ГЛАВА I
АМУР В НИЖНЕМ ТЕЧЕНИИ
В полдень 23 июня 1908 года наш небольшой отряд перебрался на пароход. Легко и отрадно стало на душе. Все городские недомогания сброшены, беганье по канцелярии кончено. Завтра в путь.
В сумерки мои спутники отправились в город в последний раз навестить своих знакомых, а я с друзьями, пришедшими проводить меня, остался на пароходе. Мы сели на палубе и стали любоваться вечерним закатом, зарево которого отражалось на обширной водной поверхности при слиянии Амура с Уссури.
Был тихий летний вечер. Янтарное солнце только что скрылось за горизонтом и своими догорающими лучами золотило края облаков в небо. Сияние его отражалось в воздухе, в воде и в окнах домов какого-то отдалённого посёлка, предвещая на завтра хорошую погоду.
Против Хабаровска левый берег Амура низменный. Бесчисленное множество проток, слепых рукавов и озерков создают такой лабиринт, из которого без опытного провожатого выбраться трудно. Когда-то всё пространство, где Амур течёт в широтном направлении от станицы Екатерин-Никольской до озера Болэн-Очжал на протяжении около 500 и шириною и 150 километров, представляло собой громадную впадину, заполненную водой. Высоты у слияния реки Уссури с Амуром являются древним берегом этого обширного водоёма.
Город Хабаровск основан графом Муравьёвым-Амурским 31 мая 1858 года на месте небольшой гольдской {"Гольды" -- досоветское наименование народа нанайцев. Арсеньев употреблял всюду слово "гольды". Редакция, не меняя текста рукописей, сочла нужным в подписях под снимками применить современную советскую терминологию.} деревушки Бури. Отсюда получилось искажённое китайское название "Воли", удержавшееся в Маньчжурии до сих пор. Первым разместился здесь 13-й линейный батальон, который расположился как военный пост. В 1880 году сюда переведены были из Николаевска все административные учреждения, и деревушка Хабаровка переименована в город Хабаровск.
Тогда это было глухое и неустроенное поселение среди тайги, остатки которой долго ещё были видны в самом центре города. Единственным путём сообщения был Амур. Осенью и весною во время ледостава и при вскрытии реки Хабаровск оказывался отрезанным от других городов на несколько месяцев. Эта изоляция называлась "почтовым стоянием".
На палубе парохода было тихо и пусто. Только со стороны города доносился неясный шум, которого обычно не слышно днём.
Можно подумать, что с наступлением тьмы воздух делается звукопроницаемее. На западе медленно угасала заря, а с другой стороны надвигалась тёплая июньская ночь. Над обширным водным пространством Амура уже витал лёгкий сумрак: облака на горизонте потускнели, и в небе показались первые трепещущие звёзды.
В это время шум вёсел привлёк моё внимание. Из-за кормы парохода вынырнула небольшая лодка с двумя гребцами. Молодой гольд работал вёслами, а старик сидел на корме и направлял свою утлую ладью к устью Уссури. Он что-то говорил своему юному спутнику и, протянув руку по направлению к югу, дважды повторил слово "Хехцир". Машинально я перенёс свой взор на величественный горный хребет, протянувшийся в широтном направлении от озера Петропавловского до реки Уссури и носящий название, которое только что упомянул старик-гольд. Хехцир имеет наибольшую высоту в 3000 футов. Железная дорога пересекает его в самом низком месте в 34 километрах от Хабаровска. В исторической литературе этот хребет называется Хохцским, также Хехцир {А. Мичи, Путешествие по восточной Сибири, 1868 г., стр. 335.}, а в китайской географии Шуй-дао-тиган имеется глава об Уссури, переведённая академиком Васильевым, в которой означенные горы названы Хухгир (Хурчин) {М. Венюков, Обозрение реки Уссури и земель к востоку от неё до моря. "Вестник Русского географического общества", 1859 г., часть 25-я.}. На западном склоне хребта Хехцир у самой реки Уссури расположилась казачья станица Казакевичево, а раньше здесь была небольшая ходзенская деревушка Фурмэ (Турме), состоящая из четырёх фанз {Парчевский, Поездка зимним путём вверх по Амуру в 1856-1857 гг. (Исследования и материалы). "Вестник Русского географического общества", 1858 г., часть 21-я, стр. 168.}.
В 1859 году Р. Маак застал здесь уже русских. От гольдской деревни не было и следа, но у туземцев о ней сохранились воспоминания.
Давным-давно в одинокой фанзе жил гольд Хээкчир Фаенгуни. Он был хороший охотник и всегда имел достаточный запас юколы для своих собак. Хээкчир был однажды в Сан-Сине на реке Сунгари и вывез оттуда белого петуха. После этого он начал тяготиться своим одиночеством, потерял сон и стал плохо есть. Как-то раз ночью Хээкчир Фаенгуни вышел на улицу и сел у крыльца своего дома. Вдруг он услышал слова:
-- Хозяин, закрой окна, перед светом будет гроза.
Хээкчир обернулся и увидел, что это петух говорил ему человеческим голосом. Тогда он пошёл на берег реки, но тут услышал шопот над своей головой. Это говорили между собой деревья. Старый дуб шелестел листьями и рассказывал молодому ясеню о том, чему довелось ему быть свидетелем за двести с лишним лет. Хээкчир испугался. Он вернулся в свою фанзу, лёг на кан, но, как только начал дремать, опять услышал шорох и голоса. Это говорили камни, из которых был сложен очаг. Они собирались треснуть, если их ещё раз так накалят. Тогда Хээкчир понял, что он призван быть шаманом. Он отправился на реку Нор, и там маньчжурский шаман вселил в него духа Тыэнку. Хээкчир скоро прославился -- он исцелял недуги, находил пропажи и отводил души усопших в "загробный мир". Слава о нём пошла по всей долине Уссури, Амуру и реке Сунгари.
Вскоре около его фанзы появились другие домики. Так образовалась деревня Фурмэ. Потом пришли русские и потеснили ходзенов. Последние должны были оставить насиженные места и уйти от неспокойных "лоца" вверх по реке Уссури. Деревня Фурмэ исчезла, а название Хээкчир превратилось в Хехцир. Впоследствии казаки этим именем стали называть не только то место, где раньше была ходзенская деревня, но и весь горный хребет.
В этом сказании чувствуется влияние юга. Как попало оно на Амур к гольдам из Маньчжурии?
За разговорами незаметно прошло время. Я проводил своих друзей на берег и вернулся на пароход. Было уже поздно. Последние отблески вечерней зари погасли совсем, и тёмная ночь спустилась на землю. Где-то внизу слышались меланхолические всплески волн: пахло сыростью и машинным маслом. Я ушёл в свою каюту и вскоре погрузился в глубокий сон.
На другой день рано утром мы оставили Хабаровск.
С момента отхода от пристани все на пароходе начали жить судовой жизнью. Вместе с нами ехала публика самая разнообразная: чиновники, играющие в вист "по маленькой", коммерсанты, говорящие о своих торговых оборотах, и крестьяне, возвращающиеся из города с покупками. Кто читал, кто так сидел и смотрел вдаль, а кто просто забился в каюту и под ритм машины уснул как убитый. В третьем классе очень людно -- там пассажиры вплотную лежат на нарах и не встают, чтобы не потерять место, добытое с такими усилиями при посадке.
Всё дальше и дальше позади остаётся Хабаровск. Широкою полосою расстилается Амур, и кажется он большим озером и вовсе не похож на реку.
О происхождении названия Амура существуют различные показания. Его производят от слова "Амор", что по-тунгусски означает "Добрый мир", от маленькой речки "Емур", впадающей с правой стороны около Албазина {Иакинф, Статистическое описание Китайской империи.}, и от гиляцкого слова "Гамур", "Ямур", что значит "Большая вода". Историк Миллер Мамур'ом называет реку, на которой живут натканы (натки). Маньчжурцы называли Амур "Сахалян Ула" (Река чёрной воды), а китайцы -- "Хуньтун-цзын", после соединения с рекой Сунгари {В.П. Васильев, Описание Маньчжурии. "Записки Русского географического общества", 1857 г., стр. 91.} также "Гелонг-кианг" (Река чёрного дракона) и Хей-шуй, что значит "Чёрная вода" {Иакинф, Статистическое описание Китайской империи, часть 2-я, 1842 г.}, а по-якутски "Кара туган" (Чёрная река). Современное туземное население называет его Дай Мангу, а ольчей -- Мангунами.
Общее направление течения нижнего Амура северовосточное. С левой стороны в него впадают реки Тунгузка, Дарги, Гай и Галка, а с правой -- протока из озера Петропавловского. Последнее длиною около 20 и шириною около 8 километров. В недавнем прошлом оно было значительно больше и простиралось на юг и юго-запад до предгорий Хехцира. Сита была небольшой речкой, и Обор впадал в озеро самостоятельно. Возвышенность, где ныне расположено селение Волконское, представляет собой древний берег большого озера, а обширные болота с западной стороны указывают места, которые совсем недавно освободились от воды. Процесс дренажирования еще не закончен. Нынешнее озеро Петропавловское быстро мельчает, и недалеко время, когда оно тоже превратится в болото. Широкая долина Амура наполняется наносами его притоков -- ила и песка, обычных спутников наводнений. В местах обвалов у подмытых берегов видно, как располагаются они в последовательном порядке. В самом низу лежит песчано-галечниковый слой, над ним нижнеаллювиальная глина, а выше слои песка, потом опять глина и поверх неё почвенно-перегнойный (гумусовый) слой, проросший высоким вейником и тростником, длинные корни которых в белых и фиолетовых чехликах прорезывают всю толщу наносов. Около протоки из озера Петропавловского находится много песчано-илистых островов. Некоторые из них едва выступают из воды, другие имеют вид плоских рёлок, поросших травой и кустами лозняка. Пески перемещаются летом водою, а зимой -- ветрами. Иногда зимой можно видеть поверх снега слой песку, который при вскрытии реки переносится вместе со льдом на значительные расстояния.
К вечеру наш пароход дошёл до селения Вятского {В 1926 году в селении Вятском был 61 дом, и в селении проживало 278 человек обоего пола.}, расположенного на правом, нагорном берегу Амура. Здесь на несколько часов была сделана остановка для погрузки дров. Я тотчас сошёл на берег, чтобы осмотреть селение. Невесёлый вид имело оно. Прежде всего мне бросились в глаза бесчисленные штабели дров, за ними выше на берегу виднелись жилые дома и дворовые постройки, сделанные основательно и прочно, даже заборы были сложены из брёвен. Всё указывало на достатки населения, и вместе с тем в глаза била неряшливость, на дворах развал, груды конского навоза и непролазная грязь. Вдоль деревни идёт одна улица. Две тощие гнедые лошади лениво плелись по дороге, они часто останавливались, хлопали губами, подбирая травинки, и подымали пыль. Следом за ними шёл пожилой человек. Он ругал лошадей, кричал на них и размахивал руками. Амурские жители не имеют телег и ездят по Амуру летом на лодках, а зимой по льду на санях. Вот почему на каждом дворе было по две-три пары саней. На возвратном пути я опять увидел того же крестьянина. Он сидел на скамейке у ворот одного из домов и с кем-то переговаривался через дорогу. Нехотя ответил он на моё приветствие и спросил меня, не я ли буду новый учитель. Мой отрицательный ответ, видимо, его успокоил. Он подвинулся на скамейке и предложил мне присесть. От него я узнал, что крестьяне переселились сюда из Вятской губернии около полустолетия тому назад. Живут они с достатком и занимаются зимним извозом и доставкой дров на пароходы. Земледелие не в почёте потому, что нигде поблизости нет хорошей земли, а также потому, что есть другие, более выгодные заработки. И в самом деле! Один пуд осетровой рыбы продавался по 40 рублей, а пуд чёрной икры -- по 320. Если ход кеты был удачный, то средняя семья, из четырёх взрослых душ, могла поймать столько рыбы, что, продав её в посоленном виде, за вычетом всех расходов на соль, бочки, фрахт и прочее, она не только вполне обеспечивала себя до нового улова, но даже откладывала значительную сумму денег на чёрный день.
Поговорив немного с вятским старожилом, я пошёл к берегу. Пароход, казалось, был насыщен электричеством. Ослепительные лучи его вырывались из всех дверей, люков и иллюминаторов и отражались в чёрной воде. По сходням взад и вперёд ходили корейцы, носильщики дров. Я отправился было к себе в каюту с намерением уснуть, но сильный шум на палубе принудил меня одеться и снова выйти наверх.
Был второй час ночи. По небу плыла полная луна, серебрившая своим трепетным светом широкий плёс Амура. Впереди неясно вырисовывались контуры какого-то мыса. Селение Вятское отходило на покой, кое-где в избах ещё светились огни...
И вот в эти ночные часы из воды вышло и поднялось на воздух бесчисленное множество эфемерид. В простонародьи их называют подёнками. Их личинки живут в воде и ведут хищнический образ жизни. Но потом вдруг все разом они подымаются на поверхность воды и превращаются в изящные крылатые создания бледно-голубого цвета с прозрачными крылышками и тремя хвостовыми щетинками. Подёнок было так много, что если бы не тёплая летняя ночь и не душный запах рано скошенной где-то сухой травы, их можно было принять за снег. Их было тысячи тысяч, миллионы. Они буквально наполняли весь воздух, бились в освещенные окна кают, засыпали палубу и плавали по воде. Эфемериды торопились жить. Их век короток, всего лишь 24 часа. Из тёмной пучины вод они поднялись на воздух для того, чтобы произвести себе подобных и умереть.
Я не мог долго быть на палубе. Насекомые буквально облепили меня. Они хлестали по лицу, заползали в рукава, набивались в волосы, лезли в уши. Я пробовал отмахиваться от них; это оказалось совершенно бесполезным занятием. В каюте было жарко и душно, но нельзя было открыть окон из-за тех же самых прелестных эфемерид. Долго я ворочался с боку на бок и только перед рассветом немного забылся сном.
Когда на другой день я проснулся, пароход уже был в пути. Между озером Катар и селением Вятским Амур некоторое время течёт в широтном направлении, но затем вновь поворачивает на северо-восток. Здесь правый берег состоит из ряда плоских возвышенностей, изрезанных глубокими оврагами. Он слагается из базальтовой лавы и древнейших горных пород. Около селения Елабужского возвышенности отходят от Амура в глубь страны и вновь появляются после Гасинской протоки, вытекающей из озера того же наименования.
По показаниям Пояркова, от устья Уссури вниз по Амуру на четыре дня плавания жили дючеры, а далее натки {Назаров, Материалы военно-статистического обзора Приамурского края. "Сборник материалов по Азии", 1883 г., вып. XXXI, стр. 23.}. Такого самоназвания туземцев в указанных местах мы теперь нигде не находим. Позднейшие писатели говорят о ходзенах и гольдах. Наиболее крупные гольдские селения по правому берегу Амура от Хабаровска до села Троицкого расположились в следующем порядке: Чепчики, Хованда, Сакачи-Алян, Люмоми, Хоухолю, Муху Гаси, Дады, Дыэрга, Найхон Джагри.
Около Сакачи-Аляня на берегу Амура есть писаные камни, затопляемые во время половодья. На одном камне схематически изображено человеческое лицо. Можно ясно различить глаза, нос, брови, рот и щёки. На другом камне -- два человеческих лица: глаза, рот и даже нос сделаны концентрическими кругами, а на лбу ряд волнообразных линий, отчего получилось выражение удивления, как бы с поднятыми бровями. Рядом профиль какого-то фантастического животного с длинным хвостом и семью ногами. Оно изображено при помощи четырёх концентрических кругов, из которых задний наибольший, потом два малых и на месте головы -- круг среднего размера. Линия, объемлющая круги, частью ломаная, частью кривая, изображает контур животного. На последнем камне довольно верное изображение в профиль оленя. Круп животного тоже разрисован концентрическими кругами. На боках видны рёбра в виде кривых линий, а на шее и спине ближе к холке какие-то непонятные завитки.
Часам к десяти утра пароход дошёл до села Троицкого, расположенного также на правом берегу Амура. От Вятского оно отличалось разве только размерами. Общий колорит старожильческий. В давние времена здесь было гольдское селение Толчека.
Несмотря на то, что пароходы ходят по Амуру довольно часто, для амурских крестьян это всегда событие. Заслышав свистки, всё население бросает дома и устремляется к берегу для того, чтобы принять доставленное из Хабаровска продовольствие, посмотреть, не едет ли кто из знакомых, а то и просто посмотреть на публику. Так было и на этот раз. В толпе на берегу я узнал Косякова, приехавшего из селения Найхин на двух гольдских лодках для того, чтобы встретить нас и в последний раз сделать кое-какие закупки. Покончив с делами, мы забрали свой багаж и отправились к лодкам. Около них на прибрежной гальке сидело пять человек гольдов. Все они были среднего роста и хорошо сложены. Они имели овальные лица, слегка выдающиеся скулы, небольшие носы и тёмно-карие глаза. Длинные чёрные волосы их были заплетены в косы по маньчжурскому образцу. Костюм наших новых знакомых состоял из короткой тельной рубашки белого цвета и одного или двух пёстрых халатов длиною до колен, полы которых запахивались одна на другую и застёгивались сбоку на маленькие металлические пуговицы, похожие на бубенчики. Рукава около кистей рук были стянуты нарукавниками. На ногах гольды носили короткие штаны, сшитые из синей дабы, наколенники, привязываемые к поясу ремешками, и мягкую обувь в виде олочей из толстой замшевой кожи.
Ни одна из туземных народностей на Амуре не любит так украшать себя, как гольды. Вся одежда их от головы до пяток орнаментирована красивыми нашивками. Добавьте к этому тяжёлые браслеты на руках и несколько колец на пальцах, и вы получите представление о внешнем виде молодых гольдов, щеголяющих в своих нарядных костюмах в праздничные дни и в будни. Когда принесли наш багаж, гольды принялись укладывать лодки и размещать пассажиров. Гольдская лодка состоит из трёх досок, одной донной и двух бортовых. Корма имеет фигуру трапеции. Донная доска выгнутая; она длиннее других и значительно выдаётся. Нос прикрыт двумя короткими досками под углом в 60°. При таком устройстве встречная волна не может захлестнуть лодку, но зато бортами она сидит глубоко в воде. Гребцы помещаются впереди на маленьких скамеечках. Грузы на лодке располагаются посредине, а кормчий с веслом находится позади.
Часов в одиннадцать утра мы оставили село Троицкое и поплыли вверх по протоке Дырен к гольдскому селению Найхинь.
Был один из тех знойных и душных дней, которые характеризуются штилем, ясным, безоблачным небом и зеркально-гладкой поверхностью воды. Солнечные лучи, отражённые от воды, слепили глаза и утомляли зрение, а долгое сидение в лодке в неподвижной позе вызывало дремоту. Часа через два плавания гольды причалили к берегу, чтобы отдохнуть и покурить.
Воспользовавшись остановкой, я решил размять немного ноги и пошёл прогуляться по берегу. Слева тянулись обширные луга, поросшие высокой травой. Главную массу поёмной растительности составлял всё тот же вейник до полутора метров высотою с недеревенеющими стеблями в виде соломы. Он растёт чрезвычайно обильно, почти без примеси других трав, занимая обширные пространства. Места посуше были заняты обыкновенной полынью с перистыми листьями, издающими приятный запах, если их потереть между пальцами, и тростниками, вполне оправдывающими своё видовое название и вытеснившими почти всякую растительность. Оригинальный вид имеют заросли тростников с длинными листьями, легко вращающимися в ту сторону, куда дует ветер. Точно их кто-нибудь нарочно расчёсывает и расправляет. Дальше виднелась какая-то полудревесная, полукустарниковая растительность. Я направил туда свои шаги. Это оказались тальники и ольшаники, словно бордюром окаймляющие берега проток и озерков со стоячей водой.
Луга, поросшие столь буйной растительностью, довольно богато населены пернатыми. В этот знойный день большая часть их попряталась в траве, но всё же некоторых, наиболее прожорливых, голод заставлял быть деятельными. Прежде всего я заметил восточную чёрную ворону, всеядную, полуоседлую общественную птицу. От своей европейской товарки она отличается оперением чёрного цвета с фиолетово-синим оттенком. Ворона сидела на земле и кого-то караулила -- должно быть, мышь. При моём приближении она испугалась, снялась с места и торопливо полетела к кустам лозняка. Тут же поблизости на жиденькой ольхе сидела сорока. Она вела себя неспокойно, всё время вертелась, задирая хвост кверху, прыгала с одной ветки на другую и вдруг совершенно неожиданно камнем упала в траву, но вскоре опять появилась на одной из нижних ветвей дерева. При моём приближении трусливая птица бросилась наутёк и, оглашая воздух сухими и резкими криками, полетела вслед за вороной. Затем я увидел большого восточного веретенника, типичного обитателя сырых лугов. Веретенник неожиданно вынырнул из тростников, подлетел ко мне вплотную, затем быстро свернул в сторону и вновь спрятался в траву. Это, вероятно, был самец, старавшийся отвлечь всё внимание от того места, где самка высиживала яйца. На обратном пути я ещё вспугнул зелёную овсянку -- небольшую птичку, ведущую одиночный образ жизни среди болот и глухих проток. Она села на куст, очень близко от меня, и совершенно не выражала беспокойства.
К сумеркам лодки наши дошли до гольдского селения Най-хин, расположенного около самого устья Анюя. На ночь мы устроились в туземной школе. После ужина казаки принесли свежей травы. Мы легли на полу с намерением соснуть, но комары никому не дали сомкнуть глаз до рассвета.
Часов в девять утра мы с Косяковым пошли осматривать гольдское селение Найхинь. Прежде всего мне бросился в глаза целый лес жердей, увешанных сетями, и сушила для рыбы. Немного в стороне высились бревенчатые амбары на сваях, в которых хранится всё ценное имущество гольдов. Чтобы мыши не могли проникнуть в амбар, на каждую сваю надевается кверху дном старый испорченный эмалированный тазик. На берегу протоки лежало множество лодок. Те, которые находились в употреблении, были просто вытащены на песок и во всякое время могли быть снова спущены в воду, другие были опрокинуты кверху дном и, видимо, давно уже покоились на катках. Сотни собак встретили нас злобным лаем. Гольды пригрозили им палками, и собаки с неохотой снова улеглись на прежние места. Спасаясь от мошек и комаров, они зарывались в землю. Песок сыпался им на голову. Собаки тёрли свои морды лапами так сильно, что совершенно выскоблили шерсть вокруг глаз, отчего получилось впечатление, будто на их головы надели очки.
Гольдское селение Найхинь тогда состояло из 18 фанз, в которых проживало 136 человек -- мужчин и женщин {В 1926 году в Найхине было 22 фанзы с населением в 144 души обоего пола.}. В конце его из одной фанзы вышел нам навстречу Николай Бельдос, мужчина лет тридцати, с которым я впоследствии подружился. Он приветствовал нас по-своему и предложил войти в его дом.
Гольдская фанза по внешнему виду похожа на китайскую. Это четырёхугольная постройка с двускатной крышей. Остов её состоит из столбов, пространство между ними, кроме тех мест, которые предназначены для окон и дверей, заполнено ивовыми прутьями и с обеих сторон обмазано глиной. Крыша тростниковая, а чтобы траву не сорвало ветром, нижние слои её также обмазаны глиной, а верхние прижаты жердями.
Перешагнув через порог, мы попали в довольно просторное помещение. Вдоль стен с трёх сторон тянулись каны, сложенные из камней. Они имели ширину в рост человека и покрыты были чистыми цыновками, сплетёнными из тростника. Свет в жилище проникал через три окна с одинарными рамами и с частыми решетинами, склеенными тонкой китайской бумагой. Потолка в фанзе нет вовсе: крыша поставлена прямо на стены, а вверху под самым коньком сделано небольшое отверстие для выхода дыма. Зимой его затыкают тряпицей или сухой травой. Пол земляной, плотно утрамбованный. Очагов два. Один находится у самых дверей, другой -- у противоположной стены, где кончается кан.
Что такое очаг? Это низкая печка, сложенная из дикого камня, в которую сверху вмазан довольно большой котёл. Дымовые ходы проложены под канами и выведены наружу в трубу, сделанную из дуплистого дерева и стоящую несколько поодаль от фанзы. Обыкновенно топится та печь, которая находится ближе к дверям. Вторую печь топят только зимой, во время больших морозов. Естественно, что каны ближе к топке нагреваются сильнее, чем те места, где дымоход выходит наружу. Иногда каны нагреваются так сильно, что без досчатых подстилок спать на них невозможно. Около очагов имеются полочки, на которых всегда можно увидеть одну или две бутылки, деревянные корытца, берестяную посуду, поварёшку, кухонный нож и коробку с палочками для еды. Немного в стороне, прямо на полу, стоит большой глиняный сосуд для воды. Он высотою в метр и вместимостью вёдер на двадцать. Эту глазированную и хорошо обожжённую посуду раньше гольды приобретали в Маньчжурии. Посредине фанзы устроены на стойках в два ряда полки, на которых сложены разные охотничьи принадлежности, как-то: рыболовные крючки, остроги, копья, луки и стрелы. На жердях, протянутых через всю фанзу, над канами лежат лыжи, вёсла от лодок, большие куски бересты и свёртки рыбьей кожи. Вследствие того, что дымовые ходы очень длинны и расположены горизонтально под канами, тяга в них не всегда равномерна, и печи часто дымят. Поэтому все предметы, находящиеся в фанзе выше роста человека, так закопчены, что не всегда удаётся узнать, что именно находится под слоем копоти. Неосторожный человек при малейшем прикосновении к ним осыпается в изобилии серой пудрой.
Почётным местом считается средняя часть кана. Иногда здесь можно видеть одну или две цветных подушки в виде валиков и перед ними резные столбики в 30 сантиметров высотою и с отверстиями в верхних частях, в которые вставлены курительные трубки. Здесь, по повериям гольдов, место обитания душ усопших родственников, ожидающих, когда шаман отведёт их в загробный мир. В углу прислонён к стене большой деревянный идол, грубо изображающий худотелого человека на длинных согнутых ногах, без рук и с редькообразной головой. Это Калгамадух, охраняющий жилище от "злых духов". Две маленькие скамеечки, небольшой столик на низеньких ножках, нечто вроде шкафа или комода в углу на кане и сундук, ярко окрашенный, с медным замком, дополняют убранство гольдской фанзы. Наблюдателя поражает обилие орнаментов не только снаружи, но и внутри жилища. Все вещи, большие и малые, покрыты резьбой. Стойла фанзы, деревянные корытца, оружие, вёсла, ложки, палочки для еды и в особенности берестяные изделия, коробки, миски, подносики и прочее, -- словом, решительно всё украшается при помощи красок и ножа.
В фанзе мы застали двух женщин и старика. Одна женщина, которая была помоложе, варила обед, а другая, постарше, сидела на кане и что-то шила. Около неё стояла детская зыбка, в ней спал будущий рыболов и охотник.
Гольдская зыбка состоит из двух половинок, сложенных под углом в сто двадцать градусов, так что ребёнок находится в ней в полулежачем положении. К накладной стенке зыбки привешиваются в качестве побрякушек бусы, пустые ружейные гильзы, копытца кабарги и кости рыси, тоже охраняющие мальчика от посягательства злого духа.
Насколько гольды-мужчины удаляются от монгольского типа (среди них можно нередко встретить овальные лица без выдающихся скул и с правильными прямыми носами), настолько женщины сохраняют его. Лица обеих женщин были типично монгольские, которые характеризуются плоским скуластым лицом, вдавленной переносицей и узкими глазными щелями с явно выраженной монгольской складкой век. Все гольдячки невысокого роста и имеют маленькие руки и ноги.
Женский костюм отличался от мужского только длиною халатов и обилием вышивок и украшений. Кроме того, халаты их по подолу ещё обшиваются медными бляшками. Кроме браслетов и колец на руках, они имели в ушах серьги с халцедоновыми и стеклянными бусами. Особенного же внимания заслуживают серьги в носу. Молодая женщина носила одну серьгу, продетую сквозь носовую перегородку так, что бляшка серьги, свёрнутая спиралью из тонкой серебряной проволоки, лежала на верхней губе. Старая женщина имела две таких серьги, продетых по сторонам в крылья носа.
Хозяин усадил нас на почётное место и велел подать угощение. Та женщина, которая шила около ребёнка, постелила на кан суконное одеяло с неудачно разрисованным на нём тигром и поставила низенький резной столик на маленьких ножках, а другая женщина принесла на берестяном подносе сухую рыбу, пресные мучные лепёшки, рыбий жир с кабаньим салом и ягодами, гранёные стаканы из толстого стекла и чайник с дешёвым кирпичным чаем.
Тотчас в фанзу стали собираться и другие гольды. Они расселись на канах и молча стали ждать конца нашей трапезы, чтобы принять участие в разговорах. Я обратил внимание на старика, седого, как лунь, и сгорбленного годами. От него я узнал, что реки Дондона нет вовсе. Дондон -- это название острова, селения на нём и смежной с ним протоки, а та река, по которой нам следовало идти, называется Онюй. Орочи называют её Найхин -- по имени гольдского селения при устье.
Что значит Онюй? Гольды к названиям правых притоков Амура прибавляют слово Анэй, например: Анэй Хунгуры, Анэй Вира, Анюй, Анэй Пихца и т.д. Этимологию этого слова выяснить мне не удалось. Любопытно, что и на севере, именно в Колымском крае, мы встречаем два притока Колымы с тем же названием -- Большой Анюй и Малый Анюй. Удэхейцы называют Дондон Уни. Возможно, отсюда произошло Онюй ("у" легко переходит в "о"), искажённое впоследствии в Анюй.
Когда гольды узнали, что мы хотим идти по Анюю, они начали рассказывать про реку всякие страхи. Говорили о том, что плавание по ней весьма опасно вследствие быстроты течения и множества завалов. Идти к истокам они отказались наотрез, и даже такие подарки, как ружьё с патронами, не могли соблазнить их на это рискованное предприятие. Далее из расспросов выяснилось, что в нижнем течении Анюя живут гольды, а выше удэхейцы.
Видно было, что амурские гольды боятся Анюя. Оно и понятно. Лодки их, приспособленные для плавания по спокойным протокам Амура, совершенно не пригодны для быстрых горных речек. Уговаривать их на эту поездку я не стал (это было бы и бесполезно), но мы условились, что они доставят нас до ближайшей фанзы Дуляля, а оттуда мы найдём новых проводников. Так и будем передвигаться от стойбища к стойбищу. После этого Николай Бельдос велел назначенным для сопровождения нас гольдам расходиться по домам и готовиться к походу.
Посидев ещё немного, мы начали прощаться с хозяином. Он взял с нас слово, что вечером мы придём к нему ещё раз.
На самом краю между школой и селением находилась одна развалившаяся фанза. Глинобитные стены её обрушились, и соломенная крыша, почерневшая от времени, лежала на земле. Вся местность вокруг фанзы заросла высокой сорной травой. Вышло как-то так, что я ушёл вперёд, а Косяков отстал немного. Проходя мимо фанзы, я вдруг услышал жалобный писк котёнка. Сначала я не обратил на него внимания, но когда я подходил ближе к фанзе, до слуха моего донеслось опять то же жалобное мяуканье, в котором слышались нотки страха. Полагая, что котёнок куда-нибудь завалился и не может выбраться наверх без посторонней помощи, я свернул с тропы и сквозь бурьян направился прямо к развалинам фанзы.
По мяуканью я скоро обнаружил котёнка. Он был обычного серого цвета с белой мордочкой и белыми передними лапами. Котёнок был чем-то напуган. Он изогнул спину дугой, поднял кверху свой хвостик и весь ощетинился. Сперва я не мог найти причину его страха. Тут были груды мусора, из которого торчало много палок. Как я ни напрягал зрение, я ничего не видел.
В это время котёнок опять пискливо замяукал и прыгнул вправо. Тотчас одна из палок качнулась вправо. Котёнок метнулся влево, палка тоже двинулась влево и так несколько раз. Я осторожно приблизился к котёнку и увидел большую рыжую змею. Судя по той части её тела, которая была приподнята от земли, пресмыкающееся было длиною метра полтора и толщиною около пяти сантиметров. Голова змеи была обращена к котёнку, и изо рта высовывался чёрный вилообразный язычок.
Котёнок казался парализованным, и вместо того, чтобы спасаться бегством, он пищал и в испуге делал прыжки, а змея, не спуская с него глаз, раскачивалась вправо и влево, постепенно приближаясь к своей жертве. Как раз в это время проходил мимо Косяков. Я стал делать ему знаки рукой. Увидев, в чём дело, он схватил палку и с силой ударил змею. Последняя метнулась в заросли, как раз по направлению к крыше. В траве послышалось шипение и шорох убегающего пресмыкающегося, а затем всё стихло. Я взял на руки котёнка и стал его гладить. Он всё ещё продолжал жалобно мяукать и дрожал, как в лихорадке.
Случайно мимо развалившейся фанзы проходили две гольдских девушки. Косяков крикнул им, чтобы они позвали людей, а сам принялся разбрасывать крышу и поднял большую пыль. Одна девушка взяла у меня котёнка, а другая побежала в деревню. Через несколько минут из Найхина пришло четверо гольдов с лопатами и топорами. Они перевернули всю развалившуюся фанзу, не оставив на земле ни одного камня, но змеи не нашли. Меня несколько удивила настойчивость, с которой гольды искали змею, удивила также неприязнь, которую они питали к ней. Это было тем более странно, что к другим змеям они относились довольно равнодушно. Признаться, и на меня рыжая змея произвела очень неприятное впечатление. Такого большого пресмыкающегося на Амуре я никогда не видывал. Известно, что полозы глотают мышей, бурундуков и разных птиц, но никогда ещё не было случая нападения их на щенка или котёнка.
Когда выяснилось, что змея ускользнула и надежды найти её нет никакой, гольды забрали свои лопаты и через бурьян пошли на берег. Они сели на опрокинутые вверх дном лодки и стали курить. По выражению их лиц я видел, что они чем-то встревожены. На мой вопрос, что случилось, один из гольдов ответил, что это была не простая змея, а шаманка, которая служит чорту, и теперь надо в селении ждать какого-нибудь несчастья. Я сразу понял, что появление рыжего полоза связано с каким-то событием, и решил вечером расспросить туземцев подробно. Докурив трубки, гольды пошли в селение, а мы с Косяковым направились в школу, в которой остановились.
Когда начало темнеть, я вместе с Косяковым отправился в дом старшины. Гольды только что кончили ужинать. Женщины выгребли жар из печки и перенесли горящие уголья в жаровню. Мы подсели к огню и стали пить чай. Разговор начался о родах. Говорил наш хозяин, а старик внимательно слушал и время от времени вставлял свои замечания.
Все гольдские роды территориальные, и названия их в большинстве случаев указывают место, где тот или иной род обитал исстари. Так, род Дэонка родился на ключике того же имени, впадающем в реку Эльбин, Перминка получил своё название от местности Пермин, Актенка -- с реки Мухеня, Соянка -- от местности Соян (ниже села Троицкого), Кофынка -- от местности Кофынь, Марянка -- из Маря, что на левом берегу Амура против села Сарапульского. На месте последнего было стойбище Уксяма. Отсюда и произошёл род Уксаменка. Люди Очжал родились и жили на берегах озера Болэна, где в давние времена добывалась серебро-свинцовая руда. Утёс с рудой назывался Очжал-Хонкони, а озеро -- Болэн-Очжал. Род Ходзяр повёл своё начало от протоки Атуа -- немного выше "серебряного" утёса, Цзахоури -- из местности того же имени, а Удынка и Юкомика жили на реке Тунгуске.
До русских гольды платили ясак маньчжурам, причём разные роды вносили его в разное время, вследствие чего в самом выгодном положении оказался род Бельды, а в наиболее тяжёлом -- род Дэонка. Тогда очень многие гольды из родов Дэонка, Перминка, Актенка, Соянка, Цоляцанка и Кофынка при опросе их маньчжурами назвались Бельды. Остальные роды -- Марян, Посар, Очжал, Ходзяр, Моляр, Цзахсур и Юкомика -- остались с прежними названиями.
Самыми старыми селениями на Амуре были Найхин, Дырен и Баоца. До прихода русских гольды имели торговые сношения с маньчжурами. Последние на больших лодках спускались по течению реки один или два раза в год, привозили с собой разные товары и выменивали их на пушнину. Тогда всё было дорого, в особенности железные котлы и огнестрельное оружие. Старик рассказывал, что, когда он был ещё мальчиком, на всём Амуре гольды имели только два фитильных ружья, за которые было заплачено 100 отборных соболей. Котёл стоил около 10 соболей, а фунт пороху -- 4 соболя. Достойно удивления, что чай пить гольды научились не от маньчжур, а от русских. Раньше у них было значительно больше спирта, чем теперь. Доставляли его китайцы из Сан-Сина.
Затем старик рассказал о первом появлении русских на Амуре. Весть о страшных белоглазых лоца, которых боялись даже маньчжуры, принёс им шаман из селения Баоца. От них так сильно пахло мылом и прогорклым салом, что с людьми делалось дурно. Тогда все окрестные шаманы собрались на совещание в селении Найхин и решили, что лоца -- черти и отогнать их можно только камланием. Было приказано по всем стойбищам в первую же новолунную полночь погасить в фанзах огни и камлать. Так и поступили, а наутро увидели на реке пароход, буксирующий две баржи. Гольды испугались и, побросав свои жилища, убежали, кто куда мог. Найхинские гольды на лодках ушли вверх по Анюю. Хозяин фанзы сообщил, что от старых людей он слышал, будто бы русские в первый раз пришли со стороны моря, и никто не знал, какие это люди и зачем они пришли на Амур, а на другой год лоца приплыли сверху и останавливались около озера Кизи. Некоторые гольды, ушедшие вверх по Анюю, остались там жить навсегда. Так образовывались стойбища: Дуляла, Сира и Тахсале. Другие гольды ушли на озеро Болэн-Очжал и тоже не вернулись назад. С той поры на Амуре гольдов стало меньше, а русские всё увеличивались в числе, и остановить движение их было невозможно.
Лет пятьдесят тому назад (1883 год) селение Найхин выгорело от пожара во время грозы. Гольды не особенно горевали, потому что по их представлению гром всегда бьёт в то место, где долго сидит чорт. Иногда молния поражает чорта, скрывшегося в человеке. Если бы не случилось пожара от грозы, чорт своими кознями погубил бы много людей. Обсудив этот вопрос, старики сказали, что пожар от грозы принёс им избавление от несчастий, и все остались довольны. Деревня была выстроена вновь на том же месте.
Старик замолк и, уставившись глазами в одну точку, погрузился в воспоминания о временах, давно прошедших. Тогда я обратился к старшине с просьбой рассказать мне о рыжей змее, которую связывают с именем какой-то шаманки. Сначала он отмалчивался, но потом разговорился и рассказал мне следующее:
-- Лет шестьдесят тому назад в большом гольдском селении Ховын на берегу озера Гаси родилась девочка с рыжими волосами. Уже это одно обстоятельство встревожило туземцев. Ещё в детском возрасте она стала проявлять свой скверный характер: не хотела работать, выказывала старшим явное неповиновение и всегда дралась с другими ребятишками, пуская в дело ногти и зубы. Когда она достигла совершеннолетия, с ней стали делаться припадки, которые кончились буйным помешательством. Она бегала по деревням, бросалась на людей, била окна в фанзах, рвала рыболовные сети и отнимала у собак пищу. Неоднократно гольды связывали её, но она всегда находила возможность освободиться от ремней и тогда бесчинствовала ещё больше. Напрасно приглашали шаманов, напрасно они камлали и изгоняли злого духа. Ничего не помогало. Тогда гольды решили отвезти её подальше в лес и там привязать к дереву. Так и сделали. Через несколько суток они пошли посмотреть, не умерла ли рыжая девка с голоду или не съел ли её какой-нибудь дикий зверь. Но велико было их удивление, когда они увидели, что женщина исчезла, а верёвки, которыми она была привязана, остались на месте и все узлы были целы. Как раз на том месте, где стояла она, на земле лежала шкурка большой змеи. Тогда все люди поняли, что женщину с рыжими волосами взял чорт. Вскоре после этого в селении Гаси стали один за другим умирать люди. Через год из ста домов остались только сорок, потом двадцать. Напуганные гольды стали разбегаться по другим селеньям. На Гаси остались только два старика, но и они поплатились жизнью. В один прекрасный день их обоих нашли мёртвыми. С той поры это место было заброшено, и на нём никто не решался селиться вновь. Тогда мёртвая шаманка стала бродить по другим селениям, появляясь то красным волком, то какой-нибудь невиданной птицей, странной рыбой в неестественно яркой окраске, то рыжей змеёй, и каждый раз появление её приносило какое-нибудь несчастье.
В это время заплакал ребёнок. Я взглянул на часы. Была уже полночь. Все обитатели фанзы и кое-кто из гостей спали на канах. Старшина окликнул свою жену. Она поднялась, зевнула, почесала себе голову и полусонная стала кормить грудью ребёнка. Попрощавшись с хозяином, я надел шляпу и вышел на улицу. Собиралась всходить луна, и от этого на небе было светлее, чем на земле. Неподвижно-тёплый и влажный воздух был наполнен подёнками и комарами. Где-то очень далеко, должно быть на другом берегу Амура, виднелся огонь. Тёмная вода в протоке блестела холодным блеском стали. Отдалённый собачий лай, крик какой-то птицы в лесу и шорохи зайцев в траве будили чуткую тишину ночи.
В школе мои спутники давно уже спали. Я пробрался на свое место, но не мог уснуть. Меня беспокоили сведения, сообщенные гольдами. Они знали только стойбища своих сородичей и ничего не могли сообщить об удэхейцах, а также не знали, в бассейн какой реки мы попадём после перевала через Сихотэ-Алинь и скоро ли найдём туземцев по ту сторону водораздела. Наконец усталость начала брать своё, мысли мои стали путаться, и я незаметно погрузился в сон.
Двадцать девятого утром явились гольды. Утренний чай не отнял у нас много времени. Собрав всё имущество, мы перешли на берег и разместились в лодках.
Когда имущество было уложено и все пассажиры сели на свои места, лодки отчалили от берега. Река Анюй в устье разбивается на шесть рукавов, образуя дельту, причём чистая её вода с такой силой входит в протоку Дырэн, что прижимает мутную амурскую воду к противоположному берегу. Протока Дырэн мелководна. Во многих местах на отмелях виднелись стволы деревьев с обломанными ветвями, принесённые сюда Анюем во время наводнения. Берега Амура и островов его состоят из чередующихся слоев песка и ила, но от села Найхин вплоть до Троицкого в основе строения берегов и на дне Дырэнской протоки лежат мощные слои окатанной гальки, нанесённой Анюем. Этой галькой заполнено также всё низменное пространство правого берега в глубину километров на пять вплоть до возвышенностей Мыныму.
Раньше Анюй впадал около села Троицкого. От устья Мыныму он поворачивал к северо-востоку и некоторое время тёк вдоль хребта того же имени. Здесь можно видеть многочисленные его старицы, расположенные параллельными рядами и перпендикулярно к протоке Дырэн. Между старицами также параллельными рядами расположились длинные рёлки, поросшие редколесьем из ильмы. По ним видно, как Анюй постепенно отодвигался к юго-западу, пока не дошёл до возвышенности Найхинского берега. Тогда началось заполнение Дырэнской протоки. Недалеко то время, когда она совсем заполнится галькой. Бесчисленные множества отмелей и кос, выступающих на поверхность воды, уже налицо. Тогда Анюй пойдёт по протоке к селению Торгон и будет впадать в Амур где-нибудь около острова Дондона.
Едва мы отчалили от берега, как вдруг откуда-то сбоку из-под кустов вынырнула оморочка. В ней стояла женщина с острогой в руках. Мои спутники окликнули её. Женщина быстро оглянулась и, узнав своих, положила острогу в лодку. Затем она села на дно лодки и, взяв в руки двухлопастное весло, подошла к берегу и стала нас поджидать. Через минуту мы подъехали к ней.
Читатель, пожалуй, и не знает, что такое оморочка? Эта маленькая лодочка, выдолбленная из тополя или тальника. Русское название "оморочка" она получила от двух слов -- омо (один) и ороч (человек). Буквальный перевод, значит, будет "одночеловечка". Кроме того, русские иногда в шутку называют её "душегубкой". Она очень неустойчива. От одного неосторожного движения она перевёртывается, и неопытный человек попадает в воду.
Нашей новой знакомой было лет сорок пять. Она принадлежала к роду Камедича. Немного скуластое, смуглое, загорелое лицо, тёмно-карие, почти чёрные глаза и такие же чёрные волосы, заплетённые в две косы, острый подбородок, прямой нос с низкой переносицей -- таков был её облик. Движения её были спокойны. Она держала себя с достоинством и на вопрос отвечала коротко. Одета она была, как и все другие женщины её племени, но без украшений. От своих спутников я узнал, что она была вдова и имела двух взрослых сыновей, из которых один пошёл по делам на Хор, а другой отправился на охоту за сохатыми. Узнав, кто я такой, она только мельком взглянула на меня и не проявила ни малейшего любопытства. Поговорив немного, гольды взялись за шесты и пошли дальше. Женщина тоже оттолкнула свою оморочку от берега и затем встала на ноги. Лёгкое судёнышко качалось и прыгало на волнах. Вдруг женщина подняла свой трезубец, метнула им в воду и тотчас подняла на воздух большую рыбину. Она сбросила её в лодку и снова уперлась острогой в дно реки. Ещё удар, и вторая рыбина запрыгала в лодке, а за ней последовала третья, четвёртая...
"Вот так женщина! -- подумал я, любуясь ловкостью её движений. -- Плыть через перекаты реки, стоя в оморочке, да ещё бить острогой рыбу, -- на это не всякий и мужчина способен. Видимо, эта женщина прошла суровую жизненную школу".
За это время лодки разделились. Мы перешли к правому берегу, а женщина свернула в одну из проток. К сумеркам мы достигли устья реки Люундани, по соседству с которой, немного выше, стояло две юрты. Дальше мы не пошли и тотчас стали устраивать бивак.
Было уже совсем темно. Мы сидели в односкатной палатке и смотрели на огонь, который весело пожирал сухие дрова. Я слушал рассказы гольдов о том, как жили они раньше. Мне живо представилась страна, заселённая туземцами, жизнь которых шла спокойно, пока не пришли к ним ниинка (китайцы) и лоца (русские). Они принесли болезни, спирт и деньги, погубившие впоследствии так много людей.
В это время на реке послышались тихие всплески, и вслед за тем из темноты вынырнула женщина на оморочке. Она пристала к берегу и втащила оморочку на берег. Подойдя к огню, она подала мне две больших рыбины и пару уток, которых тоже заколола острогою. Я поблагодарил её и обещал дать её сыновьям ружейные патроны, в которых, как я узнал, они очень нуждались.
Женщина покурила у нашего огня, потом пошла к своей лодке и скрылась в темноте. С минуту слышны были всплески двухлопастного весла.