Время подходило къ рождественскимъ праздникамъ; въ городѣ замѣтно было всеобщее оживленіе: изъ магазиновъ выносили и вывозили различныя корзинки съ игрушками, подарками и лакомствомъ; на дѣтскихъ личикахъ, которыя мелькали всюду, выражалось полное довольство, счастье и ожиданіе чего-то особенно пріятнаго. Но вотъ изъ-за угла одной изъ главныхъ улицъ города показалась маленькая, тщедушная фигурка бѣдно одѣтой дѣвочки, которая шла, грустно опустивъ голову, и, какъ видно, не раздѣляла общаго веселаго настроенія. На глазахъ ея даже блестѣли слезы.

Поровнявшись съ подъѣздомъ высокаго каменнаго дома, она остановилась, чтобы дать дорогу какой-то молодой, чрезвычайно нарядной дамѣ и маленькому мальчику; дама была одѣта вся въ черномъ, спутникъ ея то же самое.

-- Гдѣ же Иванъ?-- сказала дама.

Мальчикъ молча обернулъ голову и сталъ пристально смотрѣть назадъ.

-- Гдѣ же Иванъ?-- повторила свои вопросъ дама недовольнымъ голосомъ.

-- Не знаю,-- тихо отозвался мальчикъ.

-- Что же ты не отвѣчаешь, когда тебя спрашиваютъ, и заставляешь два раза повторять одно и то же?

Мальчикъ опустилъ глаза. Минуты двѣ продолжалось молчаніе; наконецъ, дама первая нарушила его.

-- Вотъ что,-- сказала она тѣмъ же рѣзкимъ голосомъ,-- мнѣ холодно стоять на улицѣ, я поднимусь домой, а ты подожди его здѣсь; затѣмъ, когда онъ придетъ, прикажи передать корзинку съ фруктами и остальными покупками швейцару и отправиться на сосѣднюю площадь, гдѣ продаютъ елки, узнать цѣны и заказать для насъ на завтра самую большую.

Съ этими словами дама повернула въ подъѣздъ, а мальчикъ остался на тротуарѣ; ожидать ему пришлось не долго; менѣе чѣмъ черезъ пять минутъ вдали показался высокій ливрейный лакей съ цѣлымъ ворохомъ корзинокъ и пакетовъ.

-- Иванъ,-- крикнулъ мальчикъ, когда онъ подошелъ ближе,-- идите скорѣе, тетя сердится, что вы отстали.

-- Иду, иду, баринъ, виноватъ, замѣшкался, слишкомъ много поклажи, отсталъ, простите.

-- Да я-то ничего, Иванъ, а вотъ тетя, кажется, очень недовольна.

-- Ну ужъ, баринъ, ваша тетя рѣдко бываетъ довольна, на нее угодить трудно.

Въ отвѣтъ на замѣчаніе лакея, мальчикъ вздохнулъ и принялся передавать ему приказаніе относительно елки.

Маленькая дѣвочка, о которой было говорено выше и которую звали Настей, такъ засмотрѣлась на принесенныя Иваномъ покупки, что, словно позабывъ, куда направлялась, стояла все время на одномъ мѣстѣ до тѣхъ поръ, пока Иванъ, наконецъ, оставивъ у швейцара покупки, отправился за елкою.

Тогда она совершенно машинально послѣдовала за нимъ; не успѣла она отойти нѣсколько шаговъ, какъ позади раздался дѣтскій голосъ:

-- Иванъ, Иванъ!

Лакей обернулся, обернулась и Настя; ихъ догонялъ тотъ же самый мальчикъ.

-- Что прикажете?-- спросилъ лакей.

-- Я забылъ сказать: елку надо смотрѣть на площади; тетя увидѣла изъ окна, что вы повернули въ другую сторону, раскричалась на меня, и въ наказаніе приказала идти вмѣстѣ съ вами.

-- Что же, пойдемте

-- А ты, дѣвочка, куда направляешься?-- обратился онъ вдругъ къ Настѣ, замѣтивъ, что она все время слѣдуетъ за ними.

-- Простите. -- отвѣчала Настя, растерявшись,-- я не буду... не пойду... я только такъ... мнѣ просто хотѣлось посмотрѣть на елки.

-- Не бойся, дурочка, ты намъ не мѣшаешь, или себѣ; я самъ спроситъ только такъ, думалъ, можетъ быть, тебѣ что отъ меня надобно.

Ласковый тонъ Ивана ободрилъ Настю; она успокоилась.

-- Значитъ, можно идти за вами?

-- Сдѣлай одолженіе...

Настя снова пошла за ливрейнымъ лакеемъ, и вдругъ, случайно взглянувъ на личико мальчика, замѣтила, что оно выражаетъ столько глубокаго безграничнаго горя, что ей стало искренне жаль его.

-- Баринъ, никакъ вы плачете?-- спросила она. и затѣмъ, испугавшись своей смѣлости, отступила назадъ.

Мальчикъ повернулъ головку; выраженіе грусти на его миловидномъ личикѣ оказалось еще сильнѣе.

-- О чемъ вамъ плакать?-- снова заговорила Настя.-- У васъ такъ много гостинцевъ, игрушекъ; есть, вѣроятно, сытный обѣдъ, хорошая комната... Вотъ мнѣ, другое дѣло -- я не имѣю ничего этого.

-- А съ кѣмъ ты живешь?-- спросилъ мальчикъ.

-- Какъ съ кѣмъ? съ папой, мамой, братьями и сестрами.

-- Счастливая! у тебя есть папа, мама, братья, сестры.

-- А у васъ, баринъ, развѣ нѣтъ?

Мальчикъ горько заплакалъ.

-- Сестеръ и братьевъ у меня никогда не было,-- отвѣтилъ онъ сквозь слезы,-- но это еще не бѣда, а вотъ горе -- нѣтъ у меня ни папы, ни мамы.

-- Бѣдненькій! значитъ, вы вовсе не такой счастливый, какъ мнѣ казалося; а кто же эта дама, которая сейчасъ шла съ вами?

-- Это моя тетя, я живу съ нею, но она такая капризная, такъ часто сердится совершенно напрасно, и всегда обижаетъ меня; покуда мама была жива, этого не случалось, а теперь бѣда да и только.

-- Давно умерли ваши родители?

-- Пана умеръ уже три года, а мама только нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ.

-- Зачѣмъ же вы живете съ тетей, если она такая нехорошая?

-- Потому что больше у меня нѣтъ никого на свѣтѣ.

-- Вотъ и пришли,-- прервалъ лакей разговоръ маленькихъ собесѣдниковъ.-- Выбирайте, баринъ, елку какую угодно.

-- Все равно,-- отвѣтилъ мальчикъ равнодушно.

Настя взглянула на него съ сочувствіемъ; на этотъ разъ она уже не удивлялась, что ни елка, ни гостинцы не тѣшили его. Лакей подошелъ ближе къ тротуару, около котораго продавались елки, и началъ торговаться, а мальчикъ этимъ временемъ, очень довольный, что представился случай подѣлиться горемъ съ такимъ же маленькимъ существомъ, какъ самъ, все время разсказывалъ Настѣ о своей тяжелой долѣ. Изъ его словъ Настя узнала, что онъ называется Павликомъ, что покойные его родители были очень богаты; отецъ заболѣлъ чахоткой, поѣхалъ лечиться за границу, гдѣ и умеръ, а мать не переставала тосковать и плакать и пережила его только на три года. Бѣдняжкѣ Павлику пришлось перебраться къ теткѣ, единственной оставшейся въ живыхъ родственницѣ, которая была замужемъ за богатымъ банкиромъ и имѣла четверо дѣтей; сначала Павликъ думалъ, что ему будетъ весело въ такомъ большомъ обществѣ, но на дѣлѣ вышло иначе: дѣти оказались такія же капризныя, какъ ихъ мамаша, Павлика всегда во всемъ обижали, и, нашаливъ или напроказивъ что-нибудь, взваливали на него.

-- Вотъ и теперь устраиваютъ елку,-- сказалъ онъ въ заключеніе,-- ты думаешь, много я увижу удовольствія? Лучшія конфекты, подарки, фрукты имъ достанутся, мнѣ же что дадутъ? Да ужъ, положимъ, пускай, Богъ съ ними, я не жадный; обидно только то, что въ теченіе вечера навѣрное въ чемъ-нибудь обвинятъ...

-- Пожалуйте, баринъ,-- снова прервалъ лакей,-- все готово, елка заказана.

-- Прощай, милая дѣвочка,-- обратился тогда Павликъ къ Настѣ.

-- Прощайте, баринъ, желаю вамъ всего, всего хорошаго.

Дѣтки разстались; Настя торопливо направилась въ бѣлошвейную, куда мама послала ее отнести работу и получить немного денегъ; она чувствовала, что запоздаетъ къ обѣду, но знала, что ея добрая мама не только не разсердится, а навѣрное еще поставитъ остатки щей и каши въ печь, чтобы не остыло.

"Павликъ сегодня, конечно, на обѣдъ будетъ имѣть нѣсколько блюдъ и вкусное пирожное,-- разсуждала сама съ собою Настя.-- Въ комнатѣ у него тоже, безъ сомнѣнія, лучше, чѣмъ въ нашей крошечной конурѣ; но я ни за что на свѣтѣ не помѣнялась бы съ нимъ, потому что у него нѣтъ ни папы, ни мамы, а это должно быть всего ужаснѣе".

Подъ вліяніемъ грустныхъ мыслей о судьбѣ Павлика, Настя незамѣтно добрела до бѣлошвейки, передала работу и, получивъ слѣдуемые за нее два рубля, возвратилась домой, гдѣ застала всю семью за обычнымъ скромнымъ обѣдомъ.

-- Что ты долго?-- ласково спросила жать.

-- Прости, мамочка, заболталась,-- и Настя подробно передала все видѣнное и слышанное.-- Ты вѣдь не сердишься?

-- Нѣтъ, дружокъ, не сержусь, садись скорѣй къ столу, озябла, небось, погрѣйся тепленькими щами.-И мама, заботливо накинувъ на плечи дѣвочки старенькій фланелевый платочекъ, поставила передъ нею тарелку со щами.

"Когда Павликъ пришелъ домой, его навѣрное встрѣтили далеко не такъ радушно, какъ меня", снова подумала Настя, и невольно мысленно задала себѣ вопросъ: кто изъ нихъ двухъ счастливѣе?