Военный совѣтъ 16-го декабря 1904 г. Допросъ свидѣтелей: ген.-маіора Мехмандарова, отст. г.-м. Некрашевича-Поклада, ген.-маіоровъ Грязнова и Горбатовскаго, ген.-л. Никитина, подполк. Голованя. Объясненія подсудимыхъ ген.-м. Рейса, ген.-л-товъ Фока, Смирнова и Стесселя.
Продолжается разслѣдованіе обстоятельствъ, связанныхъ съ военнымъ совѣтомъ 16-го декабря 1904 года.
Опять предъ судомъ проходятъ одинъ за другимъ участники его.
Первымъ -- бывшій начальникъ артиллеріи атакованнаго фронта.
Генер.-маіоръ Мехмандаровъ.
Онъ отмѣчаетъ, что мнѣнія на совѣтѣ расходились. Одни (большинство) высказались рѣшительно, опредѣленно за продолженіе обороны. Другіе -- шесть человѣкъ (полковники: Дмитревскій, Рейсъ, Савицкій, Гандуринъ, Некрашевичъ-Покладъ и Грязновъ) -- болѣе или менѣе опредѣленно -- за сдачу. Впрочемъ, слова этого произнесено не было, но сущность ихъ мнѣній была такова, что они желаютъ сдачи.
-- Характерно,-- отмѣчаетъ свидѣтель,-- что всѣ четыре представителя 4-й дивизіи, которой командовалъ Фокъ, были за сдачу -- Дмитревскій, Гандуринъ, Савицкій, Грязновъ... И, мнѣ думается,-- добавилъ онъ,-- не явились ли они лишь выразителями желанія своего начальника. Самъ Фокъ высказался неопредѣленно. Онъ говорилъ о выносливости нашего солдата, о какой-то позиціи, и закончилъ указаніемъ на то, что если японцы поставятъ орудіе на взятый ими у насъ фортъ No ІІІ-й, то продолжать оборону немыслимо. При этихъ словахъ Стессель вопросительно повернулъ ко мнѣ голову. Я сказалъ, что эта постановка вопроса выше моего пониманія. У японцевъ превосходство артиллеріи во всѣхъ отношеніяхъ, я же долженъ дрожать надъ каждымъ снарядомъ. Но я обязуюсь, сказалъ я Стесселю, если японцы поставятъ орудіе на фортъ, сбить его въ самый кратчайшій срокъ. Стессель мнѣ сказалъ на это, что такъ и слѣдовало понимать вопросъ... Во всѣ послѣдующіе: дни орудія на ІІІ-мъ форту не были поставлены японцами. Тѣмъ не менѣе, сдача была совершена и внѣ зависимости отъ этого условія.
Что касается самого свидѣтеля, то онъ сказалъ кратко:-- слѣдуетъ продолжать оборону.
Отст. ген.-м. Некрашевичъ-Покладъ.
бывшій командиръ 25-го Вост.-Сиб. стр. полка высказался на совѣтѣ въ томъ смыслѣ, что, пока l-я линія обороны въ нашихъ рукахъ, мы держаться можемъ, о 2-й -- и думать нечего. Тамъ нѣтъ ни блиндажей, ни укрѣпленій. Что касается 3-й, то она ничего не представляетъ. Гарнизонъ не только физически слабъ, но и духовно. Свидѣтель видѣлъ плачущаго солдата.-- "Что съ тобой?-- спросилъ онъ его.-- Тяжело...-- Усталъ, что ли?-- Нѣтъ, на душѣ тяжело..."
Генер.-маіоръ Грязновъ.
Бывшій командиръ 15-го вост.-сиб. стр. полка разсказывалъ о состояніи своего полка.
-- Изъ 3,860 чел., въ составѣ которыхъ полкъ прибылъ въ Артуръ, осталось 2,234 человѣка; убитыхъ, раненыхъ, контуженныхъ и безъ вѣсти пропавшихъ было около 4,000 человѣкъ. Эта послѣдняя цифра, не укладывающаяся въ итогъ, объясняется тѣмъ, что многіе были ранены по нѣскольку разъ. Довольствіе было слабое; не было зелени -- и оттого свирѣпствовала цынга. Но нравственное состояніе полка было отличное.
-- Собираясь на совѣтъ, я, на всякій случай, спросилъ своихъ офицеровъ, можно ли, по ихъ мнѣнію, еще драться. И всѣ они сказали -- можно. Вотъ почему на совѣтѣ я и сказалъ: какъ ни скверно, а держаться можно.
Свидѣтель иллюстрируетъ свой отзывъ о высокомъ духѣ своего полка слѣдующимъ трогательнымъ фактомъ:
-- Былъ у меня вѣстовой... Чахоточный такой... Жилось ему хорошо. Жилъ онъ не на позиціи, а въ городѣ, въ домикѣ и смотрѣлъ за моими вещами. Вдругъ просится на позицію.-- "Почему?" -- Да, люди говорятъ про насъ, нестроевыхъ, что -- "лодари мы". Пустилъ я его на позицію, и въ тотъ же день онъ былъ тяжко раненъ... О сдачѣ ни у кого и мысли не было. До самаго послѣдняго дня я вѣрилъ въ приказъ Стесселя, что отступленія нѣтъ;-- съ трехъ сторонъ море, съ четвертой -- непріятель. Эту мысль внушалъ и солдатамъ.
Впечатлѣніе отъ своего показанія свидѣтель испортилъ ссылкою на слухи, говорившіе о томъ, будто на западномъ фронтѣ стоитъ появиться одному японцу, и всѣ побѣгутъ...
Это заинтересовываетъ судъ.
-- Почему же это?
-- Тамъ былъ 5-й полкъ...-- вдругъ говоритъ свидѣтель и вызываетъ у члена суда, ген. Саранчева, страстный, негодующій вопросъ:
-- Скажите, отъ кого вы слышали эту возмутительную клевету на доблестный полкъ?..
Свидѣтель отвѣчаетъ что-то сбивчивое, неопредѣленное...
-- Я удивленъ этимъ показаніемъ,-- заявляетъ сидящій въ ряду допрошенныхъ свидѣтелей, бывшій начальникъ западнаго фронта, ген. Семеновъ.-- Я такихъ рѣчей не слыхалъ. У меня на фронтѣ были 33 роты разныхъ частей, въ томъ числѣ отъ доблестныхъ полковъ 5-го и 15-го... Духъ у всѣхъ былъ прекрасный... Помина о сдачѣ не было!..
Поднимается и Некрашевичъ-Покладъ съ протестомъ.
-- Нравственное состояніе я не смѣшивалъ съ упадкомъ духа. И подумать нельзя, что солдаты склонны были къ прекращенію обороны. Они не стѣснялись говорить мнѣ, что имъ тяжело, но это не значитъ, чтобы они хотѣли сдачи.
Генер.-маіоръ Горбатовскій.
Указавъ, что на совѣтѣ тремя лицами было высказано мнѣніе о безсмысленности дальнѣйшаго сопротивленія,-- это Дмитревскимъ, Рейсомъ и Гандуринымъ, изъ которыхъ послѣдній говорилъ, что теперь на позиціи стрѣлка нужно поднять, прислонить грудью къ брустверу и вложить въ его руки винтовку,-- при чемъ самъ говорившій это расплакался,-- свидѣтель передаетъ свое мнѣніе.
-- Я сказалъ: національное и личное самолюбіе должны побуждать насъ, насколько возможно долѣе отдалять возможность попасть подъ конвой японскаго унтеръ-офицера...
Полк. Рейсъ перебилъ меня: -- Вы, стало-быть, хотите рѣзни?..-- Нѣтъ,-- сказалъ я,-- но нужно держаться... У насъ есть еще позиція, и главнымъ образомъ -- первая...-- Стало быть, вы хотите драться на первой?-- Да, конечно.
Отмѣтивъ далѣе мнѣнія генераловъ Бѣлаго, Никитина и Смирнова, свидѣтель такъ охарактеризовалъ мнѣніе Фока.
-- Что онъ сказалъ, право, сказать не могу. Видимо, онъ хотѣлъ сказать одно, а пришлось говорить другое...
-- Вотъ вы говорили, что нужно "отдалить" моментъ, когда попадешь подъ конвой японскаго солдата...-- говоритъ свидѣтелю защитникъ Стесселя.-- Когда же этотъ моментъ, вы полагали, долженъ наступить?
-- Я въ это не входилъ...
-- Г-нъ защитникъ,-- вмѣшивается членъ суда, ген. бар. Бильдерлингъ,-- вы неправильно толкуете слова свидѣтеля и дѣлаете изъ нихъ ненадлежащій выводъ. Попасть подъ конвой японскаго солдата -- это не значитъ сдаться; можно быть взятымъ въ плѣнъ и въ открытомъ бою.
Генер.-маіоръ Бѣлый.
Показаніе этого свидѣтеля ожидается съ чрезвычайнымъ интересомъ. Именно -- на приписываемомъ ему заявленіи, сдѣланномъ на совѣтѣ, что снаряды есть, что ихъ хватитъ на два штурма, и базируется обвиненіе Стесселя въ преждевременной сдачѣ крѣпости и въ ложномъ донесеніи его Государю 16-го декабря, что снарядовъ почти нѣтъ.
И онъ подтверждаетъ это заявленіе.
-- Въ своей рѣчи я главнымъ образомъ счелъ нужнымъ протестовать противъ свѣдѣній по артиллерійской части, приведенныхъ на совѣтѣ полковникомъ Дмитревскимъ. Я удивлялся смѣлости, съ которой онъ давалъ ихъ въ моемъ присутствіи. У насъ было 150 тыс. снарядовъ тѣхъ калибровъ орудій, которыми мы стрѣляли. И это по тѣмъ еще неполнымъ свѣдѣніямъ, которыя у меня въ то время были. Я не имѣлъ ихъ еще отъ флота. Этого количества могло хватить на два большихъ штурма, если не болѣе, понимая подъ штурмомъ періодъ отъ пяти дней до двухъ недѣль и считая, что въ среднемъ намъ каждый такой штурмъ обходится въ 50 тыс. снарядовъ. Матеріальная часть артиллеріи, конечно, была уже не та, что прежде, но все же мы ею до сихъ поръ, не далѣе, какъ въ ноябрѣ, отбивали штурмы.
-- Среди этихъ 150 тыс. снарядовъ были безполезные?
-- Нѣтъ, могли быть только негодные, вслѣдствіе плохой выдѣлки.
-- Сколько вы изъ нихъ израсходовали въ послѣдніе три дня обороны -- 17, 18 и 19 декабря?
-- Тысячи три, самое большое -- четыре.
-- Каковъ былъ порядокъ снабженія укрѣпленій снарядами?
-- Ихъ доставляли, главнымъ образомъ, по ночамъ, на подводахъ. Я самъ ежедневно требовалъ по телефону отъ всѣхъ командировъ батарей отчетъ о состояніи снарядовъ и записывалъ ихъ въ особую книжку. Доставлялъ ихъ на батареи, не ожидая требованій... Но, правда, иногда не успѣвалъ доставить.
Поднимается защитникъ ген. Смирнова, кап. 2-го ранга фонъ-Шульцъ, и съ оговоркою, что судъ можетъ его остановить, задаетъ свидѣтелю вопросъ:
-- Событія въ промежутокъ времени отъ 25-го ноября до 16-го декабря,-- предложеніе обсудить вопросъ о предѣлахъ обороны, визитъ Рейса въ день совѣта обороны, назначеніе Фока, паденіе форта ІІ-го и высказанныя Дмитревскимъ и Рейсомъ мнѣнія на совѣтѣ 16-го декабря, не заставляли ли свидѣтеля тревожиться за участь крѣпости?
-- Я лично не тревожился... Но мнѣ приходилось успокаивать другихъ... Меня въ городѣ спрашивали,-- правда ли, что скоро будетъ сдача... Слухъ о ней сталъ циркулировать съ половины ноября... 16-го декабря въ городѣ говорили по поводу совѣта, что генералы собираются сдаваться...
-- Указывали ли при этомъ на кого-нибудь изъ генераловъ?-- спрашиваетъ прокуроръ.
-- Прямого указанія не было, но говорили, что есть люди, которые говорятъ болѣе о сдачѣ, чѣмъ объ оборонѣ...
-- Кто же эти люди?-- настаиваетъ прокуроръ.
-- Называли Фока и Рейса...
Это вызываетъ горячіе протесты на скамьяхъ подсудимыхъ и защиты.
Бѣлаго закидываютъ вопросами:-- кто сказалъ, отъ кого онъ это слышалъ, а ген. Фокъ проситъ судъ произвести дознаніе по такому обвиненію, которое теперь разойдется по всей Россіи... Въ дознаніи ему, конечно, судъ отказываетъ. Ген. Бѣлый же напоминаетъ, что онъ передавалъ лишь слухи -- и отъ лицъ ему извѣстныхъ, напримѣръ,-- врачей Васильева и Константинова.
-- Они прямо меня спрашивали: "а скоро ли Фокъ и Рейсъ сдадутъ крѣпость?" Я ихъ спросилъ: "а на какомъ основаніи вы это говорите?" Они сказали: "это слухъ". А я теперь вамъ говорю, что это подтверждается и фактами,-- закончилъ Бѣлый.
-- Никогда Фокъ и Рейсъ ни слова мнѣ не говорили о сдачѣ, ни въ какой періодъ обороны,-- горячо протестуетъ и Стессель.-- И не смѣли сказать. Я былъ начальникъ!...
Генер.-лейтен. Никитинъ.
Съ обычной нервностью свидѣтель этотъ воспроизводитъ рѣчь, сказанную имъ три года назадъ на военномъ совѣтѣ.
-- Среди высказанныхъ мнѣній я схватилъ два крайнихъ, пессимистическихъ... Первое принадлежало Дмитревскому, который сказалъ, что дни и даже часы Артура сочтены,-- пали форты ІІ-й и ІІІ-й, скоро падетъ укрѣпленіе 3-е, а Китайскую стѣнку противникъ прорветъ въ 2--3 часа, и тогда начнется "рѣзня"...
-- Опять -- "рѣзня"!-- хватается при этомъ за голову свидѣтель.-- Я слышалъ уже это слово на совѣтѣ 25-го ноября.
-- Второе мнѣніе принадлежало Рейсу. Онъ сказалъ, что Артуръ выполнилъ свою задачу въ отношеніи флота и арміи. И я началъ съ того, что крайне несвоевременно говорить, будто дни и часы Артура сочтены. Паденіе фортовъ ІІ-го и ІІІ-го ни для кого изъ насъ не было неожиданностью. То же самое -- и относительно укрѣпленія 3-го. Намъ нечего огорчаться, что укрѣпленіе 3-е взлетитъ на воздухъ... Японцы страшно медленно, научно медленно ведутъ минную борьбу. Духъ войскъ у насъ хорошъ, не ниже японскаго. Въ письмахъ убитыхъ японцевъ мы читали просьбы прислать имъ изъ Японіи свѣжихъ людей, не бывавшихъ въ бою, стало быть, не видавшихъ смерти... А наши солдаты закалились въ презрѣніи къ ней. Помнится, пришелъ съ Китайской стѣнки солдатъ.-- "Дайте, говоритъ, намъ г-на офицера... Всѣхъ перебили...". "Хотите перемѣнимъ васъ?-- спрашиваютъ его.-- Вѣдь устали?" -- "Нѣтъ, не надо,-- отвѣчаетъ,-- дайте только г-на офицера...". Дрались за клочки чужой земли, какъ за родной домъ. Я возразилъ Рейсу, что Артуръ не закончилъ своей роли ни въ отношеніи флота, ни въ отношеніи арміи. Если Куропаткинъ сосредоточился, то онъ идетъ и намъ надо его ждать. Если онъ не сосредоточился, то Артуру, уже столько принявшему ударовъ на свою голову, надо стоять. Послѣ паденія Высокой горы флотъ получилъ такія аваріи, что онъ неспособенъ выйти въ море... Мы сняли съ него орудія, чудныхъ бойцовъ-моряковъ... Что же имъ теперь -- топиться или взрываться. Нѣтъ, мы не хотимъ знать, гдѣ Куропаткинъ, гдѣ его армія, каковы задачи, Артура. Онъ намъ порученъ, и мы должны его защищать до послѣдней капли крови. У насъ есть снаряды, патроны, штыки, продовольствіе... Рейсъ упоминалъ про рѣзню... Рѣзни мы не боялись. Насъ не должны заботить женщины, больные и раненые... Сдадимъ ихъ Балашеву. Намъ нужно сохранить бойцовъ. Кормить нужно не больныхъ и раненыхъ, а здоровыхъ. Нужно заставить противника идти на Восточный фронтъ, держать упорно Китайскую стѣнку, не позволять японцамъ ставить пушки на форту ІІІ-мъ... Правда, насъ немного, но мы не знаемъ, много ли японцевъ... Я на артурскій гарнизонъ смотрѣлъ какъ на часового, который ждетъ, когда его сниметъ съ поста разводящій изъ Манчжурской арміи...
Относительно полевой артиллеріи, которою завѣдывалъ свидѣтель, онъ показалъ, что орудій полевыхъ оставалось 60 и къ нимъ по 35 снарядовъ...
-- Признавалъ ли ген. Фокъ дальнѣйшую оборону возможной.
-- Онъ этого не высказалъ.
-- Не хотѣлъ ли ген. Стессель прочитать какую-то записку?
-- Да, хотѣлъ и сказалъ Фоку: "Александръ Викторовичъ, я прочитаю?..". Но Фокъ отвелъ рукою записку, бывшую въ рукахъ Стесселя, и сказалъ: "нѣтъ"...
Фокъ и Стессель энергично противъ этого протестуютъ.
-- Ничего этого не было,-- говоритъ ген. Стессель.-- Въ рукахъ у меня были вѣдомости о числѣ гарнизона, продовольствіи, снарядахъ и т. п.
Ген. Фокъ доказываетъ, что свидѣтели все спутали. Это было въ сентябрѣ, а не въ декабрѣ, и замѣтка его отъ 24-го сентября содержала не мнѣніе о сдачѣ, а касалась генер. Смирнова, называвшаго солдатъ "смердами" и "бѣгунцами", почему онъ и не позволилъ прочесть ее въ присутствіи своемъ и Смирнова... Это вѣдь было бы для него обидой...
Подполковникъ Головань.
Спросили подполковника Голованя. Онъ пока залъ:
-- Въ началѣ засѣданія совѣта ген. Стессель сказалъ приблизительно слѣдующее: "А послѣ этого начальникъ сухопутной обороны прочтетъ записку"... Или -- "я прочту записку начальника сухопутной обороны"... Точно редакціи фразы не помню, но хорошо помню ея смыслъ. Сидя сзади ген. Фока, я видѣлъ, какъ онъ обратился къ Стесселю съ какими-то словами и затѣмъ, кажется, онъ взялъ у Стесселя записку. Она не была прочитана.
Генер.-лейтен. Смирновъ.
Поднимается ген. Смирновъ.-- Это выпадъ -- и выпадъ, недостойный на судѣ. Случай, что я назвалъ одну полуроту "смердами" и "бѣгунцами", произош. вотъ какъ: ген. Кондратенко разсказалъ, что эта полурота побѣжала въ паникѣ отъ удара грома во время грозы... Я и сказалъ -- "смерды", "бѣгунцы"! Это было однажды. Но на этомъ основали всѣ инсинуаціи противъ меня. А между тѣмъ у Стесселя о "бѣгунцахъ" есть приказъ по раіону... Ген. Фокъ говоритъ здѣсь, что про записку кто-то спуталъ все, что это было на совѣтѣ 16-го сентября... Нѣтъ, онъ самъ ошибается. Ни о какой запискѣ тогда рѣчи не было. А было это, дѣйствительно, 16-го декабря. Въ началѣ совѣта Стессель объявилъ, что прочтетъ записку -- и не прочелъ... Фокъ же не постѣснился, на совѣтѣ, въ моемъ присутствіи, расхваливая солдатъ, сказать, что нѣкоторые называютъ ихъ "смердами" и "бѣгунцами"...
Предлагается дать объясненіе подсудимымъ -- генераламъ Рейсу и Фоку.
Ген.-маіоръ Рейсъ.
-- Ген. Стессель предложилъ всѣмъ высказаться откровенно. Полагаю, что долгъ и присяга обязывали меня къ этому. Обвиненіе, что я преувеличилъ критическое положеніе крѣпости, для меня непонятно. Я скорѣе уменьшилъ... На немедленной капитуляціи я не настаивалъ. Я указывалъ на необходимость держаться на 1-й линіи и признавалъ ненадежность 2-й. Про 3-го линію едва ли нужно говорить. Она была устроена единственно противъ прорыва въ Артуръ шаекъ хунхузовъ... Наша крѣпостная артиллерія не могла быть вполнѣ использована нами по условіямъ мѣстности. Перенесеніе борьбы на улицы города я и тогда считалъ и теперь считаю недопустимымъ. Продолжительной она быть не могла, а должна была сопровождаться рѣзней...
-- Допускалъ ли ген. Рейсъ сдачу крѣпости?-- спрашиваетъ прокуроръ.
-- Безусловно,-- отвѣчаетъ подсудимый; -- разъ средства обороны истощены и можно ожидать вторженія противника на улицы, -- капитуляція является умѣстной.
Ген.-лейт. Фокъ.
Оговорившись, что онъ не помнитъ, что говорили другіе,-- что, какъ начальникъ сухопутной обороны, онъ могъ говорить только дѣло,-- подсудимый изложилъ свой планъ обороны Артура послѣ паденія форта ІІІ-го, основанный на удержаніи Китайской стѣнки и Большого Орлинаго Гнѣзда.
-- На восточномъ фронтѣ всѣ форты, всѣ укрѣпленія, всѣ капониры были уже въ рукахъ противника. У насъ оставалось только укрѣпленіе 3-е, Большое Орлиное Гнѣздо и нашъ главный жизненный нервъ -- Китайская стѣнка. И я говорилъ, что намъ надо держать ее до послѣдней крайности. А для этого не допустить противника поставить орудія на III-мъ форту. Тутъ у насъ и вышло разногласіе съ ген. Бѣлымъ. Онъ говорилъ, что снарядовъ хватитъ на два штурма, а когда говорили ему о стрѣльбѣ по ІІІ-му форту, онъ возражалъ, что у него снарядовъ мало. Мнѣ же не нужны были штурмы. Мнѣ нужно было держать все время ІІІ-й фортъ въ огнѣ. Наша же артиллерія стрѣляла прекрасно, но съ перерывами... Для удержанія Китайской стѣнки надо было также во что бы то ни стало укрѣпить Скалистый хребтикъ и Большое Орлиное Гнѣздо. Еще до смерти Кондратенко начали укрѣплять первый. Стрѣлки рыли окопы. Руководилъ работой Шварцъ... Но его взяли. Я поручилъ дѣло Гандурину... Я настаивалъ на сплошной траншеѣ внизу. Если бы тутъ хорошо укрѣпились, то японцы не завладѣли бы Скалистымъ хребтикомъ, и мы имѣли бы время укрѣпить и Большое Орлиное Гнѣздо. Но артиллерія слабо насъ поддерживала -- скупо стрѣляла... Я понималъ, что солдаты утомлены, но духъ у нихъ прекрасный... Поэтому о немъ и говорилъ на совѣтѣ. Примѣръ -- Гандуринъ. На совѣтѣ онъ былъ пессимистомъ, а когда былъ раненъ при защитѣ Скалистаго хребтика двумя пулями, онъ сказалъ солдатамъ: "братцы, дайте мнѣ слово, что вы до вечера не уйдете...".-- "Даемъ!".-- "Повторите, а то я, можетъ быть, сегодня умру...". И солдаты повторили. Вотъ какой былъ духъ.