В начале раннего вечера Савин -- граф Тулуз де Лотрек -- вышел из своего фешенебельного отеля и как-то тайком, крадучись, стараясь не обращать на себя ничьего внимания, направился пешком в один из отдаленных, грязных, вонючих кварталов "великолепной" столицы Оттоманской империи.
Жар еще не спал. Тучи пыли стояли над узкими улицами, кишевшими столичной рванью и массой бродячих голодных собак, похожих на шакалов, тощих, озлобленных.
Нарядный, сверкающий Константинополь остался там, позади.
Тут был тот главный Константинополь, который олицетворял собою всю неряшливость, всю грязь Востока.
"Экие свиньи!" -- мысленно ругался претендент на Болгарский престол, попадая в кучи отвратительных экскриментов.
Подойдя к небольшому домику, ставни которого были наглухо закрыты, он тихо постучал в одно из окон и приблизился к двери.
-- Кто там? -- послышался вопрос.
-- Это я, Цанков, отворяйте.
Дверь быстро распахнулась, впустила гениального авантюриста и так же быстро захлопнулась за ним.
-- А наконец-то вы, ваше высочество! -- с улыбкой проговорил высокий черномазый субъект, одетый в сюртук, с типичным видом болгарина.
-- Не слишком ли рано -- "ваше высочество"? Пока еще только ваше сиятельство, -- рассмеялся Савин, крепко пожимая руку болгарина.
-- Пустяки. Для такого умницы, как вы, сроков не существует. -- Болгарин говорил довольно чисто и правильно по-русски.
-- Все в сборе, Цанков?
-- Все.
-- А Хильми-паша?
-- И он прибыл, Савин.
-- Дану?
В голосе экс-корнета послышалась радость.
-- А все-таки вы, Цанков, лучше величайте меня графом де Лотреком. Знаете, это звучит более внушительно.
Тихий смех болгарина смешался с таким же смехом "графа".
-- Слушаю-с, ваше высочество!
В комнате, небольшой и тонувшей в полумраке, благодаря закрытым ставням, на креслах и широком диване сидели несколько человек.
Большинство из них были болгары, за исключением двух лиц, принадлежавших к сынам правоверного пророка Магомета.
-- Простите великодушно, господа, что я запоздал! -- весело, непринужденно проговорил Савин по-французски, здороваясь со всеми и особенно почтительно с Хильми-пашой.
-- Ваше превосходительство, как мне благодарить вас за ваше любезное посещение? -- склонился он перед ним.
Тот благосклонно улыбался.
-- Ничего... Я так сочувствую, граф, этому делу, -- ответил Хильми-паша.
-- Позвольте мне, ваше превосходительство, в знак моей глубокой благодарности предложить вам на память о сегодняшнем вечере эту безделушку.
Савин вынул из кармана роскошный футляр и, раскрыв его, подал турецкому сановнику.
На голубом бархате, переливаясь всеми цветами радуги, сверкал драгоценный перстень с огромным бриллиантом-солитером.
-- О! -- вырвалось у всех.
Алчный взгляд паши загорелся восторгом.
-- Ах, граф, какая прелесть! Но к чему это? Мне совестно принимать такие ценные сувениры.
-- О, это такие пустяки, ваше превосходительство. Эта безделушка -- одна из моих фамильных, -- небрежно, с апломбом бросил великий авантюрист. -- А это позвольте вручить вам.
И Савин протянул другой футляр младшему турку.
-- Чисто работает, -- прошептал болгарин Цанков своим соотечественникам.
Те взглядами подтвердили это.
-- Ну, господа, мы можем приступить к совещанию, -- пригласил всех Цанков.
И когда все заняли места за круглым столом, продажный турецкий сановник начал первым:
-- Я должен сообщить вам, господа, что по полученным мною тайным сведениям русское посольство что-то разнюхало и, кажется, послало донесение. Поэтому я советовал бы вам торопиться.
Граф Тулуз де Лотрек, претендент на Болгарский престол, чуть-чуть побледнел.
-- Оно узнало, что я здесь? -- спросил он.
-- Да.
Савин-"граф" рассмеялся.
-- О, ваше превосходительство, я этого не боюсь. Меня взять не так-то легко.
-- Его снимут только с Болгарского престола! -- стукнул рукой по столу один из присутствующих болгар. -- Верно, братушки?
-- Верно! Верно! -- прокатилось по комнате дико нелепого, преступного совещания.
-- Мы -- политические эмигранты Болгарии. Мы должны были бежать, спасаясь от дикого произвола и зверств временного регентства, самовольно захватившего власть в свои руки. Но, покинув отечество, мы оставили там массу верных друзей-приверженцев. Они за нас, они за общее дело. Трон Болгарии теперь свободен. Мы только должны распорядиться им!
-- А много ли вас, господа? -- осторожно, мягко, дипломатично спросил турецкий сановник.
-- Нас-то много ли? -- вмешался Цанков. -- Вполне достаточно для того, чтобы сломить регентство и одержать полную победу. Еще на днях я получил от своих известие, что большинство войск, духовенства, народа совершенно готовы примкнуть к нам.
Савин сидел и слушал с замиранием сердца.
"Вот оно... вот оно, это недосягаемое, волшебное! Не сон, а явь, явь!" -- так все и пело, ликовало в нем.
-- И мы, -- продолжал оратор-заговорщик, -- после зрелого обсуждения пришли к решению, что лучшего кандидата на Болгарский престол, как граф Тулуз де Лотрек, не может быть.
В эту секунду поднялся самозваный граф. Он был поистине великолепен, этот мошенник высокой марки!
-- Господа! -- начал он таким властным, уверенным тоном, точно уже чувствовал себя на ступенях болгарского трона. -- Господа! Благодарю вас за то высокое доверие, которым вам было угодно почтить меня. Если судьбе будет угодно, чтобы я занял Болгарский престол, даю клятвенное обещание заботиться о судьбе и благе моего народа.
Хитрый турецкий сановник еле заметно усмехался, любуясь блеском драгоценного перстня, уже одетого на палец.
-- Я, -- продолжал искренно вдохновляться Савин, -- я уже наметил состав кабинета министров. Говорить ли вам, господа, кто эти избранные? Назвать ли их имена?
Молчание. И опять взволнованный, вкрадчивый голос "будущего болгарского князя":
-- Вы, Цанков, конечно, не откажетесь принять портфель первого министра?
-- Если будет угодно вашему высочеству, -- с низким поклоном ответил душа заговора.
-- Вы, Малевич, -- портфель военного министра?
-- С радостью, ваше высочество!
-- Вам я могу предложить, дорогой Маравелов, пост министра финансов...
И, называя всех поименно, "его высочество" распределял портфели, посты.
-- Господа! Я, как вам известно, граф Тулуз де Лотрек. Но не забывайте, что я -- славянин, русский, в котором бьется горячее сердце.
И он повернулся к турецкому сановнику.
-- Болгария меня должна принять, ваше превосходительство... Но, став ее князем, я буду должником Блистательной Порты, прошу вас верить этому. Вы меня понимаете?
-- О, как нельзя лучше, ваше... ваше сиятельство! -- запнулся паша.
-- Я весь полон желанием поставить Болгарию на иной путь...
-- Так! Так! -- послышались голоса политических эмигрантов-заговорщиков.
-- И я... я это сделаю! -- закончил Савин.
-- Теперь -- "черная работа", ваше высочество... Необходимо выяснить детали и план.
-- Да, да, это важно.
И тут, в этой темной комнате, началось таинственное совещание о деталях выполнения фантастического плана, равного которому -- по безумной дерзости и утопичности -- едва ли знала любая история любых стран.
"Прямо уже в полной форме"... -- "Две казармы будут приготовлены"... -- "Амнистия, самая широкая"...
Глаза гениального авантюриста сверкали торжеством...