Когда мы подъехали к дому Губермана и вошли во двор, лицо Путилина было мрачно и темно, как и наступающая ранняя ночь.
-- Темное дело... темное дело... -- бормотал он. Дом был опечатан. Собаки уже не было на цепи. Великий сыщик принялся за детальный осмотр двора.
Он тщательно осмотрел выгребную яму, собачью будку.
-- Смотри, доктор, -- обратился он ко мне. -- Кто бы мог подумать, что евреи кормят собак костями от свиного окорока!
Он держал, улыбаясь, большую обглоданную кость. Потом, подняв глаза вверх, посмотрел на забор.
-- Однако, здоровый забор! Чуть не полторы сажени вышины. И с гвоздями наверху. Да, через такой не перескочишь!..
Медленно, шаг за шагом он стал обходить его, пробуя каждую тесину.
-- Крепко... крепко... -- шептал он.
Вдруг его рука, которой он с силой надавливал забор, провалилась, и он слегка покачнулся, подавшись вперед.
-- Что с тобой? -- бросился я к нему.
-- Ничего особенного. Одна доска в заборе оказалась оторванной. Смотри.
Путилин нажал доску рукой, и она совершенно свободно выдвинулась вперед, держась на верхних гвоздях.
-- А ну-ка, не пролезу ли я в сие отверстие? -- усмехнулся Путилин. -- Попробуй и ты.
Хотя и с трудом, но мы оба протиснулись и вскоре очутились по ту сторону забора.
Перед нами было пустое место -- не то поле, не то огород.
Липкая, густая грязь -- почва была, очевидно, глинистая -- покрывала все это унылое, мрачное место.
Мой гениальный друг низко склонился над землей, словно стараясь что-то заметить, отыскать.
-- Так... так...
-- Ты что-нибудь нашел, Иван Дмитриевич? -- тихо спросил я его.
-- Кое-что... Иди за мной.
Мы прошли несколько десятков саженей. Вдруг он остановился и показал мне рукой на небольшой домик в два окна.
-- Скажи, пожалуйста, -- домик! Я думал, на этом пустыре нет никакого жилья... Темные окна. Интересно знать, обитаем он или нет...
Великий сыщик еще ниже склонился над землей, внимательно во что-то вглядываясь.
-- Стой там, где стоишь! -- бросил он мне и потонул во мраке темной ночи.
Два раза мне мелькнул свет его фонаря. Прошло минут пять-десять. Тревожно-тоскливое чувство овладело мною. Незнакомый город. Это мрачное место... Это загадочно-отвратительное убийство несчастного ребенка.
-- Ну, вот и я! -- раздался голос Путилина. -- Таинственный домик сейчас пуст, но обитаем. Мне приходит странная фантазия, доктор, проникнуть во внутренность этого жилища. Что ты на это скажешь?
-- Как? В чужой дом?
-- Именно.
-- Но для чего?
-- А это другой вопрос, на который я тебе не сумею определенно ответить, ибо... ибо еще только зондирую почву.
-- Но подумай, ведь тебя могут счесть за разбойника?
-- Очень может быть. Но я ведь ничего не украду у них. Однако довольно шутить. Дело в следующем. Мы должны составить маленькую диспозицию. Слушай: сейчас же поезжай с моей карточкой к моему почтенному коллеге и скажи, что я прошу его отрядить с тобой двух его агентов для того, чтобы они продежурили часть ночи во дворе губермановского дома.
На его вопрос, где я, ты ответь полным незнанием.
Вы втроем будете стоять близ забора. О проходе -- ни звука им.
Лишь только ты услышишь мой сигнальный свисток, немедленно веди их через отверстие и бросайтесь к этому домику. До свидания, доктор!
-- А если свистка не будет?
-- Тогда терпеливо ожидайте моего появления.
-- Ах, Иван Дмитриевич, не сносить тебе твоей буйной головушки! -- в тревоге за моего великого друга вырвалось у меня.
-- Ну уж, во всяком случае, не в Минске мне ее сложить! -- тихо рассмеялся он.
Прежде чем рассказать вам о том, как я принимал с двумя агентами участие в этой памятной мне страшной ночи, я приведу вам рассказ моего гениального друга с его слов.