СБОРЫ И ОТЪЕЗД
Вопрос о географическом обследовании Уссурийского края в границах: Нижний Амур -- озеро Кизи, Татарский пролив и река Хор -- был поднят ещё в 1908 году. Тогда Приамурским отделом Русского географического общества была снаряжена экспедиция под моим начальством, работавшая подряд в течение двух лет в северной части горной области Сихотэ-Алиня.
В 1926 и 1927 годах, в связи с предполагаемой постройкой железной дороги от г. Хабаровска к Советской (бывшей Императорской) Гавани на берегу Татарского пролива, дальневосточные власти решили снарядить ряд специальных экспедиций с заданиями осветить бассейны рек Хора, Анюя, Копи и Хади в дендрологическом, геологическом, экономическом и колонизационном отношениях.
В ноябре 1927 года Дальневосточное районное переселенческое управление предложило мне сорганизовать экспедицию по маршруту г. Хабаровск -- Советская Гавань с целью выяснить, что представляют собой в колонизационном отношении местности, тяготеющие к проектируемой железной дороге. На эту экспедицию было ассигновано 12000 рублей, и выступление её предполагалось ранней весной, как только спадут снега и вскроются реки.
Так как путь экспедиции должен был пролегать по местности, совершенно пустынной и безлюдной или только изредка касающейся границ обитания туземного населения внутри страны, то он мог быть выполнен лишь при наличии питательных баз, заранее устроенных в верховьях рек Тутто, Хади, Копи, Анюя, Хора, Пихцы, Мухеня и Немпту. Завоз грузов на эти базы предполагалось произвести заранее, пока реки были ещё скованы льдом и имелось нартовое сообщение; но вследствие недоразумений деньги переведены были в моё распоряжение лишь в конце апреля. Только с этого момента экспедиция фактически приступила к снаряжению в далёкий путь. Однако время было упущено, реки вскрылись ото льда, и потому завоз грузов на питательные базы надо было производить на лодках, что было несравненно труднее и стоило значительно дороже.
Экспедиции в пути надлежало перейти четыре горных хребта, где возможно было встретить большие каменистые россыпи, предстояли переправы через быстрые горные реки с высокими обрывистыми берегами и через зыбучие болота. Поэтому я решил отказаться от вьючных животных и весь маршрут построил так, что две трети пути мог пользоваться лодками, и только через водоразделы из одного бассейна в другой мы должны были идти пешком с котомками за плечами.
Надо сказать, что в это же время и в тех же местах по изысканию железнодорожного пути работали две партии: одна под руководством инженера путей сообщения H.H. Мазурова, другая возглавлялась инженером Н.М. Львовым.
Первоначально я предполагал идти от Хабаровска на Советскую Гавань и в состав экспедиционного отряда пригласил профессора ботаники В. М. Савича и сотрудника Хабаровского краевого музея А.И. Кардакова.
Позднее ассигнование денег вынудило нас перестроить весь маршрут в обратном порядке и разделиться на два отряда. В.М. Савич со студентами К.К. Высоцким, Г.И. Каревым и П.С. Гончаровым должны были произвести обследование верховьев рек Немпту, Мухеня и Пихцы, затем перевалить на реку Хор и спуститься по этой последней до Уссурийской железной дороги. Я же с А.И. Кардаковым и студентом-геоботаником Н.Е. Кабановым должен был начать своё путешествие от Советской Гавани, идти вверх по реке Хади к истокам реки Копи, потом через хребет Сихотэ-Алинь на реку Анюй, затем перейти на реку Хор, а с Хора на Пихцу и держать курс на г. Хабаровск. Словом, пока я буду работать на восточной стороне Сихотэ-Алиня, В.М. Савич тем временем устроит в указанных местах три питательных базы.
Сообразно этому плану и денежные средства были распределены на три части: 1000 рублей оставлены забронированными для отчётных камеральных работ по возвращении экспедиции в г. Владивосток; мой отряд, совершивший весь маршрут от моря до реки Амура, располагал 7060 рублями и отряд В.М. Савича -- 4545 рублями.
Маршрут от г. Хабаровска к Советской Гавани можно было начинать в любой день. Это направление давало целый ряд преимуществ, от которых мы теперь вынуждены были отказаться. Путешествие от моря к Хабаровску зависело не только от расписания пароходных рейсов, но и от других причин, которые никто не в силах предвидеть заранее.
Казалось, будто всё наладилось, но вдруг совершенно неожиданно выплыла новая неприятность. Совторгфлот грузы экспедиции вместо Советской Гавани заслал на остров Сахалин. Ничего более не оставалось, как дожидаться их возвращения в г. Владивосток, чтобы со следующим рейсом самому доставить их куда следует.
Обязанности между участниками экспедиции распределились следующим образом. Лично я взял на себя: 1) руководство экспедицией, 2) подготовительные, организационные и ликвидационные работы, 3) производство маршрутной съёмки и 4) обследование пути в колонизационном и естественно-историческом отношениях. А.И. Кардаков выполнял все поручения, связанные со званием помощника начальника экспедиции. Кроме того, на него же были возложены: обследование охотничьего и промыслового хозяйства туземцев и фотографическая съёмка в пути. Студент-геоботаник Н.Е. Кабанов собирал гербарный и почвенный материал и вёл наблюдения по своей специальности.
Кроме научных сотрудников, в состав экспедиции ещё входили туземцы. Я умышленно взял только одних орочей, потому что: 1) они знали хорошо окрестности и служили одновременно рабочими и проводниками, 2) умели долбить лодки и управляться с ними на перекатах, 3) снабжали рыбой и мясом всех участников экспедиции. Ныне, оглядываясь назад, в прошлое, я вижу, что поступил правильно. Во время наводнения многие экспедиции потерпели аварии, только в моём отряде не было несчастий, и мы благополучно дошли до г. Хабаровска.
Я взял сначала девять туземцев. Троих я вернул ещё с реки Тутто, двое должны были сопровождать Н.Е. Кабанова при спуске по реке Копи, а остальные четверо: Прокопий Хутунка, Фёдор Мулинка, Александр Намука и Сунцай Геонка -- совершили со мной весь маршрут. Последние два работали со мной ещё в 1907, 1908 и 1909 годах и имели награды от Русского географического общества.
По окончании экспедиции из Хабаровска в г. Владивосток они были отправлены по железной дороге, а затем на пароходе Совторгфлота к месту своего жительства в Советскую Гавань и на реку Нахтоху.
В пути мы должны были пересечь пять горных складок и, следовательно, всё имущество (походное, научное, личное) и продовольствие нести на себе в котомках. Поэтому с собой взято было только то, без чего никак обойтись нельзя. Всё лишнее отброшено: был взвешен каждый золотник и учтена всякая мелочь.
Научное снаряжение состояло из: фотографического аппарата, секундомера, буссоли Шмалькальдера, пикетажных тетрадей для съёмок, дневников, гербарной папки, бумаги, маленькой рулетки, половинки небольшого бинокля, барометра-анероида, термометра, пращи, термометра для воды, минимального термометра, небольшой шанцевой лопатки, маленьких монолитных ящиков для образцов почв, почвенных мешочков, фотографических пластинок, ботанических ножей, цветных и обыкновенных карандашей, резинок и т.д.
Бивачное снаряжение составляли: комарники-палатки (по одной на научного работника и по одной большего размера на двух рабочих), тенты для защиты их от дождя, три алюминиевые котелка, входящие один в другой, с крышками (чайников не брали вовсе), козьи шкурки как подстилки для спанья, три топора и прочее.
Походным снаряжением были: лёгкие дождевики и куски клеёнки для укрытия котомок от дождя, верёвки для увязки тех же котомок, поясные ножи, сигнальные ракеты для розысков заблудившихся людей, острога, инструменты для долбления лодок ("упала"). Сюда же надо отнести огнестрельное оружие, состоящее из одной магазинной винтовки и одного дробового ружья, патронташи, запас пороха, дроби, ружейных гильз и инструментов для снаряжения патронов, рыболовные удочки, блёсны и т.п.
Личное имущество каждого участника экспедиции состояло из: лёгкого одеяла, двух смен белья, запасной пары унтов, полотенца, которое было использовано для лямок к котомке, мыльницы с мылом, зубной щётки, гребёнки, игольника с нитками, кусочков материи для заплат и прочей мелочи.
Всё имущество без исключения -- как то, что отправлялось на питательные базы, так равно и то, что мы везли с собою, -- было уложено в жестяные банки, запаянные и укупоренные в ящики керосинового типа. Такая упаковка очень удобна. На базах продовольствие предохраняется от расхищения грызунами, большие звери тоже боятся шума, издаваемого жестяными банками, да и в походе в ненастную погоду оно не нуждается в укрывании брезентами.
На базах груз хранился в особых амбарчиках на сваях, сделанных из накатника и крытых древесным корьём. Места для баз были заранее указаны. Пройти их мимо мы не могли. Туземцы по целому ряду мелких, едва заметных признаков сразу определяли их местонахождение.
1 июня я закончил последние формальности, подал телеграммы и в три часа дня взошёл на пароход "Син-пин-ган". Когда окончилась погрузка лошадей для геологической экспедиции, направлявшейся на остров Сахалин, были уже полные сумерки. Накрапывал дождь... В 9 часов вечера "Син-пин-ган" снялся с якоря и вышел в море. Несмотря на ненастье, пассажиры ещё долго находились на палубе и любовались Владивостоком, который при вечернем освещении действительно имел эффектный вид. Дома города, расположенные по склонам гор, взбирались до самых вершин, отчего все сопки казались иллюминованными. Множество огней как бы повисало в воздухе; они расходились, перемещались, сливались вместе и все разом отражались в чёрной воде.
Когда "Син-пин-ган" вышел из бухты Золотой Рог, красивая панорама исчезла, и пароход очутился в непроницаемой тьме. На небе не видно было ни звёзд, ни луны; шёл мелкий дождь. При слабом свете, который вырывался из иллюминаторов и люков, виднелись иногда тёмные силуэты матросов, проходивших по мокрой палубе, и вахтенный начальник на капитанском мостике. Утомлённый за день, я спустился в свою каюту и постарался забыться сном.
На пароходе было людно и тесно, а в каютах душно. Поэтому, как только стало светать, я оделся и вышел на палубу. Первое, что мне бросилось в глаза, были: чистое, безоблачное небо и широкая гладь спокойного моря. "Син-пин-ган" шёл вдоль берега, держа курс к северо-востоку. Я сел на скамейку и стал любоваться картиной, которая развёртывалась подобно длинной панораме. Вдали виднелись задёрнутые дымкой зубчатые кряжи гор, прорезанные узкими долинами. К востоку от них тянулись длинные отроги, падающие в море отвесными скалами. Это -- типичный "продольный" берег, который тянется на многие сотни километров в направлении от юго-юго-запада к северо-северо-востоку. Читателю, быть может, интересно узнать, что надо понимать под этим названием. Продольный берег тянется параллельно горным складкам, которые в тех местах, где они близко подходят к морю, отмыты вдоль оси своего простирания, вследствие чего здесь совершенно отсутствуют какие бы то ни было бухты и заливы. Вот почему к северу от мыса Мосолова высадка на берег весьма затруднительна, в особенности в летнее время, когда ветер дует с моря и создаёт сильный прибой.
Многочисленные мысы, стойко выдерживающие натиск волн, образовали тип берега, который в географии принято называть "кулисным". И действительно, словно кулисы в театре, они выдвигаются вперёд один за другим. Первый мыс виден ясно, отчётливо, второй слегка затянут синеватой дымкой, следующий виден ещё слабее, а дальше они совсем тонут во мгле и кажутся повисшими в воздухе и как бы отделившимися от воды. Неопытный мореплаватель может подумать, что между двумя мысами есть бухта, где судно могло бы найти укрытие от непогоды. На самом деле это лишь небольшой выгиб скалистого и высокого берега, иногда даже лишённого намывной полосы прибоя.
От мыса Песчаного берег Уссурийского края делает поворот к северу и дальше идёт в меридианальном направлении. Таким образом, часть побережья, прилегающая к означенному мысу, является местом, где пересекаются две тектонических линии. Вот почему поблизости образовался глубокий провал, именуемый Советской Гаванью; вот почему здесь чаще всего бывают землетрясения, о которых у туземцев сохранилось много интересных рассказов.