Неурожаи, падежъ скота и другія хозяйственныя невзгоды, разорявшія Славяносербскій уѣздъ въ теченіе двухъ лѣтъ (85 и 86) непрерывно, возбудили въ крестьянскомъ населеніи довольно сильное стремленіе покинуть старыя, истощенныя земли и переселиться на новыя, за Уралъ, въ Сибирь, вообще на востокъ. Года за три-четыре передъ этими неурожайными и во всѣхъ отношеніяхъ тяжкими годами, крестьяне большей части деревень этого уѣзда еще и "слыхомъ не слыхали" о томъ, что есть гдѣ-то "новыя мѣста", "свободныя земли". Правда, были и тогда случаи переселенія, но только единичные, и остальные крестьяне смотрѣли на этихъ смѣльчаковъ очень скептически, относились довольно равнодушно ко всякимъ слухамъ, разговорамъ и разсказамъ о какихъ-то "новыхъ мѣстахъ", и не особенно интересовались даже письмами, получавшимися отъ "смѣльчаковъ" -- переселенцевъ, уже устроившихся на новыхъ мѣстахъ. Долгое время нашихъ крестьянъ почти не трогали за живое самыя соблазнительныя приманки, которыми, устроившіеся на чужой сторонѣ, смѣльчаки, заманивали своихъ однодеревенцевъ: масса народа не трогалась, и переселенія продолжали быть единичными; рѣшались переселяться туда находившіеся почему либо въ исключительныхъ обстоятельствахъ.
Съ неурожаемъ 85 года, уже началось броженіе. Въ концѣ этого года по нѣкоторымъ деревнямъ разнесся слухъ, что "теперешняя Сибирь уже уничтожена,-- туда будутъ переселять вольныхъ людей,-- а здѣшнія мѣста пойдутъ подъ Сибирь ": сюда будутъ ссылать воровъ и разбойниковъ". Это потому, объясняли крестьяне, что "здѣшняя земля для пахарей стала хуже сибирской, что теперь можно работать только подъ землей, въ каменноугольныхъ копяхъ, а для этого и будутъ присылать сюда каторжниковъ"...
Въ началѣ 86 года нѣкоторыя деревни рѣшились, наконецъ, подняться, и прежде всего, послали развѣдчиковъ на новыя земли, большею частью на юго-востокъ, отъ Оренбугской губ. до Сыръ-дарьинской области. По возвращеніи этихъ развѣдчиковъ въ ту деревню, которая ихъ посылала, стали ходить крестьяне и изъ другихъ деревень, чтобы разспросить и разузнать объ этихъ "новыхъ земляхъ". Иногда, впрочемъ, и сами развѣдчики -- по приглашенію и, конечно, за деньги -- ходили въ сосѣднія деревни и разсказывали о томъ, что видѣли. Разсказываютъ, между прочимъ, что изъ села Васильевки были посланы на новыя мѣста два развѣдчика. Проѣздивъ нѣсколько мѣсяцевъ, они возвратились и, не говоря никому ни слова, начали поспѣшно готовиться къ отъѣзду. На вопросы крестьянъ, которые ихъ посылали, они отвѣчали съ напускнымъ хладнокровіемъ:-- "Хотите -- поѣзжайте, а не хотите -- оставайтесь! Намъ здѣсь не рука оставаться: здѣсь адъ, а тамъ рай!" Эти слова, и особенно необыкновенная поспѣшность, съ которою развѣдчики собирались въ дорогу, конечно, произвели на народъ сильное и заразительное впечатлѣніе въ смыслѣ стремленія изъ ада въ рай. Разсказываютъ, что вмѣстѣ съ развѣдчиками собралось ѣхать три четверти дворовъ деревни. Но неожиданно противъ этого движенія возсталъ священникъ. Онъ сталъ говорить, что некому будетъ содержать церковь Божію, если всѣ уѣдутъ. Крестьянъ это тронуло, и они порѣшили отпустить въ переселеніе только треть дворовъ, для чего и кинули жребій всей деревней.
Не знаю, насколько этотъ разсказъ правдивъ; но дѣло въ томъ, что подобнаго рода разсказы, слухи и письма начали все больше и больше распространяться и волновать умы полуголодныхъ и голодныхъ крестьянъ, возбуждая въ нихъ надежду на лучшую жизнь. Въ 86-мъ году изъ нѣкоторыхъ деревень уѣхало уже по 5, 10 и больше семействъ. Но это движеніе все-таки еще не успѣло охватить многія деревни; многихъ удерживала надежда на урожай 86 года.
Неурожай 86 года и свирѣпствовавшій все лѣто падежъ скота почти во всемъ уѣздѣ распространили стремленіе къ переселенію почти во всѣхъ деревняхъ. Въ настоящее же время (1889 г.) едва ли можно во всемъ уѣздѣ найти хоть одну деревню, гдѣ бы не толковали и не разсуждали о переселеніи. Между деревнями идетъ постоянная пересылка писемъ, получающихся отъ переселившихся уже сельчанъ. Письма ходятъ изъ одной деревни въ другую и перечитываются съ напряженнымъ вниманіемъ. И несмотря на это, нельзя сказать, чтобы наши крестьяне имѣли о "новыхъ земляхъ" какія нибудь опредѣленныя понятія. Объ Амурѣ, напримѣръ, сказываютъ, что тамъ даютъ по 500 дес. на душу, 100 руб. "награды" и освобождаютъ на 20 лѣтъ отъ всѣхъ податей и повинностей. Объ "Уралѣ" ходятъ тоже различные разсказы: одни говорятъ, что тамъ даютъ по 50 дес. на душу, другіе -- что только 8 дес.; насчетъ "награды" также говорятъ различно. Кромѣ этихъ совершенно неопредѣленныхъ свѣдѣній о земельныхъ преимуществахъ той или другой мѣстности -- и самыя мѣстности, о которыхъ идутъ разговоры, часто перепутываются въ понятіяхъ крестьянъ: Амуръ постоянно смѣшиваютъ съ Сыръ-дарьинской областью (Уралъ) и обратно.
Одно только всѣ знаютъ хорошо и твердо, это именно то, что "тамъ" -- земли вольныя, слѣдовательно, голода тамъ уже нечего бояться. И для большинства достаточно быть увѣреннымъ только въ этомъ, чтобы ужъ не задумываться передъ трудностью переселенія.
Большая часть нашихъ переселенцевъ идетъ "на Уралъ", т. е. въ Сыръ-дарьинскую область. На Амуръ переселяются теперь немногіе, и объ этой мѣстности, сколько мнѣ приходилось слышать, существуютъ два совершенно противуположныхъ представленія: одни представляютъ себѣ Амуръ золотымъ дномъ (въ отношеніи земли, конечно), но находятъ, что для того, чтобы добраться туда -- нужно имѣть большія денежныя средства. Другіе, напротивъ, считаютъ, что на Амурѣ земля гораздо хуже здѣшней. По этому поводу разсказываютъ слѣдующее: изъ какой-то деревни нѣсколько семействъ уѣхало на Амуръ. Имъ нужно было проѣхать 12.800 верстъ. Проѣхали они уже 12.000 верстъ -- и въ то время, когда имъ осталось сдѣлать всего только 800 верстъ, они встрѣтили партію "обратныхъ" переселенцевъ. Возвращающіеся разсказали новымъ переселенцамъ объ амурской землѣ, что она ни къ чему негодна: въ первый годъ она даетъ очень хорошій урожай, но больше уже на ней нельзя сѣять. Простой она хоть 12 лѣтъ -- на ней уже ничего не будетъ расти: только разъ перевернулъ ее, она дѣлается какъ зола, даже и бурьянъ на ней не растетъ. Подъ вліяніемъ этихъ разсказовъ, новые переселенцы тоже возвратились обратно.
Главные распространители переселенческаго движенія -- письма и разсказы. За письмомъ, за "бумагой" иногда идутъ верстъ за 40 или 50, и даже больше. Переписываютъ и читаютъ ихъ десятки разъ. И замѣчательно то вниманіе, съ какимъ крестьяне слушаютъ этакую "бумагу": большинство съ перваго разу запоминаютъ ее со всѣми подробностями, а все-таки никому не надоѣдаетъ слушать ее хоть и десять разъ. Но главнымъ образомъ крестьяне интересуются не письмами, а стараются разыскать предписанія съ подписью или печатью, и часто принимаютъ простое письмо за такое предписаніе отъ правительства. Письма же,-- хотя они и сильно возбуждаютъ слушателей и читателей, и большинство переселяется единственно только подъ вліяніемъ этихъ писемъ, все-таки не внушаютъ такого довѣрія, какъ бумага "за печатью".-- Мало ли для чего одинъ пишетъ такъ, а другой иначе, разсуждаютъ крестьяне:-- можетъ быть, все это неправда, а кто нибудь нарочно "выпустилъ" такое или иное письмо, по злобѣ:-- "я молъ попался, пусть и другой попадется". А иной, можетъ быть, писалъ такъ, а не иначе, единственно изъ какихъ нибудь исключительно личныхъ цѣлей.-- Въ подтвержденіе этого предположенія приводятъ слѣдующій разсказъ: уѣхалъ одинъ крестьянинъ съ семействомъ на Амуръ, пробылъ тамъ нѣкоторое время и началъ писать отцу письмо за письмомъ, чтобы и онъ туда пріѣхалъ. Писалъ онъ, что у него есть 3 пары воловъ, много хлѣба, и что, вообще, у него въ хозяйствѣ все идетъ несравненно лучше, чѣмъ было на родинѣ. Въ каждомъ письмѣ онъ настоятельно совѣтовалъ отцу переселиться и говорилъ, что лучше всего ѣхать въ своемъ фургонѣ на своихъ лошадяхъ. Отецъ раньше не соглашался ѣхать, но потомъ вполнѣ повѣрилъ письмамъ сына и уѣхалъ. Ѣхалъ онъ больше года и, наконецъ, добрался таки до того селенія, гдѣ жилъ его сынъ. Спрашиваетъ у людей:-- "гдѣ тутъ такой-то живетъ?" -- ему указываютъ на конецъ слободы. Подъѣзжаетъ -- и видитъ:-- хибарка изъ земли не видна, ни двора, ни хлѣва, ни сарайчика, а сынъ писалъ, что живетъ хорошо. Увидѣла пріѣзжаго его невѣстка, выбѣжала, заплакала, бросилась цѣловаться и съ удивленіемъ спрашиваетъ; "зачѣмъ пріѣхали?" Онъ разсказалъ ей, какія письма писалъ ему сынъ. Невѣстка сказала, что она даже и не знала, что мужъ писалъ такія письма; что, напротивъ, они сами живутъ крайне бѣдно.
-- А гдѣ сынъ?
-- Овецъ пасетъ: онъ здѣсь пастухомъ у общества нанялся.
Послали за сыномъ. Сынъ прибѣжалъ и чистосердечно признался отцу, что онъ только затѣмъ вызвалъ его и просилъ пріѣхать въ своемъ фургонѣ, чтобы и самому уѣхать съ нимъ обратно: у него не было никакой возможности выбраться отсюда, а здѣсь оставаться было непричемъ. Отецъ ни слова не сказалъ, велѣлъ все хозяйство положить въ фургонъ, посадилъ сына, невѣстку и внуковъ -- и даже не переночевалъ тамъ, а уѣхалъ въ тотъ же день.
Въ промежутокъ времени отъ половины апрѣля до первыхъ чиселъ мая 1887 г. изъ Славяносербскаго уѣзда ушло "на Уралъ" болѣе 100 семействъ, изъ которыхъ нѣсколько было изъ деревни, въ которой я жилъ. Благодаря тому, что желавшіе переселиться обращались ко мнѣ за чтеніемъ и перепиской разныхъ "бумагъ", я имѣлъ возможность отчасти познакомиться съ ходомъ переселенія этихъ нѣсколькихъ семействъ. Разскажу объ этомъ по возможности подробнѣе.