СОВЕТСКАЯ ГАВАНЬ
Пароход наш прибыл в Советскую Гавань 4 июня. Поздно вечером мы высадились на берег, а на другой день получили свой багаж.
Мои спутники занялись разборкой имущества, а я отправился в районный исполнительный комитет для выполнения некоторых служебных формальностей.
Советская Гавань, о которой здесь идёт речь, состоит из огромной юго-западной бухты в 12 километров и изломанного залива Константиновского в 10 километров длиною. Кроме того, у берегов её образовалось ещё несколько второстепенных бухточек, из которых заслуживают внимания: Маячная, откуда идёт грунтовая дорога на маяк, затем Японская, где больше всего поселилось русских колонистов, потом бухта Концессии, где находятся ныне все государственные и административные учреждения, и наконец бухта Хади, в которую впадает река того же имени. В заливе Константиновском есть бухта Постовая, где был потоплен воспетый Гончаровым фрегат "Паллада" и где до сих пор сохранились развалины укреплений, построенных ещё в 1854 году. Большой остров Милютина недавно соединился с материком узким песчаным перешейком, по обе стороны которого образовались две бухты, не имеющие русских названий.
Таких гаваней, как Советская, немного на земле. Большая, закрытая со всех сторон, она может вместить любой флот в мире. Берега её настолько приглубы, что большие океанские пароходы могут приставать к ним вплотную, как в благоустроенном порту. Единственным недостатком гавани является изолированность её от населённых пунктов страны.
Берега Советской Гавани состоят из базальтов, которые имеют не столбчатую, а матрацевую отдельность. От моря со стороны юго-восточной Советская Гавань отделяется довольно высоким горным хребтом Доко, слагающимся из пород массивно-кристаллических. На оконечности этого хребта после гибели парохода Добровольного флота "Владимир" в 1897 году поставлен Николаевский маяк (48°58' северной широты и 140°25' восточной долготы).
К Советской Гавани нам ещё придётся возвратиться, когда будем говорить об устройстве поверхности в бассейнах рек, в неё впадающих.
Всё население Советской Гавани делится на три группы: администрацию, обывателей и туземцев. Первые являются служащими девятнадцати государственных учреждений. Администрация обслуживает не только одну Советскую Гавань, но всё побережье моря от устья Тумнина до реки Самарги.
Что делают жители Советской Гавани и откуда добывают средства к жизни? Земледелием занимаются очень немногие. Обитатели Советской Гавани имеют прямые и косвенные заработки в Дальлесе и немного рыбачат. Некоторые эксплоатируют лошадей, отдавая их как бы "напрокат" по 30 рублей в месяц с головы. Живут они на берегу в ожидании каких-либо заработков по выгрузке, разгрузке, перевозке, переноске грузов, прибывающих на пароходах. Кое-какие плотничные, столярные и слесарные работы они имеют в административных учреждениях. Случается, в Советскую Гавань прибудет какая-нибудь экспедиция -- опять перепадут деньги. Не все даже домохозяева имеют огороды; вот почему овощи так дорого ценятся. Обитатели Советской Гавани -- не крестьяне; это просто "жители", которые живут сегодняшним днём в надежде на какие-то материальные улучшения, (какие, они сами не знают), которые неизвестно откуда и неизвестно когда "свалятся с неба". Многие из них недовольны намерением правительства провести железную дорогу от Хабаровска на Советскую Гавань. Они предвидят конец их жизни, при которой "не сеют, не жнут, не собирают в житницы", но питаются и по-своему счастливы. Резонно говорят "совгаванцы", что с проведением железной дороги сюда понаедет много неизвестного люда, начнутся кражи, и дело дойдёт до страшных преступлений. Они по-своему правы. Надо отдать им справедливость, что, несмотря на то, что все здесь выпивают, нигде не слышишь площадной ругани, среди них нет краж, ссор, драк, и если вы видите где-нибудь замок на двери, то больше для того, чтобы дать знать посетителю, что хозяев нет дома. С этой стороны "совгаванцы" безупречны.
Третью группу населения составляют орочи -- народность маньчжурского племени. В отдалённом прошлом они обитали где-то на севере и неизвестно когда появились на берегах Великого океана. Своей родной колыбелью они всё же считают Советскую Гавань, которую они называют Хади. Но с тех пор, как в окрестных лесах застучали топоры лесорубов, орочи покинули свои прежние поселения и ушли частью на Тумнин и приток его Хуту, а частью за водораздельный хребет Сихотэ-Алинь в верховья реки Хунгари, куда к ним трудно проникнуть не только от моря, но и со стороны реки Амура.
В три дня мы закончили все подготовительные работы, разобрали имущество и часть грузов отправили на Копи для питательной базы. Как раз к этому времени прибыли туземцы со своими лодками.
Самым старшим из них был ороч Александр Намука -- человек невысокого роста лет 45, молчаливый и спокойный. Он имел мелкие черты лица; волосы его на голове уже начали седеть. Когда Намука говорил по-русски, то все твёрдые согласные буквы произносил как мягкие. Если он делал что-нибудь неудачно, то конфузился, и на лице его появлялась растерянная улыбка.
Вторым по возрасту был удэхеец Сунцай Геонка, мужчина 40 лет, сухощавого сложения и роста ниже среднего. Это был человек порывистый, у которого периоды безделья чередовались с весьма напряжённой деятельностью. С деньгами он обращался как с вещью совершенно бесполезной и тратил их на всякие пустяки, покупая всё, что попадалось на глаза. Когда он хотел в чём-нибудь убедить меня, то лицо его принимало такое выражение, как будто он испытывал большие физические страдания. Сунцай был незаурядный шаман и этот дар наследовал от своего покойного отца.
Затем в порядке возраста следует ороч Фёдор Мулинка, тоже среднего роста, лет 36. Природа наградила его золотыми руками. Он был хорошим кузнецом, хорошим звероловом, ловко бил острогой рыбу, считался лучшим специалистом по изготовлению лодок. Фёдор Мулинка говорил мало. Когда он старался что-нибудь запомнить, то напрягал своё мышление и морщил лоб. Это был самый суеверный человек в отряде.
Четвёртым моим спутником был Прокопий Хутунка -- ороч в возрасте 30 лет, роста ниже среднего. Я его знал ещё мальчиком. От природы любознательный, он сам научился читать по-русски. Хутунка был человек умный, трудолюбивый, с покладистым характером. Несмотря на свою худобу и некоторую кривоногость, он мог нести большие тяжести и совершать длительные переходы.
В данном случае сказывалась не столько его физическая сила, сколько втянутость в работу. Хутунка был ещё молодым шаманом.
Все четверо имели чёрные волосы, тёмно-карие глаза, желтовато-смуглую кожу, маленькие руки и ноги. Одеты были в смешанные костюмы, состоящие из частей одежд русских и орочских. Обувь все они, да и мы с А.И. Кардаковым, носили туземную, сшитую наподобие олоч из выделанной сохатиной кожи.
В дальнейшем изложении я буду называть их сокращённо, по родам: Намука, Мулинка, Хутунка и Геонка.
Орочи привезли неприятное известие, что устье реки Хади, по которой нам надлежало подыматься в горы, загромождено плавниковым лесом. Последние дни были сильно ненастные -- всё время шли дожди, перемежавшиеся со снегом. Вода в реках поднялась значительно выше своего уровня. Как раз на реке Хади Дальлес производил порубки. Вода, вышедшая из берегов, подхватила этот лес и понесла его вниз по течению. Недалеко от устья, где Хади разбивается на протоки, образовался большой затор, который грозил задержать нас на неопределённо долгое время.
На другой день я поднялся чуть свет и поспешил на улицу. Было прохладно. Солнце ещё скрывалось за горами, но уже чувствовалось благотворное влияние его живительных лучей. Над Советской Гаванью стоял туман. Он медленно двигался к морю. Всё говорило за то, что день будет ясный, светлый и тёплый.
В 10 часов утра на четырёх лодках мы вышли из Японской бухты и направились в залив Константиновский, где я должен был связаться с астрономическим пунктом и от него уже начать свои съёмки.
В Советской Гавани в 1855 году соединённая англофранцузская эскадра выжгла старый лес артиллерийским огнём. На месте его вырос другой лес, но его в возрасте около 70 лет сожгли русские. Потом опять стал появляться совсем молодой лесок, состоящий из лиственницы и берёзы.
Сухостой, оставшийся кое-где одиночными деревьями со времени Севастопольской кампании, -- крупного размера. Туземцы говорят, что он твёрдый, как сталь, и не поддаётся рубке.
Ближе к выходу в море западный берег гавани подвержен волнению. Под влиянием атмосферных агентов порода разрушается и обваливается на намывную полосу прибоя громадными глыбами. Здесь можно наблюдать удивительную эрозию. Некоторые образцы, несмотря на свои большие размеры, так и просятся в музеи.
Размытые глыбы лавы приняли весьма причудливые очертания. Одни из них похожи на людей, другие на птиц, третьи на фантастических животных, застывших в позах невыразимых страданий. Когда море "дышит", мёртвая зыбь проникает и в Советскую Гавань. Блестящая грудь воды медленно вздымается, бесшумно подходит к берегу и с зловещим шорохом старается как можно глубже проникнуть в каверны между камнями. Другая сила вынуждает её уйти обратно в море. Но волны упрямы и с ропотом настойчиво опять идут к берегу -- и так без конца в течение многих веков.
Местные туземцы одухотворили причудливые камни и в появлении их на земле усмотрели вмешательство сверхъестественной силы.
Следующий день был воскресный. Покончив с работами в заливе Константиновском, мы сели в лодки и направились к устью реки Хади. Погода была какая-то странная. Весь день в воздухе стояла густая мгла; солнце имело вид оранжевого диска с резко очерченными краями, так что на него можно было свободно смотреть невооружённым глазом, и, как всегда в таких случаях бывает, появилась сильная звукопроницаемость. Где-то далеко выстрелили из ружья. Стоголосное эхо превратило этот звук в грохот пушечной пальбы, который, подобно грому, прокатился из конца в конец над всей гаванью. По опыту я знал, что такая мгла и такое эхо предвещали непогоду. И действительно, к вечеру мгла рассеялась, и тогда на небе стали видны тучи, низко бегущие над землёй.
День был на исходе, когда мы вошли в реку Хади и достигли орочского селения Дакты-Боочани. Это был последний жилой пункт, за которым начиналась глухая тайга на многие сотни километров. Туземцы встретили нас на берегу. Грустно выглядели орочские балаганы, и не менее жалкий вид имели обитатели их. После гражданской войны орочи впали в бедность и к новым условиям жизни ещё не успели приспособиться, а Комитет содействия малым народностям Севера на Дальнем Востоке только недавно начал свою работу.
Один из домиков оказался порожним. Он принадлежал слепому старцу Ивану Бизанка, о котором речь будет ниже. Туземные женщины быстро привели покинутую юрту в жилой вид, подмели пол и поправили корьё на крыше.
После ужина я пошёл осматривать селение. Было сумрачно и холодно; начинал накрапывать дождь. Дым от костров не подымался кверху, а повис в воздухе неподвижными белыми полосами. В одном из домиков жила вдова с двумя детьми. Она недавно потеряла своего мужа, с которым я был хорошо знаком. Я навестил её. Сюда же собрались и остальные туземцы. Бедная женщина засуетилась и не знала, чем нас угощать. Я попросил её не беспокоиться и велел принести свои запасы. Мои спутники роздали детишкам сухари. Они стали их грызть с большим наслаждением. Среди орочей находился уже пожилой человек и хороший следопыт Андрей Намука. Он дал нам много полезных советов и указал, как попасть в истоки реки Иоли. Надо сказать, что никто из моих провожатых не бывал в верховьях реки Тутто и никто не знал, что представляет собой перевал между нею и бассейном реки Копи. Единственно, чем могли мы руководствоваться, -- это расспросными данными. Андрей Намука сообщил целый ряд мелких примет, которые должны были служить нам ориентировочными пунктами и привести нас в самые истоки реки Иоли.
Мы все вместе пили чай и вспоминали прошлое. В этот вечер я узнал, что многих из моих друзей-туземцев уже не было в живых. В загробный мир ушли Антон Сагды, Егор Лабори, Фёдор Бутунгари, Тимофей Бизанка и многие-многие другие. Все старые люди перемёрли, и один только Иван Бизанка (по-орочски Чо-чо) доживал свои последние дни на реке Копи. С ним я был особенно дружен.
Как-то разговор затих, я задумался, и тотчас передо мною встала невысокая тщедушная фигура Чо-чо с лицом оливково-красного цвета от дыма и загара, с косой на голове, одетого в длинную рубашку маньчжурского покроя, узкие штаны с кожаными наколенниками и унты из выделанной сохатиной кожи. Это был удалый молодой охотник, известный повсеместно как хороший кузнец, умеющий "починять замки у ружей". Он родился давно. Его отец и мать погибли в тайге от страшной оспы, а малолетку подобрали своеродцы и воспитали как приёмыша. Чо-чо долго, очень долго жил на земле и много-много видел диковинных вещей. Так, он видел, как первый раз в Советскую Гавань пришли русские, и как они сами потопили свой большой корабль фрегат "Паллада", и как потом многих из них покосила голодная болезнь -- цынга.
Однажды, в 1897 году, он после удачной охоты с двумя товарищами возвращался в Советскую Гавань. Плыли они на небольшой лодке вдоль берега моря и везли с собой мясо только что убитого сохатого. Когда они поравнялись с мысом Гыджу, то вдруг увидели большое судно у самого берега. Это оказался пароход Добровольного флота "Владимир", наскочивший в тумане на камни. Пассажиры были высажены на берег. На судне был крайне ограниченный запас продовольствия, и среди людей начался голод. Узнав, в чём дело, Бизанка тотчас отдал им всего лося, а сам поспешил в Советскую Гавань, где собрал всех окрестных орочей и отправил их на помощь погибающим. Затем, не теряя времени, он взял небольшую лодочку и со своим братом Тимофеем отправился морем в залив Де-Кастри, где тогда была телеграфная станция. Днём и ночью они гребли вёслами, иногда пользовались парусом и на третий день явились на военный пост, где и сообщили о происшествии. Только тогда узнал Владивосток о несчастии, постигшем пароход "Владимир", только тогда была послана помощь погибающему судну, команде и пассажирам.
Потом Чо-Чо крестили и дали ему имя Иван. Я встретился с ним в 1908 году. Он оказал мне целый ряд незаменимых услуг. Много раз мы ходили с ним в тайгу, много раз ночевали вдвоём у костра, прикрывшись одним одеялом.
Тогда он был пожилым человеком, и в волосах его уже белели серебряные нити.
Мы расстались. Я уехал на Камчатку, а Иван Бизанка остался на реке Хади. Вскоре в селении Дакты-Боочани умер его брат Тимофей, у которого было золотых и серебряных монет "великое множество". Чо-Чо похоронил брата на реке Хади по своему обряду с большим почётом, отправив в загробный мир все любимые вещи покойного, охотничьи и рыболовные принадлежности, а золото и серебро закопал в тайге. В 1922 году старик ослеп и одинокий перекочевал к своим сородичам на реку Копи, ожидая, когда пробьёт и его последний час. Многие русские и орочи искали спрятанные сокровища, оцениваемые в 12000 рублей. Тщетно! Сам Чо-Чо Бизанка уже забыл, где закопал их, и теперь, в состоянии полной слепоты, не мог указать это место. Оно находилось, быть может, совсем рядом с жилищем, в котором мы сидели и вспоминали далёкое былое.
Пламя костра освещало стены юрты с отверстием вверху, через которое клубами вместе с искрами выходил дым. Снаружи слышались шум воды в реке, загромождённой плавниковым лесом, шорох дождя на крыше да ворчанье не поладивших что-то между собою собак. Я распрощался с орочами и отправился в осиротелый дом Чо-Чо Бизанка, давший нам теперь последний приют.
За ночь вода в реке поднялась ещё выше. Не имея выхода к морю, она стала прокладывать новые русла. Эти вновь образовавшиеся протоки и позволили нам без особых приключений обойти завалы стороною.
Теперь читателю необходимо несколько познакомиться с климатическими особенностями страны, по которой пролегал путь нашей экспедиции, без чего ему не совсем будет понятно дальнейшее.
Водораздельный хребет Сихотэ-Алинь и сопутствующие ему параллельные горные складки (расположенные вдоль берега моря и почти перпендикулярно к направлению господствующих ветров) играют большую роль климатической границы. Разница в фенологических явлениях к востоку и к западу от главного водораздела достигает двадцати и даже тридцати суток. В то время, когда на западе все реки уже покрылись льдом и по ним установилась санная дорога, реки прибрежного района ещё не начинают замерзать, и обратно, весной, когда на западе сообщение по рекам уже прекращается и наступает ледоход, на восточной стороне речные воды ещё скованы льдом. Значит, в бассейне Амура будут ранняя весна и ранняя осень, в прибрежном районе -- длинная затяжная весна и такая же длинная осень. Словом, при передвижении от запада к востоку мы как бы во времени переносимся назад, а при обратном движении -- перегоняем времена года и переносимся вперёд.
Не лишены интереса некоторые цифры, иллюстрирующие температуру, вегетационный и безморозный периоды, атмосферные осадки за год, количество пасмурных дней, вскрытие рек, начало пахоты и цветение черёмухи на берегу моря в Советской Гавани и в г. Хабаровске.
Вот чем объясняются такие явления, как дожди со снегом, которые экспедиция застала в Советской Гавани с 1 по 9 июня 1927 года.
Река Хади состоит из двух рек: самой Хади и Тутто. Первая короче, но многоводнее, долина её шире, развалистее и притоки значительной величины, вторая -- длиннее, долина её уже и похожа на ущелье; притоками её являются небольшие горные ручьи.
Оставив большую часть людей около устья последней, я пошёл вверх по реке Хади, которая в низовьях имеет ширину до 40 метров, глубину до 2 метров по фарватеру и быстроту течения 714 километра в час. Весь прибрежный район и вся долина реки Хади представляют собой горную страну, покрытую хвойным лесом, состоящим из даурской лиственницы (Larix dahurika Turcz), растущей высоким стройным деревом как на моховых болотах, так и на сухой каменистой почве, лишь было бы побольше света. Значительную примесь к ней составляла своеобразная аянская ель (Picea ajanensis Fisch.), проникшая на юг чуть ли не до самого Владивостока. Неизменным спутником последней являлась белокурая пихта (Abies nephrolepis Max.). Само название её указывает на гладкую и светлую кору. Отличительным признаком этого дерева являются тёмная, но мягкая хвоя и чёрно-фиолетовые шишки. Там и сям одиночными экземплярами виднелась берёза Эрмана (Betula Ermani Cham.), которую легко узнать по корявым стволам с желтоватою берестой, висящей лохмотьями. Она растёт только в тенистых, старых больших лесах одиночными экземплярами и, по мнению ботаников, является вымирающим деревом.
По пути мы только один раз видели след медведя; остальные звери отсутствовали. Зато птиц встречалось много. Первой на глаза мне попалась скопа (Pandion haliaëtus L.), которую орочи называют "соксоки". Этот пернатый хищник всё время летал над рекою, иногда задерживаясь на одном месте, трепеща крыльями и высматривая добычу. Вдруг он камнем упал в воду и тотчас взлетел кверху с рыбою в лапах. Поднявшись на воздух, скопа ловко отряхнула свои крылья и поспешно улетела в лес. Потом я заметил пугливую серую цаплю (Ardea cinerea Bris). Она всё время была настороже и каждый раз, когда из-за поворота показывалась лодка, тотчас снималась с места и летела дальше по реке, издавая хриплые крики. Иногда мы видели кроншнепов, тоже весьма строгих птиц. Они грациозно расхаживали по камням, входили в реку и что-то доставали из воды своими кривыми клювами. По-видимому, они только что прилетели и не успели ещё разбиться на отдельные пары. Кроме этих птиц, А.И. Кардаков отметил ещё уток, морянок, шилохвостов, касаток, корольков, также плисок и трясогузок.
Мы поднялись по Хади до Медвежьего Ключа. Дальше река стала узкой и порожистой. Здесь отсутствовала растительность, любящая глубокие наносные слои почвы. Лес рос непосредственно на камнях. Вся местность была заболочена или завалена большими глыбами лавы.
Убедившись, что вся колонизационная ёмкость долины Хади невелика, мы повернули назад и по течению её спустились к устью реки Тутто.
Подъезжая к биваку, когда лодка встала против воды, я опустил в воду серебряную блесну (металлическая рыбка с крючками, замаскированными красным гарусом), и сразу поймал одну "симу" (Oncorhynchus masu Brev), первую из лососевых рыб (Salmonidae), входящих из моря в реки Тумнин, Хади и Копи. После меня А. И. Кардаков поймал на ту же блесну ещё другую рыбину. Известно, что все лососевые при входе в пресную воду ничего не едят и кормятся тем запасом жизненных сил, который они приобрели в море. Что побудило "симу" погнаться за блесной? По-видимому, у лососевых хищническая привычка хватать ртом всякую мелкую рыбёшку сохраняется и после того, как они оставляют море и входят в реки.
Вечером мы сидели у костра и занимались каждый своим делом. Когда совсем стемнело, ороч Мулинка пошёл к речке за водой и, возвратясь, сообщил, что с неба падают звёзды. Я тотчас надел обувь и отошёл от огня подальше в лес.
Дождь только что перестал. Большие кучевые облака двигались над землёю, заслоняя собою то одно, то другое созвездие. Ветер пробегал по вершинам деревьев и стряхивал с них последние дождевые капли. Где-то журчала вода.
Мулинка был прав. На небе одна за другой появлялись падающие звёзды с длинными хвостами. Одни из них чуть были заметны, другие яркими полосами прорезывали темную бездну. Я знал, что никакого хвоста в сущности нет и что это только свойство глаза сохранять впечатление, оставленное быстро двигающимся телом. Один из метеоров прошёл сравнительно близко к земле. К сожалению, нашедшая туча заслонила его. Сквозь облако видна была только широкая полоса света. Точно вспышка молнии, только более длительная и беззвучная.
Когда я вернулся на бивак, то застал своих спутников уже спящими. Один только Мулинка бодрствовал. Я заметил в руках у него жёлтую прошлогоднюю траву. Он подсушил её на огне, затем свернул в комочек, перевязал верёвочкой и спрятал в сумочку.
-- Бросай не могу, -- сказал он, обратясь ко мне.
-- Зачем тебе этот мусор? -- спросил я его в свою очередь. Тогда он сказал, что массовое появление падающих звёзд на небе на языке их называется "Голо" ("л" -- картавое). Тот, кто первый увидит их, должен скорее собрать с земли сухую листву, траву, сено, солому или просто гнилушку, и в течение трёх дней держать при себе. Это принесёт удачу на охоте и оградит человека от какой-нибудь беды.
Он не стал слушать мои возражения и начал укладываться на ночь. Вскоре я тоже последовал его примеру.