На часах кают-компании было ещё без десяти семь, когда Грибунин вышел на палубу.
К своему удивлению, он нашёл почти всех знакомых нам лиц. Весело игравшее солнце, такое радостное и животворное, всех подняло с ложа ранее обычного времени.
Аглаи Петровны ещё не было.
Грибунин должен был себе сознаться, что ночная встреча и сейчас ещё стояла у него в голове розовым, волнующим туманом. Ему хотелось видеть поскорее эту удивительную девушку. Ходил по палубе и мечтательно теребил тёмнорусую бородку.
Появился на палубе и актёр с заспанным красным лицом.
-- Ба! Александр Михайлович, так рано и уже на ногах!
-- Стыдно спать в этакое утро... А вы-то чего? В Питере, небось, до двух часов дня валяетесь!..
-- Жажда меня одолела -- вчера злоупотребил коварным кианти: на вкус напиток детский, а действует серьёзно.
Было уже восемь, а Аглая Петровна всё ещё не выходила.
Пришёл скуластый официант и доложил, что чай и кофе уже на столе. Все направились в каюту к горячему кофе и свежим булкам.
-- Прекрасное нынче утро, -- ни к кому не обращаясь, поведал батюшка, аппетитно хлебая пахучий кофе.
-- Утро отменное, -- подтвердил купец. -- Что-то мой арап нынче заспал?
-- Про негра изволите осведомляться?- услужливо спросил официант, наливая кофе в стакан купца.
-- Про него самого, про Карлу Ивановича.
-- Они изволили на рассвете высадиться в Анапе-с.
-- Как высадиться? -- в ужасе рявкнул купец.
-- Очень даже просто-с... У них и билет был до Анапы.
-- Как до Анапы?..
На лице купца отразился полнейший ужас. С раскрытым ртом, в котором виднелась непрожёванная булка, он глазами навыкате уставился на официанта.
А потом неожиданно сорвался с места и с необычной для себя быстротой вылетел из каюты.
Все присутствующие не смогли сдержать весёлых улыбок: уж очень смешно было трагикомическое происшествие купца. Весело обсуждали событие.
Через несколько минут вернулся и пострадавший -- растерянный, недоумевающий, беспомощный.
-- Уехал, -- мрачно произнёс он, -- Сам капитан сказал... Ехал чёрный анафема, прощалыга чернокожая!..
-- Сколько авансу-то взял? -- спросил актёр.
-- Да не в том сила, милый человек. Пропало двести целковых, -- ну и шут с ними!.. А вот как мне теперь в Бузулук показаться без арапа? Уж и не знаю... К приезду раззвонят об арапе на всю округу... Телеграмму ведь послал... Ах, ты бедная моя головушка, срамота-то какая!.. Климушкин засмеёт насмерть...
Еле сдерживая улыбку, утешали купца кто как мог. Только плохо утешался он.
-- Ах ты, вакса паршивая! -- никак не мог успокоиться купец. -- Да ведь что бы вы ещё подумали? Ангелица-то наша хахалькой его оказалась, полюбовницей!.. Вместе и слезли...
-- Какая ангелица?
Все вдруг заволновались.
-- Да уж известная, наша Аглая Петровна...
Все посмотрели на купца, и всем стало ясно, что от огорчения заговариваться стал бородач.
-- Что за вздор вы говорите, почтеннейший! -- воскликнул актёр, страшно бледнея.
-- Не может этого быть! -- завопил чиновник с неменьшим ужасом.
-- Свят-свят... -- простонал батюшка.
И все взоры устремились на официанта.
-- Их степенство совершенно правильно говорят... Барышня доводилась негру на манер жены... Вместе и сошли в Анапе.
На минуту в каюте стало так тихо, что будто никого здесь не было.
Люди застыли в несуразных позах: с полураскрытыми ртами, со стаканами в руках, не донесёнными по своему назначению.
Первым завопил чиновник:
-- Батюшки, -- часы!.. Покойная жена монограмму поставила!..
Грибунин метнул на него изумлённый взгляд.
Глаза всех остальных присутствующих с таким же изумлением остановились на старшем ревизоре.
-- У вас тоже?.. -- едва внятно прошептал коммивояжёр.
Тот спохватился и умолк, беспомощно смотря по сторонам.
Все тоже умолкли в раздумье.
Первым заговорил актёр:
-- Господа... нужно откровенно объясниться... Объясниться и принять меры...
Тогда все сразу заговорили, и ничего нельзя было понять.
-- Господа, позвольте мне объяснить, -- старался перекричать всех актёр. -- Вчера, в половине первого ночи, у меня было свидание с Аглаей Петровной... Подробности я скромно опускаю... Но, словом, она взяла у меня до утра часы и цепь... Часы мне поднесены были в бенефис, а за цепь я заплатил сто рублей...
Вторым объяснился коммивояжёр:
-- У меня-таки тоже было свидание, ровно в час... А часы с цепочкой стоили ровно триста рублей... Могу даже счёт представить...
-- А у меня в половине второго... Боже мой, покойная жена монограмму поставила...
-- Такая подлая женщина, -- крутя ус, мрачно гудел армейский капитан, ощупывая пустой кармашек, где ещё вчера покоились совсем недурные часы.
-- Господа, нужно сделать капитану формальное заявление.
-- Это -- грабёж!
-- Что смотрит администрация!..
И возмущённой толпой все хлынули из каюты.
За столом остались только двое: студент в свежем кителе, да Грибунин.
Бледный, удручённый сидел студент. У него сохранились чёрные никелевые часы, но зато не было свиданья...
Грибунин допил кофе, протёр платком стёкла пенсне и, улыбнувшись, пошёл дочитывать новый роман.
Ежемесячные литературные и популярные приложения к журналу "Нива", 1913, т.2 (май-август)