Нашъ путь конченъ. Итоги творчества Андреева подведены. Повидимому все, что ставилъ своей задачей Андреевъ, онъ выполнилъ.
Куда онъ пойдетъ онъ дальше, что онъ создастъ впереди? Разрушеніе кончилось, и повторяться Андреевъ не станетъ. Онъ далъ намъ картины жизни мѣщанина, съ его трагедіей одиночества, съ его отчужденностью отъ жизни и непониманіемъ того, что совершается вокругъ,-- человѣка съ уставшей душой. Въ свѣтлые интерваллы своего творчества Андреевъ показалъ себя чуткимъ и симпатичнымъ художникомъ (отчасти въ "Повѣсти о семи повѣшенныхъ", "Губернаторъ", "Жили были", мелкіе разсказы и др.).
Сказать, что онъ сдѣлалъ все для него возможное, было бы слишкомъ преждевременно. Впереди у него еще много прекрасныхъ возможностей. Намъ кажется, что Андреевъ не остановится и на мистицизмѣ. Судя по послѣдней его комедіи "Gaucleamas" его тянетъ къ безхитростнымъ радостямъ жизни и можетъ быть на этотъ путь и уйдетъ его творчество.
Большая заслуга Андреева -- рѣдкая способность возбуждать тревогу души и останавливать наше вниманіе на "проклятыхъ вопросахъ" и неправдахъ жизни.
Но самъ онъ не разрѣшаетъ этихъ вопросовъ и только даетъ поводъ для обсужденія ихъ.
Художественное богатство, созданное Андреевымъ, напоминаетъ намъ тотъ замокъ, который соорудилъ для себя Человѣкъ (въ "Жизни Человѣка"). Масса комнатъ, великолѣпный новый стиль, и во всѣхъ окнахъ фасада этого дома горятъ тысячами огней лучи заходящаго солнца.
Домъ стоитъ на горѣ вдали отъ города, и тамъ внизу, въ городѣ покрытомъ уже тѣнями ночи, кажется, что на горѣ какой-то прекрасный храмъ, гдѣ возжены огни невѣдомому Богу.
Но это только такъ кажется, это только иллюзія. Тамъ нѣтъ храма, нѣтъ Бога, нѣтъ огней, И сіяютъ отраженнымъ блескомъ только холодные лучи заходящаго солнца. Въ домѣ пусто, уныло и бѣгаютъ крысы...
И грустно глядитъ на закатъ обитатель дома, не вѣря новому восходу.
Намъ кажется, что самъ Андреевъ чувствуетъ нѣкоторую усталость отъ своего энергичнаго но малоплодотворнаго труда. И хочетъ на время замолкнуть, чтобы отдохнуть и собраться съ силами, быть можетъ, уже въ новый путь и подъ инымъ девизомъ.
Мы никуда не зовемъ талантливаго художника. Мы только анализируемъ его произведенія и устанавливаемъ къ нимъ наше отношеніе. Было бы даже нежелательно, чтобы художникъ творилъ по указкѣ критика. Художникъ не публицистъ, не политикъ, не ученый, которому возможно что то указывать. Онъ нѣчто себѣ довлѣющее, законченное, органическое, и пусть остается онъ вѣренъ только голосу своей художественной совѣсти и потребностямъ своей природы.
Онъ "самъ свой высшій судъ". Инамъ остается только повторить, то, что мы сказали въ началѣ книги: привлекать къ своему творчеству общее вниманіе въ течете многихъ лѣтъ подрядъ -- это ужъ безспорное доказательство большого дарованія.
Мы вправѣ ожидать отъ Андреева еще много интереснаго. Но и то, что онъ далъ -- яркая страница въ исторіи русской литературы и прекрасная иллюстрація смутныхъ настроеній, неясныхъ устремленій и тоскливыхъ порывовъ части русскихъ людей перваго десятилѣтія двадцатаго вѣка.
Можно нелюбить эти андреевскія настроенія, но историку литературы, критику и публицисту нельзя не считаться съ ними.