Изъ задумчивости вывелъ Михайла Васильева вошедшій въ лавку послушникъ изъ Александро-Невской типографіи. Широко перекрестясь на образа и отвѣсивъ глубокій поклонъ, послушникъ звучнымъ теноромъ произнесъ:
-- Миръ дому сему! Посланъ я къ твоему благочестію отъ справщика нашей друкарни (типографіи) Степана Рудина за книгою, рекомою: "Первое ученіе отрокомъ, внемже буквы и слоги", составленною владыкою Феофаномъ Прокоповичемъ. Понадобилось, не вѣдаю что, напослѣдяхъ выправить въ сей книжицѣ, а изрядный и полный экземпляръ оной въ друкарнѣ утраченъ.
-- А скоро вы выпустите изъ друка сей букварь? спросилъ Васильевъ, подавая послушнику просимую книгу.
-- Съ благословеніемъ Божіимъ черезъ недѣлю выпустимъ, отвѣтилъ послушникъ и, снова помолясь и низко раскланявшись, вышелъ.
Вслѣдъ за нимъ въ лавкѣ появился какой-то иностранный шкиперъ въ сопровожденіи засаленнаго кочегара и, внимательно осмотрѣвъ висящія на стѣнахъ карты и куншты, обратился къ лавочнику по-нѣмецки:
-- Was für neue Schiffskarten haben sie?
Васильевъ не понялъ и замялся.
-- Какъ-съ? Я не понялъ, нельзя-ли по-русски?
Нѣмцы въ свою очередь замялись и переглянулись.
-- Морской! Schiff! началъ объяснять нѣмецъ, тыкая пальцемъ.
Васильевъ, думая, что спрашиваютъ морскую книгу, вытащилъ "Алярдово новое голландское корабельное строеніе, глашающее совершенное чиненіе корабля, со всѣми его внѣшнімі частямі".
Нѣмецъ перелистовалъ и оттолкнулъ.
-- Nein! Schiffkarten!
Лавочникъ подалъ еще: "Повѣренные воинскіе правила, како непріятельскіе крѣпости силою брати", но и эту книгу нѣмецъ отвергъ, неглядя.
Затрудненіе было обоюдное, но тутъ выручилъ изъ бѣды вошедшій въ лавку главный "грыдорованнаго дѣла мастеръ", Петеръ Пикардъ.
Онъ объяснился со шкиперомъ и сказалъ, что шкиперу требуется морская карта; такой въ лавкѣ не оказалось и шкиперу указали сходить въ "академію санктпетербургскую" (такъ тогда называлась морская академія); но когда шкиперъ сталъ говорить, что ему это трудно, такъ какъ онъ не знаетъ ни русскаго языка, ни дороги, то предупредительный Васильевъ вызвался самъ достать ее. Шкиперъ ушелъ.
-- Уффъ! вздохнулъ Пикардъ, тяжело опускаясь на скамейку,-- всу ношь проработаль, таперъ погуляйтъ пашоль!
-- А что, Петра Карлычъ, работы много? спросилъ Михайло Васильевъ.
-- Многа! Ошень многа -- вотъ! И Пикардъ провелъ рукою по горлу, усиливъ этимъ жестомъ смыслъ своихъ словъ.
-- Артиллерически фигуръ, карте фонъ Азіенъ, и... многа, многа работа есть! Чуть-чуть поспѣешь!... Чуть не въ шея толкайтъ -- скарэй, скарэй, скарэй! продолжалъ разсказывать граверъ, сильно жестикулируя.
-- Да-съ! Это воистину!... У нашего царя не поспишь! потвердилъ Васильевъ.
-- Теперь ишо! И Пикардъ полѣзъ въ карманъ за какою-то бумагой, вынувъ которую, подалъ Михайлу Васильеву.
-- Шитайтъ пожальста!
Это была копія съ указа Петра Великаго, чтобы ѣхать Пикарду въ Петергофъ и Стрѣльну "срисовать огороды и парки каждой, а также и каждую фонтанну и прочія хорошія мѣста въ преспективъ, какъ французскіе и римскіе чертятся, и велѣть Пикарду, чтобы дѣлалъ печатныя доски".
-- Вотъ видитъ! Ишо въ Петерхофъ ѣхайтъ!... Сдесь не снай, какъ поспѣвай, а тутъ и въ Петерхофъ поѣжай!... Нѣтъ, я не поѣду, што хошъ дэлай, не поѣду!... Такъ царь велитъ!... И артиллери-фигуренъ -- царь велитъ!... И Азіятише-карте -- царь велитъ! Все царь велитъ!... А мнѣ не лопайтъ на двое, я не могу!...
И Пикардъ замолчалъ, опустивъ голову на грудь; Васильевъ тоже молчалъ.
Петеръ Пикардъ былъ однимъ изъ лучшихъ и усерднѣйшихъ слугъ Петра Великаго, выбранныхъ имъ самимъ во время его пребыванія въ Амстердамѣ. Царь познакомился съ Пикардомъ лично въ этомъ городѣ, и его проницательный глазъ сразу увидѣлъ, что такой работникъ какъ нельзя болѣе нуженъ ему въ его новомъ дѣлѣ. Привлекательныя умственныя и нравственныя качества Пикарда привязали Петра къ нему, и царь, по свидѣтельству историковъ, обращался съ нимъ, какъ съ другомъ. Но и Петръ Великій имѣлъ въ себѣ что-то очаровывающее всѣхъ, на комъ останавливался его взоръ со вниманіемъ и дружелюбіемъ. Царь владѣлъ секретомъ страстно привязывать къ себѣ людей, такъ что потомъ они становились самыми ревностными и самоотверженными его слугами и сотрудниками. Такимъ именно образомъ привлекъ къ себѣ царь и Пикарда. Пикардъ не только переѣхалъ въ Россію, но и оставался въ ней до глубокой старости, далеко переживъ своего царственнаго друга и повелителя. Отличный граверъ и художникъ, Пикардъ уже въ Амстердамѣ началъ работать для царя, а въ началѣ 1700-хъ годовъ переѣхалъ въ Москву, въ типографію. Вновь преобразованная типографія работала съ лихорадочною поспѣшностью, изо всѣхъ своихъ слабыхъ силъ, подгоняемая мощною рукою царя. Переводомъ и печатаніемъ книгъ Петръ завѣдывалъ лично самъ, и графъ Мусинъ-Пушкинъ былъ только слѣпымъ и едва поспѣвающимъ исполнителемъ его приказаній, совѣтовъ и замѣчаній. Какъ вѣрны слова, поэта о Петрѣ:
То земледѣлецъ, то герой,
То мореплаватель, то плотникъ
Онъ всеобъемлющей душой
На тронѣ вѣчный былъ работникъ!...
Даже такая мелочь, какъ переплетаніе книгъ, не ускользала отъ вниманія Петра, и въ 1709 году онъ писалъ Мусину-Пушкину изъ Сулвы: "Нынѣшней присылки переплетъ очень дуренъ, а паче всего дуренъ отъ того, что въ коренѣ гораздо узко вяжетъ, отчего книги таращатся и надлежитъ гораздо слабко и просторно въ коренѣ дѣлать, такожъ и въ купорштихерсѣ знать, что свершено не гораздо чисто".
Со времени переѣзда Пикарда въ Россію, его неутомимый грабштихель работалъ съ невѣроятной быстротою, и изъ-подъ него вышло огромное количество всевозможныхъ чертежей, картинъ, картъ и фигуръ.
Надо было обладать голландскимъ упорствомъ въ трудѣ и необыкновенною любовью къ дѣлу и къ своему царственному заказчику, чтобы работать такъ, какъ работалъ Пикардъ. Помощниками ему въ этомъ дѣлѣ были русскіе ученики -- Томиловъ, Зубовы и Бунинъ. Изъ нихъ Томиловъ и Зубовы учились прежде у голландскаго гравера Адріана Шхонебека, также приглашеннаго Петромъ изъ-за границы еще раньше Пикарда и умершаго въ 1714 году. Шхонебекъ былъ тоже замѣчательный граверъ и много образцовъ его работы хранится и до сихъ поръ въ Публичной библіотекѣ и Эрмитажѣ. Но какъ ни хорошо были подготовлены нѣкоторые изъ его учениковъ,-- все-таки на Пикардѣ лежала большая и труднѣйшая часть работы...
-- Ну и што, какъ твоя Авдотья?... Здоровъ? прервалъ молчаніе Пикардъ.
-- Жена-то? Здорова, что ей дѣется! отвѣтилъ весело Михайло.
-- А красивый зеньшинъ!... Я портретъ буду снимайтъ, шутилъ Пикардъ.
Михайло Васильевъ ухмылялся.
-- А что я вамъ хочу сказать, Петра Карлычъ, обратился къ нему Михайло,-- есть у меня племянникъ въ Москвѣ, такой шустрый мальчуганъ и до рисованья зѣло охочь...
-- Нну! И што?
-- Такъ я бы всенижайше попросилъ васъ какъ нибудь опредѣлить его въ грыдоровщики, подъ вашу науку -- зѣло малецъ охотится къ сему художеству.-- Михайло поклонился.
-- Давай его сюда! Минѣ ушеникъ нуженъ... Племенникъ!... Ты сынъ давай, сынъ имѣешь?
-- Есть, да малъ еще, отвѣтилъ, улыбаясь, Михайло,-- ни въ какую науку не годится еще, всего третій годокъ пошелъ!...
-- Н-ну, нэ дашь сынъ -- давай племенникъ,-- карашо выучу! Будетъ первый мейстеръ... Я тебе люблю, Васыльевъ! говорилъ Пикардъ, вставая и собираясь уходить.
-- Зѣло благодаренъ вамъ, Петра Карлычъ, а я не чаялъ, что вы примете... Малецъ-то склонный къ художеству, благодарю васъ!
-- Затѣмъ не принимай? Я приму,-- помру, на мое мѣсто пойдетъ, присылай племенника -- выучу! И съ этими словами Пикардъ вышелъ изъ лавки и направился въ свою мастерскую, гдѣ ждала его куча работы...