Когда Покасанов очнулся, он вспомнил Стася, завыл, ринулся вон из этапа и стремглав, точно за ним кто гнался, прибежал к Чернецкюму. Дюма у последнего оказались только дети -- семилетняя девочка, очень бойкая, всегда прежде ласкавшаяся к Покасанову, и мальчик лет трех, не отстававший от сестры. Растерявшись перед детыми, Покасанов остановился на пороге. Дети в ужасе юркнули под кровать.
Покасанов захохотал и свалился на ту самую большую кровать, стоявшую в углу, под которой спрятались дети. Они, как мыши, перебежали комнату и забились в угол, за большой сундук. Покасанов замолк. Девочка схватила на руки брата и убежала с ним к соседям.
Застав на своей кровати Покасанова, у которого на руках, на лице, на одежде была липкая кровь, пропитанного ее запахом, смешанным с пороховой гарью, Чернецкий отнесся к нему, как к самому несчастному из несчастных. Обмыл его и привел в порядок и долго потом сидел с ним с глазу на глаз. А Покасанов, сгорбившись в дугу, опустив глаза в грязный пол, тихо плакал и уныло рассказывал, что произошло на этапе. И замечательно, что в то время, как в избе у старосты, рассказывая и составляя протокол, он мог только лгать, здесь он говорил правду и передавал ее с совершенной полнотой, простотой л жен остью.
Дойдя до убийства Стася, Покасанов зарыдал и дико захохотал. Чернецкий долго успокаивал его, поливал голову водой, утешал.
-- Понимаешь, он у меня в глазах стоит, -- шептал, плача, Покасанов.-- Я не хотел убивать, не хотел!-- кричал он с мокрым от слез лицом и то куда-то рвался из рук Чернецкого, то падал к нему на плечо и мочил его бородатое лицо слезами.