РЕДУКЦИЯ И РЕОРГАНИЗАЦИЯ УПРАВЛЕНИЯ
(1680–1700 гг.)
В битве при Лунде в декабре 1676 г. молодой шведский король Карл XI командовал правым крылом шведской армии, и когда оно обратило в бегство левое крыло датской армии, он преследовал врага на большое расстояние от поля битвы, между тем как остальные датские войска почти совсем разбили шведов. Только к концу сражения Карл XI вернулся и в последний момент своим вмешательством решил исход сражения. В этой своеобразной обстановке мы впервые, так сказать, лично встречаем Карла XI, бывшего ранее застенчивым юношей, который на заседаниях правительства боязливо шептал свое мнение на ухо председательствующей матери. Во время сражения при Лунде король проявил себя безрассудно смелым и неукротимо храбрым. Но он не стал военачальником, как его отец или сын, а сделался специалистом по административным и финансовым делам; он совершенно отказался от экспансионистских планов Юхана Юлленшерны, которые он разделял вначале.
Когда в 1680 г. в Стокгольме собрался риксдаг, вопрос о реорганизации управления был самым актуальным для короля и его приближенных, как и для простого народа. Старые противоречия между дворянством и низшими сословиями все еще продолжались и были так же остры, как при Кристине и Карле Густаве. Эти противоречия ясно проявились также в последние годы регентства; часто они принимали форму, которая напоминала о политической обстановке 50-х годов XVII в. Разлад между высшим и низшим дворянством также был велик, хотя иногда он и не проявлялся открыто. Так, например, дворянское сословие было единодушно, когда речь шла о непризнании риксдагом завещания Карла X Густава. В то же время еще до войны в Швеции резко проявились роялистские настроения, которые усиливались во время войны под влиянием Карла XI. В качестве главнокомандующего всеми военными силами страны он сосредоточивал в своих руках всю полноту власти, что придавало особую силу его выступлениям. В годы войны он оказался полным диктатором в первоначальном, военном значении этого слова. Уже во время войны было начато подробное расследование деятельности регентского правительства, и результаты этого расследования, несомненно, могли дать в руки врагов высшего дворянства сильное оружие. Все эти обстоятельства способствовали созданию напряжения к моменту встречи сословий, государственного совета и короля.
На заседании риксдага король сообщил о тяжелом финансовом положении страны, точно так же как это сделал в 1527 г. на заседании риксдага в Вестеросе Густав Ваза, и потребовал принятия мер для оздоровления государственных финансов. Он привел сравнение — носящее одновременно торговый и военный характер — государства с кораблем, «который после крушения и морского путешествия наконец-то благополучно прибыл в порт, но нуждается в ремонте». Тяжелое положение страны вызвало требование — наказать регентское правительство. Благодаря личному вмешательству короля в прения этот вопрос стал центральным вопросом сессии. Большая комиссия из представителей сословий повела дальше уже ранее начатое обследование деятельности регентского правительства. Ей было также поручено вынести свой приговор по окончании расследования.
А в это время необходимость наведения порядка в финансовых делах повлекла за собой требование еще более давнее, чем требование расследования, а именно — требование редукции. При рассмотрении этого вопроса значительную роль играло крестьянское сословие. Горожане и духовенство относились к требованию редукции сочувственно. И среди дворян, в особенности среди «неимущего служилого дворянства», имелась роялистская группа, также требовавшая редукции; в число ее руководителей входил Ганс Вахтмейстер (который сам принадлежал к высшей знати). Дворяне — сторонники редукции выдвинули удобный для агитационных целей лозунг — проведение редукции за счет крупных ленов. Высшая знать как бы устранялась от руководства, политическая власть государственного совета была поколеблена перспективой наказания регентского правительства. Фактически все это привело лишь к тому, что хозяином положения стал король, добившийся значительного укрепления своих позиций.
Во время споров между дворянами и не дворянами, а также между различными группами дворянства обе стороны часто обращались к королю и укрепляли его позицию как своего рода третейского судьи между ними. Всеобщая ненависть к высшему дворянству была выгодна для короля. Не следует также забывать, что это время было периодом расцвета абсолютизма в Европе, подобно тому как при Кристине общее положение в Европе благоприятствовало усилению феодальной реакции против сильной центральной власти. Для характеристики идей, которые владели умами политиков того времени, знаменателен тот факт, что один из бургомистров Сконе еще за несколько лет до этого ссылался на заседании в риксдаге на пример самодержавной власти в Дании в 60-х годах XVII в.
В ходе работы риксдага король значительно увеличил свое влияние. Вопрос о том, в какой степени все происходившие события явились результатом заранее обдуманного плана и какова в них была роль самого короля и его советников, до сих пор остается спорным. В настоящее время историки по большей части придерживаются того мнения, что лично у короля не было никакого проекта изменения конституции. Развитие тенденций к усилению королевской власти было следствием отчасти ряда случайностей, а отчасти — если смотреть глубже — объединения горожан и низшего дворянства вокруг сильной королевской власти непосредственно после войны.
Как бы там ни было, но когда король на закрытии риксдага обратился к сословиям с рядом вопросов об объеме своей власти, он получил замечательный ответ, что король не связан «формой правления» и государственным советом и юридически ни перед кем не ответственен. Это утверждение было нарушением всех вековых политических традиций Швеции; государственный совет как политический фактор был уничтожен — оставались лишь король и риксдаг. На следующем заседании риксдага (в 1682–1683 гг.) сословия оказались еще более сговорчивыми, и король захватил компетенцию над целым рядом важных вопросов. При этом король применял довольно своеобразную, как бы импровизированную, парламентскую тактику. Когда во время дебатов кто-либо ронял случайное замечание, король подхватывал его и, превращая его в исходную точку, настаивал на том, чтобы сословия приняли новый принцип, выгодный для него. Его действия представляли собой любопытную смесь случайности и последовательности. На этой сессии риксдага было принято решение о расширении редукции, и влияние короля в ряде отношений заметно усилилось. В частности и законодательство перешло в руки короля. В дальнейшем развитие пошло по этому пути. Типичной для создавшегося политического положения является характеристика, данная сословиями Карлу XI в 1693 г.: «Самодержавный, во всем приказывающий и распоряжающийся король, ни перед кем на земле не отвечающий за свои действия, но обладающий силой и властью управлять своей державой согласно своей собственной воле и как христианский король». Власть риксдага в обычных условиях распространялась только на вопросы налоговой политики, в случае же войны королю предоставлялись чрезвычайные полномочия и в отношении налогообложения.
Тот факт, что королю удалось добиться мира, сохранить и укрепить его, безусловно содействовал возникновению и усилению единовластия. Вследствие того, что мир в Сен-Жермене в 1679 г. был заключен при посредничестве Франции, Швеция вышла из войны без особого ущерба. Важнейшей потерей было лишение значительной части побережья реки Одер, отошедшей к Бранденбургу. Но, оказав помощь Швеции, Франция сделала это в унизительной для Карла XI форме. И когда позднее Швеция отошла от союза с Францией, от планов Скандинавского альянса Юхана Юлленшерны и от великодержавной политики в духе Карла Густава и, наоборот, решила поддерживать дружественные отношения с Голландией, это соответствовало желаниям самого Карла XI. В его политике все сильнее проявлялись стремления к миру и стабилизации положения страны, хотя он никогда не упускал из виду возможности и угрозы войны и следовал в этом отношении принципам регентского правительства или, вернее, одной из групп внутри его. Но, в противоположность его предшественникам, Карлу XI удалось решить «проблему мира».
Первым делом Карла XI было расследование деятельности регентского правительства. Расследование окончилось тяжелым обвинением всех, кого оно затронуло. Наряду с этим Карл XI проводил другое мероприятие, не смешивая его с первым, — осуществлял редукцию, решение о которой в принципе было принято уже в 1680 г., но после этого было распространено на ряд других типов владений и стало напоминать решение о церковной редукции при Густаве Ваза. Правительство прежде всего конфисковало в пользу государства земли, пожалованные графам и баронам, и другие виды крупных ленов. Потом редукция распространилась уже на более мелкие земли. В конце концов под ее действие подпали даже земли и права на сбор налогов, которые были заложены, чтобы их владельцы могли уплатить долги, или куплены за наличные деньги; мотивировалось это тем, что условия покупки земли и приобретение права на сбор налогов были раньше настолько высокодоходными, что данный покупатель или залогополучатель уже был вознагражден сторицей.
Для характеристики размеров редукции приведем некоторые цифровые данные. К концу правления Густава Вазы (см. глава XIV) правительство владело 28,5 % всех земель, дворянство — 21,4 %, свободное и податное крестьянство — 50,1 % (цифры относятся только к собственно Швеции). В последние годы правления Кристины (см. глава XIX) дворянство владело основной массой всех земель, в то время как земли короны и податного крестьянства вместе взятые составляли не более 28 %. Едва ли меньшим было количество земель, которыми владело дворянство в 1860 г., несмотря на попытку редукции при Карле X Густаве, так как во времена регентства было довольно много земельных пожалований. Большая часть всех этих дворянских владений находилась в руках небольшого числа могущественных семейств и родов, таких, как Уксеншерны, Делагарди, Брахе. Кроме этих земель и доходов, которые раздавались дворянству в самой Швеции, дворяне получали еще огромные наделы на шведской территории, лежащей за пределами страны. Когда редукция, приблизительно к 1700 г., была в основном уже проведена, распределение земель коренным образом изменилось: количество государственных земель, которые до начала редукции были почти ликвидированы, теперь увеличилось приблизительно до 35,6 % (таким образом, их было гораздо больше, чем в XVI в.), количество земель, облагаемых налогом, равнялось 31,5 %, а дворянские земли составляли 32,9 %. В Финляндии редукция, судя по всему, была проведена в еще более значительной степени. Наиболее эффективной она была в шведских областях, лежащих по другую сторону Балтийского моря[65].
Редукция имела троякий результат: вновь были стабилизованы государственные финансы, уменьшились опасности, угрожавшие независимому положению крестьян, и, наконец, в значительной степени уменьшилось экономическое преобладание дворянства.
Так как наряду с редукцией оказывало свое действие и происходившее расследование деятельности регентства, положение высшего дворянства становилось затруднительным. После редукции руководящая политическая роль дворянства в стране сошла на нет и уступила место неограниченной монархии[66]. На почетных государственных должностях, после смерти тех, кто их занимал, уже не появлялось новых должностных лиц; из числа прежних членов совета, который с 1682 г. назывался уже не государственным, а королевским, мало кто остался в центральных коллегиях. Были созданы новые правительственные учреждения (например, государственная контора) и новые комиссии (например, комиссия по редукции), которые находились под строжайшим контролем самого короля. Прежних членов государственного совета заменили секретари по различным делам и специальные чиновники.
Однако нельзя рассматривать этот значительный, одновременно политический и экономический переворот как крушение дворянства в целом. Рыцарское сословие продолжало поставлять кадры для офицерства и чиновничества, хотя, по крайней мере на некоторое время, в политической жизни стали участвовать и другие группы, помимо старых знатных дворянских родов. Кроме того, старинные дворянские наследственные имения не подлежали редукции; путем обмена этих земель на конфискованные дворяне старались сохранить свои большие имения и горные пастбища, в то время как хутора, арендованные крестьянами, передавались для редукции. Правительство не возражало против подобных операций. Таким образом, значительная часть помещичьих усадеб и замков XVII в. сохранила свое место в шведском ландшафте и в шведском обществе. Старые крупные имения сохранились, а кроме того, в годы редукции образовались значительные земельные владения различных «новых людей» — среди них было немало людей, близких к королю, покровительствуемых им «секретарей» из старого и нового дворянства. Новое законодательство о найме батраков означало привлечение рабочей силы, необходимой для обработки огромных поместий. Поэтому значительной части народа редукция не принесла никакого облегчения[67].
Король использовал все эти вновь полученные государственные земли и налоговые поступления прежде всего на приведение в полный порядок государственного хозяйства, причем каждая сумма предназначалась для точно установленной цели. Лучше всего эти мероприятия можно проиллюстрировать историей большой военной реформы, проведенной Карлом XI. Он сознавал, что решение «проблемы мира» — в условиях напряженной внешнеполитической обстановки начала 80-х годов XVII в. — невозможно без наличия хорошо организованной военной силы. Его основным мероприятием в этой области было распределение части полученных казной средств и имущества между армиями. Знаменитое «расселение», проведенное Карлом XI и сохранявшее свое значение в течение нескольких веков, покоилось на принципе, который и до того часто применялся в Швеции, но только теперь был последовательно и эффективно проведен. Офицеры получали от государства усадьбы для жительства и эксплуатации как часть натуральной оплаты. Рядовых всадников оплачивали за счет обычных налогов (сюда входили поземельные налоги времен средневековья, а также подушные налоги более позднего времени) с некоторых поместий — крестьяне этих поместий освобождались от уплаты налогов государству, но обязаны были на сумму налога содержать всадников. Офицеры получали свои «дворы» в тех же районах, где жили рядовые. Благодаря связи с землей и общему местожительству кавалерийские полки отличались единством и сплоченностью. Это во многом напоминало организацию армии при Густаве II Адольфе, но при нем подобная организация не была последовательно проведена.
Точно таким же образом была организована и пехота. В основе организации пехоты лежал не принцип уплаты жалованья за счет налогов, а старый принцип обязательной воинской повинности. Но теперь, по предложению правительства, крестьянство не должно было поставлять солдат на основе непопулярных среди населения рекрутских списков, а должно было содержать профессиональных солдат, которые обычно получали еще небольшой клочок земли с «собственной избой», «спаннеланд земли (около половины шведского акра) для пахоты, участок земли для разведения капусты и маленький луг на два воза сена». Таким образом, и пехота в мирное время прикреплялась к земле и содержалась так же, как остальные войска. Эти «поселенные» солдаты и офицеры, солдатские деревни и офицерские усадьбы вплоть до конца XIX в. играли видную роль в шведском обществе. По тому же принципу, что и в армии, было проведено распределение государственных земель и доходов от налогов с целью обеспечить уплату жалованья гражданским чиновникам и другие государственные расходы. В 1693 г. король заявил на сессии риксдага об «освобождении сословий» от всех чрезвычайных налогов, за исключением старых поземельных. Таким образом, государственные финансовые дела были так или иначе упорядочены, причем большую роль здесь сыграли те излишки доходов, которые поступали из прибалтийских областей[68]. Неограниченный монарх больше не зависел ни от согласия риксдага на взимание налогов, ни от рекрутских наборов. Король так организовал свои государственные финансы, что ему удалось добиться «идеального бюджета», который с той поры стал нормой для шведского государственного хозяйства вплоть до XIX в.
Годы с 1680 по 1700 были годами сравнительного благосостояния не только для государства, но и для населения, если не считать больших неурожаев и голода в 90-х годах XVII в. Интересно отметить, что именно в это время Швеция оказалась заражена общеевропейским психозом веры в ведьм и преследования ведьм.
Население Швеции за это время увеличилось, о чем можно судить по подсчетам, произведенным в некоторых областях; например, в Нерке в 1630 г. население составляло 23 тыс. человек, а в 1700 г. оно увеличилось до 37 тыс. человек. Такой же рост населения, несомненно, наблюдался и по всей Швеции. Росту населения соответствовало и увеличение размеров обрабатываемой земли. Например, для той же области Нерке было вычислено, что размер пахотных земель в ней в 1630 г. составлял 4 % всей земельной площади, а в следующем столетии этот процент уже равнялся 5,3. Такие и им подобные подсчеты можно было сделать благодаря хорошей организации учета, о которой свидетельствуют переписи, описи земель, материалы по землемерному делу и др. Во всяком случае и мир и порядок в государственных финансах послужили Швеции на пользу. Большой спрос на зерно, который теперь появился, удовлетворялся импортом в Швецию зерна из богатых хлебных районов, для которых Рига была экспортным портом[69]. В это время усиленными темпами стало развиваться горное дело и промышленность — этот подъем начался уже с первой половины XVII в. Шведское полосовое железо завоевало себе в течение одного столетия почетное место на европейском рынке — некоторые его сорта (железо из Даннемуры) особенно ценились как замечательное сырье для высококачественной стали. Уже в начале XVII в. экспорт шведского железа сильно вырос, с 40-х годов до середины 80-х годов он увеличился больше чем вдвое. Подъем продолжался и в последующие годы. Одновременно продолжался и экспорт меди, хотя удельный вес этого металла в общем экспорте Швеции несколько уменьшился. Деготь также сохранял свое значение как экспортный товар. Железо и деготь представляли особенный интерес для Англии, где леса почти исчезли и где еще не умели использовать каменный уголь для металлургической промышленности. Начиная с 30-х годов XVII в. при содействии правительства железоделательная промышленность была организована так, что чугун, полученный в ямах и доменных печах, обрабатывался на «заводах», которых было особенно много в Бергслагене (Вестманланде, Нерке и Восточном Вермланде) и в некоторых других горных областях. Правительство покровительствовало развитию заводов вне Бергслагена, так как желало сохранить бергслагенские леса в целях получения топлива для доменных печей. Особенно большую роль в горном промысле теперь стал играть Западный Вермланд, получавший сырье из Бергслагена. Так создавались предпосылки для появления двух очень важных общественных групп в экономической жизни страны: предпринимателей и заводских рабочих.
Сознательное стремление правительства содействовать развитию торговли и промышленности можно заметить уже со времен регентского правительства при Кристине. Если Густав Ваза старался прежде всего обеспечить свое государство товарами, то теперь правительство преследовало совсем другие цели в своей торговой политике: добиться положительного торгового баланса и с помощью протекционистской политики создать в стране благоприятные условия для развития мануфактур. Это было началом меркантилизма. Меркантилизм принял ясные формы уже в 1667 г., а после сессии риксдага 1686 г. эта политика стала проводиться весьма решительно. Были введены покровительственные пошлины «с целью помочь стране добывать деньги взамен расходуемых», как писали в 1687 г.
Интерес к промышленности и торговле вызвал рост городов. Действительно, весь XVII век был отмечен значительным ростом городов в Швеции; число их росло благодаря основанию городов по инициативе самого государства, а их население — благодаря привилегиям для городского населения и соответствующим законодательным мерам, а также благодаря все увеличивающемуся значению торговли. Государство покровительствовало росту крупных портовых городов; им предоставлялись различные преимущества в их внешней торговле. Население Стокгольма в 70-х годах XVII в. превышало 40 тыс. человек, а население Гетеборга составляло около одной десятой части населения Стокгольма. Норчёпинг, возможно, имел такое же население, как Гетеборг, или несколько больше. И все же в городах жила еще очень незначительная часть всего населения страны. Основную массу населения составляли крестьяне и батраки, работавшие у крестьян и дворян-помещиков.
В 1686 г. король издал новый закон о церкви, который всецело подчинял последнюю самодержавной королевской власти. Архиепископ Улоф Свебелиус написал специальный катехизис, который должен был применяться по всей Швеции. Единственно законными были признаны церковные учебники и, несколько позже, — Библия (Библия Карла XII), а затем и книга псалмов, авторами которых были известные поэты Хаквин Спегель, Еспер Сведберг и др. Местное самоуправление переживало период упадка.
Неограниченная власть короля чувствовалась повсюду. Для прославления этой власти из-за границы приглашались такие художники, как Эренштраль, автор многих портретов высоких особ, и архитекторы — отец и сын Тессены (последний из них был автором талантливого проекта перестройки королевского дворца).
Шведская дворянская традиция о Карле XI резюмируется, например, в следующих словах Юхана Габриеля Уксеншерны:
«Да будет благословенна память великого эконома государства Карла XI, который лишил моего деда пяти имений. Не дай бог, чтобы он воскрес в судный день среди святых, ибо тогда он выдаст нам холст из оческов вместо белоснежных шелковых одеяний и ветки можжевельника вместо обещанных пальмовых ветвей. Он самого господа бога заставит думать о бережливости».
Таковы были шведское государство и шведский народ в конце правления Карла XI. Когда в 1697 г. король Карл XI умер (от рака желудка), неограниченная королевская власть была так сильна, что не могло быть и речи о дворянской или какой-либо другой реакции. Дворянство возлагало теперь надежды, хотя и слабые, на юного короля Карла XII, который был объявлен совершеннолетним, как только ему исполнилось 15 лет. Дворяне надеялись, что Карл XII несколько смягчит условия редукции или вообще разрешит некоторые отступления от этих условий, но никаких признаков этого не замечалось. Страной управляли попрежнему королевские правительственные учреждения и чиновники. Внешняя политика продолжала идти по тому же пути, что и раньше. В 80-х годах XVII в. Дания была на пути к тому, чтобы уладить согласно своим желаниям вопрос о Гольштейн-Готторпе. Но Швеции и ее союзникам удалось помешать этому. Союз с Гольштейн-Готторпом постепенно стал важнейшей частью внешней политики Швеции — даже Юхан Юлленшерна не хотел отказаться от него, — и это повлекло за собой на время ухудшение отношений между Швецией и Данией[70]. Позиции Швеции в Германии находились под серьезной угрозой в течение первых лет после окончания войны, но постепенно они улучшались — в значительной степени потому, что был создан сильный шведский флот, который мог обеспечить морское плавание между Швецией и ее немецкими провинциями. В середине 90-х годов XVII в. вопрос о Гольштейн-Готторпе стоял особенно остро. Военная помощь Швеции дала герцогу Фредрику возможность укрепить свое государство. Вокруг него началась дипломатическая и вооруженная борьба между Швецией и Данией, которая продолжалась много лет с переменным успехом.
Но если Швеция энергично проводила по отношению к Дании политику окружения, в соответствии с почти 50-летней традицией, то против самой Швеции, хотя пока и скрыто, готовился план еще более мощного окружения. Этот план лелеяла Дания, так как после смерти Карла XI действия в вопросе о Гольштейн-Готторпе и со стороны Дании и со стороны Швеции стали более активными. Новоизбранный польский король Август, курфюрст Саксонский, рассчитывал усилить свой авторитет в Польше путем завоевательной политики, направленной против Лифляндии. В этих планах укреплял его бежавший из Швеции лифляндский дворянин Паткуль, который играл большую роль во всех подготовительных переговорах. Наконец заявила о себе и Россия. С давних пор одной из излюбленных идей шведского правительства была мысль о захвате в свои руки всей внешней торговли России.
Но, как мы уже не раз упоминали, это стремление никогда в полной степени не могло осуществиться. В течение XVII в. пути к побережью Балтийского моря, которыми Швеция начиная еще с Эрика XIV владела отчасти, а после заключения Столбовского мира — целиком, стали привлекать к себе все большее и большее внимание России как замена или как дополнение к пути через Архангельск. В связи с этим все ярче сказывалось стремление России подчинить своему влиянию балтийские торговые пути, находившиеся под шведским контролем.
Переговоры, которые неоднократно велись Данией, Августом Саксонеко-Польским и Россией — причем трудно было сказать, с чьей стороны исходила инициатива, — привели к образованию тройственного союза, острие которого было направлено против Швеции. Во всех этих переговорах и в составлении различных проектов большую активность проявил Паткуль[71]. Царь Петр, закончив войну с Турцией, которая одно время связывала военные силы России, обратил все свое внимание на положение на севере. Летом 1699 г. шведские войска вторглись в Гольштейн-Готторп, в ответ на нарушение Данией укрепленной границы герцогства. Противоречия становились все более заметными. Швеция заранее приняла необходимые предварительные военные и дипломатические меры (превосходные мобилизационные планы существовали у нее уже давно). Но шведское правительство еще довольно долго ничего не знало о размерах угрожавшей ему опасности, так как и Август и Россия умели хорошо скрывать свои планы под маской дружественных отношений.