Друг мой, Алексей Андреевич! Я так давно к тебе писем не писал, то не хочу пропустить сей случай, что за болезнию задержан дома.
У нас чудеса делаются. Тревога за тревогой, вчерашняя имела дурные последствия: два офицера преображенские были разжалованы в солдаты, но после, слава Богу, опять прощены.
Государь мне также приказал тебе сказать, чтобы ты изобрел, что удобнее будет присоединить: гвардейский баталион артиллерийской к большому учению всей артиллерии, или особо Канабиху заставить сделать в Гатчине для одного оного баталиона.[519]
Теперь, друг мой, у меня есть моя просьба до тебя. Пожалуй пиши ко мне, каковы бывают мои разводы и ученья и в чем ошибки и неисправности состоять? Я слышал, что Голицын не умел сделать каре. Я об оном уже писал Карсакову, чтобы впредь сего не случалось. Отпиши мне о сем приключении и пожалуй впредь муштруй их хорошенько в ученых: чем ты крайне обяжешь того, который на весь век свой останется твоим истинным другом и который желает нетерпеливо, чтобы ты приехал в Павловск. Александр.
35.