Мишка-серебряникъ, хулитель Никона.
(1701 г.).
Въ маѣ мѣсяцѣ 1701 года, въ митрополичій разрядъ Иверскаго монастыря пришелъ старецъ Іоасафъ и донесъ словесно:
-- Тому нынѣ третій годъ разговаривалъ я съ нашимъ монастырскимъ серебряникомъ Мишкой у себя въ кельѣ, и онъ явился въ весьма супротивныхъ и вымышленныхъ словахъ.
-- Какихъ же?
-- Между прочими разговорами сказалъ я ему, что меня постригалъ самъ святѣйшій патріархъ Никонъ, а оный Мишка, лаяся на пресвятую церковь, сказалъ, что де Никонъ-патріархъ былъ еретикъ!.. Онъ книги божественныя еретически переправилъ, и теперь у васъ, въ Иверскомъ монастырѣ, и по всей землѣ по тѣмъ еретическимъ книгамъ служатъ. И отъ того учинились "капитоны" {Монахъ Капитонъ былъ современникъ протопопа Аввакума и другихъ первыхъ противниковъ Никона. Онъ не признавалъ священства, и по его ученію возникъ расколъ безпоповщины. "Канитонами" прежде называли вообще всѣхъ противниковъ господствующей церкви -- старообрядцевъ.}, а которые хотятъ себѣ вѣчнаго спасенія, тѣ сожигаютъ себя сами.
-- На кого шлешься ты, Іоасафъ, въ этомъ разговорѣ?
-- Шлюсь на ученика моего, Ивашку Андреева, онъ слышалъ это.
-- А еще какія супротивныя рѣчи говорилъ Мишка?
-- Говорилъ еще въ другое время касательное до превысокой персоны царской.
Дѣло стало принимать серьезный оборотъ и уже выходило изъ юрисдикціи митрополичьяго разряда. Допросчики навострили уши и выслали всѣхъ постороннихъ.
-- Какія же такія слова о царской персонѣ?
-- А говорилъ Мишка о взятіи Азова и черкасахъ -- я говорю ему единожды: "Великому государю поручилъ Богъ взять городъ Азовъ".-- Не онъ, великій государь, Азовъ взялъ,-- отвѣчалъ Мишка,-- взялъ де Азовъ донской казакъ, и если бы де не донскіе казаки, то и вся бы свято-русская земля погибла!..
-- А послухъ этому разговору у тебя есть?
-- Послухъ у меня есть: нашъ монастырскій кузнецъ Тимошка Осиповъ.
-- Ну, такъ мы васъ всѣхъ и отправимъ въ Москву, въ Преображенскій приказъ -- тамъ васъ разберутъ!-- отвѣтили Іоасафу въ митрополичьемъ приказѣ и велѣли, сковавъ, посадитъ его за караулъ, а за Мишкой-серебряникомъ и свидѣтелями послать тотчасъ же команду въ Иверскій монастырь.
Не ожидалъ такого оборота старецъ Іоасафъ, донесшій на Мишку изъ мести: онъ думалъ, что погубить только его, а самъ останется цѣлъ, да еще, пожалуй, награду получить. Однако обстановка допросовъ въ застѣнкахъ Преображенскаго приказа, передъ неумолимымъ княземъ Ромодановскимъ, была достаточно извѣстна всѣмъ въ то время, да и родившаяся въ томъ же приказѣ пословица "доносчику -- первый кнутъ", могла испугать мстительнаго монаха. Загрустилъ старецъ въ ожиданіи отправки въ Москву и даже занемогъ отъ страха, а когда наконецъ ихъ всѣхъ за крѣпкимъ карауломъ повезли въ Москву, то Іоасафъ въ дорогѣ окончательно разнемогся и въ селѣ Выдропускѣ умеръ, не доѣхавъ до Москвы.
Въ Преображенскомъ приказѣ на первомъ допросѣ Мишка-серебряникъ показалъ о себѣ:
-- Про Никона-патріарха говорилъ я спьяна и еретикомъ его не называлъ, а говорилъ только, что при немъ вышли новоисправленныя книги, и тѣхъ книгъ капитоны не взлюбили и жгутся сами. А клеплетъ тѣми словами на меня Іоасафъ со злобы, потому какъ разъ онъ хотѣлъ мою жену обезчестить, а я его за это билъ полѣномъ.
-- На мертваго-то все сказать можно!-- отвѣтили ему въ приказѣ.
-- Шлюсь въ этомъ на его же послуха Ивашку Андреева -- онъ видѣлъ!
-- А касательно взятія Азова какъ ты говорилъ?
-- Я говорилъ Іоасафу: въ первомъ де походѣ Азова не взяли потому, знатно силы было мало, а какъ пошла вдругорядь побольше государева сила, да къ тому донскіе казаки да черкасы,-- и великому государю Азовъ Богъ поручилъ.
Стали допрашивать свидѣтелей.
Ивашка Андреевъ, ученикъ покойнаго Іоасафа, сказалъ:
-- Разговаривалъ Мишка съ Іоасафомъ пьяный и говорилъ: "я де слышалъ, что Никонъ-патріархъ будто еретикъ былъ, и будто де по его еретическимъ книгамъ и служатъ, да и капитоны де отъ него (Никона) жгутся".
Ромодановскій задалъ Ивашкѣ-чернецу щекотливый вопросъ объ оговорѣ Мишкой Іоасафа на покушеніе касательно жены Мишки. Ивашка отвѣтилъ откровенно:
-- Одинъ разъ мы съ Іоасафомъ ночевали (у Мишки?), и въ ночь учинился крикъ и брань. Мишка бранилъ Іоасафа: "для чего де ты въ потемкахъ по избѣ бродишь?" А Іоасафъ бранилъ того Мишку, и Мишка Іоасафа выбилъ изъ избы вонъ!..
Кузнецъ Тимошка Осиповъ далъ такое показаніе:
-- Пришелъ я въ келью къ Іоасафу, тутъ былъ и Мишка,-- знатно они раньше разговаривали,-- и Іоасафъ мнѣ сказалъ:
-- Смотри, Тимошка! мужикъ-то, б--въ сынъ, какую небылицу творитъ: будто Азовъ взялъ не великій государь!.. Будто взяли Авовъ донскіе казаки да черкасы, и если бы де не донскіе казаки да черкасы, то и вся бы де святорусская земля пропала!..
Мишка отвѣчалъ Іоасафу:
-- Небылицу ты баешь!.. Здѣсь не государева палата, а келья!..
Пошли новые допросы, очныя ставки; дѣло не обошлось, конечно, безъ плетей и дыбы; доносъ Іоасафа оправдался, и хотя утверждено было, что Іоасафъ донесъ на Мишку со злобы за неудачное ночное похожденіе и супружеское вмѣшательство съ полѣномъ, однако и вольныя рѣчи Мишки открылись ясно.
Августа 11-го того же года Ромодановскій рѣшилъ это дѣло на основаніи 10-й главы, 31-й статьи Уложенія: "учинить Мишкѣ жестокое наказаніе, бить на козлѣ кнутомъ нещадно, дабы, на него смотря, впредь инымъ неповадно было такихъ непристойныхъ словъ говорить", а послѣ наказанія отправить опять въ Иверскій монастырь.