Сибирский золотопромышленник и его свита
На другой день, не утерпев, я заехал к Путилину.
-- Ну что, Иван Дмитриевич, нового ничего пока?
-- Работаем, -- неопределенно ответил он.
В то время, как мы болтали, Путилину доложили, что его желает видеть дама, госпожа Грушницкая.
-- Попросите.
В кабинет вошла молодая, миловидная дама, отлично одетая. Она была очень взволнована. Лицо заплакано.
-- Чем могу служить, сударыня? Садитесь, пожалуйста.
-- У меня... у меня исчез муж. Я не обратила бы внимания на то обстоятельство, что он не ночевал ночь, но по городу ходят слухи, что вчера, кажется, у вас был найден труп самоубийцы. Я страшно встревожена, ваше превосходительство... У меня является ужасное предчувствие... Я бросилась к вам... ради бога, если что-нибудь вы знаете...
Путилин выразительно посмотрел на меня. Облако грусти легло на его прекрасное лицо.
-- Вашего мужа звали... его имя начинается с буквы А?
Дама вздрогнула.
-- А вы откуда это знаете? Да, его имя Александр. Александр Николаевич Грушницкий... Ради бога...
Путилина нервно передернуло.
-- Успокойтесь, сударыня... Не надо волноваться... Скажите, ваш муж любил играть?
-- Да. Вы и это знаете? Стало быть... вы его знаете?
Дама в волнении вскочила с кресла.
-- Ах, не мучьте меня, скажите скорее, он жив? Да? Этот самоубийца не он?
-- Доктор, будь добр, приготовь, -- быстро бросил Путилин.
Я понял, что это значит. Из аптечки, находящейся в кабинете моего друга, я вынул валерьяновые капли и поспешно накапал их в рюмку с водой. О, сколько раз мне приходилось это делать здесь, в этом помещении, видевшем столько слез, обмороков, потрясающих сцен...
-- Сударыня, вы так взволнованы... выпейте капель. Это -- мой друг, доктор... Он вам приготовил.
Г-жа Грушницкая начала пить, но подавилась. Очевидно, истеричный шар уже подступил к горлу бедной женщины.
-- Это почерк вашего мужа? -- показал ей записку Путилин, закрывая последнюю строчку, где говорилось о намерении самоубийства.
-- Да! -- вскрикнула она.
И испуганно, жалобно-жалобно посмотрела на нас. Сколько ужаса, мук засветилось в этом взоре!
-- Стало быть... стало быть... -- пролепетала она и покачнулась.
-- Увы, сударыня, будьте тверды, соберитесь с силами -- ваш муж застрелился.
Я подхватил бедную молодую вдову.
Минутный обморок сменился жестокой, но и благодетельной истерикой. Я возился около нее, оказывая ей медицинскую помощь, а Путилин, не выносивший женских слез, нервно потирал виски.
-- Эдакие сумасброды... этакое легкомыслие...
Спустя немного времени, давясь слезами, Грушницкая поведала нам грустную историю, разразившуюся для нее такой потрясающей катастрофой, как самоубийство мужа.
-- Все проклятый картежный азарт... Это он погубил мужа.
-- Он сильно и давно играл?
-- Как он играл, вы можете судить по тому, что в течение полутора лет он спустил три наших имения. Мы ведь были очень богатые...
-- А теперь?
-- Теперь не осталось ничего, буквально ничего, кроме долгов. Мы с пятилетней дочерью -- нищие.
-- А скажите, госпожа Грушницкая, про какие чужие деньги он упоминает в своей предсмертной записке? Вам известно это или нет?
Несчастная женщина закрыла лицо руками.
-- Боюсь думать, но предполагаю, что речь идет о деньгах сиротки Юлии Вышеславцевой, нашей очень отдаленной родственницы, девочки четырнадцати лет, опекуном которой он был назначен. О, какой ужас! К довершению всего -- еще позор, преступление, запятнанное имя.
Путилин с искренним сочувствием смотрел на вдову.
-- Вы не знаете, где играл ваш муж?
-- Нет. Он никогда сам ничего не говорил мне об этом, а мне тяжело и противно было расспрашивать.
-- Ну-с, последний вопрос: на пальцах вашего мужа были кольца?
-- Да, он всегда носил кольца, но особенно не разлучался никогда с двумя: одно -- большой кабошон-изумруд, другое -- опал, осыпанный бриллиантами.
-- Вот и все... Тело вашего супруга должно находиться теперь в анатомическом театре. Торопитесь туда.
Грушницкая опять зарыдала.
-- Дайте мне ваш адрес. Может быть, я сумею что-нибудь сделать для вас...
-- Чем вы можете теперь мне помочь, господин Путилин? -- подняла бедняжка глаза, полные слез, на Путилина.
И вскоре вышла из кабинета.
Не успела еще закрыться за ней дверь, как в кабинет вошел Статковский.
-- Ну? -- быстро задал ему вопрос Путилин.
Экс-шулер уныло покачал головой.
-- Очень мало утешительного, ваше превосходительство.
-- А именно?
-- Ходят слухи, что в Петербурге действительно находится "варшавский гастролер" Сигизмунд Иосифович Прженецкий. Это король шулеров. Это звезда первой величины. Но где он пребывает, где играет, узнать об этом не удалось.
-- Но его сообщники?
-- Очевидно, он и от них держится в секрете. Як Бога кохам, он задумал один, без дележки, заработать десятки, сотни тысяч! Прошу верить, я с отвращением вошел в переговоры с несколькими мелкими "мастерами". В одном клубе я сразу заметил "чистую" игру такого господина. Я подошел к столу и сделал условный знак ему. Он побледнел и с испугом поглядел на меня. Кончив талию метки, он вызвал меня в другую комнату и спросил: "Наш?" -- "Ваш", -- ответил я. "А вот скажите, пан: где вы еще играете?" -- "Больше нигде. Дела ничего не стоят". -- "А как же говорят, что одного богача обыграли?" -- "Не знаю. Може это пан-черт Прженецкий?"
Путилин расхохотался.
-- Так и сказал: пан-черт?
-- А то есть истина!
Путилин на секунду задумался, прошелся, потом круто остановился перед нами и сказал:
-- Ну, господа, прошу покорно в мою гардеробную!
В комнате, находившейся рядом с его служебным кабинетом, хранились знаменитые "путилинские чудеса" по части поразительных, волшебных превращений.
Несколько шкафов были сплошь набиты костюмами, одеяниями всевозможного характера.
Тут рядом с мантией антихриста висел костюм трубочиста; там бок о бок с блестящим мундиром гвардейского полковника красовались отрепья нищего. Какая живая панорама похождений гениального сыщика!
Близ больших шкафов находились небольшие, со стеклами шкапчики, в которых были расположены парики, усы, бороды, накладки.
Два туалетных столика, на них все аксессуары грима: краски, пудра, белила, румяна, карандаши, щеточки...
Это была поистине удивительная лаборатория.
-- Господа, позвольте мне теперь заняться вами.
-- То есть как это? -- удивился я.
-- Очень просто. Ты и господин Статковский будете свитой сибирского золотопромышленника.
-- А ты, Иван Дмитриевич? -- вырвалось у меня.
-- А я -- им самим.
Какая поистине началась любопытнейшая работа! Исключительный талант Путилина по части метаморфоз сказался тут во всем блеске.
-- Ты, доктор, будешь у меня плешивым во всю голову... Неугодно ли этот парик. Серые бакенбарды... Так, так... И толщинку... И этот вот сюртук... И эти брюки...
Быстро, ловко, поразительно умело он преображал меня.
-- Ну-ка, полюбуйся на себя!
Когда я взглянул в зеркало, я не узнал сам себя: на меня глядел толстый, лысый старик.
-- На бриллиантовую булавку... Вот перстни...
Затем он принялся за Статковского.
-- Вас, голубчик, помолодить надо... Вас-то особенно. Вы ведь будете моим руководителем. Поняли? Просвещать будете миллионера.
Появился широкий воротник с отворотами; яркий, цветной галстук бантом; вычурный жилет...
-- Черт возьми, чем вы не франт первой руки! -- Рассмеялся тихим, довольным смехом гениальный человек.
Мы оба с изумлением смотрели друг на друга.
-- Да неужто это вы, пан доктор?
-- Да неужто это вы, пан Статковский? -- ответил я ему в тон.
-- Ну а теперь позвольте мне заняться собой! -- весело проговорил Путилин. -- Господа, идите в кабинет, я сейчас туда приду.
Прошло минут двадцать.
-- Скажете, пожалуйста, господа, могу я видеть его превосходительство, господина Путилина? -- раздался чей-то хриплый бас.
Мы обернулись.
На пороге кабинета стоял коренастый господин с черными волосами, густыми длинными бакенбардами "котлеткой", с одутловатым лицом. Видимо, он не дурак был выпить.
Одет был новый посетитель в коричневый фрак, белый жилет, белый галстук. Чудовищно толстая золотая цепь колыхалась на животе его.
-- Мне-с по экстренному делу! -- продолжал оригинальный гость.
-- Войдите, господин Путилин сейчас будет здесь, -- ответил я.
-- А как же это ты, доктор, в моем кабинете, без моего разрешения посетителей принимаешь? -- расхохотался господин в коричневом фраке.
Я только руками развел.
Это был Путилин.