Въ которой словоохотливый извощикъ везетъ молчаливую дѣвушку, при чемъ читатель знакомится вдобавокъ съ цѣлымъ рядомъ разныхъ исторій, которыя, должно надѣяться, съ самаго начала внушатъ ему хорошее мнѣніе о талантѣ автора какъ разскащика.
Раннимъ утромъ яснаго лѣтняго дня, поселянка, съ большимъ узломъ, шла по тропинкѣ вдоль большой дороги, мимо полей и луговъ. Позади ее ѣхали тяжелая фура, возница которой былъ предохраненъ отъ солнца и дождя чѣмъ-то въ родѣ палатки, сдѣланной изъ самой грубой парусины, натянутой полукругомъ поверхъ повозки. Когда лошади, бѣжавшія бодрою рысью, почти нагнали ее, то извощикъ закричалъ ей:
-- Послушай, ты! дѣвушка!
Она оглянулась и увидѣла, что изъ подъ покрышки со смѣхомъ смотритъ на нее широкое добродушное лицо, надъ которымъ при каждомъ движеніи торжественно покачивалась шапка съ кисточкою.
-- Куда идешь?
-- Въ уѣздный городъ.
-- Дорога дальняя, а скоро будетъ жарко; не хочешь ли сѣсть?
-- Спасибо любезный; дай Богъ тебѣ здоровья; очень рада.
Извощикъ остановилъ фуру, дѣвушка ловко вскочила въ нее и сѣла съ нимъ рядомъ. Онъ ударилъ по лошадямъ, и они поѣхали.
Старикъ взглянулъ изподлобья на свою спутницу и раза два съ пріятной улыбкой кивнулъ головою. Я не могу видѣть когда женщины бѣгаютъ по большой дорогѣ -- сказалъ онѣ;-- долго ли тутъ устать! А вѣдь въ сравненіи съ нами, мужчинами, на бабахъ лежитъ гораздо больше тяготы на свѣтѣ. Теперь, когда я старъ, мнѣ пріятно возить молодыхъ; съ меня достаточно и того, что самъ я дряхлъ и безобразенъ, а потому не желаю сажать рядомъ съ собою старую бабу. Міръ божій такъ хорошъ, что мнѣ было бы грустно, если бы та, которая сидитъ возлѣ меня, портила впечатлѣніе, которое производитъ на меня окружающая природа. Въ молодые годы я за то возилъ только старухъ, и такъ должны были бы поступать и теперь молодые извощики; вѣдь всякій, кто встрѣтитъ ихъ съ хорошенькой дѣвушкой, непремѣнно подумаетъ, что они везутъ ее для своего собственнаго удовольствія. Если же они посадятъ съ собою старушку, то всякій припишетъ такой поступокъ одному только добросердечію, не допускающему никакихъ другихъ толкованій. Такъ то, милая дѣвушка!
"Я уже старый извощикъ, еще мальчикомъ ѣздилъ я по той же дорогѣ взадъ и впередъ, сначала и дальше. Когда же построили у насъ желѣзную дорогу, то только до уѣзднаго города и назадъ. Право, какъ-то и не вѣрится, что тому прошло уже слишкомъ пятьдесятъ лѣтъ. Дорога осталась все та же, и если кое-гдѣ повымерли деревья, то на ихъ мѣстѣ выросли новыя; да при мнѣ же выстроено еще нѣсколько маленькихъ домиковъ; во всемъ остальномъ дорога не измѣнилась, и мнѣ хорошо знакомъ на ней каждый камень. За то люди, ходившіе по ней, безпрестанно мѣнялись, и я возилъ такъ много народу въ этой фурѣ, столько людей слушали мою болтовню и мнѣ кое-что разсказывали, что я совсѣмъ привыкъ смотрѣть на божій міръ только проѣздомъ. Передъ многимъ, что лежитъ на дорогѣ, право не стоитъ и останавливаться, а потому лучше скорѣе проѣзжать мимо и не вглядываться въ тѣ печали и заботы, которыя пятномъ лежатъ на многомъ, что издали кажется такимъ милымъ и пріятнымъ. Вотъ почему я довольствуюсь только тѣмъ, что могу взять съ собою, въ мою фуру. Такъ-то, милая дѣвушка!
"Видишь, изъ-за холма выглядываетъ церковь! Это Крондорфъ, гдѣ я родился. У самой большой дороги устроено маленькое кладбище,-- (онъ указалъ кнутомъ въ этомъ направленіи) -- тамъ похороненъ отецъ мой, ужъ тридцать пять лѣтъ назадъ; матушка моя лежитъ въ Вѣнѣ, сестра въ Прагѣ, братъ въ Италіи, рядомъ съ павшими солдатами; а куда я самъ попаду?-- неизвѣстно. Думаю однако, что Господь Богъ, въ великой своей мудрости, съумѣетъ снова собрать насъ всѣхъ въ день страшнаго суда. По правдѣ сказать, во мнѣ никогда не было ничего особеннаго; теперь же я ровно никуда не гожусь, а потому, когда меня зароютъ въ могилу, то самъ я изъ нея, конечно, никогда не выкарабкаюсь; но Господь Богъ лучше знаетъ, на что еще мы можемъ пригодиться... Такъ-то, милая дѣвушка!
"А вѣдь хорошо вокругъ насъ! Тебѣ, кажется, все будто ново! Ты вѣрно въ первый разъ ѣдешь по этой дорогѣ?
-- Я вообще первый разъ въ жизни выбралась изъ дому.
-- Это я тотчасъ примѣтилъ. Что же, ты останешься въ уѣздномъ городѣ?
-- Нѣтъ, я дальше пойду. Если нужно, такъ и до Вѣны; буду искать себѣ мѣста.
-- Правильно. Лучше искать маленькаго мѣста въ городѣ, чѣмъ плохо хозяйничать въ деревнѣ. Знаю ли я твоихъ родныхъ?
-- Врядъ ли, у меня осталась только матушка; ты едва ли слыхалъ что нибудь о вдовѣ Зебенсдорфскаго школьнаго учителя.
Онъ утвердительно кивнулъ головою.
Они проѣзжали мимо крошечнаго домишка, на которомъ красовалась вывѣска съ изображеніемъ бутылокъ пива и вина. У дверей стоялъ худощавый мужчина въ зеленой ермолкѣ, какъ подобаетъ шинкарю.
-- А! Михель Коллингеръ!-- воскликнулъ онъ, увидѣвъ фуру.-- Здраствуй, братъ!
-- Здравствуй.
Изъ дверей выбѣжала толстая женщина.
-- Кто это ѣдетъ?
-- А! вотъ и моя возлюбленная!-- воскликнулъ старый извощикъ.-- Съ добрымъ утромъ, хозяюшка! Я давно ужъ смотрю на тебя однимъ глазомъ, кажется лѣвымъ, потому что онъ у меня чешется каждое утро. Изъ любви къ тебѣ только, я всегда заѣзжаю къ вамъ на обратномъ пути. Не мѣшало бы тебѣ послать когда нибудь хозяина въ погребъ, какъ можно подальше, чтобъ мы могли остаться одни.
Мужъ и жена захохотали.
-- Будетъ сдѣлано хоть сегодня, если ты пожалуешь! закричала во все горло толстуха, потому что фура успѣла уже отъѣхать довольно далеко.
-- Ладно, прійду непремѣнно,-- отвѣтилъ какъ можно громче Михель и потомъ сказалъ дѣвушкѣ, сидѣвшей съ нимъ рядомъ: -- А какъ ты думаешь? Вѣдь такой старый оселъ, какъ я, можетъ иногда позволить себѣ безобидную шутку?.. Взгляни-ка какъ хорошо солнце освѣщаетъ на вершинѣ горы монастырь Гроттенштейнъ. Тамъ и внутри очень хорошо живется; мнѣ удалось однажды побывать въ этомъ монастырѣ. По старинному преданію, тамъ когда-то жилъ монахъ чрезвычайно ученый и богобоязненный. Въ промежутки между богослуженіями онъ варилъ въ своей кельѣ цѣлебныя травы, а наконецъ придумалъ даже средство дѣлать золото; не знаю, правда ли, но говорятъ, что если у кого окажется камень мудрости, то онъ можетъ излечивать отъ всѣхъ болѣзней. Монахъ это именно и умѣлъ дѣлать, а потому ты легко можешь себѣ представить, сколько народу стекалось въ монастырь изъ всевозможныхъ земель. Но такъ какъ и самый богобоязненный человѣкъ никогда не довольствуется тѣмъ, что у него есть, а все наровитъ перегнать въ чемъ нибудь другихъ, то и моему монаху пришло какъ-то на мысль: болѣзней мнѣ нечего бояться, да и другихъ я умѣю излечивать отъ нихъ; какъ бы мнѣ придумать такой напитокъ, который не давалъ бы людямъ умирать? Сталъ онъ молиться Богу, чтобы Господь помогъ ему въ этомъ дѣлѣ, и въ молитвѣ своей лицемѣрно пояснилъ, что желаетъ этого только для того, чтобы имѣть возможность вѣчно помогать всѣмъ недужнымъ и болѣющимъ. Господь Богъ услышалъ его молитву. Однажды ночью ему удалось сварить напитокъ безсмертія, и въ полночь передъ нимъ стояла полная до краевъ чаша, которая навсегда должна была бы избавить его отъ смерти, если бъ онъ выпилъ ее до дна. Ровно въ двѣнадцать часовъ поднесъ онъ чашу къ своимъ губамъ, какъ вдругъ ему почудилось, что изъ глубины вселенной, гдѣ и звѣздамъ конецъ, на него съ жадностью глядятъ милліоны потухшихъ глазъ, и всѣ мертвыя, пустыя глотки алчутъ чудотворнаго напитка; тогда онъ созналъ, что готовился совершить преступленіе передъ живыми и мертвыми; ему стало больно на душѣ, и онъ бросилъ чашу, сказавъ: "Иду къ вамъ и я". Слова эти тотчасъ же сбылись, и на другое утро его нашли уже мертвымъ. По другому толкованію вся эта исторія выдумана въ свое время только для того, чтобы монахъ остался въ памяти у людей, какъ святой этого монастыря; въ дѣйствительности же напитокъ безсмертія былъ ядомъ, который поднесли ему братья за то, что онъ хотѣлъ повѣдать всему человѣчеству тайну камня мудрости, вмѣсто того, чтобы сдѣлать ее достояніемъ только одного монастыря. Вотъ сказаніе о Гроттенштейнскомъ монахѣ. Такъ-то, милая дѣвушка!
-- Мостъ, черезъ который мы теперь проѣзжаемъ, стоитъ на мѣстѣ немногимъ болѣе тридцати лѣтъ. Во время большаго наводненія, рѣчка пробила себѣ новое русло, а тамъ, гдѣ мы теперь ѣдемъ съ горки на горку -- находилось старое.
Нѣсколько дальше они увидѣли на дорогѣ крестъ. Старый извощикъ замолкъ и, подъѣхавъ къ нему, перекрестился, а потомъ погналъ лошадей.
-- Ты, должно быть, удивляешься, дѣвушка, заговорилъ онъ немного погодя, что я такъ разомъ пересталъ болтать! Мученическій крестъ, мимо котораго мы проѣхали {Мученическимъ крестомъ (Marterl) называютъ крестъ изъ дерева или камня, поставленный на томъ мѣстѣ, гдѣ погибъ какой нибудь человѣкъ. Обыкновенно на немъ дѣлается краткая надпись, поясняющая, какъ это случалось. Иногда на крестѣ изображается и самое событіе. Встрѣчаются и кресты, сооруженные въ намять избавленія отъ опасностей.} -- единственное по всей дорогѣ непріятное для меня мѣсто; не знаю, что бы я далъ, если бъ могли убрать этотъ крестъ; онъ просто застилаетъ мнѣ свѣтъ божій. Когда я ѣзжу одинъ, то всегда стараюсь заснуть, не доѣзжая его, и проснуться только тогда, когда онъ уже за моей спиной. Сто разъ я давалъ себѣ клятву не вспоминать объ этой исторіи и даже приложить всѣ старанія къ тому, чтобы совершенно забыть ее -- ничего не помогаетъ! Какъ завижу я этотъ печальный крестъ -- все представляется мнѣ вновь такъ живо, будто случилось вчера; а если человѣкъ пережилъ кое-что, о чемъ тяжело вспоминать, то ему всегда бываетъ легче подѣлиться этимъ и съ другими. Когда разомъ случается такъ много несчастій, что они косвенно задѣваютъ и тѣхъ, которыхъ они прямо не касаются, то люди дѣлаются сообщительными. Имъ всѣмъ какъ будто становится страшно за жизнь человѣческую, въ которой такія вещи могутъ случаться.
Онъ немного наклонился къ дѣвушкѣ и тихо сказалъ:-- У этого креста много лѣтъ назадъ убитъ человѣкъ, и убійца его былъ мнѣ первый другъ. Первый другъ!..-- Онъ глубоко вздохнулъ.-- Такъ-то, милая дѣвушка!
Послѣ краткаго молчанія онъ продолжалъ:-- Его звали Яковомъ Зенфельдеромъ и былъ онъ во всѣхъ отношеніяхъ славный малый, которой зла никому не дѣлалъ; только какъ выпьетъ, такъ тотчасъ, бывало, совсѣмъ разсудокъ потеряетъ, а такъ какъ и самъ онъ это хорошо зналъ, то и остерегался вина пуще всего. Родители его были прекрасные люди, и онъ, какъ единственный сынъ ихъ, жилъ съ ними въ мирѣ и радости. Случись такъ, что съ нимъ одновременно выросла въ томъ же мѣстечкѣ дѣвушка, которая съ каждымъ годомъ все больше стала ему нравиться. И красотка же она была, по правдѣ сказать, а звали ее Агнесой Ланггаммеръ. Какъ водится, она приходилась по вкусу не ему одному. У Якова оказался соперникъ, Антонъ Фридбергеръ, который вообще умѣлъ лучше ладить съ женщинами и всегда встрѣчалъ съ ихъ стороны самый ласковый пріемъ, хотя онѣ и знали, что ему и одному-то жить трудно, не то что содержать жену. И у хорошенькой Агнесы онъ былъ въ великой милости, только она любила его втайнѣ, а передъ народомъ виду не подавала. Къ тому же и Яковъ былъ такой женихъ, которымъ нельзя было пренебрегать. Она и тянула съ нимъ дѣло цѣлый годъ; но другой парень, Антонъ, былъ человѣкъ гордый, и потому сказалъ ей: "Такъ и такъ молъ; если выберешь Якова, то меня уже больше никогда не увидишь; если же меня, то съ другимъ не заигрывай". Тогда-то и оказалось, что онъ ей всѣхъ милѣе, и она Якову отказала на отрѣзъ. Бѣдняку цѣлый годъ и въ голову не приходило, что дѣвушка его дурачитъ, и потому отказъ на него какъ съ неба упалъ. Отчаяніе напало на него, и тутъ-то дьяволъ внушилъ ему проклятую мысль пойти въ трактиръ и запить свое горе. Ужъ и это было плохо, но хуже всего то, что онъ оказался въ трактирѣ не одинъ. Антонъ, увидѣвъ, что тамъ сидитъ Яковъ, не удержался, чтобъ не пойти туда вслѣдъ за нимъ и посмотрѣть, что у него за лицо. И вѣдь какія иногда человѣку глупыя мысли приходятъ въ голову! Замѣтивъ, что Яковъ въ такой печали, Антонъ сжалился надъ нимъ и вздумалъ прямо, начисто объяснить ему, что дѣвушка никогда не питала къ нему расположенія и слѣдовательно не могла бы сдѣлаться для него хорошею и честною женою. Слово за слово Яковъ, который опьянѣлъ уже послѣ перваго стакана, истолковалъ доброе намѣреніе Антона совсѣмъ иначе. Вообразилось ему, что счастливый соперникъ вздумалъ надъ нимъ насмѣхаться, или даже уронить Агнесу въ его глазахъ. Мыслей своихъ онъ однако не высказалъ, а всталъ и вышелъ изъ трактира вмѣстѣ съ другимъ парнемъ: на другой же день нашли Антона Фридберга убитымъ на большой дорогѣ. Яковъ Зенфельдеръ между тѣмъ словно сгинулъ, и всѣ стали говорить: "Это его рукъ дѣло"!
"Всю жизнь мою не забуду я, какъ, въ тотъ же вечеръ, я пришелъ въ избу родителей Якова, съ какимъ глубокимъ отчаяніемъ старики сидѣли каждый въ своемъ углу и не рѣшались смотрѣть другъ другу въ глаза. "Не можетъ этого быть,-- рыдая говорилъ старый Зенфельдеръ,-- чтобы онъ такъ забылся; или ужъ онъ не моя плоть и кровь. Сознайся,-- кричалъ онъ, обращаясь къ женѣ,-- я теперь тебѣ все прощу -- утѣшь меня признаніемъ, что онъ мнѣ не сынъ! Всѣ Зенфельдеры -- продолжалъ старикъ -- были честные, правильные люди; ни у кого изъ моихъ предковъ не могъ онъ перенять такое ужасное безбожіе. Я самъ хочу спросить его: дѣйствительно ли онъ совершилъ такое преступленіе?" При этихъ словахъ онъ быстро вскочилъ съ своего мѣста, подошелъ къ женѣ своей и закричалъ: "Ты знаешь, гдѣ онъ! Говори!" Бѣдную старуху слова эти совершенно сбили съ толку, и потому она созналась мужу, что Яковъ передъ уходомъ говорилъ ей, что идетъ на "Сѣрую стѣну". Видишь, дѣвушка, въ той сторонѣ высокую гору? Голый откосъ ея, обращенный къ намъ, и есть "Сѣрая стѣна".
"Старикъ послѣ этого не4 сказалъ больше ни слова, а готовился уходить. Мнѣ за него страшно стало, а также и за Якова, и я сказалъ: "Зенфельдеръ, я пойду съ вами!" Онъ отвѣтилъ: "пойдемъ!" Такъ-то мы ушли вмѣстѣ въ тотъ же вечеръ, и шли всю ночь. Дорогою мы не обмѣнялись ни однимъ словомъ; по временамъ только я слышалъ тихіе вздохи старика, видимо не рѣшавшагося говорить о томъ, что у него на душѣ. Когда мы раннимъ утромъ подходили къ "Сѣрой стѣнѣ", то я случайно оглянулся на дорогу позади насъ. Къ немалому моему удивленію, я увидѣлъ, какъ на солнцѣ блестѣли штыки. Оказалось, что жандармы слѣдовали за нами, быть можетъ, всю ночь, а мы ихъ и не замѣтили. Старикъ все глядѣлъ себѣ подъ ноги и на моемъ лицѣ не примѣтилъ никакаго удивленія. Я схватилъ его за руки и сказалъ: "Пресвятая Богородица, что намъ теперь дѣлать? За нами жандармы идутъ по пятамъ!" Онъ отвѣтилъ: "пусть идутъ!" и пошелъ все дальше по направленію къ стѣнѣ. У меня было такъ грустно на сердцѣ и голова моя такъ ослабѣла, какъ будто ее кто нибудь ударилъ, такъ что я рѣшительно не зналъ, что мнѣ дѣлать, и бѣжалъ рядомъ со старикомъ, какъ маленькій мальчишка. Мы поднялись вверхъ по "Сѣрой стѣнѣ"; у меня дрожали колѣни, а старикъ постоянно опережалъ меня; на самомъ верху была маленькая пещера, и изъ нея выскочилъ Яковъ, блѣдный, одичалый, какъ будто и на человѣка переставшій походить. Слезы навернулись у меня на глаза. Онъ сдѣлалъ попытку броситься въ объятія отца; но отецъ отстранилъ его отъ себя рукою и сказалъ: "Говори правду, ты убилъ Тони Фридбергера?" Тотъ молчалъ. Старикъ переспросилъ его: "Да или нѣтъ? Христомъ Богомъ прошу тебя, сжалься надъ моимъ горемъ!" Тогда Яковъ тихо сказалъ: "да!" и съ громкимъ рыданіемъ упалъ на каменья.
Отецъ задрожалъ всѣмъ тѣломъ и бросилъ жалостный взглядъ на небо. Потомъ онъ какъ будто успокоился и, оглянувшись внизъ, убѣдился въ томъ, что жандармы взлѣзаютъ на стѣну. Тогда онъ обратился къ своему сыну и сказалъ: "Они идутъ за тобою; если бы ты могъ избавить меня отъ суда надъ тобою и отъ того, чтобы мое честное имя значилось въ приговорѣ, который можно будетъ купить передъ висѣлицей за нѣсколько грошей, то это было бы для меня великимъ утѣшеніемъ; то, что нужно для этого сдѣлать, я беру на себя. Сошлись и ты на меня, когда будешь въ отвѣтѣ передъ Господомъ Богомъ. Да будетъ же Онъ къ обоимъ намъ милостивъ и долготерпѣливъ, аминь. Теперь вставай, Яковъ, жандармы близко. Я дамъ тебѣ руку, но ты больше до меня не касайся. Когда я самъ стану предъ лицомъ божіимъ, и Господь Богъ дозволитъ мнѣ простить тебя, то я это сдѣлаю". Послѣ этого старикъ дѣйствительно подалъ сыну руку; я видѣлъ, что онъ держитъ въ ней какую-то вещь, которую Яковъ поспѣшно взялъ и скрылся съ нею въ пещеру. Не успѣлъ онъ пробыть въ ней и двѣ минуты, какъ подошли жандармы. "Братцы,-- сказалъ одинъ изъ нихъ,-- гдѣ Яковъ Зенфелдеръ?" Отецъ не далъ имъ никакаго отвѣта. Тогда страхъ развязалъ мнѣ ноги, и я бросился въ пещеру, куда послѣдовалъ за мною одинъ жандармъ. Тамъ увидѣли мы Якова мертвымъ и плавающимъ въ крови. Онъ перерѣзалъ себѣ горло бритвою, которую сунулъ ему въ руку отецъ! Я вскрикнулъ. Жандармъ хотѣлъ вернуться къ своимъ товарищамъ, но я задержалъ его и сказалъ ему: "Вѣдь старикъ-то его отецъ!" -- "Знаю", отвѣчалъ солдатъ; хорошій онъ былъ человѣкъ, а потому и онъ прослезился. И когда мы вышли безъ Якова, то старый Зенфельдеръ взглянулъ на насъ стекляными глазами и зашатался, такъ что навѣрное скатился бы со стѣны, если бы мы его не удержали. Въ то время, какъ я его поддерживалъ, одинъ жандармъ сказалъ другому: "Не долго ужъ ему жить осталось!" Старикъ тяжело вздохнулъ, выпрямился и сказалъ: "Онъ поступилъ хорошо!" Потомъ онъ твердыми шагами дошелъ до дому рядомъ со мною, а придя домой, слегъ и уже болѣе не вставалъ. Мучился онъ недолго, и сгубила его та правота, которая не щадитъ и собственную плоть и кровь. Да ниспошлетъ ему утѣшеніе Господь Богъ. Нечего конечно и говорить тебѣ, сколько горя вынесла старуха Зенфельдеръ; ты конечно поймешь и то, что Агнеса Ланггаммеръ не знала съ тѣхъ поръ ни одного спокойнаго часа.
"Да, жалко, жалко! Какъ подумаешь, что молоденькой дѣвушкѣ нельзя поставить въ большую вину, если она и поступитъ когда нибудь немного легкомысленно... И вѣдь люди-то все были хорошіе; могли бы и теперь еще жить въ веселіи и радости! Но ужъ такъ видно было суждено. Часто бываетъ съ людьми, что къ нимъ нисходитъ какое-то указаніе свыше, а можетъ быть имъ и дьяволъ даетъ понять, что не совсѣмъ-то безопасно живется на этомъ свѣтѣ... Проклятая "Сѣрая стѣна", слава Богу, теперь уже за нами. А вотъ впереди и трактиръ, куда мы пріѣдемъ въ полдень; тогда мы съ тобою съ удовольствіемъ поѣдимъ и выпьемъ. Такъ-то, милая дѣвушка!
Дѣвушка, правда, не совсѣмъ была согласна съ мнѣніемъ словоохотливаго извощика, что послѣ такой печальной исторіи ѣда и питье покажутся вкуснѣе; напротивъ, у нея совсѣмъ пропалъ аппетитъ, но она рада была немного отдохнуть съ дороги.
Передъ трактиромъ стояло уже много повозокъ. Михель Коллингеръ сталъ въ хвостѣ ихъ, подошелъ къ двери и закричалъ: "Богъ помощь, ребята!" на что тотчасъ же откликнулось нѣсколько голосовъ разомъ.
-- И ты вѣдь конечно не войдешь?-- спросилъ онъ свою спутницу.-- Я, признаюсь, терпѣть не могу шума и табачнаго дыму. Только зимою развѣ поневолѣ приходится сидѣть въ комнатѣ.
При этихъ словахъ онъ, въ знакъ завладѣнія, бросилъ на одинъ изъ стоявшихъ снаружи столовъ свою широкую, тяжелую шляпу, которую какъ будто нарочно взялъ съ этою цѣлью съ собою, потому что надѣть ее на голову ему въ этотъ день ни разу еще не приходилось.
Переговоривъ съ хозяиномъ, который приходилъ спросить, что угодно пріѣзжимъ, Михель Коллингеръ направился къ своей повозкѣ и вынулъ изъ нея мѣшки съ кормомъ для лошадей.
-- Прежде лошадки,-- сказалъ онъ,-- а потомъ ужъ я.
Преподавъ лошадямъ дружественный совѣтъ, чтобы онѣ ѣли не спѣша и разсудительно, онъ сѣлъ рядомъ съ дѣвушкой за столъ. Между тѣмъ и другіе извощики разсчитались съ хозяиномъ и вышли изъ трактира.
Первый, который перешелъ черезъ порогъ и увидѣлъ чету, столь неравную по лѣтамъ, закричалъ, обращаясь къ товарищамъ, оставшимся въ комнатѣ:
-- А сегодня Михелю Коллингеру попалась славная красотка.
Другіе отвѣчали на это громкимъ смѣхомъ.
-- Да,-- сказалъ старый извощикъ,-- этой красотки не видать вамъ, какъ ушей своихъ, потому что я увезу ее въ городъ.
-- Сядь-ка лучше ко мнѣ, моя милочка,-- сказалъ первый.-- Я повезу тебя скорѣе, да и разсказывать тебѣ не стану такъ много дорогою.
-- Да, на слова ты скупъ, а набѣдокурить -- мастеръ; нѣтъ, братъ, къ тебѣ она ужъ никакъ не сядетъ, сказалъ Михель.
-- Неужто ты, дѣвушка, и взаправду поѣдешь со старикомъ? Жалко, жалко.
Извощики сѣли на козлы, и повозки тронулись въ путь одна за другою. Когда Михель Коллингеръ посадилъ рядомъ съ собою дѣвушку, то они увидѣли впереди темную полосу, извивавшуюся по дорогѣ, какъ червякъ на вѣточкѣ листа.
Повозка катилась по ровной дорогѣ, но все-таки по временамъ наѣзжала на кочки, и это не давало старому извощику заснуть, хотя его и очень клонило ко сну. Такимъ образомъ онъ мало по малу совсѣмъ пріободрился и снова сдѣлался разговорчивъ.
-- Тотъ парень, который говорилъ послѣ всѣхъ,-- сказалъ онъ,-- предерзкій нахалъ, особенно, когда ему приходится имѣть дѣло съ женскимъ поломъ. Въ прошломъ году онъ такую штуку затѣялъ, что чуть было не надѣлалъ большой бѣды; но вѣдь такіе люди не заботятся о томъ, какія послѣдствія могутъ имѣть ихъ шалости, лишь бы только нраву ихъ ничто не препятствовало.
"Городъ -- нездоровое мѣсто для человѣка, попавшаго туда смолоду. Горожане большею частью люди слабые, а ужъ въ особенности горожанки, которыхъ тамъ называютъ "дамами"; когда онѣ замужемъ и у нихъ родятся дѣти, такъ онѣ сами не знаютъ, куда ихъ дѣвать. Бѣдныхъ ребятишекъ вскармливаютъ, чѣмъ попало, или берутъ въ домъ кормилицу; это еще не худо -- дитя остается по крайней мѣрѣ на глазахъ у родителей, но есть и такія, которыя не дѣлаютъ ни того, ни другаго, а отсылаютъ ребятъ въ деревни, на попеченіе чужихъ людей; а ужъ это куда какъ плохо! Бываетъ иногда и то, что крестьянки изъ окрестныхъ деревень пріѣзжаютъ въ городъ за питомцами; бѣдное дитя завертываютъ въ платокъ, и крестьянка уноситъ узелъ съ собою; а въ какомъ видѣ она со временемъ вернетъ его -- этого уже никто не знаетъ. Крестьянки наживаютъ при этомъ деньги, а когда онѣ возвращаются къ себѣ домой вдвоемъ, втроемъ или цѣлою толпою, то имъ конечно гораздо веселѣе, и онѣ дорогою заѣзжаютъ во всѣ трактиры и тамъ нерѣдко порядкомъ напиваются съ радости. Вотъ, въ прошедшемъ году, парень, о которомъ я тебѣ говорилъ, ѣхалъ изъ уѣзднаго города и на дорогѣ встрѣтилъ двухъ такихъ кормилицъ съ ихъ маленькимъ товаромъ. Обѣ онѣ уже порядкомъ напились, а потому такъ громко смѣялись и кричали, наталкиваясь одна на другую, что и ребята вскорѣ послѣдовали ихъ примѣру. Шумъ поднялся такой, что и Боже упаси. Мой шутникъ, услышавшій его уже издалека, разыгралъ изъ себя передъ двумя женщинами сострадательнаго человѣка и посадилъ обѣихъ въ свою повозку. Немного погодя онѣ принялись храпѣть наперерывъ. Тогда парень распеленалъ дѣтей, перемѣнилъ на нихъ бѣлье и платки и сдѣлалъ съ ними перетасовку. Когда бабы проснулись, то ни одна изъ нихъ не замѣтила подмѣна. Одна сошла раньше, а другая проѣхала дальше, чуть ли не до конца дороги. Дѣло конечно могло бы имѣть нешуточныя послѣдствія, но къ счастью дѣти были разнаго пола и потому, протрезвившись, обѣ кормилицы не мало удивились при видѣ превращенія мальчика въ дѣвочку и наоборотъ; но такъ какъ онѣ подобнаго чуда допустить не могли, то тотчасъ догадались, кто надъ ними подшутилъ. Можешь представить себѣ, какъ онѣ ругались, очутившись одна отъ другой на разстояніи четырнадцати часовъ ѣзды! Пришлось поневолѣ одной изъ нихъ бѣжать назадъ, чтобы отыскать другую и обмѣняться съ нею ребенкомъ. Вотъ какія иногда вещи случаются. Такъ-то, милая дѣвушка!
Они поднялись на холмъ и съ высоты его увидѣли вдали передъ собою кучу домовъ, надъ которыми возвышались церковныя башни и заводскія трубы. Михель указалъ въ ту сторону кнутомъ и прибавилъ:
-- А вотъ и уѣздный городъ!
Такаго множества домовъ, перерѣзанныхъ улицами вкривь и вкось, крестьянка до тѣхъ поръ и не могла себѣ представить; ей казалось, что для маленькаго городка вполнѣ достаточно вдвое больше числа домовъ, чѣмъ сколько насчитывается въ томъ мѣстечкѣ, гдѣ она родилась; если же ихъ вдесятеро больше, то городъ долженъ быть уже очень большой. Теперь же она не могла даже опредѣлить и приблизительно числа домовъ, раскинувшихся передъ ея глазами. Ей стыдно стало за свое дѣтское пониманіе, и она засмѣялась при мысли о своемъ невѣжествѣ.
Озираясь во всѣ стороны, она не могла спокойно сидѣть на мѣстѣ.
-- Что ты удивляешься нашему городку, милая дѣвушка!-- сказалъ Михель Коллингеръ.-- Что же ты скажешь, когда увидишь большой городъ?
-- Какже онъ великъ... сравнительно?-- спросила она; и чтобы показать, что она больше ничему не намѣрена удивляться, тотчасъ прибавила,-- вѣрно во сто разъ?
-- Въ тысячу разъ, сказалъ извощикъ.
-- Въ тысячу разъ?
Дѣвушка замолчала, потому что ей не вѣрилось, чтобы это дѣйствительно было такъ.
По дорогѣ показалось нѣсколько дачъ, свидѣтельствовавшихъ о близости города, и въ палисадникѣ одной изъ нихъ рѣзвились дѣти. За играми ихъ слѣдила старая служанка, поклонившаяся Михелю Коллингеру, когда онъ проѣзжалъ мимо и кивнулъ ей головою.
-- Это была когда-то очень хорошенькая нянька,-- сказалъ онъ; -- она и теперь еще служитъ все у тѣхъ же господъ и ходитъ за внуками тѣхъ, при дѣтяхъ которыхъ нѣкогда состояла. Много трунили они надъ нею, когда она была молода, да трунятъ еще и теперь; но мнѣ, признаюсь, такаго рода шутки совсѣмъ не по вкусу; за то старую дѣвушку я отъ души жалѣю. Правда, она всегда была немножко странная и какъ будто не въ своемъ разумѣ; но я такъ полагаю, что за прямой разумъ надо благодарить Бога также, какъ за прямые члены, и умнымъ людямъ совсѣмъ не подобаетъ еще болѣе запутывать понятія слабоголовыхъ. Это я тебѣ еще разскажу на прощанье, а когда я кончу, такъ мы какъ разъ и доѣдемъ до города.
"Старъ только тотъ, кто долго жилъ, и потому нельзя не вѣрить старику, когда онъ говоритъ, что былъ когда-то молодъ; но былъ ли онъ когда нибудь и хорошъ собою, это по лицу его въ старости рѣдко бываетъ замѣтно. То же можно сказать и о старой служанкѣ, которую ты сейчасъ видѣла; поступила же она въ услуженіе прямо изъ деревни, совсѣмъ молоденькою дѣвушкою. Городской воздухъ оказался для нея вреднымъ; онъ ударилъ ей въ голову, и она стала воображать себѣ, что судьба непремѣнно пошлетъ ей такаго суженаго, лучше котораго и на свѣтѣ нѣтъ. О мужикѣ она конечно и думать не хотѣла, потому что брезгала даже ремесленникомъ и купцомъ. Жениховъ у нея было много, но каждому изъ нихъ она напрямки говорила, что ни за что не пойдетъ за человѣка изъ низшаго званія. Такимъ образомъ, мало по малу, простые люди отшатнулись отъ дѣвушки, а такъ какъ изъ высшаго сословія никто не являлся, то она осталась наконецъ совсѣмъ безъ жениховъ.
"Господа ея смѣялись надъ ея высокомѣріемъ, да вѣдь и въ самомъ дѣлѣ смѣшно видѣть, когда кто нибудь поднимаетъ носъ безъ всякой причины; но на этомъ слѣдовало бы и покончить. Съ годами спѣсивая дѣвушка, быть можетъ, и одумалась бы и вышла бы замужъ за какаго нибудь честнаго мастероваго, вмѣсто того, чтобы остаться старой дѣвой, которой хлѣбъ достается очень не легко, но которую тѣмъ не менѣе все-таки держатъ въ услуженіи больше изъ милости.
"Надо однако объяснить тебѣ какъ это случилось, потому что всему на свѣтѣ есть своя причина, о которой только не всегда можно сразу догадаться. Глупо говорить, какъ мы часто это слышимъ: "это случилось само собою". Само собою ничего не случается. У господъ былъ родственникъ, молодой и весьма пригожій студентъ, пріѣхавшій къ нимъ какъ-то погостить недѣли на двѣ. Онъ былъ немногимъ старше молодой нянюшки, и потому нисколько не удивительно, что она ему понравилась и что онъ далъ ей это понять, стараясь вмѣстѣ съ тѣмъ заслужить и ея расположеніе; но когда онъ увидѣлъ, что она въ такихъ вещахъ шутить не любитъ, а смотритъ на его ухаживаніе серьезно,-- то ему это показалось смѣшнымъ, хотя вмѣстѣ съ тѣмъ онъ чувствовалъ и нѣкоторую досаду въ родѣ той, какую ощущала лисица, увѣрявшая, что виноградъ для нея слишкомъ зеленъ. Въ молодые годы однако такія чувства очень скоро забываются. Ухаживатель принимается строить куры какой нибудь другой дѣвушкѣ и въ концѣ концовъ перестаетъ сердиться на ту, которая смотритъ на вещи по своему, т. е. не совсѣмъ такъ, какъ бы ему хотѣлось.
"Женщины, какъ всѣмъ извѣстно, всегда завидуютъ тѣмъ, въ которыхъ влюбляются мущины. Каждой хочется, чтобы ухаживали только за нею и чтобы сама она могла имѣть удовольствіе отказать тому, кто придется ей не по вкусу. Барышни въ господскомъ семействѣ порядкомъ дразнили влюбленнаго братца, да и сердились на него не мало; когда же онѣ увидѣли, что студентъ отвернулся отъ дѣвушки, то стали уговаривать его подшутить надъ нею и притвориться влюбленнымъ въ нее не на шутку. Каждый человѣкъ въ душѣ немного мстителенъ, а потому легкомысленный братецъ, не подумавъ о послѣдствіяхъ, затѣялъ съ дѣвушкою фальшивую игру. Нянька между тѣмъ серьезно вообразила себѣ, что сдѣлается барынею, и замѣтивъ это, всѣ въ домѣ стали потихоньку надъ нею посмѣиваться. Когда для студента наступило время вернуться въ городъ, то онъ, дождавшись свѣтлой лунной ночи, пригласилъ бѣдную влюбленную дѣвушку въ садъ, на свиданіе, чтобы проститься съ нею. Прощаніе происходило подъ окномъ барышень, которыя, стоя за занавѣской, изгрызли два платка, зажимая ими рты, чтобы не расхохотаться громко въ то время, когда внизу студентъ бралъ съ плачущей дѣвушки клятву остаться ему вѣрною до его возвращенія, о которомъ онъ въ самомъ дѣлѣ вовсе и не помышлялъ. Бѣдная нянюшка дала эту клятву и свято сдержала ее до сихъ поръ. Когда ей скажутъ: "твой любезный вѣрно умеръ, потому что его не видать", то она готова допустить такое предположеніе; но за то она сердится не на шутку, когда кому нибудь вздумается сказать ей: "студентъ просто надсмѣялся надъ тобою, какъ надъ дурочкой". Ей непріятно слушать такія слова, въ особенности ради его, такъ какъ она безусловно вѣритъ въ его честность и правдивость. Онъ теперь, быть можетъ, какой нибудь старый канцеляристъ, у котораго на лицѣ столько-же складокъ, сколько ихъ на его кожаномъ креслѣ; но ей онъ все представляется свѣжимъ и молодымъ, такъ что когда при ней бранятъ мущинъ, или осыпаютъ ихъ похвалами, то она всегда замѣчаетъ: "а съ моимъ милымъ никто не сравнится". И она въ самомъ дѣлѣ права, потому что тотъ, за котораго она считала студента, совсѣмъ другой человѣкъ; да такаго человѣка, быть можетъ, никогда и не бывало, а она встрѣтится съ нимъ когда нибудь на томъ свѣтѣ. Я надъ нею смѣяться не могу; хотя и не совсѣмъ у мѣста, а все таки она выказала вѣрность любимому человѣку; качество же это почтенное, и я цѣню его на столько, что всегда отъ души кланяюсь ей, когда проѣзжаю мимо.
-- Какже однако никто не разубѣдилъ ее?-- сказала дѣвушка;-- вѣдь она конечно была бы гораздо счастливѣе, если бы не заблуждалась такимъ образомъ на счетъ предмета своей любви.
-- Нѣтъ, едва ли, милая дѣвушка. Ты, быть можетъ, и любишь прямо смотрѣть на вещи, но людямъ мечтательнымъ -- а ихъ на свѣтѣ не мало -- гораздо лучше живется въ воображеніи, чѣмъ въ дѣйствительности... Мы однако уже подъѣхали къ городу. Разскажи же мнѣ, куда ты идешь?"
-- У меня есть письмо, на которомъ значится адресъ.
Она вынула изъ за пазухи письмо.
-- Почтовый ящикъ не дуренъ, сказалъ Михель.
-- Тутъ написано: Вѣнская улица, No 73.
-- А! Въ такомъ случаѣ намъ съ тобою надо разстаться, а я охотно повезъ бы тебя и дальше. Вѣнская улица тамъ, надъ самимъ мостомъ. Такъ сойди же, милая дѣвушка.
Онъ остановилъ лошадей, и дѣвушка слѣзла съ повозки, сказавъ: "благодарю покорно".
-- Радъ служить.
-- Счастливаго возвращенія!
-- И тебѣ счастливаго пути. Да хранитъ тебя Богъ!
-- И тебя также!
Спутница Микеля Коллингера пошла, черезъ мостъ, въ указанную улицу. Вечерѣло уже, и хотя день былъ будничный, однако людей встрѣчалось больше, чѣмъ ихъ собирается въ деревнѣ по воскреснымъ и праздничнымъ днямъ. Ей постоянно приходилось думать о томъ, какъ бы дать дорогу другимъ, чтобы не столкнутся съ прохожимъ. Большая часть людей, которыхъ она встрѣчала, совсѣмъ и не замѣчали ее, но были и такіе, которые мимоходомъ бросали на нее ласковый взглядъ. Ей казалось даже, что они ей кланяются, но это потому что она еще не имѣла понятія о такихъ людяхъ, которые со всѣми безъ различія бываютъ одинаково любезны. Если бы она была въ городѣ совсѣмъ чужою и не знала къ кому обратиться, то городская суматоха конечно совсѣмъ смутила бы ее, но ей придавало много увѣренности сознаніе, что въ городѣ живутъ ея родственники. Уличная толкотня и ей невольно сообщила немного живости. Молча ходить посреди всеобщей суеты и болтовни показалось ей нестерпимымъ, и ей захотѣлось во что бы ни стало заговорить съ кѣмъ нибудь изъ горожанъ, чтобы послушать ихъ рѣчи. Спросить дорогу никогда не мѣшаетъ, и потому, встрѣтивъ пожилаго господина, она сказала ему:-- Позвольте спросить, сударь, это Вѣнская улица?
Господинъ указалъ ей на надпись на перекресткѣ и пробормоталъ:-- Развѣ вы не умѣете читать?
Кто это: вы? Она взглянула на него сначала съ удивленіемъ, а потомъ только вспомнила, что находится въ городѣ, гдѣ люди не такъ хорошо знакомы между собою, какъ въ деревнѣ, и привыкли говорить другъ другу: вы, какъ будто каждый изъ нихъ изображаетъ изъ себя нѣсколькихъ человѣкъ, что однако нисколько не мѣшаетъ имъ быть невѣжливыми и не давать отвѣта на предлагаемые имъ вопросы.
Говорить послѣ этого ей уже болѣе не хотѣлось, и потому она молча шла мимо домовъ, отыскивая номера надъ воротами. Что это за высокія и большія строенія! Точно двадцать слишкомъ деревенскихъ избъ поставлены рядомъ и одна на другую для того, чтобы соединить ихъ въ одно цѣлое; тамъ живутъ люди и платятъ за свое помѣщеніе деньги; въ ихъ распоряженіи часто не больше мѣста, чѣмъ у деревенскаго жителя; только въ деревнѣ избы раздѣляются полями и лугами, здѣсь же каждый живетъ рядомъ съ другимъ, стѣна объ стѣну. Какая же можетъ быть жизнь въ такомъ домѣ? Чтобы ты ни дѣлалъ, все вокругъ тебя такъ много чужихъ глазъ, которые или высматриваютъ все, что передъ ними, или не интересуются тѣмъ, что ихъ окружаетъ. Всячески выходитъ неловко и какъ-то совѣстно жить при такихъ условіяхъ. Впрочемъ, ей скоро самой предстоитъ убѣдиться насколько подобная жизнь можетъ быть хороша или дурна.
Надъ воротами однаго изъ домовъ значился No 73.
Дѣвушка вошла во дворъ, который мела метлою старуха, и спросила, гдѣ живетъ Рейнгольдъ Бруккеръ.
-- Въ третьемъ этажѣ, налѣво.
Она поднялась по лѣстницѣ. Да, подумалось ей, горы бываютъ и въ городѣ, только каменныя, и въ нихъ люди живутъ.