорским путям.
Внешняя политика Карла IX была похожа на политику его старшего брата. Она напоминала движение лавины, увлекающей за собой в своем движении все новые и новые массы. Его политика в Северном Ледовитом океане и возобновление старых споров между Данией и Швецией по формальным вопросам снова сделали напряженными отношения между этими двумя странами. Датский король Кристиан IV хотел войны со Швецией, и когда Карл IX начал стягивать свои военные силы на восток, Кристиан IV счел этот момент удобным для себя. Датско-норвежская цепь крепостей в Сконе, от Кристианополя на востоке и до Бухуса на северо-западе, была достроена, и в 1611 г. Кристиан IV перешел в наступление. Изнуренный, разбитый параличом, Карл IX мрачно смотрел на будущее. В припадке безрассудной ярости он вызвал Кристиана на поединок; основанием для этого поступка послужил средневековый рыцарский и древний «ётский» обычай. Но Кристиан отверг этот вызов с безжалостной насмешкой. Вскоре датские войска взяли важную крепость Кальмар. Руководивший обороной этой крепости дворянин Кристер Соме сам отдал крепость датчанам. Это объясняется, конечно, многими очень сложными причинами, но одна из них — всеобщая ненависть шведской аристократии к виновнику казней в Линчёпинге.
На риксдаге 1610 г. Карл IX не был уже в состоянии сам изложить сословиям, в каком положении находятся дела. Рядом с Карлом стоял его старший сын, шестнадцатилетний герцог Густав Адольф. В войне с датчанами он вскоре взял на себя командование. Никто в Швеции не знал еще, сможет ли этот человек справиться с тремя врагами Швеции. Когда король умер (в октябре 1611 г.), шведская аристократия решила выждать время. Аристократия, согнутая, но не сломленная преследованиями последних лет, была полна ненависти к только что скончавшемуся королю и к его секретарям «подлого» происхождения, которые играли большую роль при Карле IX, как и при его обоих братьях, — к таким лицам, как Ёран Перссон при Эрике XIV, Юхан Хенрикссон при Юхане III и, наконец, теперь Нильс Хеснекоферус. Карл IX, правда, искал примирения с высшей знатью, но добиться этого было не легко. Поколения Эрика Спарре уже не было, но новое поколение аристократии, моложе прежнего на 20 лет, было готово снова начать борьбу за политические идеалы своей общественной группы. Шведская аристократия имела хорошую возможность для возобновления борьбы: по существующим законам Густав Адольф еще в течение семи лет считался несовершеннолетним. Уже десять лет власть нерушимо находилась в руках дома Вазы; теперь аристократия хотела, наконец, возвысить свой голос, смолкнувший в горячем споре с герцогом Карлом в 90-х годах XVI в. На риксдаге в 1611 г. этот спор идей получил непосредственное продолжение.
Юноша семнадцати лет, которому предстояло взять на себя защиту интересов королевской власти дома Вазы, был хорошо подготовлен к своему высокому посту. Его учитель Юхан Шродерус, впоследствии возведенный в дворянство под именем Шютте, был ученым человеком; путешествуя по различным странам, он приобрел богатый жизненный опыт. От Шютте герцог мог получить все сведения, которые другие молодые дворяне приобретали во время путешествий за границей. Теология и латынь были основными предметами обучения принца. Далее следовали риторика и диалектика, арифметика и геометрия, политика, история и юридические науки. Он изучил также новые языки и военное искусство, знание которого считалось в то время необходимым предметом при воспитании молодого принца. Знаменитый Морис Оранский, выдающийся полководец того времени, был предметом интереса и преклонения со стороны Густава Адольфа. Благодаря путешествиям в обществе своего отца, позднее в качестве слушателя на заседаниях совета, а затем в качестве господина в своем герцогстве, Густав Адольф рано приобрел опыт в своем «ремесле». Еще подростком он следил за дипломатическими переговорами с иностранными державами.
Густав Адольф немедленно взял правление в свои руки, но он дал «королевское обещание» — документ, предоставивший совету и аристократии значительное влияние на управление государством. Это была реакция после политики Карла IX, который, не считаясь ни с чем, отстаивал прерогативы королевской власти. Высшее родовое дворянство одержало крупную победу. Эта победа была тем более значительной, что лидер знати в государственном совете, государственный канцлер Аксель Уксеншерна, был выдающийся, умный и, несмотря на свою относительную молодость — ему было 28 лет, — опытный государственный деятель. В 1612 г. был издан акт о новых привилегиях, который еще более укрепил позиции аристократии. Этот акт значительно расширил те привилегии, которые были предоставлены шведскому дворянству актом 1569 г.
Перед новым правительством встали очень серьезные затруднения, прежде всего во внешней политике. Военные успехи Дании не прекращались, датские войска в мае 1612 г. заняли Эльфсборг. Таким образом они, так же как и в Семилетнюю войну, полностью изолировали Швецию от Западной Европы. Датский флот атаковал восточные берега Швеции и дошел до Стокгольмских шхер. Лучшим исходом для Швеции было бы заключение скорого мира на не слишком обременительных условиях. Мир был заключен в 1612 г. в Кнереде, Швеция получила обратно крепость Эльфсборг за весьма значительный выкуп, что сильно отразилось на состоянии государственных финансов. Пока этот выкуп не был полностью выплачен — а он выплачивался в течение многих лет, — эта важнейшая крепость со всей областью находилась в руках Далии.
Одновременно Швеция продолжала войну с Россией. На этом фронте успехи Делагарди сменились неудачами. Московское государство сплотилось, и шведы перестали быть союзниками одной из русских партий, а стали врагами русского государства. С 1614 г. Густав Адольф сам участвовал в русской кампании, и с этого времени он стал хорошо разбираться в балтийских проблемах. Наконец, на долю шведов выпало военное счастье. В 1617 г. они заключили с русскими исключительно выгодный для Швеции Столбовский мир. Заключение мира дало, наконец, тот результат, которого добивались шведы в своей балтийской политике со времен Эрика XIV, а именно — контроль над выходом русских торговых путей в Балтийское море с вытекающими из этого стратегическими и торговополитическими преимуществами и перспективами, хотя от плана Карла IX о захвате также и северного русского торгового пути пришлось отказаться. Добиться этого большого успеха Швеции помог ее новый союзник — Нидерланды. После окончания Кальмарской войны они помогли Швеции покончить с внешнеполитической изоляцией, столь чувствительной для Швеции.
За эти годы боев положение королевской власти в Швеции изменилось. Ослабленный в 1611 г. авторитет короля укрепился и возрос. Это, может быть, отчасти объяснялось тем, что за эти годы молодой король проявил военный талант, уже тогда выходивший за обычные рамки. Ни один его предшественник из династии Вазы не обладал такими данными, как он, и во всяком случае никто из этой династии не был так разносторонне одарен в этом отношении, как Густав Адольф[52]. Его характер, созревший в течение этих лет, способность подчинять людей своему влиянию постепенно превращали его в выдающегося политического деятеля. Уже в первые годы правления он осуществил ряд нововведений, которые часто основывались на планах Карла IX. Прежде всего следует указать на учрежденный им в 1614 г. придворный суд Швеции; благодаря созданию этого суда наконец были установлены прочные формы высшего судопроизводства взамен средневековых судебных учреждений. Правда, правовую жизнь деревни чаще всего по-прежнему определял древний уездный суд, где еще в XIII в. можно было столкнуться с первобытным требованием «волчьих денег». Но введенный Густавом Адольфом придворный суд в очень большой степени способствовал установлению единообразного судопроизводства. Другим организационным нововведением был проект канцлера от 1617 г. о новом уставе риксдага.
Когда Густаву Адольфу было 23 года и он был коронован, он сам дал в риксдаге характеристику своего нового положения по сравнению с тем, какое он занимал прежде:
«Кем я был, когда принял на себя бремя правления? Разве я мог тогда принудить кого-либо к повиновению? Разве я не был юношей семнадцати лет, который не обладал даже таким авторитетом; чтобы заставить других что-либо сделать? Какими средствами я располагал для такого подчинения? На какие военные силы я мог рассчитывать, чтобы принудить к повиновению все королевство? На какую иностранную помощь и поддержку я мог надеяться? Поистине, я всегда рассчитывал в своем правлении только на власть, основанную на преданности шведов».
Можно сказать, что Густав Адольф здесь сам дает ответ на вопрос, почему королевское обещание 1611 г. не привело прямо к форме управления, при которой всем заправляло бы высшее дворянство — к этой давней мечте аристократии. Королевская власть дома Ваза вновь окрепла благодаря замечательной личности молодого короля. В молодом дворянском поколении, несмотря на продолжавшуюся агитацию изгнанников, были заметны только слабые следы озлобления по отношению к династии. Оказалось, что Густав Адольф имел необычайную способность смягчать и уничтожать старое чувство вражды, хотя, конечно, благотворную роль сыграли здесь и привилегии, дававшие большие выгоды дворянам.
Описанные нами годы, помимо конституционной борьбы и внешнеполитических событий, принесли нечто новое и в других отношениях. Повседневная жизнь шведского крестьянства еще сохраняла те черты, какими она отличалась при возникновении сельской общины в первобытные времена; земля обрабатывалась и скотоводство велось первобытными способами, только в средние века дополненными двухпольной системой полеводства. Площадь, занимаемая крестьянским населением, все расширялась; финны колонизировали лесные области Центральной Швеции. Жизнь шведского крестьянина в начале XVII в. протекала, точно так же как и в период неолита, в теснейшей связи со сменой времен года. Все продукты для своего пропитания крестьянин получал в своем хозяйстве, за исключением соли для сохранения зимних запасов, которую он должен был приобретать извне. Ячмень и рожь были главными хлебными злаками в его хозяйстве. Грубый черный хлеб, соленое мясо или рыба с водой, молоком или пивом — вот какова была обычная пища крестьянина. Эта однообразная пища несколько улучшалась летом и во время убоя скота. Образ жизни дворянина, за редкими исключениями, мало чем отличался от жизни крестьянина.
В этой целиком крестьянской стране городское население составляло всего лишь около 5 %. Но кроме того в Швеции имелись горнорудные районы, отличавшиеся своеобразными чертами со времен средневековья. С XIII в., кроме продуктов лесного хозяйства, земледелия и скотоводства, Швеция стала располагать металлами. В конце XVI и в начале XVII вв. в горном деле Швеции произошли изменения, которые в дальнейшем оказали очень большое влияние на экономическую жизнь страны. В среднешведских железнорудных областях стали применяться технические нововведения, произведшие полный переворот в добыче металла. Важнейшим из этих нововведений была каменная доменная печь (которая тогда называлась «французской печью»), заменившая деревянные и земляные печи. При пудлинговании железа стали применяться новые способы ковки, так называемые «валлонский» и «немецкий», что во много раз облегчило получение хорошего полосового железа. Но кроме того и прежде всего возрос в конце XVI в. спрос на другой продукт недр земли, цена на который очень сильно поднялась. Речь идет о меди из богатой медными рудами Большой Медной горы в Далекарлии; одной из причин повышения спроса на медь был переход Испании в 1599 г. на медную монету. Большое увеличение запасов добытой меди в Швеции дало стране возможность выкупить у Дании свою крепость Эльфсборг. Значительную помощь в деле реализации меди на рынке, центром которого был Амстердам, шведское правительство получило от Голландии. Рудные богатства, а также безграничные запасы топлива, которыми располагала Швеция, благодаря ее лесам, создали новые возможности для развития шведской экономики; эти возможности оказались очень большими, как показали дальнейшие события XVII в. Далекой северной страной и ее огромными, еще не использовавшимися богатствами начали интересоваться крупные нидерландские дельцы и предприниматели[53].
Для определения численности шведского населения в то время — решающего фактора при учете ресурсов страны — были предприняты сложные исчисления. Но так как они были проведены на основе недостаточного материала, к полученным результатам надо отнестись с большой осторожностью. Эти цифры варьируют для периода около 1570 г., когда мы имеем исходную точку для вычислений в материалах, относящихся с сбору налогов на выкуп Эльфсборга, от 427 тыс. человек (для Швеции в тогдашних границах, кроме Финляндии) до примерно 830 тыс. К концу правления Густава Адольфа эта цифра возросла до 850 тыс. для Швеции и 350 тыс. для Финляндии. Однако осторожнее будет признать, что на самом деле численность населения была несколько меньшей.