ДЕНЬ ВЪ КНИЖНОЙ ЛАВКѢ.
Михайло Васильевъ, "второй петербургскій книгопродавецъ".
Раннимъ іюльскимъ утромъ черезъ глубокую грязь одной изъ улицъ вновь возникшаго города "Питербурха" пробирался человѣкъ, довольно странно одѣтый. Поверхъ нѣмецкихъ чулковъ и башмаковъ съ пряжками, на ноги были одѣты валенки, подшитые по подошвѣ и носкамъ кожею; на камзолѣ нѣмецкаго покроя былъ накинутъ русскій кафтанъ, а на головѣ торчала шляпа страннаго нерусскаго фасона.
Человѣкъ этотъ назывался Михайломъ Васильевымъ и былъ прежде московскимъ мастеровымъ "ружейнаго дѣла разныхъ художествъ"; пробирался Михайло Васильевъ къ новому "гостинъ-двору", построенному, какъ и многія зданія новорожденнаго города, "мазанковымъ" способомъ. Въ этомъ гостиномъ дворѣ находилась "типографская книжная лавка", къ которой Михайло Васильевъ былъ приставленъ лавочникомъ для продажи всякихъ книгъ, артикуловъ, журналовъ, указовъ, "грыдорованныхъ кунштовъ" (гравированныхъ картинъ) и географскихъ и навигацкихъ картъ, выходившихъ изъ печати съ петербургскаго печатнаго двора, московской, александро-невской и другихъ типографій.
Осторожно, то широкими, то мелкими шагами, переступалъ "второй петербургскій книгопродавецъ" лужи и выбоины немощеной улицы, но вдругъ на самой серединѣ попалъ ногою въ глубокую яму съ липкою грязью, валенокъ застрялъ тамъ, а нога въ нѣмецкомъ башмакѣ выдернулась изъ валенка и чуть-было не попала въ грязь.
-- Экъ размыло! ну ужь погодка здѣсь!-- въ Москвѣ такой и не видывалъ! ворчалъ Михайло Васильевъ, стараясь удержаться на одной ногѣ, а другою снова попасть въ торчащій изъ грязи валенокъ.
Въ этотъ самый моментъ на улицу завернула коляска въ двѣ лошади цугомъ и понеслась прямо на Михайла Васильева. Кучеръ уже издали кричалъ завязшему, чтобы тотъ сошелъ съ дороги, но Васильевъ никакъ не могъ справиться со своимъ валенкомъ; кучеръ закричалъ громче и началъ сдерживать лошадей, а сидѣвшій въ коляскѣ нѣмецкій полковникъ приподнялся, чтобы разглядѣть, что тамъ произошло. Наконецъ, книжнику удалось вытащить изъ грязи валенокъ, и онъ побрелъ дальше, но, доѣхавъ до этого мѣста, и коляска сразмаху увязла въ грязи такъ, что лошади еле-еле могли вытащить ее. Торопившійся куда-то полковникъ сердился и ругался.
-- Vermaledeite Stadt!... Schweinen ist's bios hier zu leben!...
Другіе лавочники гостинаго двора, уже успѣвшіе отпереть лавочки, хохотали, глядя на происходившее, и Михайло Васильевъ былъ встрѣченъ общими шутками:
-- Што, другъ! валенокъ-отъ, почитай, не посѣялъ!
-- Прогулялся-бы, Миша, въ нѣмецкихъ-те чулкахъ, по православной грязцѣ!
-- Да-а!... въ такое время безъ валенокъ и не выходи! отвѣчалъ Михайло Васильевъ на шутки и сталъ снимать замки и печати съ широкихъ дверей лавочки. Вмѣстѣ съ нимъ въ лавочку вошелъ и подручный его и оба, покрестясь на образа, принялись убирать и приводить въ порядокъ "первый книжный магазинъ въ Петербургѣ".
Магазинъ этотъ былъ похожъ скорѣе на кладовую по своему убранству: на простыхъ полкахъ были сложены груды переплетенныхъ и непереплетенныхъ книгъ; въ углахъ и на полу также были навалены книги и листы указовъ; подъ широкимъ прилавкомъ лежали "грыдорованные куншты" и карты; на стѣнахъ висѣли "персоны" (портреты) царя, Шереметева, изображенія кораблей, "галіота свѣйскаго" и проч.
Торговалъ Михайло Васильевъ въ этой лавочкѣ уже давно, лѣтъ восемь, съ 1714 года, когда онъ, по протекціи цейхъ-директора Петербургской типографіи, Михаила Аврамова, заступилъ мѣсто прежняго лавочника, "тередорщика" Василья Евдокимова, который можетъ быть названъ "первымъ петербургскимъ книгопродавцемъ ".
При вступленіи Михайла Васильева въ эту должность, дѣла лавочки были небольшія, и товару въ ней было немного: Михайло Васильевъ принялъ разныхъ книгъ и гравюръ на 862 рубля 28 алтынъ и 2 денги, какъ значится въ сдаточной описи 1715 года. Товаръ былъ все недорогой: одни только "морскія карты Варяжскаго моря" въ бумажномъ переплетѣ стоили по 8 рубля за штуку, а все прочее было очень дешевой цѣны. Напримѣръ, указъ "о строеніи каменномъ" стоилъ 2 денги, азбуки учебныя -- 6 алтынъ, указъ, "дабы челобитчики самому царскому величеству челобитныя подавать не дерзали" -- 4 денги, "о кадетѣ" -- 2 денги и такъ далѣе. Недороги были и картины: "Персона (портретъ) его царскаго величества" -- 10 и 15 алтынъ, 5 и 2 денги, "Персона Шереметева съ двухъ досокъ" -- 10 денегъ, "Питербурхъ на александрійской бумагѣ" -- 6 алтынъ, тоже малый -- 5 денегъ, "Полтавская баталія" -- 5 денегъ, "Ингерманландская карта четырехъ досокъ" -- 6 алтынъ, "Страсти Господни, разгыхъ штикунштовъ " -- 6 денегъ и т. д.
Съ тѣхъ поръ, въ теченіе семи лѣтъ, дѣла книжной лавки значительно развились и расширились. Каждая новая карта, куншта и книга, гдѣ бы ни была напечатана, въ Москвѣ или въ Петербургѣ, поступала въ лавку, на "вольную продажу", и тамъ можно было найти всѣ новости, указы, реляціи и артикулы; кромѣ того, каждый годъ выходилъ календарь.
На отвѣтственность Михаила Васильева за все это время было сдано печатнаго товара слишкомъ на тридцать тысячъ рублей.
Отвѣтственность лавочника была большая, а между тѣмъ онъ ничѣмъ не былъ гарантированъ отъ самовольныхъ заборовъ книгъ разными вельможами безъ денегъ, росписокъ и вообще какихъ-либо документовъ. Первые четыре года отъ Михайла Васильева принимали отчеты, но потомъ счетоводство и отчетность донельзя запутались и прекратились...
Окончивъ уборку лавки, Михайло Васильевъ съ подручнымъ принялись очищать мѣсто для новой книги, которую въ этотъ день должны были привезти изъ типографіи. Въ открытую дверь лавки заглянулъ сосѣдній купецъ и произнесъ:
-- Помогай Богъ!... чай, для новой книжицы мѣсто очищаете?
-- Подлинно такъ, отвѣчалъ, выпрямившись, Васильевъ,-- сегодня пришлютъ книгу господина тайнаго совѣтника и барона Петра Шафирова о шведкой войнѣ.
-- Для чего-же гораздо большое мѣсто очищаете ей?
-- А для того, что государевымъ повелѣніемъ много ея тиснуто: тысящь двадцать новымъ тисненіемъ.
-- Но-овымъ? Такъ и допрежде сего она тискалась?
-- Тискалась пять лѣтъ тому назадъ, да вся разошлась.
-- На какую же потребу столь великое множество ея опять выпущено?
-- А книгу эту намѣреваются разсылать по всей Имперіи, дабы разсѣять ложные и прелестные слухи, распускаемые врагами царя о швецкой войнѣ. Въ сей книжицѣ обстоятельная експликація дана обо всемъ, что до войны касается... да вотъ она и сама ѣдетъ, указалъ Васильевъ на приближающійся возъ съ книгами.
-- Смотри не увязни! закричалъ онъ мужику; но мужикъ, часто возившій книги въ лавку, зналъ уже дорогу и по окраинѣ подъѣхалъ къ лавкѣ.
-- Принимай, Михайло Васильичъ! сказалъ мужикъ, снявъ шапку и отирая потъ. Книгу начали всѣ втроемъ разгружать съ воза и складывать въ лавку, а сосѣдніе сидѣльцы гостинаго двора кучей собрались около воза и глядѣли на происходившее.
Разговаривавшій съ Васильевымъ купецъ взялъ съ прилавка экземпляръ только-что отпечатанной книги и началъ ее разсматривать и вертѣть во всѣ стороны. Это была довольно объемистая въ осьмушку книга, на переднемъ листкѣ ея было озаглавлено:
"Разсужденіе какіе законные прічіны его імператорское велічество Петръ первый, Императоръ и самодержецъ всероссійскій. И протчая, и протчая, и протчая: къ начатію воіны протівъ Короля Карола 12, Шведского 1700 году имѣлъ, и кто изъ сіхъ обоіхъ потентатовъ, во время сеи пребывающей воіны, болѣе умѣренности и склонности пріміренію показывалъ, и кто въ продолженіи оной съ толь велікімъ разлітіемъ крови хрістіянскои, и разореніемъ многіхъ земель віновенъ;"... {Правописаніе подлинника.} и проч.
Набравшіеся въ лавку сидѣльцы окружили купца, читавшаго заглавіе книги, и внимательно слушали.
-- Обстоятельная, я чаю, книжица? сказалъ купецъ, прочитавъ, наконецъ, длинное заглавіе книги.
-- Обстоятельная, Прохоръ Кузьмичъ, обстоятельная! отозвался лавочникъ,-- ты сдѣлай починъ. Нынѣ ты со шведкой войны въ изрядныхъ прибыткахъ, сдавши большія партіи нѣмецкихъ цвѣтныхъ суконъ для войска государева.
-- А какая цѣна книги? спросилъ купецъ, снова разглядывая книгу.
-- Цѣна небольшая: десять алтынъ всего! отвѣтилъ Васильевъ.
-- Ну, имъ сдѣлаю починъ книжицѣ, рѣшился купецъ и пошелъ въ свою лавку за деньгами.
-- Миша! не продавай Кузьмичу книгу -- у него рука тяжелая: какъ клиномъ заколотитъ книжицу, вся сгніетъ въ лавкѣ! сшутилъ одинъ изъ торговцевъ вслѣдъ купцу. Всѣ разсмѣялись.
-- Ничего! скоро разойдется, какъ почнутъ разсылать по Имперіи, отвѣчалъ лавочникъ,-- а коли залежится, такъ мы и на оружейный дворъ, въ амбаръ сложимъ.
-- Это опять вмѣстѣ съ коноплянымъ масломъ? намекнулъ одинъ изъ сидѣльцевъ, и всѣ снова разсмѣялись.
-- Нѣтъ, теперь конопляное масло далеко отъ книгъ, отвѣтилъ Васильевъ, тоже смѣясь намеку.
-- А и надѣлало же хлопотъ это конопляное масло!
Васильевъ говорилъ о наводненіи, бывшемъ въ 1721 году, когда книжную кладовую на оружейномъ дворѣ залило водой совершенно и испортило почти весь книжный товаръ.
-- Слышу -- требуютъ меня въ кладовую, продолжалъ Михайло Васильевъ,-- а я ужь чувствую бѣду, кое-какъ добрался до кладовой, гляжу -- а тамъ каша!... какъ есть каша въ амбарѣ-то!... Кои были пачки связаны, тѣ подъ водой, а разсыпанныя книжицы плаваютъ, растрепавшися, по водѣ вмѣстѣ съ разбитыми бутылями, баклагами и боченками, а поверхъ воды масло всплыло -- не видать и воды -- почитай, все масломъ залито!... Сидѣльцы хохотали при этомъ разсказѣ.
-- Настоящая каша!-- и зѣло масляная! вставилъ замѣчаніе кто-то.
-- Одначе, моей вины тутъ нѣтъ! заключилъ разсказъ о наводненіи Михайло,-- я многажды докладывалъ по начальству, что маслу вмѣстѣ съ книгами быть не подобаетъ, но моего совѣта во вниманіе не взяли, говоря, что за неимѣніемъ мѣста -- и такъ ладно.
-- И много, я чаю, изубытчались отъ наводненія? полюбопытствовалъ одинъ изъ слушателей.
-- Да, таки изрядно: на тысячу двѣсти пять рублей съ копѣйками пропало книгъ и кунштовъ; кое-что и спасли, иное просушили, да и опять въ продажу пошло... Немало было работы!...
На курантахъ Петропавловской крѣпости колокола затѣйливо прозвонили восемь часовъ.
-- Пора и за дѣло -- день начинается, проговорили нѣкоторые изъ сидѣльцевъ, и скоро вся компанія разошлась изъ книжной лавочки по своимъ.
На улицѣ началось уже движеніе, появились экипажи, люди въ камзолахъ нѣмецкаго покроя и трехугольныхъ шляпахъ. Яркое солнце освѣщало улицу и быстро сушило грязь, произшедшую отъ дождя, не перестававшаго всю предыдущую ночь.
Вдоль гостинаго двора медленно поднигалась важная фигура какого-то княжескаго лакея въ камзолѣ, и, не обращая вниманія на вопросы торговцевъ: "Что покупаете?" завернула въ книжную лавку.
Михайло Васильевъ сразу узналъ въ немъ лакея отъ князя Львова.
-- Его княжеская свѣтлость, важно началъ слуга,-- приказалъ тебѣ немедленно отпустить книги по сей бумагѣ. И лакей подалъ списокъ.
Лавочникъ взялъ бумагу и прочелъ:
"Історіа въ неі-же {Выписывается полное заглавіе книги по чрезвычайной его характеристичности.} пішетъ о pasopeніі града Троі Фрігііскаго царства і о соедини его, і о велікіхъ ополчітелныхъ брансхъ, како ратовашася о неі царіе і князі вселенныя, і чего раді толіко і таковое царство троянскіхъ державцовъ низвержеся, і въ полѣ запустѣнія положіся всеконечнымъ запустѣніемъ. I которые пакі царіе і князі ратоваша оную, і коі ополчахуся за ню, і коліко время браняхуся, і кто отъ ніхъ на брані паде, і коімъ оружіемъ і чымъ пораженіемъ, вся сія здѣ подробно опісуются. Писаша же ю перво історіцы, Дітъ грекъ, і фрігіі Даріі, істінніі свідѣтелі ополченіемъ троянскімъ, зане оні самі бяху на бранехъ спісателі і самовідци бывшему въ сложеніі дѣлъ своіхъ, сего ряді право і напісаша ю. Потомъ же въ разлічныя времена Оміръ, Віргіліі и Овідіі соломенскіі каждо іхъ напісаша ю, но не истінно, многія бо въ ніхъ несогласія і басні обрѣтошася, нашаче же Овидіі соломенскіі баснословно sѣло написа, ібо введе богі, іхъ же почіташе древнее эллінство, помогающія грекомъ воюющімъ троянъ, і съ німі бывшія на брані яко жівыя человѣкі, і іная многая тамо !!!!!баснословнна. А сія істінная і правая історія Дітомъ грекомъ напісанная".-- Три книжицы.
"Апофѳегмата, то есть краткіхъ вітіеватыхъ и нравоучітелныхъ рѣчей. Кніги три".-- Пять штукъ.
И есче одну книгу:
"Політіколѣпная Апоѳосіе достохвальныя храбрості всероссііскаго геркулеса, пресвѣтлѣннаго и велікодержавнѣннаго, Богомъ вѣнчаннаго и проч. Петра Алексіевича... императора і автократора"...
-- А деньги присланы за книги? спросилъ Михайло Васильевъ, дочитавъ списокъ.
-- Какихъ еще денегъ? Никакихъ денегъ нѣтъ! А велѣно только тебѣ сказать, что ежели ты будешь, какъ и въ прошлый разъ, упорства чинить и книгъ не давать, то ждать тебѣ батоговъ сугубыхъ, отвѣтилъ лакей.
-- Ну, нѣтъ! Руки коротки для батоговъ-то! обидѣлся Васильевъ.-- Я служу государеву дѣлу скоро восемь лѣтъ со всякимъ тщаніемъ и честностію, и никакой вины за мной не стоитъ... а твой князь Львовъ надо мною не властенъ!... Пусть онъ лупитъ батогами своихъ холоповъ дурныхъ и необычливыхъ, а не слугъ государевыхъ! продолжалъ раскраснѣвшійся Михайло и возвратилъ списокъ холопу.-- Книгъ я не дамъ!... Я уже докладывалъ объ этомъ отцу архимандриту Гавріилу Бужинскому, протектору типографій, и онъ не велѣлъ мнѣ отпускать книгъ безъ денегъ или безъ его имянного требованія за приложеніемъ руки. Почитай на пять тысячъ рублей роздано книгъ -- и невѣдомо, съ кого деньги получать... а отъ этого казнѣ большія протори чинятся!...
-- А-а! Добро, добро!... завопилъ холопъ,-- такъ-то ты почитаешь его княжескую свѣтлость!... Въ казенныхъ проторяхъ уличаешь, казнокрадомъ обзываешь!... Добро! И, схвативъ списокъ, быстро удалился изъ лавки, вопя по дорогѣ:-- сей-же часъ донесу его свѣтлости!... Будешь ты въ колодкахъ сидѣть!... Будешь батогами битъ!... Погоди, погоди! грозилъ уже издали княжескій холопъ.
Сидѣльцы вышли изъ лавокъ на крикъ и, увидя удаляющагося съ ругательствами холопа, засвистали ему вслѣдъ и начали напускать собакъ; холопъ отмахивался, быстро удаляясь и грозя по направленію къ лавкамъ.
-- Ступай, себѣ, холуй безстудный, говорилъ въ догонку Михайло Васильевъ, сильно поблѣднѣвшій отъ такого оборота дѣла,-- моей правоты свидѣтель есть... Петръ! обратился онъ къ подручному, ты слышалъ, что я говорилъ? Ты не откажешься сего богопротивнаго холопа во лжи уличить, коли дѣло дойдетъ до позва?
-- Хоть крестное цѣлованіе приму, Михайло Васильевичъ, отвѣчалъ подручный,-- въ томъ, что это сущая небылица, и что онъ по холопской злобѣ обноситъ тебя небывалыми рѣчьми!
Михайло сѣлъ и задумался. Угроза холопа сильно его испугала. Какъ ни увѣренъ онъ былъ въ своей правотѣ, однако борьба простого лавочника съ княземъ была въ тѣ времена весьма не равна и рискованна для перваго. Васильевъ уже видѣлъ свою погибель. Даже если-бы клевета холопа и не была принята во вниманіе или отвергнута свидѣтелемъ,-- то и тогда князь, обиженный отказомъ въ книгахъ, постарается какъ-нибудь отмстить незначительному лавочнику, дерзнувшему не исполнить его воли. И тысячи способовъ представлялись князю для этой мести, а у лавочника было только одно собственное сознаніе правоты и свидѣтель, столь-же ничтожный, какъ и онъ самъ...