Было около 11 часовъ февральской ночи. Я сидѣлъ и читалъ. Кто-то слабо постучалъ ко мнѣ въ окно.

-- Еще не спите?-- услышалъ я знакомый голосъ.

-- Нѣтъ. Войдите!

Въ комнату вошелъ мой знакомый крестьянинъ, Климъ Ш--ко, человѣкъ лѣтъ 35, средняго роста, съ крайне добродушнымъ, но какимъ-то измученнымъ, страдальческимъ выраженіемъ лица. Подъ воскресенье или, вообще, подъ праздникъ этотъ Климъ всегда приходилъ ко мнѣ, а иногда и приводилъ съ собою еще нѣсколькихъ людей -- посидѣть, поговорить, а главное -- "послушать книжечку". Иногда онъ просиживалъ у меня до 12 часовъ ночи и позже, разговаривая и разсуждая на всевозможныя темы. Особенно онъ любилъ "жалостныя" темы: жизнь нехороша, земли мало, урожаевъ нѣтъ, народъ распущенъ. Часто онъ договаривался до слезъ. Впрочемъ, на слезы онъ вообще былъ очень легокъ: сколько нибудь трогательная книжка, изд. "Посредника", непремѣнно дѣлала его глаза влажными. Въ общежитіи онъ всегда былъ тише воды, ниже травы. По семейному положенію онъ былъ вполнѣ несчастный человѣкъ. На десятомъ году онъ остался круглымъ сиротой, и общество у него отняло надѣлъ. Тогда принялъ его къ себѣ бездѣтный дядя, у котораго онъ прожилъ много лѣтъ -- остался жить даже и послѣ женитьбы и живетъ съ нимъ до сихъ поръ на его надѣлѣ. Другого надѣла общество ему не даетъ, да и онъ самъ не особенно настоятельно проситъ. Дядя же, теперь уже старикъ, и при томъ сварливый и отчаянный пьяница, совершенно пересталъ работать, наваливъ всю работу -- и домашнюю, и полевую -- на Клима и его семью, въ благодарность за что, каждый разъ, когда напивается пьянымъ, гонитъ и Клима, и его семью изъ дому вонъ. Климъ всегда сносилъ это съ образцовымъ терпѣніемъ, но какъ-то разъ онъ не вытерпѣлъ и сказалъ дядѣ, чтобы тотъ его отдѣлилъ. Дядя ему на это отвѣтилъ, что онъ можетъ хоть сейчасъ отдѣлиться, но изъ хозяйства ничего ему дано не будетъ:-- "въ чемъ пришелъ, въ томъ и уходи, твоего здѣсь ничего нѣтъ -- все мое!" Съ этихъ поръ Климъ сталъ еще терпѣливѣе и тише. Ему, правда, совѣтовали обратиться къ сходу, чтобы его съ дядей раздѣлили, но онъ, хотя и до сихъ поръ мечтаетъ объ этомъ, врядъ ли рѣшится когда нибудь это сдѣлать: не любитъ онъ заводить "дѣлъ" и обращать на себя вниманіе всей деревни.

Онъ крѣпко пожалъ мою руку и спросилъ съ добродушной улыбкой:

-- Не помѣшалъ вамъ?.. А я думалъ, вы уже спите: должно, не рано?

-- Нѣтъ, ничего, садитесь.

Онъ сѣлъ и вытащилъ изъ-за пазухи какой-то засаленный листъ.

-- Это вы когда нибудь видѣли?-- спросилъ онъ меня съ какимъ-то задоромъ и разложилъ по стопу листъ. Это былъ "Царь Соломонъ", гадальщикъ. Посреди листа было намалевано круглое лунообразное лицо, съ цифрами кругомъ въ видѣ лучей.

Климъ порылся въ карманѣ, досталъ оттуда кусокъ воску съ горошину и опять спросилъ:

-- А вы знаете, какъ гадать?

Я отвѣтилъ утвердительно. Климъ бросилъ воскъ на середину листа. Воскъ, покатившись, остановился на какой-то цифрѣ на лучахъ. Я прочелъ въ отвѣтахъ пророчество, значившееся подъ этой цифрой. Тамъ была какая-то безсмыслица. Но Климъ слушалъ мое чтеніе отвѣта съ напряженнымъ вниманіемъ, и глаза его заискрились радостью.

-- Значитъ -- хорошо?-- проговорилъ онъ слегка дрожащимъ голосомъ.-- Значитъ -- слава Богу?

-- Да вы, Климъ, на что и о чемъ задумали гадать-то?-- спросилъ я его.

-- А вотъ постойте: надо еще два раза погадать, что-то опять скажетъ. Пока -- слава Богу!

Онъ опять бросилъ воскъ, бормоча что-то про себя и волнуясь, когда воскъ не попадалъ на цифры или скатывался на столъ. Когда я ему прочелъ опять таки почти непонятные двусмысленные отвѣты, онъ по прежнему радостно повторялъ:

-- Слава Богу! хорошо!.. это значитъ -- хорошо!..

-- На что же вы гадаете?-- спросилъ я опять.

Онъ помолчалъ немного, какъ бы обдумывая и собираясь мнѣ что-то важное сообщить.

-- Парни у насъ ушли въ одно мѣсто!..-- съ осторожностью и разстановкой сказалъ онъ, наконецъ.-- Пошли еще на той недѣлѣ. И вотъ хочу я узнать, когда они придутъ?.. и что принесутъ?.. Отвѣтъ, кажется, ничего себѣ, хорошій!.. Далъ бы Богъ!

-- Что-жъ, парни по какому нибудь дѣлу ушли?

-- Погодите маленько: объ этомъ я вамъ послѣ разскажу. Погадаю раньше еще на одно дѣло, тогда уже все разскажу!

Опять погадали, и отвѣтъ опять получился: "слава Богу, ничего себѣ... хорошо!"

-- Вотъ видите какія дѣла-то,-- заговорилъ, наконецъ, Климъ, послѣ того какъ кончилось гаданье, и онъ бережно сложилъ и тщательно спряталъ "Соломона" за пазуху:-- изъ нашей деревни на лѣто собираются четыре семьи уѣхать на Уралъ! Собираемся ѣхать туды на вѣки вѣковъ... Вотъ я насчетъ этого и погадалъ... Вышло, кажется, слава Богу!..

-- Что же это вамъ вдругъ вздумалось ѣхать?-- спросилъ я.

-- Трудно прожить здѣсь,-- отвѣтилъ онъ со вздохомъ:-- а тамъ, говорятъ, жить можно: земли много. Не слыхали?

-- Да; говорятъ, что тамъ земля вольнѣе, чѣмъ здѣсь,-- отвѣтилъ я.

Климъ оживился.

-- Письмо получено оттуда отъ одного человѣка,-- горячо заговорилъ онъ: -- такъ вотъ какъ пишетъ онъ: "какъ пришелъ ты туда, даютъ тебѣ 20 десятинъ земли на душу, одну дес. подъ усадьбу, 2 дес. фруктоваго сада, 30 деревъ на постройку и 30 рублей деньгами. И подати разныя снимаются съ тебя на 10 лѣтъ... Только нужно проходной листъ взять, записаться нужно"...

Вотъ какъ тамъ!-- закончилъ онъ съ торжествующимъ видомъ.

-- Все-таки на одни слухи и письма нельзя полагаться,-- замѣтилъ я.

-- Вѣдь мы это понимаемъ!-- отвѣтилъ онъ поспѣшно.-- Мы не зря поѣдемъ-то! Этакъ-то безъ толку сунуться, не дай Богъ, можно въ конецъ разориться. Трогаться съ семьями мы пока и не думаемъ. Раньше нужно самимъ разсмотрѣть, распытать. Дѣло это не такое, не шутка!..

-- Что же вы, ходока думаете послать туда?

-- Нѣтъ: ходока послать можно было-бъ, если-бъ, много семействъ собиралось, а вѣдь насъ только 4 семьи. А мы вотъ какъ думаемъ: послѣ великаго поста мы всѣ хозяева-мужики пойдемъ себѣ потихоньку, не спѣша въ тотъ край. Дорогой мы будемъ останавливаться и работать, вѣдь работу, я думаю, тамъ достать можно будетъ? косовица, потомъ уборка хлѣба,-- ну, какая ни на есть, а работа будетъ. Будемъ работать, переходить съ мѣста на мѣсто, а тѣмъ временемъ будемъ разсматривать, разспрашивать, искать подходящаго мѣста. А на зиму -- домой. Вотъ мы и будемъ знать о той землѣ все какъ есть. Расходовъ у насъ не будетъ, и еще десятку какую домой принесемъ. А на будущую весну, если найдемъ подходящую землю, уже поѣдемъ совсѣмъ съ семьями... Какъ по вашему?

-- Кто же будетъ у васъ лѣтомъ на полѣ работать, хлѣбъ убирать, когда вы уѣдете?-- спросилъ я.

-- Это ничего: нанять можно, и бабы больше поработаютъ. А то можно кому нибудь отдать свое поле и отъ трети. А мы вотъ что хотѣли,-- заговорилъ онъ, повернувшись вдругъ ко мнѣ всѣмъ корпусомъ:-- мы хотѣли всѣ какъ нибудь праздничнымъ дѣломъ придти къ вамъ и хорошенько потолковать обо всемъ этомъ.... У васъ книги есть, газеты разныя читаете, вотъ вы намъ разскажете, что тамъ пишутъ объ этомъ Уралѣ?.. Да только надо придти въ такое время, чтобы у васъ никого изъ мужиковъ не было, а то они -- вѣдь знаете, какой это народъ?-- какъ услышатъ, сейчасъ давай смѣяться "на Вралъ, на Вралъ!" Я и сегодня нарочно пришелъ по-позже...

Я охотно согласился, чтобы ко мнѣ пришли потолковать, хотя объ "Уралѣ" зналъ немногимъ болѣе самого Клима.

Посидѣвъ еще немного, Климъ ушелъ.

Я поискалъ въ своихъ книгахъ, но почти ничего не нашелъ въ нихъ по интересовавшему меня вопросу. Въ нѣсколькихъ журнальныхъ статьяхъ, трактующихъ о переселеніи и переселенцахъ, я нашелъ только свѣдѣнія, изъ какихъ губерній переселялись, почему и куда. Но какая земля на мѣстахъ поселенія, по скольку десятинъ дается на душу, и даетъ ли правительство какую нибудь помощь -- объ этомъ я не нашелъ ни слова. Кромѣ того, почти во всѣхъ статьяхъ говорилось лишь о переселеніи на Амуръ или въ Тобольскую и Томскую губерніи.