ПО ГОРНЫМ РЕЧКАМ
В организации зимнего путешествия самый важный вопрос составляет собачий корм. Он зависит от количества юколы, заготовленной туземцами, что в свою очередь зависит от хода рыбы в этом году. Недолов рыбы заставляет удэхейцев убивать часть своих собак и отказываться от дальних выездов на соболевание. 1908 год был средний по ходу рыбы, и это дало мне возможность собрать достаточное количество кормовой юколы. Надо иметь в виду, что всякая собака съедает больше, чем человек, и потому самый громадный груз в наших нартах составлял собачий корм. Поэтому в далёкое путешествие мы, к сожалению, не могли взять много собак. Каждую нарту тащит один человек, и в помощь ему впряглось три-четыре собаки. Обоз нашей экспедиции состоял из семи нарт и двадцати восьми собак, приобретённых у самаргинских удэхейцев. 29 декабря мы распрощались с фанзой Кивета и тронулись в далёкий путь.
На старых картах сорокавёрстного масштаба река Самарги названа Беглянкой и показана маленькой горной речкой. На самом деле она имеет около 200 километров в длину и охватывает бассейны рек Нельмы и Ботчи. Самарги течёт в верховьях по продольной долине, в меридианальном направлении, в среднем течении она режет горные складки в крест их простирания и поворачивает сперва на юго-восток, а потом на восток, каковое направление и сохраняет до самого впадения своего в море.
Во время последней бури ветром намело большие сугробы, а в других местах, наоборот, совершенно очистило реку от снега. Чистый и прозрачный лёд был от 40 до 60 сантиметров толщины. Во многих местах в нём находились пустоты беловатого цвета, расположенные друг над другом. Это были пузырьки воздуха, поднимавшиеся со дна и примёрзшие ко льду. Верхние пузырьки были маленькие, вторые побольше, средние самые большие, потом они опять уменьшались, и самыми маленькими были последние. Во многих местах лёд был смешан с галькой и имел вид конгломерата, в котором роль цемента играла замёрзшая вода. Размеры камней во льду были различны и в некоторых случаях (исключительно в чистом льду) величиной чуть ли не в конскую голову. Под ними ещё 1 1/2 метра глубины, где спокойно текла вода. Очевидно, эти валуны были подняты всплывшим льдом с перекатов и плыли вместе с ним до тех пор, пока река совсем не стала.
В первый день мы дошли до местности Путугу, а в следующий -- до устья реки Буй (что значит зверь).
Отсюда до знакомой нам сопки Дэлахчи Самарги течёт в направлении с северо-запада на юго-восток. С правой стороны вплотную к реке подходят горы Чжангда Гуляни, состоящие из зелёнокаменного порфирита с большими шлирами красно-бурого цвета, которые входят в толщу основной породы то горизонтальными клиньями, то вертикальными куполообразными массами. Как раз напротив с левой стороны реки располагается обширное низменное пространство, поросшее поёмным хвойным и смешанным лесом и известное под названием Чжангда Мукудуони. Оно прорезается притоком Уйга и является местом, весьма удобным для заселения.
На второй день нового года наш маленький отряд достиг первого большого притока Самарги -- реки Кукчи. По этой реке через перевал Де лежит путь на реку Сурпак (Сукпай), приток Хора. Местность около Кукчи носит название Мукда. Там я сделал днёвку и произвёл астрономические наблюдения.
Река Самарги от устья реки Кукчи до реки Буй течёт почти в меридианальном направлении. Если отсюда идти вниз по течению, то с левой стороны будут слагающиеся из метаморфизованных песчаников возвышенности Уаля Селини, протока Ундека и местности Улени и Си, затем две речки -- Окчжа и Чжадо. Самарги проходит в "щеках" между гор Кабахта, склоны которых состоят из высоких террас, покрытых осыпями. При более близком знакомстве это оказались большие обломки базальтовой лавы. Снаружи метаморфизованная порода принимает буро-красный оттенок. Края обломков под влиянием тех же атмосферных явлений несколько округлены. Камни слабо держатся на своих местах и легко обваливаются в долину. Ниже горы Кабахта Самарги принимает в себя приток Чжору с перевалом на реку Нельму, ниже будет местность Сагемукудони и два ключика -- Яй и Омуге. Около устья последней есть выступающая в долину скала с тем же названием. Возле рек Кукчи и Самарги находится высокая кольцеобразной формы гора Кямо. Она очень похожа на древний разрушенный вулкан. Ниже сопки Кямо с правой стороны Самарги находится местность Лухуну, и после щёк в горах Кабахта до речки Курими и ключика Бугу следует обратить внимание на скалы, состоящие из кремнистого сланца. Здесь сохранилась надпись "1885 Д. И.", оставленная геологом Д. Л. Ивановым. Я счёл своим долгом подновить её насколько это было возможно. После реки Бугу в Самарги впадает ещё два небольших ключика: Умугды и Ульга, затем следует местность Пукдотани около речки Чжаами, впадающей в реку Буй, о которой уже говорилось выше.
Географу следует посетить реку Самарги зимою и посмотреть, как она замерзает. Там он увидит весьма интересные явления. В местности Кабахтэана русло проходит у левого берега и так подмывает его, что образуется нечто вроде нависшего карниза. Здесь вода волнуется, всплескивается на лёд и тотчас замерзает. По-видимому, русло реки сжимается с боков и повышается; повышаются и ледяные карнизы по сторонам его. В конце концов получается нечто вроде коридора, по которому с большой стремительностью идёт вода. Уровень её находится на высоте глаза человека. Причиной этому является, может быть, опять-таки донный лёд. Мы полюбовались красивым зрелищем и пошли дальше.
Если мы проведём условную линию от устья реки Холонку (мыс Сосунова) через среднее течение Самарги, около Кукчи через верхнее течение Анюя и нижнее Хунгари, то получим идеальную границу двух флор: маньчжурской и охотской. Одна из них входит в другую клиньями, причём проводниками охотской флоры будут горные хребты, а проводниками маньчжурской -- долины. Этим и объясняется наличие хвойных лесов (лиственница, ель, пихта) в нижней части Самарги и широколиственных маньчжурских (пробковое дерево, орех, виноград, даурская берёза и актинидия) -- около реки Кукчи.
В связи с таким распределением растительности находится и распределение животных. Когда стало известным, что около Кукчи встречаются все вышеперечисленные представители маньчжурской флоры, можно было вперёд сказать, что там должны обитать тигры, кабаны, изюбры, что и подтвердилось в действительности. Фауна нижнего течения Самарги характеризуется главным образом медведем, лосем, кабаргой, лисой, соболем и росомахой.
В день нашего прибытия на реку Кукчи туземцы-охотники поблизости от нашего бивака нашли свежие следы большого тигра. Опасаясь за своих собак, я велел их забрать в палатку и всю ночь поддерживать большой огонь. Несмотря на это, перед рассветом, когда костры потухли совсем, собаки всполошились. Они ворчали, скалили зубы и жались к людям. С восходом солнца выяснилось, что другой тигр, поменьше, судя по оставленным следам, близко подходил к биваку, но, предупреждённый собачьим лаем и голосами людей, поспешил ретироваться.
Выше Кукчи километров на двенадцать Самарги принимает в себя второй большой приток Исими, по которому можно выйти на реку Ботчи. Между этой рекой и маленьким ключиком Джюкда находится сопка Сингачжалегени, а затем ещё ключик Уаки. Правый край долины Исими при соединении её с рекой Самарги оканчивается сопкой Кохтоа. В 3 километрах от неё мы нашли самое большое удэхейское стойбище Ягуя-таули. Ещё ниже, но немного выше по реке Кукчи -- другое туземное селение Пяфу. Обитатели того и другого жили в юртах из корья; эти туземцы сохранили в наибольшей чистоте свой физический тип и все обычаи и нравы лесных людей. С правой стороны Самарги между этими стойбищами мы видим две горы Юку и Чуганьга, состоящие из порфира, потом ключик Сеели и ещё две горы Лендоо и Пяфу, в обнажениях которых виден песчаниковый сланец.
В этот день дальше мы не пошли. Вечером я записывал в свой дневник много интересного. От удэхейцев я узнал, что выше есть ещё два стойбища Курнау и Элацзаво, а затем начинается пустынная область. Один из туземцев, Ваника Каме-дичи, ножом на куске бересты начертил мне реку Самарги со всеми притоками. Когда я впоследствии сличил её со своими съёмками, то был поражён, до какой степени она была верно составлена и как правильно выдержан всюду один и тот же масштаб.
В здешних местах главным ориентировочным пунктом будет гора Миле, с которой видны реки Копи и Нахтоху. От Миле река Самарги течёт в направлении от северо-северо-запада к юго-юго-востоку. Километрах в пятнадцати от неё находится другая высокая гора Пио. В обнажениях её на реке выступает андезит. Между этими двумя сопками долина Самарги значительно расширяется и носит название Курнау. Правый край долины образует возвышенности Гула и Цзаа, слагающиеся из хроризованного порфирита и известкового песчаника. Ниже долина опять расширяется и образует обширное пространство, покрытое лесом, состоящим из широколиственных пород, и известное под названием Подоляго, Сантола и Актэвуани. Там, где Самарги разделяется на две речки, с запада впадает ещё небольшая речка Цзовуани, вследствие чего и местность стала называться Элацзаво, что значит Трёхречье. Около устья её Самарги шириною 100 метров. От моря до Элацзаво туземцы поднимаются на лодках десять суток, а обратно по воде спускаются в два с половиной дня. Из этого читатель ясно может представить себе, какова быстрота течения реки Самарги.
В среднем течении её встречаются открытые полыньи, а в лесу, в местах, защищенных от ветра, -- незамерзающие протоки. В морозные дни от них подымаются испарения. Около таких проталин на чистом льду можно видеть изящные розетки инея, напоминающие узоры на заиндевелых окнах зимою. Если стереть иней рукой, то оказывается, что в этом месте изо льда торчит травинка или тоненький прутик. Служат ли они объектами, около которых конденсируется пар, или они сами служат проводниками его из воды на поверхность? Вопрос этот может быть выяснен только путём специальных исследований.
Чем ближе мы подходили к Сихотэ-Алиню, тем больше было снегу. Собаки не видели перед собой дороги и отказывались идти. Они останавливались и оглядывались назад. Чжан-Бао и один из удэхейцев пошли вперёд на лыжах протаптывать дорогу собакам, так как за ночь лыжница заносилась снегом.
Десятого января экспедиция наша достигла небольшой речки. За последние дни стрелки и казаки очень утомились, и потому я решил сделать днёвку.
По мере того как мы удалялись от моря, температура воздуха падала всё ниже и ниже. Утром она снижалась до -35°, днём термометр показывал -26°, а к вечеру опять доходил до -32°С.
Воспользовавшись днёвкой, я на другой день решил отправиться на экскурсию. Сопровождать меня вызвался Чжан-Бао. Мы хотели встать пораньше, но оба проспали. Часов в девять утра, после утреннего завтрака, мы взяли ружья и направились на соседнюю сопку. Подъём на неё не был затруднителен, и минут через сорок пять мы были на её вершине.
Отсюда можно было хорошо проследить реку Самарги от места нашего бивака до горы Миле, о которой упоминалось выше. На этом участке она течёт от западо-северо-запада к востоко-юго-востоку между базальтовыми возвышенностями, которые, быть может, находятся в связи с кольцеобразной сопкой Кямо. От безымённого ключа вниз по течению географические названия в долине Самарги идут в следующем порядке. По левому берегу от Дыровитого утёса (Када Сангани) ряд невысоких сопок, оканчивающихся утёсом Хонтоаса, за которым расстилается обширное низменное пространство с речкой Пакту, потом горы опять подходят к речке и на протяжении 5 километров образуют отвесные обрывы. За ними до самой горы Миле -- другая большая низина, покрытая горелым лесом. Правый берег более гористый. Сначала идёт ряд сопок, разобщённых короткими развалистыми долинами, поросшими хвойно-смешанным лесом. Ниже реки Пакту начинается равнина, прорезанная лавовым потоком. Западная часть её носит название Тиляни, а восточная -- Онго. Затем следует река Фухи, а ниже её -- ключик Тюхе и утёс Дукду-могуени и наконец местность Ялахчи. Как раз против утёса Полялиги находятся обрывы горы Миле.
Полюбовавшись видом долины реки Самарги, мы спустились в долину реки Пакту и пошли вверх по ней. Я стал присматриваться к следам, которых здесь было довольно много. Вот характерный след зайца. Он двигался мелкими прыжками, глодал кору тальника, затем чего-то испугался и проворно убежал в кусты. Тут же неподалёку виднелись следы глухаря. Сначала он шёл размеренным шагом, потом остановился (оба следа стали рядом) и поднялся на воздух. При первых взмахах крыльев он испещрил снег веерообразными полосами. Немного дальше изюбр перешёл через реку и направился к горам. По пути он тоже глодал кору деревьев и обкусывал кончики мелких веток. Потом попался след соболя, пробиравшегося с колодника на колодник. Так прошли мы километра четыре, но, несмотря на обилие следов, самих зверей мы не встретили. Я хотел уже было повернуть назад, как вдруг Джан-Бао остановился и сказал:
-- Хай-ся-цзы (т.е. медведь).
Я взглянул в указанном направлении и, действительно, увидел старый, уже занастившийся, след медведя средней величины. Очевидно, его кто-то побеспокоил в берлоге, в которую он залезает во второй половине октября. Такие медведи-шатуны всегда очень злы, и встреча с ними считается опасной.
-- Его далеко ходи нету, -- сказал Чжан-Бао. -- Наша скоро его могу догоняй.
Он был прав: зимой медведь не будет долго ходить по снегу и постарается забиться под первый попавшийся колодник.
Мы пошли дальше. Следы шли вдоль сопки зигзагами. Медведь подходил к большим деревьям, заглядывал под опрокинутые корневища, копался в осыпях и разбрасывал мёрзлый валежник на земле. В одном месте наводнением нанесло много мелких веток, сверху их занесло опавшей листвой и засыпало снегом. Медведь залез под этот мусор, но что-то ему не понравилось. Он пролежал, видимо, только несколько часов и пошёл снова к реке.
-- Пойдём дальше, -- сказал я китайцу. Чжан-Бао осмотрел своё ружьё и стал продираться сквозь чащу, стараясь как можно меньше шуметь. Минут через десять он остановился и, не говоря ни слова, протянул вперёд руку.
Интересное зрелище предстало перед нашими глазами.
Большой старый кедр лежал на земле. При падении он разломился на несколько частей. На том месте, где он рос, стоял большой пень, полый внутри и на одну треть открытый с нашей стороны. В середине его сидел медведь. Он разбросал вокруг весь снег и лапами сгрёб целый ворох мёрзлого мха, которым и обложил себя спереди и с боков до пояса. Большие лепёшки мха случайно или преднамеренно лежали у него на плечах и на голове. Сверху мох был украшен ещё капюшоном из снега. Зверь сидел неподвижно и, по-видимому, спал. Можно было подумать, что он мёртв, если бы не пар, выходивший из ноздрей.
Нам предстояло или тихонько ретироваться, или стрелять. Чжан-Бао первый поднял ружьё. Два выстрела слились почти одновременно. Снежный капюшон свалился с головы медведя, он вздрогнул, рванулся было вперёд и тут же ткнулся мордой в снег. Наши выстрелы оказались смертельными.
Чжан-Бао остался на месте охоты, чтобы снять с медведя шкуру, пока он ещё не окоченел. На обратном пути я встретил удэхейца Ваника Камедичи и рассказал ему о случившемся.
-- Гы байта (худо, грех), -- отвечал он мне и при этом добавил, что они никогда такое сонное животное не бьют. Каждый охотник знает, что всякого зверя сперва надо разбудить криком или бросить в него камень и стрелять только тогда, когда он подымется со своей лёжки. Это закон, который нельзя нарушать. Человек, не соблюдающий его, рано или поздно поплатится жизнью.
В тот же день убитое животное было доставлено на бивак. Часть мяса мы взяли с собою, большую часть отдали туземцам, а шкуру отправили к устью реки Самарги для доставки её весною на пароходе в город Владивосток.
Дня через два мы дошли до ключика Сололи, по которому нам надлежало подниматься на Сихотэ-Алинь. Тут был пустой балаган, выстроенный гольдами, которые ежегодно после нового года приходят сюда с Амура и соболюют на землях, принадлежащих самаргинским удэхейцам. Пользуясь своей численностью, они не обращают внимания на протесты последних.
Сопровождавшие нас удэхейцы расположились в балагане, а мы -- в своём шатре. Мне хотелось определить географические координаты устья ключика Сололи, но так как небо было не совсем чистое, то я решил совершить ещё одну экскурсию по реке Самарги. Истоки её находятся в высоком горном узле, откуда берут начало реки Анюй, Копи, Хор и Самарги, текущие в разные стороны от Сихотэ-Алиня. Таким образом, с Самарги можно выйти на Уссури, Амур и обратно к морю.
В верховьях Самарги течёт вдоль Сихотэ-Алиня в направлении от северо-северо-востока к юго-юго-западу. От ключика Сололи она начинает отклоняться к югу, потом к юго-востоку. Долина реки Самарги около моря неширокая, но выше Кукчи она значительно расширяется. Небольшие разбросанные сопки, сглаженные контуры, многочисленные мелкие ручьи и общая заболоченность их долин свидетельствуют о постоянных эрозийных процессах и о древнем строении Сихотэ-Алиня, который по существу представляет собой остатки бывших когда-то величественных гор. Подтверждение этому мы находим и в плавниковом лесе, скопившемся большими завалами на поворотах реки и там, где она разбивается на протоки. В нижнем течении Самарги завалов нет вовсе.
Самым верхним притоком Самарги будет река Даагды. Туземцы говорят, что там часто встречаются кости сохатых, из чего они делают вывод, что лоси уходят туда умирать -- это их место упокоения "Буниа".
Географический состав горных пород от ключика Сололи до Дыровитого утёса характеризуется главным образом глинистыми сланцами с плитняковой и листовитой отдельностью. Кроме того, здесь встречается ещё какая-то тёмная порода, похожая на андезит.
В верхнем течении реки интересно отметить наледи. Под этим именем надо понимать воду, идущую поверх льда. Просачиваясь по трещинам в горных породах, она выходит в береговых обнажениях на дневную поверхность и тотчас покрывается тонким слоем льда, который не выдерживает давления ноги человека. Глубина наледей различна: от 1 до 10-15 сантиметров. Издали их можно узнать по заиндевелым деревьям и по клубам пара, который поднимается от воды утром при восходе солнца и вечером, когда температура воздуха понижается. Если воды из береговых обнажений выходит много, она бежит вниз по реке до тех пор, пока не найдёт какое-нибудь отверстие во льду. Тогда здесь образуются красивые бирюзового цвета водопады с водоворотами. Если вода по трещинам горной породы выходит на дневную поверхность высоко над рекой, то, стекая вниз по береговым обрывам, она намерзает в виде очень красивых ледяных каскадов, которые всё увеличиваются в размерах, и кажется, будто здесь, действительно, был водопад, но замёрз. На самом деле воды выходит так мало, что летом можно пройти мимо и не заметить её вовсе.
Мы сделали небольшой опыт над измерением температуры воздуха. Вечером после заката солнца, когда началось излучение тепла от земли, термометр в лесу показывал -24°С. Там же термометр на открытом месте, не защищенном древесной растительностью, показывал -28°C. Вот почему все животные на ночёвку забираются в самую глушь тайги. Это делают и люди, находя в чаще леса защиту от холодного ветра.
Горы, окаймляющие верхнюю часть долины Самарги, покрыты хвойно-смешанным лесом. Берега реки ещё некоторое время дают приют широколиственным древесным породам: ясеню, белой берёзе, клёну, ольхе и тонкоствольным тальникам, но вскоре они начинают уступать свои места лиственнице, ели и пихте.
Среди пернатого населения верхнесамаргинских лесов характерны снегири.
Добродушные миловидные птички эти имеют очень красивую пурпуровую окраску. У самок преобладают жёлтые тона. Снегири подпускали нас к себе очень близко. Они пили воду, поднимая кверху свои головки, нимало не смущаясь присутствием людей, и только неосторожное движение кого-нибудь из нас заставляло их с криком подниматься со льда и садиться на ветви ближайших деревьев. Недалеко от гольдского балагана удалось застрелить северного рябчика. Самец выдал себя тонким пронзительным криком и шумом полёта, похожим на глухую дробь барабана. Среди тальников я заметил восточного воробьиного сыча с жёлтыми ногами и жёлтым клювом. Он подпустил меня к себе очень близко, но всё же нахохлился, стал переступать с ноги на ногу и поворачивать голову чуть ли не на все 180°.