Ночь глухая, непроглядная; въ лѣсу страшно, темно, холодно, снѣгъ валитъ хлопьями, а маленькій зайчикъ Степанчикъ бѣжитъ себѣ, да бѣжитъ по дорогѣ.
-- Степанчикъ, а Степанчикъ!-- вдругъ слышитъ онъ чей-то знакомый голосъ. Зайчикъ останавливается, смотритъ направо, налѣво,-- никого нѣтъ.
"Вѣрно показалось!" думаетъ онъ, но въ ту минуту какъ хочетъ продолжать путь, предъ нимъ, точно изъ земли, выросла какая-то фигура, вплоть до ушей покрытая жесткою блестящею, довольно длинною шерстью.
-- Не узнаешь?-- спрашиваетъ она, лѣниво вылѣзая изъ норы. Зайкѣ дѣлается жутко; онъ знаетъ, бѣдняга, что каждый звѣрь, даже простая домашняя кошка, легко можетъ обидѣть его.
-- Забылъ, небось, какъ вмѣстѣ пировали у лисы на новосельѣ?-- продолжаетъ животное, подходя все ближе къ своему собесѣднику.
Тутъ зайчикъ припоминаетъ, какъ на прошедшей недѣлѣ дѣйствительно пришлось ему быть въ гостяхъ у кумушки-сосѣдки, гдѣ, между прочими приглашенными, познакомился онъ съ этимъ самымъ господиномъ, величаемымъ барсукомъ.
Чѣмъ дальше всматривается въ него Степанчикъ, тѣмъ больше узнаетъ стараго знакомаго; но мысль, что тогда они были въ гостяхъ, барсукъ велъ себя прилично и бояться его не было причины, а теперь встрѣтились ночью въ лѣсу, глазъ на глазъ, тревожитъ молодаго зайчика,-- онъ все норовитъ поскорѣе улизнуть, а барсукъ, точно на зло, вступаетъ въ разговоръ и въ концѣ-концовъ дѣлаетъ предложеніе, остаться у него жить, съ тѣмъ, чтобы помогать добывать пищу, такъ какъ барсукъ отъ природы очень лѣнивъ, большую часть своего времени проводитъ въ норахъ, и только съ наступленіемъ темной ночи по необходимости иногда выходитъ изъ нихъ, чтобы сдѣлать кое-какой запасъ провизіи.
-- Будешь хорошо служить,-- говоритъ барсукъ,-- я тебя не оставлю; въ обиду никому не дамъ. Зайка слыхалъ, что между хищными животными барсуки считаются самыми безвредными. "Что-жъ -- думаетъ онъ,-- дай, попробую, по крайней мѣрѣ, въ случаѣ какой бѣды, будетъ кому за меня заступиться", и рѣшивъ принять предложеніе, слѣдуетъ за своимъ господиномъ въ его подземное жилище, куда проведено нѣсколько выходовъ, и гдѣ въ самой глубинѣ устроена теплая постель изъ сухихъ листьевъ.
-- Здѣсь,-- продолжаетъ барсукъ,-- я сплю и только изрѣдка подкрѣпляю себя заранѣе принесенною пищею; а такъ какъ теперь время подходитъ къ зимѣ, то необходимо значитъ сдѣлать запасъ различной провизіи; вотъ для этого-то, любезный другъ, ты мнѣ и нуженъ.
-- Радъ служить,-- отвѣчалъ Степанчикъ, почтительно ставъ на заднія лапки,-- только не знаю, какую именно пищу кушать изволишь?
-- Да какъ тебѣ сказать,-- лѣтомъ питаюсь большею частью безвредными кореньями; люблю иногда полакомиться медкомъ, различными насѣкомыми, червяками; осенью подбираю съ полей разныя овощи, не брезгаю также дичинкою, въ родѣ кротовъ, мышей и молодыхъ зайчиковъ.
При этомъ извѣстіи сердце такъ и екнуло у бѣднаго Степанчика; но барсукъ должно быть не замѣтилъ, потому что не обращалъ на него никакого вниманія, и продолжалъ перечислять свои любимыя кушанья.
-- Все это ты долженъ добывать мнѣ, и еще кромѣ того хоть изрѣдка приносить съ крестьянскаго двора уточку, гуся, или курицу. Призадумался зайка, какъ будетъ онъ таскать утокъ, да гусей, когда ни разу на своемъ вѣку ничего подобнаго не пробовалъ. Гдѣ ему справиться съ какою бы то ни было птицею? Но разъ согласившись служить барсуку, отказываться отъ своихъ словъ не хотѣлось.
-- Чего стоишь? Ложись спать!-- приказываетъ барсукъ, а завтра чуть свѣтъ изволь быть на ногахъ, и откуда хочешь достань мнѣ къ обѣду курицу. Зайка молча свернулся въ уголку, жмурился, жмурился, но заснуть не могъ очень долго, потому ли что зайцы вообще спятъ весьма чутко и при малѣйшемъ шорохѣ просыпаются, или потому что его заботила курица -- не знаю, только на дворѣ еще было совершенно темно, когда онъ уже всталъ и тихонько, на цыпочкахъ, вышелъ изъ норки.
Вчерашняя непогода затихла, стояло ясное морозное утро, но зайка мороза не боится, быстро бѣжитъ по направленію къ сосѣдней деревнѣ и, остановившись у воротъ первой же избушки, думаетъ какъ бы половчѣе приняться за дѣло.
-- Чего глаза-то выпучилъ?-- крикнулъ ему выглядывавшій изъ подворотни пѣтухъ,-- мы вѣдь тебя нисколько не боимся!-- и какъ бы въ доказательство истины своихъ словъ проворно выскакиваетъ изъ клѣтушки и, усѣвшись на спину незваному гостю, начинаетъ громко распѣвать "ку-ку-ре-ку! ку-ку-ре-ку!" А зайкѣ это только и надобно,-- быстрѣе молніи летитъ онъ со своей дорогой ношей въ обратный путь и, не замѣчая, что пѣтухъ давнымъ давно спрыгнулъ на землю, дѣлаетъ большіе скачки, стрѣлою несется черезъ поляну и вихремъ врывается въ одно изъ отверстей норы своего господина.
-- Фу, какъ ты перепугалъ меня!-- говоритъ барсукъ, лѣниво поворачиваясь съ боку на бокъ,-- принесъ ли по крайней мѣрѣ курицу?
-- Даже цѣлаго пѣтуха!-- самодовольно отвѣчаетъ Степанчикъ.
-- Гдѣ же онъ?
-- Какъ гдѣ? Да на моей спинѣ сидитъ, развѣ не видишь?
Барсукъ началъ внимательно осматривать зайчика и конечно никакого пѣтуха не нашелъ.
-- Ты еще выдумалъ обманывать, смѣяться!-- говоритъ онъ такимъ грознымъ голосомъ, что Степанчикъ не знаетъ что и отвѣчать.
-- Я... я...-- бормочетъ онъ сквозь слезы, но разсерженный барсукъ не даетъ ему открыть рта, бросается на него, прижимаетъ къ стѣнкѣ и, въ одну минуту разорвавъ на части, глотаетъ его чуть не цѣликомъ.
