О чем бы ни писал человек, он всегда пишет о себе.
XLV
Все факты жизни, сами по себе, удивительны, но все людские суждения о них большей частью бессильны, ограничены или даже просто глупы.
XLVI
Синтез -- общее, анализ -- частное. Один из моих критиков (Сементковский в "Ниве") сказал, что у меня "нет синтетического ума". Сначала я обиделся. Мне показалось, что я урод или калека. Но, вдумавшись, обрадовался, потому что это верно передает мое отношение к миру. Все общее всегда меня коробило. Возьмите "закон природы". Скажем, у вас есть жена или близкая женщина. Вам дорого в ней все то, что в ней свое, и, конечно, ее милый голос. Но вот она рожает от вас ребенка. Начались потуги, и она надсаживается. В этом звуке окончательно исчезает любимое существо: рычит безличная и единая для всех Природа! Точно так же и храп (le râle) умирающего. Здесь опять клокочет нечто, чуждое этому человеку, но общее всем. И разве вас не терзает обида рабства перед слепой и плоской силой, истребляющей все драгоценно-личное?!
XLVII
И жизнь есть Бог, и смерть есть Бог. Недаром в молитве говорится: "Ты бо еси живот и покой"...
Удивительны последние слова Шопена (если не выдуманы):
"Приближается агония... Бог оказывает особую милость человеку, открывая ему, что наступила минута смерти. Я удостоен этой милости. Не мешайте мне".
XLVIII
Современники так устроены, что великих людей они считают обыкновенными, а пошлых -- великими.
XLIX
Очень трудно найти умного читателя. Все умные читатели сами по горло заняты писанием.