Кто онъ?
Пора подвести итоги сказанному. О Мищенко и на войнѣ и послѣ нея горячо и много спорили.
Мнѣ припоминается одинъ изъ этихъ споровъ, происходившій вскорѣ послѣ боевъ на Шахэ, въ Мукденѣ.
Одинъ изъ спорившихъ отрицалъ въ Мищенко способности кавалерійскаго генерала и, доказывая, что онъ отсталъ и по артиллерійской части, соглашался дать ему въ командованіе пѣхотный корпусъ; другой, норвежскій военный агентъ, "Иванъ Антоновичъ" Нюквистъ, сжившійся съ отрядомъ Мищенко, горячо ему возражалъ. Онъ разсматривалъ его шире, понималъ его глубже...
-- Когда я пріѣхалъ въ отрядъ,-- говорилъ онъ, волнуясь и еще больше коверкая отъ того русскія слова,-- я все боялся за мой вьюкъ. Я столько уже видѣлъ неожиданныхъ и безпорядочныхъ отступленій, суеты и волненій, что я боялся. Но я скоро замѣтилъ, что мой генералъ (онъ иначе не называлъ Мищенко) все понимаетъ, понимаетъ всю обстановку, спокоенъ -- и я пересталъ бояться за мой вьюкъ...
Это спокойствіе въ бою, и тѣмъ большее, чѣмъ серьезнѣе было положеніе, удивительная и характерная черта генерала Мищенко, о горячности котораго въ обыденное время ходитъ столько легендарныхъ разсказовъ,-- и я къ ней еще вернусь, а теперь скажу, что такихъ споровъ мнѣ приходилось слышать не мало.
Соглашаясь, что Мищенко выдающійся боевой генералъ, его непремѣнно хотѣли втиснуть въ рамки какой-либо категоріи генераловъ, очерченныя практикой мирнаго времени -- съ одной стороны, и академической схоластикой -- съ другой. Первая пріучила распредѣлять всѣхъ генераловъ по спеціальнымъ родамъ оружія, вторая -- оцѣниваетъ ихъ прежде всего по диплому и затрудняется признать полководцемъ того, у кого нѣтъ штампованнаго знака академіи генеральнаго штаба.
Мищенко не укладывался въ эти рамки, не подходилъ ни подъ одинъ изъ этихъ масштабовъ.
Въ мирное время неудобный для рутинеровъ, формалистовъ и педантовъ своимъ независимымъ духомъ, своею самостоятельностью, своею горячностью, онъ еще до русско-японской войны побывалъ во всѣхъ трехъ родахъ оружія. Начавъ службу въ артиллеріи и потерявъ въ ней надежду получить въ командованіе какую-либо часть крупнѣе батареи, онъ перешелъ на службу въ корпусъ пограничной стражи -- на Дальній Востокъ. Походъ въ Китай 1900--1901 года доставилъ ему георгіевскій крестъ, чинъ генералъ-маіора и положилъ начало его извѣстности. Послѣ этого онъ недолго командуетъ пѣхотною бригадою и -- возвращается на Дальній Востокъ командовать, на этотъ разъ, отдѣльною Забайкальскою казачьею бригадою, во главѣ которой, на границѣ Кореи, и застаетъ его война съ Японіей.
Такимъ образомъ, служебный опытъ его былъ достаточно широкъ и разнообразенъ.
И онъ сказался. Мищенко легко, спокойно и увѣренно распоряжался въ бою всѣми тремя родами оружія.
Правда, какъ стараго артиллериста, его всегда тянуло къ батареѣ, и онъ нерѣдко вмѣшивался въ руководство стрѣльбою ея, хотя въ лицѣ В. Т. Гаврилова имѣлъ отличнаго батарейнаго командира... Вѣруя въ боевую мощь артиллеріи, онъ отлично пользовался ею, умѣло закрѣплялъ ею добытый успѣхъ, всегда во-время высылая для этого то взводъ, то полубатарею, то батарею, самъ выбирая имъ позиціи, слѣдя за ихъ огнемъ, посылая имъ свои указанія... И когда новыя въ его отрядѣ батареи не слушались ихъ, онъ говорилъ:
-- Упрямый народъ, эти батарейные командиры... Пусть стрѣляетъ по своему... А ну-ка, Георгій Акимычъ (Мандрыко), пошлите-ка за нашей батареей. Пусть она имъ покажетъ, какъ надо стрѣлять!...
Вылетала "гавриловская" батарея -- и показывала...
Не рутинеръ, Мищенко быстро отказался отъ традиціонной стрѣльбы съ открытыхъ, возвышенныхъ позицій, на чемъ, напримѣръ, подъ Вафангоу настаивалъ ген. Штакельбергъ,-- и его батареи стрѣляли по угломѣру, по "невидимой цѣли"...
Пѣхотой онъ распоряжался также увѣренно и умѣло. Доказательствомъ этому служитъ то, что она давала ему безропотно сколько угодно процентовъ потерь, не ропща, въ полной увѣренности, что ни одинъ человѣкъ не будетъ жертвой безразсуднаго упрямства или неумѣлаго распоряженія начальника отряда. Отъ 3-го Восточно-Сибирскаго стрѣлковаго полка, бывшаго въ отрядѣ Мищенко въ дни сентябрьскихъ боевъ на Шахэ, осталась горсть людей: едва ли не три офицера и сотни четыре солдатъ... И тѣмъ не менѣе, эти люди, разставаясь съ генераломъ, пріѣхавшимъ къ нимъ на бивакъ для прощанія, устроили ему шумную овацію, полную искренняго, высокаго энтузіазма... Они и встрѣтили и провожали его восторженнымъ "ура"; они хотѣли на рукахъ нести его до экипажа; они бѣжали за этимъ экипажемъ съ тѣмъ же бѣшенымъ "ура"...
Остается кавалерія, во главѣ которой онъ, главнымъ образомъ, и стоялъ во время минувшей войны.
Служба передового коннаго отряда -- его походъ въ Корею, его отходъ за Ялу, бои подъ Сюянемъ, Уулаасою, Санзелью, Сахотаномъ, Дашичао, Хайченомъ, Ляояномъ, на Шахэ,-- нашедшая лестную оцѣнку въ вышеприведенныхъ словахъ главнокомандующаго, ореолъ славы, окружавшей отрядъ и его вождя, громкая популярность послѣдняго въ арміи и въ народѣ, казалось бы, все это исключало необходимость задаваться вопросомъ: можетъ ли Мищенко командовать кавалеріей? Что репутація его, какъ кавалерійскаго генерала, была признана, доказательствомъ этому служитъ фактъ выбора его изъ числа другихъ генераловъ для производства набѣга на Инкоу, въ тылъ японцевъ. Но этотъ набѣгъ, прозванный "наползомъ", поколебалъ ее, вызвалъ сомнѣніе... Прошлое, близкое, славное прошлое было забыто... Зависть мелкихъ душъ, маленькихъ людишекъ съ особеннымъ усердіемъ начала злословить, чтобъ опорочить и это почти единственное крупное славное имя, чтобы и его подвести подъ общій уровень посредственности и бездарности... Такъ всегда бываетъ. Эта психологическая черта общеизвѣстна. Но выше я уже показалъ, на комъ лежитъ отвѣтственность за этотъ набѣгъ -- "наползъ". Она -- на Куропаткинѣ. Послѣдующія за Инкоускимъ набѣгомъ военныя событія подъ Сандепу даютъ намъ возможность вполнѣ опредѣленно отвѣтить на вопросъ, можетъ ли Мищенко руководить кавалеріей на поляхъ сраженій.
Отсылая читателей за подробностями къ интереснымъ воспоминаніямъ полк. кн. Вадбольскаго о дѣйствіяхъ коннаго отряда генерала Мищенко въ январскомъ наступленіи 2-й арміи {См. "Русско-Японская война въ сообщеніяхъ въ Николаевской академіи генер. штаба", ч. 2.}, я дамъ здѣсь только схему ихъ, только выводы.
Какъ извѣстно, первоначально цѣлью этого наступленія поставлено было отбросить японцевъ за Тайцзыхе. 2-й Маньчжурской арміи (ген.-адъют. Гриппенберга) надлежало начать наступленіе, охватить лѣвый флангъ противника и, овладѣвъ опорными пунктами, облегчить наступленіе 3-й арміи (ген. бар. Каульбарса) на укрѣпленный фронтъ японцевъ. Задача коннаго отряда ген.-адъют. Мищенко, сосредоточеннаго къ 10 января 1905 года на правомъ флангѣ 2-й арміи въ Тахуанчинпу, заключалась "первоначально въ обезпеченіи праваго фланга и въ содѣйствіи обходному движенію арміи, дѣйствуя въ связи съ обходящими войсками; когда же противникъ будетъ потрясенъ, то конница должна быть брошена на его сообщенія".
Какъ же выполнилъ Мищенко эту задачу?
"Съ началомъ операціи 12 января коннымъ отрядомъ была совершенно очищена правобережная полоса Хуньхе вплоть до укрѣпленной группы Сяобейхе и освѣщена мѣстность до Ляохе; принимая во вниманіе слабость и бездѣятельность японской конницы, это очищеніе давало командующему арміею полное право не бояться за флангъ и тылъ свой; этимъ же Сыфонтайскій отрядъ (довольно-таки значительный, особенно для пассивной роли, ему предназначенной), выдѣливъ 2--3 сотни для освѣщенія береговъ Ляохе, получалъ свободу маневрированія и могъ бы оказать содѣйствіе 1-му Сибирскому корпусу по овладѣніи Хегоутаемъ и Тоупао, а также и въ дальнѣйшихъ операціяхъ.
"13 января конный отрядъ продвигается до Тунхепу, очищаетъ отъ противника селенія, не только близкія къ правому флангу 1-го Сибирскаго корпуса, но и уступомъ далеко впереди его; отбрасываетъ головныя части японцевъ, очевидно, предназначаемыя для обхода, лишаетъ ихъ опорныхъ пунктовъ и создаетъ обстановку, способствующую развитію дѣйствій на флангѣ противника.
"14-го -- конный отрядъ продолжаетъ наступленіе и отбрасываетъ тыловыя части японцевъ къ Ландунгоу; этимъ онъ обрываетъ ближайшій тылъ противника, сдерживающаго всѣ стремленія 1-го Сибирскаго корпуса къ овладѣнію группою деревень Датай -- Сумапу, и создаетъ огромнѣйшій плацдармъ на флангѣ японцевъ. Разъѣзды, какъ и 13-го, освѣщаютъ районъ до Тайцзыхе... Къ полудню 14-го конный отрядъ налетаетъ у Ландунгоу на сильные резервы противника, двигающіеся къ Сумапу -- Датаю, и значительную часть ихъ отклоняетъ отъ направленія, притягивая на себя. Резервы эти поспѣваютъ къ полю сраженія лишь на слѣдующій день.
"15 января 1-й Сибирскій корпусъ (стремившійся достигать успѣха лобовыми атаками, когда такъ соблазнительно глубоко былъ обнаженъ флангъ японцевъ) окончательно переходитъ къ оборонительному бою; резервы японцевъ прибываютъ и прибываютъ къ Сумапу. Конный отрядъ, обнаруживъ противника у Тунхепу, самоотверженно подставляетъ ему свой правый флангъ и развертывается для выручки своей пѣхоты къ сѣверу, приготовляясь дѣйствовать противъ фланга и тыла подавляющихъ силъ японцевъ. Маневръ удается: бригада пѣхоты и 3 батареи японцевъ разворачиваются и открываютъ жесточайшій огонь по конному отряду; наши 2 баталіона и 2 батареи обнаруживаютъ попытку нажать отъ Тунхепу на правый флангъ спѣшившейся конницы; лѣвый флангъ коннаго отряда виситъ въ тылу японцевъ, засѣвшихъ въ Эрцзя и Шицзя; съ тылу разъѣзды доносятъ о конныхъ партіяхъ противника, наступающихъ отъ Тайцзыхе. Отрядъ въ этой обстановкѣ дерется цѣлый день, не уступая атакамъ японцевъ и не бросая важнаго участка...
"16 января конный отрядъ, по приказанію, послѣднимъ отходитъ на правый берегъ Хуньхе...
"Можно ли,-- спрашиваетъ въ заключеніе этого краткаго обзора участникъ всѣхъ этихъ дѣйствій, кн. Вадбольскій,-- не пренебрегая справедливостью, сказать, что конница ничѣмъ себя не проявила на полѣ сраженія и не заслужила горячей признательности своей пѣхоты; частный же успѣхъ конницы не можетъ быть умаленъ тѣмъ, что пѣхота пренебрегла имъ воспользоваться",
А между тѣмъ онъ былъ именно умаленъ. Обѣщанные генераломъ Гриппенбергомъ на самомъ полѣ сраженія кресты казакамъ отряда получены были тѣми изъ нихъ, что уцѣлѣли, только въ апрѣлѣ мѣсяцѣ, да и то только послѣ письма генералъ-адъютанта Мищенко къ командующему 2-й арміей, продиктованнаго горячимъ, честнымъ сердцемъ огорченнаго за своихъ казаковъ начальника.
Наконецъ, изъ признанія генералъ-адъютанта Гриппенберга стало извѣстно, что главнокомандующій желалъ смѣнить генерала Мищенко "за чрезмѣрное утомленіе отряда" {Въ штабѣ коннаго отряда 16 января 1905 г. были даже получены два пакета, адресованные "начальнику отряда, генералу Грекову", но генералъ этотъ къ отряду и не прибывалъ.}.
Впрочемъ, это не мѣшало генералу Куропаткину лично благодарить Мищенко за "отличныя дѣйствія коннаго отряда"...
Дѣйствительно, изучая дѣйствія конницы въ январскомъ наступленіи, видишь, что своимъ частнымъ успѣхомъ конный отрядъ болѣе всего обязанъ былъ желанію драться во что бы то ни стало, которымъ былъ проникнутъ начальникъ его.
Это-то желаніе и составляетъ духовную сущность Мищенко, какъ составляло оно основу и сущность полководческой личности Александра Македонскаго, Юлія Цезаря, Густава-Адольфа, Петра, Фридриха, Наполеона, Суворова, Скобелева. Все это люди одинаково "мятежной", мятущейся души. Правда, не всѣмъ имъ судьба давала одинаковый просторъ для ея проявленія, и потому у однихъ эта ихъ полководческая сущность выразилась въ широтѣ, въ грандіозности ихъ военныхъ замысловъ и предпріятій, у другихъ -- лишь въ неослабѣвавшей ни при какихъ условіяхъ энергіи исполненія этихъ плановъ. Но всѣ они утолили "жажду схватки" въ самой кипени боя: ихъ шлемы, ихъ шляпы были изсѣчены и прострѣлены; ихъ мечи, шпаги -- иззубрены оружіемъ противника... Всѣ они видѣли въ себѣ "послѣдній резервъ" и бросали его на вѣсы сраженія. Одни гибли, какъ Густавъ-Адольфъ; другіе платились ранами, какъ Александръ Македонскій, Суворовъ, Скобелевъ; третьи чудесно выходили цѣлыми изъ схватки, отдѣлываясь прострѣленнымъ платьемъ, какъ Петръ, или убитымъ конемъ, какъ Юлій Цезарь. Но всѣ они заражали своимъ боевымъ азартомъ свои войска и давали имъ побѣду.
Оцѣнивая Мищенко съ этой именно стороны, я повторяю то, что уже неоднократно было мною сказано въ печати: на театрѣ войны съ Японіей у насъ не было другого генерала, который столь же сильно былъ бы проникнутъ желаніемъ драться, драться во что бы то ни стало, какъ Мищенко,-- который "воевалъ" бы такъ охотно, просто и легко.
Это желаніе драться во что бы то ни стало, при всякихъ условіяхъ, эта готовность драться всегда сказывалась въ упорствѣ, съ которымъ Мищенко выполнялъ каждую поставленную его отряду боевую задачу, умѣя, по справедливому замѣчанію кн. Вадбольскаго, бывшаго у него одно время начальникомъ штаба,-- совмѣщать "всю широту свойственной ему иниціативы со стремленіемъ возможно точнѣе исполнить данное ему приказаніе".
-- Чуть немножко, знаете, тяжело, сейчасъ и отступать,-- возмущенно говаривалъ Мищенко,-- такъ-съ нельзя воевать...
И вцѣпившись въ врага, онъ не разставался съ нимъ, пока общая обстановка не складывалась такъ, что дальнѣйшее упорство было безразсудно, было вредно для дѣла.
Эта настойчивость опиралась на вѣрное пониманіе имъ обстановки, на умѣнье быстро оріентироваться въ ней. Ему помогалъ въ этомъ какой-то инстинктъ угадывать правду, отличать фантастическія донесенія отъ вѣрныхъ по существу... Въ дополненіе къ приведеннымъ мною фактамъ, очевидцемъ которыхъ я былъ самъ въ дни сахотанскихъ боевъ, приведу здѣсь изъ воспоминаній того же кн. Вадбольскаго слѣдующій эпизодъ.
Вернувшись з января 1905 г. изъ набѣга къ Инкоу, конный отрядъ занялъ линію Каляма-Убанюла. 6 января отряду было приказано, распустивъ по прежнимъ мѣстамъ части, приданныя ему для набѣга, отойти назадъ и стать сѣвернѣе Сыфонтая.
Зная о предстоящемъ наступленіи, Мищенко просилъ оставить его отрядъ на занимаемыхъ имъ мѣстахъ, дабы сохранить тѣсное соприкосновеніе съ противникомъ. Ему подтвердили приказаніе отойти. Онъ повиновался. Японцы сейчасъ же заняли Ашенюлу и Убанюлу двумя эскадронами каждую, подкрѣпили ихъ пѣхотою и лишили наши разъѣзды возможности проникать къ этимъ деревнямъ и къ Калямѣ... А между тѣмъ, за ними производились какія-то передвиженія японской пѣхоты. Тогда приказано было Мищенко овладѣть Ашенюлой и Убанюлой, а для этого конный отрядъ былъ усиленъ 4-й Донской казачьей дивизіей и тремя полками пѣхоты.
-- "Вечеромъ 10-го,-- разсказываетъ кн. Вадбольскій,-- у ген.-адъют. Мищенко собрались начальники и командиры, была роздана диспозиція Западному отряду (такъ окрестилъ себя временно отрядъ) и сдѣланы указанія. Ночью прибылъ китаецъ и донесъ, что въ Убанюлѣ и Ашенюлѣ нѣтъ пѣхоты; японцы ушли, оставивъ лишь разъѣзды...
Видимо, къ этому сообщенію отнеслись скептически, но начальникъ отряда ему повѣрилъ...
-- Чувствую,-- сказалъ онъ,-- что китаецъ не вретъ; отдайте сейчасъ же приказаніе, чтобы пѣхота оставалась въ пунктахъ сосредоточенія, готовая къ выступленію, либо на поддержку конницы, либо въ Сыфонтай, а конному отряду завтра утромъ двумя колоннами наступать на Убанюлу -- Ашенюлу; отъ правой колонны выслать крупный разъѣздъ на Каляму.
И, дѣйствительно, въ 1 часъ дня 11 января всѣ три деревни были заняты конницею безъ выстрѣла,-- онѣ были пусты.
Все это невольно подчиняло ему людей, создавало вѣру отряда въ своего вождя, за которымъ онъ всюду шелъ безтрепетно...
-- Мищенко заведетъ, но и выведетъ,-- говорили мнѣ казаки еще послѣ корейскаго похода, подъ Сахотаномъ.
Надо принять во вниманіе еще одно обстоятельство, при которомъ генералъ Мищенко работалъ. Это отсутствіе правильно организованнаго штаба.
Когда я пріѣхалъ въ отрядъ подъ Сахотанъ, штабъ его состоялъ, можно сказать, изъ одного начальника штаба, генеральнаго штаба подполковника Мандрыка, очень скромнаго и очень дѣятельнаго симпатичнаго человѣка, боявшагося своего горячаго, настойчиваго въ требованіяхъ начальника больше, чѣмъ японскихъ пуль и снарядовъ. Другихъ, младшихъ офицеровъ генеральнаго штаба не было. Ихъ обязанности исполняли подъесаулъ Потоцкій и фейерверкеръ Троцкій. Оба они побывали въ академіи генеральнаго штаба: первый оставилъ ее, чтобы принять участіе въ войнѣ, второй окончилъ ее, но былъ нѣсколько лѣтъ назадъ разжалованъ въ рядовые {За боевыя отличія ему возвращенъ офицерскій чинъ.}...
Правду сказать, Мищенко мало этимъ обстоятельствомъ сокрушался.
-- Знаете ли, говаривалъ онъ, научная теоретическая подготовка въ нашемъ военномъ дѣлѣ, конечно, много значитъ, но если нѣтъ желанія и стремленія драться, и драться какъ бы ни пришлось,-- цѣны не имѣетъ; ну, а со слабой подготовкой, но съ сердцемъ, преисполненнымъ жаждою схватки, съ душою, проникнутою чувствомъ долга,-- сдѣлать можно много...
Это не значитъ, чтобы онъ не цѣнилъ военной науки, военнаго образованія... Самъ не пройдя ни одной академіи, онъ, тѣмъ не менѣе, видимо, много читалъ, много учился... Всѣ участники обѣда, даннаго въ честь генерала Мищенко, по возвращеніи его съ войны въ Петербургъ, находившимися здѣсь офицерами его отряда и лицами, побывавшими съ нимъ въ дѣлахъ, помнятъ еще, вѣроятно, его интересную, поучительную рѣчь, обильно пересыпанную военно-историческими примѣрами и ссылками, о значеніи опыта минувшей войны..
Но онъ не безосновательно полагалъ, что академическое воспитаніе и характеръ службы офицеровъ нашего генеральнаго штаба вытравляютъ и ослабляютъ у нихъ "желаніе драться, драться, какъ бы ни пришлось"... А ему только такіе люди и были нужны. И онъ пользовался плодами военнаго образованія, "научной теоретической подготовки", не гоняясь за тѣмъ, чтобы они были удостовѣрены надлежащимъ дипломомъ. Потоцкаго, принявшаго сотню, смѣнилъ у него штабсъ-капитанъ Хогандоковъ, также бросившій академію для войны... И онъ также оказался на высотѣ требованій Мищенко и подъ Сандепу получилъ георгіевскій крестъ...
Подполковника Мандрыку впослѣдствіи, ко времени Инкоускаго набѣга, смѣнилъ генеральнаго штаба полковникъ князь Вадбольскій, опять-таки явившійся въ отрядъ добровольцемъ изъ Владивостока, не только не облеченный офиціально какими-либо правами по должности начальника штаба, но за восемь мѣсяцевъ своей отвѣтственной службы не зачисленный даже "на лицо" въ арміи и столько же времени не получавшій содержанія по окладу военнаго времени.
Младшихъ же офицеровъ генеральнаго штаба такъ и не было въ отрядѣ до конца войны. Только на время набѣга къ Инкоу пріѣзжалъ въ него генеральнаго штаба капитанъ М. А. Свѣчинъ...
Немудрено, что при той массѣ непрерывной работы, которая выпала на долю передового коннаго отряда, начальнику его самому иногда приходилось чертить кроки, какъ это я отмѣтилъ при разсказѣ о дняхъ Сахотана, самому становиться во главѣ цѣпи, когда во введеніе въ дѣло этого "послѣдняго резерва" не было еще надобности. Такъ было трижды во время только одной операціи подъ Сандепу. Правда, въ одномъ случаѣ, 12 января, выручилъ его и тѣмъ сберегъ на время для отряда его "послѣдній резервъ" штабсъ-капитанъ Хогандоковъ... Въ этотъ день Мищенко, озабоченный выполненіемъ диспозиціи и, видимо, желая во что бы то ни стало овладѣть Уцзяганзою при посредствѣ ближайшихъ частей, разославъ въ разные концы всѣхъ своихъ ординарцевъ и своего начальника штаба, самъ хотѣлъ было вести въ атаку на деревню цѣпь донцовъ (1-й сотни 25-го полка)... Но Хогандоковъ его предупредилъ -- и увлекъ ее за собою.
Однако, на слѣдующій день, 13 января, Мищенко все таки бросился самъ со спѣшенными казаками на штурмъ деревни Сантьязы, приговаривая: "впередъ, молодцы!.. Ай-да уральцы, бородачи"...
А 14 января онъ былъ раненъ, когда, видя неудачу атаки 2-го Дагестанскаго полка,-- послѣдняго въ то время средства для удержанія японской пѣхоты, онъ ввелъ себя въ дѣло на этотъ разъ какъ дѣйствительно "послѣдній резервъ", чтобы личнымъ примѣромъ удержать на мѣстѣ казачьи цѣпи, осыпаемыя страшнымъ ружейнымъ огнемъ...
Мы этого ждали и боялись еще подъ Сахотаномъ, 14 іюня, когда Мищенко потребовалъ, чтобы Саньхотанскій перевалъ занятъ былъ во что бы то ни стало нашей артиллеріей... Продолжайся еще колебаніе командира конной батареи, и не удайся это подполковнику Мандрыкѣ, Мищенко самъ явился бы къ перевалу и повелъ бы взводъ подъ тѣмъ дождемъ пуль, что поливалъ нашу дорогу.
-- Храбрость, знаете ли, это -- умѣнье бороться съ собой и никому не показывать своего страха,-- говорилъ намъ Мищенко...-- А страхъ этотъ есть у всякаго смертнаго, и у меня также... Но я борюсь съ нимъ, такъ какъ знаю, что на меня, какъ на начальника, всѣ смотрятъ, во мнѣ ищутъ опоры для своей борьбы со страхомъ... Личный примѣръ заразителенъ, увлекателенъ... Этимъ надо пользоваться.
И чѣмъ опасность была больше, чѣмъ труднѣе было положеніе, тѣмъ онъ казался спокойнѣе... Только чаще теребилъ онъ свою небольшую сѣдую бороду, отроставшую каждый разъ, когда было "некогда, знаете ли, побриться"; только глубже дѣлалась складка между бровей...
Таковъ Павелъ Ивановичъ Мищенко.
Кто онъ?-- спросятъ меня въ заключеніе,-- полководецъ?
Не знаю... не думаю. Но убѣжденно говорю, что лучшаго боевого генерала, болѣе добросовѣстнаго исполнителя боевыхъ задачъ мы во время войны не имѣли...
Это, неомнѣнно, если и не полководецъ въ полномъ, смыслѣ этого слова, то человѣкъ съ полководческими задатками, съ полководческимъ складомъ души... А только такимъ и дается безпредѣльная солдатская любовь и вѣра, эти залоги боевого успѣха.
Я много уже говорилъ о нихъ. Примѣрами ихъ и закончу свои воспоминанія.
Во время ляоянской битвы, раненый казакъ изъ отряда Мищенко тотчасъ же послѣ перевязки обратился къ доктору за позволеніемъ ѣхать "къ нашему генералу". Докторъ, имѣя въ виду серьезность раны и большую потерю крови, отказывалъ. Раненый настаивалъ, говоря, что Мищенко велѣлъ ему вернуться и доложить объ исполненіи порученнаго. Врачи предлагали ему написать или сказать, что нужно, и послать это съ другимъ казакомъ. Но раненый и на это не соглашался...
-- Самъ я долженъ доложить...
Долго бились врачи, но уговорить не могли. Туго-натуго перевязали ему раненую руку -- и онъ ускакалъ.
Другой казакъ, Пятыхъ, тогда же, подъ Ляояномъ, умирая послѣ операціи, передалъ другому раненому, но легко, вырѣзанную у него пулю и просилъ вручить ее генералу Мищенко въ удостовѣреніе, что только она помѣшала ему вернуться къ нему, и сказать вмѣстѣ съ тѣмъ, что онъ исполнилъ все, что могъ, и что онъ радъ, что служилъ у такого генерала.
Такъ ли все это,-- не знаю, мнѣ передавали это тогда же врачи, изумленные обаяніемъ генерала среди казаковъ. Но я, вспоминая смерть хорунжаго Макарова, вѣрю, что такъ это и было, и что подъ завѣщаніемъ казака Пятыхъ подпишутся всѣ, кто имѣлъ счастіе быть на войнѣ съ Павломъ Ивановичемъ Мищенко.