Черезъ нѣсколько дней, вечеромъ, Климъ пришелъ ко мнѣ и привелъ съ собою еще одного человѣка изъ желающихъ переселиться. Къ нимъ присоединился "отъ нечего дѣлать" и хозяинъ моей квартиры, человѣкъ крайне флегматичный, индиферентный рѣшительно ко всему на свѣтѣ -- и неособенно далекій, хотя и довольно добродушный. Посидѣли, поговорили, разобрали всевозможные способы удобнаго и нерискованнаго переселенія и остановились, конечно, на томъ, что и раньше думали: лѣтомъ идти на развѣдки однимъ мужчинамъ. Изъ разговора я узналъ, что мысль о переселеніи была возбуждена у нашихъ крестьянъ письмомъ, полученнымъ отъ одного переселенца. Это письмо переселенецъ писалъ своему отцу, уговаривая его тоже переселиться. Но отецъ отвѣчалъ, что онъ до тѣхъ поръ не поѣдетъ, пока тамошніе старики не припишутъ ему и не подпишутся, что сынъ пишетъ вѣрно. Наконецъ, получилось письмо и съ подписями стариковъ. Это письмо произвело уже волненіе въ деревнѣ. Отецъ писавшаго уѣхалъ, а за нимъ теперь собираются уѣхать еще нѣсколько семействъ. Одно изъ писемъ сына къ отцу какъ-то дошло до нашей деревни; писарь его прочелъ нѣкоторымъ крестьянамъ -- и въ результатѣ оказалось, что 4 семьи желаютъ переселиться. Но въ письмѣ будто писалось, что для того, чтобы, переселившись, получить все обѣщанное въ письмѣ, нужно имѣть "проходной листъ", и этотъ листъ находится въ с. Петропавловкѣ. Еще будто писалось въ томъ письмѣ, что петропавловцы обязаны давать каждому, кто пожелаетъ снять съ него копію. И вотъ наши четыре домохозяина, задумавшіе переселиться, послали въ Петропавловку двухъ парней, чтобы узнать подробно объ этомъ листѣ и принести съ него копію. Объ этихъ то парняхъ и гадалъ Климъ, посѣтивъ меня прошлый разъ.
-- Зачѣмъ вамъ ѣхать?-- спросилъ я Семена, крестьянина, пришедшаго съ Климомъ: о немъ я слышалъ, что онъ человѣкъ зажиточный.
-- Ѣсть нечего,-- отвѣтилъ онъ кратко и хладнокровно.-- Вотъ у меня семья -- семь человѣкъ. Въ позапрошломъ году былъ хоть и плохой урожай, я все же сколько нибудь пшеницы да собралъ, а жито таки и хорошо уродилось. Вотъ мы житомъ годъ кормились, а пшеницу, 25 мѣрокъ было, я и посѣялъ. Посѣялъ я 10 дес: 8 дес. пшеницы, 1 дес. жита, 1 дес. ячменя. Такъ вотъ вамъ счетъ: пшеницы я скосилъ 35 копенъ, и хоть бы одно зернышко изо всѣхъ этихъ копенъ получилъ:-- даже и не молотилъ. Пробовали люди изъ любопытства молотить, собрали изъ 10-ти копенъ полъ-мѣшка или мѣшокъ зерна, да и то, какое ужъ это было зерно! Остались значитъ, только двѣ дес., которыя я засѣялъ житомъ и ячменемъ: я снялъ пять мѣшковъ жита и 5 ячменя... Ну, пшеницы въ этомъ году на посѣвъ уже не было, я и посѣялъ жита и ячмень, а для ѣды уже, значитъ, ничего и не осталось: въ амбарѣ пусто. Теперь заработаешь рубль -- купишь пудъ муки, не заработаешь -- и нѣтъ!.. Вотъ и нужно ѣхать. По письму выходитъ такъ, что тамъ куда лучше будетъ!
-- Пишется тамъ, какой урожай былъ у нихъ въ прошломъ году?-- спросилъ я.
-- Сказать правду, я и письма-то всего не чулъ,-- отвѣтилъ Семенъ, немного смутившись:-- чулъ я только, что тамъ ячмень ничего не стоитъ "дешевле угля"...
-- Это правда,-- вмѣшался Климъ: -- какъ-никакъ, а голодать тамъ не будешь. Только хлѣба, говорятъ, продавать тамъ некому?
-- Ну!-- схватился Семенъ торопливо, съ радостнымъ смѣшкомъ и просіявшимъ лицомъ.-- И не надо продавать! Когда хлѣба много, да податей нѣтъ никакихъ, зачѣмъ и хлѣбъ продавать? Коли хватитъ прокормиться -- чего еще?
-- Этого-то тамъ хватитъ!-- отвѣтилъ съ увѣренностью Климъ.
-- А кто поѣдетъ?-- спросилъ я.
-- Думка есть у многихъ,-- отвѣтилъ Климъ:-- а кто поѣдетъ, кто нѣтъ -- этого теперь нельзя знать. Вотъ Яшка съ братомъ хотятъ ѣхать. Эти уже, значитъ, навѣрно поѣдутъ.
-- Это плотники-то?
-- Да, плотники. Оба они люди хорошіе: жалостливые. У самихъ едва хватаетъ, а попроси у нихъ кто другой -- никогда не откажутъ! И водки не пьютъ, и работу любятъ. Имъ самая статья уѣхать; земли у нихъ нѣтъ -- ихъ на одну усадьбу ссадили: они дворовые были,-- что же имъ здѣсь дѣлать?
-- А еще кто ѣдетъ?
-- Еще одинъ дворовый хочетъ ѣхать. Потомъ Михайло, что старостой раньше былъ...
-- Ну, его, може, и не пустятъ,-- вмѣшался все время молчавшій хозяинъ.
-- Може, и не пустятъ,-- согласился Климъ.-- Онъ какъ старостой былъ, не такъ дѣла велъ, вотъ и попалъ подъ судъ... А человѣкъ хорошій!
-- Чѣмъ же хорошій?
-- Душевный человѣкъ: другому поможетъ, не откажетъ...
-- И себя не забудетъ,-- перебилъ его со смѣхомъ Семенъ.-- Забралъ себѣ казенныхъ денежекъ 20 руб. Онъ ихъ отъ разныхъ людей штрафами получилъ, и нужно было ихъ въ казну сдать, а онъ положилъ себѣ въ карманъ. Еще и 64 мѣрки пшеницы изъ гамазеи недостающъ, тоже онъ забралъ... А хорошій!
-- Ничего, братъ, не подѣлаешь! человѣкъ бѣдный!-- продолжалъ оправдывать его Климъ.-- Онъ и старостой затѣмъ сталъ, чтобы поправиться, а ничего не понравился: какъ былъ бѣдный, такъ и есть.
Помолчали.
-- Еще хочетъ ѣхать Марко,-- заговорилъ опять Климъ.
-- Марко?-- удивился я.-- А ему зачѣмъ ѣхать?
Дѣло въ томъ, что Марко считается однимъ изъ богатѣйшихъ крестьянъ нашей деревни. Говорятъ, что онъ имѣетъ нѣсколько тысячъ, и молва идетъ, что эти тысячи нажиты не совсѣмъ чистымъ путемъ. Нѣсколько лѣтъ тому назадъ изъ мѣстной экономической конторы пропала шкатулка съ деньгами. Подозрѣніе пало на Марка, его судили и, за неимѣніемъ прямыхъ уликъ, оправдали. Послѣ этого Марко вдругъ сталъ богатѣть, выстроилъ большой домъ, купилъ воловъ, началъ деньги давать на проценты, почему вся деревни и увѣрена что "экономическія" деньги остались именно у него! Да и онъ самъ подъ пьяную руку ужъ не разъ проговаривался, что деньги эти онъ дѣйствительно прикарманилъ. Удивило меня, что и этотъ богачъ хочетъ переселиться.
-- Должно, здѣсь ему доходу мало,-- отозвался Семенъ:-- хочется побольше.
-- А, можетъ, онъ хочетъ уѣхать подальше, гдѣ не знаютъ, откуда у него деньги взялись?-- замѣтилъ Климъ
-- Да ему что! этого онъ и не стыдится.
-- А все же...
Нѣсколько минутъ всѣ молчали.
-- Что я слыхалъ,-- заговорилъ вдругъ Климъ какимъ-то измѣнившимся голосомъ, грустно и полуторжественно.-- Не знаю, какъ по вашему, какъ объ этомъ въ газетахъ пишутъ, а у насъ говорятъ вотъ про какія дѣла: настанетъ время, когда народъ будетъ ходить по міру, какъ муравьи: одинъ туда, другой сюда, и никакимъ родомъ этому нельзя будетъ помочь. Станетъ трудно жить, пойдетъ человѣкъ на востокъ -- и тамъ нехорошо, пойдетъ на западъ -- и тамъ нельзя жить. Исходитъ человѣкъ всю землю, пребудетъ во всѣхъ четырехъ сторонахъ свѣта -- а легче нигдѣ не найдетъ: всюду трудно будетъ жить... Какъ вы думаете, вѣрно это?-- обратился онъ ко мнѣ.
Я не зналъ, что отвѣтить ему, и сказалъ, что до этого, можетъ быть, не дойдетъ.
-- А мы думаемъ, что не миновать! Да, дойдетъ до этого, промолвилъ Климъ тихо, съ грустной увѣренностью и вздохнулъ. Помолчавъ немного, онъ продолжалъ:
-- Вѣдь вотъ, раньше чѣмъ воля вышла, никто и не вѣрилъ, что будетъ воля:-- "что толкуешь -- воля? какая тамъ тебѣ воля!" говорили. А вотъ вышла таки. Тоже раньше чѣмъ здѣсь машина прошла, говорили: -- "какая машина! Ну, развѣ можетъ это быть, чтобы возъ, да еще съ товаромъ, самъ безъ лошадей бѣжалъ -- брехня!" А вотъ видишь, что вышло такъ. Говорили и договорились. Тоже, значитъ, и съ этимъ: какъ народъ говоритъ, что дойдетъ такое время, что людямъ нигдѣ житья не будетъ -- и дойдетъ.
-- А что я слыхалъ,-- заговорилъ, флегматически улыбаясь и почесывая голову, молчаливый хозяинъ.-- Говорятъ, что эта самая машина скоро совсѣмъ уничтожится. Такъ уничтожится, что вотъ, примѣрно, моя Ѳедоска... Ей теперь 11 годовъ, она знаетъ про машину, а ея дѣти уже не будутъ знать, что такое машина.
-- Отчего же уничтожится?-- спросилъ я.
-- Сама собой уничтожится... Говорятъ, она строена только на годы, а не навѣки. Выйдетъ 30--40 лѣтъ тамъ примѣрно, насколько она строена, и тогда она уничтожится... Это вѣрно!