Раннее утро. Зеленая лужайка въ молодомъ березнякѣ. Солнце только что взошло, и стволы березокъ розовѣютъ по верхамъ. Въ сторонѣ, на пенькѣ старой срубленной березы, сидитъ сумрачный, не выспавшійся докторъ Воротовъ. Возлѣ него въ травѣ ящикъ съ пистолетами и желтый саквояжикъ съ хирургическими инструментами. Корнетъ Краузе, въ длинной кавалерійской шинели, шагаетъ взадъ и впередъ въ глубинѣ лужайки. Вересовъ, въ пальто съ поднятымъ воротникомь и въ цилиндрѣ, стоя закуриваетъ папиросу. Николай Ивановичъ, тоже въ пальто, стоитъ возлѣ, глубоко засунувъ руки въ карманы.
Докторъ (сердито). Холодно... чортъ!.. Который часъ? Скоро ли они тамъ?
Краузе (останавливаясь и вынимая часы). Безъ тринадцати минутъ шесть.
Докторъ. Однако!..
Краузе. Да, они опоздали ровно на семнадцать минутъ.
Вересовъ (насильственно смѣясь). Вы удивительно пунктуальны, Краузе!
Краузе. Да, я во всемъ люблю аккуратность и точность.
Вересовъ. Даже въ томъ, чтобы отправить человѣка на тотъ свѣтъ?..
Краузе. Да, даже и въ этомъ...
Докторъ. Что дѣлать!.. Порода!.. Въ которомъ часу фрау фонъ-Краузе произвела васъ на свѣтъ, корнетъ?..
Краузе. Я не очень люблю такихъ шутокъ, докторъ... (Опять начинаетъ ходить. Пауза).
(Докторъ засовываетъ руки въ рукава и судорожно зѣваетъ. Краузе ходитъ, какъ маятникъ. Вересовъ и Николай Ивановичъ мнутся на мѣстѣ, видимо не зная, какъ держать себя. Всѣмъ холодно и тяжело).
Николай Ивановичъ (криво улыбаясь). А все-таки, глупо все это!.. (Помолчавъ, робко). Я не понимаю тебя, Борисъ!.. Неужели ты въ самомъ дѣлѣ, считаешь это необходимымъ?..
Вересовъ (сухо). Да, считаю... (Оживляясь и не глядя).Я прекрасно знаю все, что ты можешь сказать... Когда-то и я самъ считалъ все это глупостью, мальчишествомъ и юнкерствомъ... Но что же дѣлать, если до сихъ поръ человѣчество не изобрѣло ничего умнѣе!.. Дуэль -- глупость, да... Я ли убью, меня ли убьютъ, по существу это ничего не доказываетъ... (Болѣзненно морщась) И ничего не исправляетъ!.. Но бываютъ такія положенія, изъ которыхъ нѣтъ выхода!.. И кромѣ здраваго смысла, есть еще и другой законъ...
Николай Ивановичъ. Законъ дикаря?..
Вересовъ (вспыльчиво). Ну, да... дикаря!.. А почему ты думаешь, что этотъ законъ глупѣе всякаго другого?.. (Съ силой) Я знаю одно, что не моту продолжать жить какъ жилъ, когда есть человѣкъ, который въ пьяной компаніи, на смѣхъ, для потѣхи всякой сволочи начнетъ говорить о моей женѣ... о женщинѣ, которую я любилъ и люблю... какъ о проституткѣ... Когда...
Николай Ивановичъ (поспѣшно). Ну, да... ну, да... Но все-таки, это ужасно!.. Ужасно и безсмысленно!..
Вересовъ (коротко и жестко). Пусть!..
Николай Ивановичъ (безпомощно разводитъ руками).
(Пауза. Вересовъ закуриваетъ новую папиросу).
Краузе (останавливаясь). Безъ десяти минутъ шесть!
Докторъ (зѣвая). Холодно!..
Краузе. Да, свѣжо. (Начинаетъ ходить).
Николай Ивановичъ (тихо). Послушай, другъ... Я не хотѣлъ и не могъ говорить этого, но теперь, когда я вижу, что уже ничѣмъ остановить нельзя... Вѣдь, ты же первый былъ виноватъ во всемъ!
Вересовъ (упрямо). Это все равно!..
Николай Ивановичъ (опять безпомощно пожимаетъ плечами).
Вересовъ (быстро и рѣшительно). Ну, да... я знаю, что виноватъ я самъ... больше чѣмъ кто-нибудь во всемъ!.. Въ эту ночь... (Неестественно смѣется) какъ полагается передъ дуэлью... я много пережилъ и передумалъ!.. Я все вспомнилъ, и мнѣ пришло на память одно пушкинское стихотвореніе... Ты помнишь его?..
И съ отвращеніемъ читая жизнь свою,
Я трепещу, и проклинаю,
И горько жалуюсь и горько слезы лью,
Но строкъ печальныхъ не смываю!..
Николай Ивановичъ (съ тоской махнувъ рукой). Ахъ, что тутъ стихотвореніе!..
Вересовъ. Нѣтъ, постой!.. Я вспоминалъ всю нашу жизнь съ Зиной и вижу, какимъ негодяемъ и подлецомъ я былъ все время... Я началъ съ обмана... Ты этого не знаешь, и слава Богу!.. Въ обманѣ и лжи прожилъ съ нею столько лѣтъ, и всѣ эти годы не было минуты, когда бы мнѣ нечего было скрывать отъ нея!.. Я былъ подлецомъ, и гадокъ самому себѣ!.. Но если бы вернуть все съ начала, я сдѣлалъ бы то же!.. Я таковъ, какимъ создала меня природа и воспитала среда!.. Другимъ я быть не могу и не хочу!.. Я дитя своего вѣка: я не вѣрю ни во что и отъ жизни хочу только одного -- разнообразія и наслажденія!.. Я воспитался въ презрѣніи къ женщинѣ, въ отношеніи къ ней, какъ къ орудію наслажденія прежде всего!.. Можетъ быть, это гадко, а можетъ быть, она лучшаго и не заслуживаетъ!.. И несмотря на это, несмотря на то, что я измѣнялъ Зинѣ на каждомъ шагу и не считалъ себя какимъ-нибудь особеннымъ негодяемъ, я никогда не переставалъ любить ее. Зина была для меня святыней, которую я оскорблялъ, но въ которую вѣрилъ какъ въ Бога!.. Теперь я переживаю чувство человѣка, который вмѣсто храма своего увидѣлъ грязную и зловонную помойную яму!.. Можешь ли ты понять это?.. Думаю, что да... потому что ты тоже любишь и... когда-нибудь узнаешь то же, что узналъ я!.. Но я и теперь не могу представить себѣ... не могу представить себѣ мою свѣтлую, чистую Зину... (Машетъ рукой). Э, что тутъ говорить!..
Николай Ивановичъ. Но, вѣдь, она сдѣлала это изъ мести!.. Вѣдь, она была въ такомъ состояніи, когда не отдаютъ себѣ отчета...
Вересовъ (со злобой швыряя папиросу). Ахъ, оставь ты!.. Все это вздоръ! Я не ребенокъ!.. Почему же мы никогда не мстимъ такъ?.. Лѣзть въ грязь, чтобы отомстить другому!.. Изъ мести доставить себѣ нѣсколько пріятныхъ минутъ въ чужой постели!.. Ха!.. Всѣ онѣ въ такомъ состояніи: при первомъ удобномъ случаѣ, при малѣйшемъ благовидномъ предлогѣ броситься въ объятія первому встрѣчному, гадко и подло измѣнить, исковеркать душу!.. У всѣхъ у нихъ найдется предлогъ: у одной мужъ слишкомъ хорошъ и скученъ, у другой слишкомъ гадокъ... Почему же, если все дѣло въ мести и въ такомъ состояніи, она не пошла къ первому встрѣчному, въ самомъ дѣлѣ, къ первому встрѣчному... почему не отдалась случайному прохожему, лакею своему?.. Почему она побѣжала именно къ нему?..
Николай Ивановичъ. Онъ, вѣдь, давно за ней ухаживалъ...
Вересовъ (злобно смѣясь). Вотъ, вотъ!.. Давно ухаживалъ!.. Да неужели же ты не понимаешь, что это значитъ?.. Значитъ, что раньше у нея смѣлости не хватало, и когда мое глупое увлеченіе развязало ей руки, она прежде всего вспомнила о немъ!.. И почему именно эта месть прежде всего пришла въ голову?.. Въ ту же минуту пришла, какъ только узнала... Человѣкъ въ минуту злобы хватается за то оружіе, которое у него всегда подъ рукой... Значитъ всегда сидѣла въ ней эта мысль, эта похоть, что прежде всего она кинулась туда... Хорошо, она мстила мнѣ... а какъ же она отдавалась ему?.. Э, брось!.. Все это грязь и мерзость!.. Я... Краузе (останавливаясь). Ѣдутъ!
(Вересовъ останавливается на полусловѣ. Докторъ подымаетъ голову и всѣ смотрятъ туда, откуда доносится шумъ колесъ).
Николай Ивановичъ (торопливо хватая Вересова за руку). Борисъ, еще одно слово...
Вересовъ (съ рѣзко измѣнившимся холоднымъ и жесткимъ лицомъ). Оставь! (Вырываетъ руку и отходитъ).
(Изъ лѣсу показываются секунданты-офицеры, изъ которыхъ одинъ несетъ подмышкой ящикъ съ пистолетами. Дугановичъ, въ шинели, идетъ за ними. Онъ блѣденъ и разсѣянъ. По глазамъ и осунувшимся щекамъ видно, что онъ не спалъ всю ночь).
Краузе (вынимая часы). Шесть часовъ, господа!..
Молодой офицеръ (прикладывая руку къ козырьку). Простите, кучеръ повезъ насъ не той дорогой и мы немного заблудились... Надѣюсь, мы все-таки, не опоздали?..
Докторъ. Хм...
Молодой офицеръ. А, здравствуйте, докторъ!.. Вы что-то сказали?..
-- Докторъ. Нѣтъ, ничего...
(Секунданты здороваются другъ съ другомъ. Минутное замѣшательство. Никто не рѣшается начать первый. Офицеры неловко переглядываются, изрѣдка поглядывая на Вересова. Одинъ изъ нихъ такъ и держитъ обѣими руками передъ собою тяжелый ящикъ съ пистолетами).
Краузе (громко и рѣшительно). Ну, что же, господа?.. Пора начинать... Время идетъ. Надо отмѣрить разстояніе и бросить жребій, изъ какихъ пистолетовъ стрѣлять... Если вы ничего не имѣете противъ, я сдѣлаю...
(Секунданты Дугановича молча кланяются. Краузе оглядываетъ поляну и, выбравъ направленіе, отмѣриваетъ шаги, наискось отъ угла къ углу. Въ одномъ концѣ онъ втыкаетъ свою шашку, въ другомъ шашку о дно то изъ секундантовъ, которую тотъ торопливо подаетъ ему. Дѣлаетъ все онъ очень аккуратно и методично. Съ страннымъ любопытствомъ всѣ слѣдятъ за нимъ).
Краузе. Готово!.. Теперь я предлагаю кинуть жребій. Условія дуэли всѣмъ извѣстны, и я считаю лишнимъ повторять предварительно... Угодно вамъ кинуть жребій?..
Молодой офицеръ. Пожалуйста.
(Всѣ секунданты отходятъ вглубь поляны и тѣснятся въ кучку. Докторъ, вытянувъ шею, старается разсмотрѣть, что они дѣлаютъ).
Дугановичъ (быстро подходя къ доктору). Докторъ... я хочу сказать вамъ два слова...
Докторъ. Пожалуйста... я слушаю.
Дугановичъ (торопливо). Не откажите мнѣ... если меня убьютъ... передать это письмо Зинаидѣ... Павловнѣ...
Докторъ (дѣлая нерѣшительное движеніе). Я, право, не знаю...
Дугановичъ (быстро). Не бойтесь... здѣсь нѣтъ ничего особеннаго... Я могъ бы просто переслать это письмо, но я не хочу, чтобы кто-нибудь зналъ самый фактъ посылки мною письма Зинаидѣ Петровнѣ... Вы одинъ, кто случайно знаетъ все... Я не хочу, чтобы о нашихъ отношеніяхъ говорили... ради нея не хочу. Чтобы вы не думали... я скажу вамъ... Въ этомъ письмѣ я только хочу сказать ей, что глубоко и искренно сожалѣю о случившемся.. Теперь я самъ вижу, что это была ошибка, ужасная и непоправимая ошибка... Мнѣ очень тяжело, докторъ. Я знаю, что буду убитъ.
Докторъ. Ну!...
Дугановичъ (нетерпѣливо). Я знаю... Но не въ этомъ дѣло!.. Тяжело только умирать съ сознаніемъ, что всего одинъ часъ считалъ себя счастливымъ, да и то былъ самообманъ!.. А впрочемъ, все равно!.. Прощайте, докторъ!..
Докторъ (растроганно). Прощайте, голубчикъ... (Спохватившись). Да почему вы такъ увѣрены?..
Дугановичъ (съ болѣзненной досадой машетъ рукой). Я знаю!.. (Отходитъ).
Вересовъ (издали слѣдившій за этой сценой, съ перекошеннымъ отъ злобы и ненависти лицомъ). Господа, скоро ли вы?.. Это скучно, наконецъ!..
Краузе (вѣжливо). Все готово... Это были совершенно необходимыя формальности. Пожалуйте по мѣстамъ, господа.
(Легкая и короткая суета. Дугановичъ снимаетъ шинель и шашку и отдаетъ ее одному изъ секундантовъ. Вересовъ отдаетъ свое пальто Николаю Ивановичу, который обнимаетъ его, не выпуская пальто изъ рукъ. Освободившись отъ его объятій, Вересовъ подымаетъ воротникъ сюртука, застегивается на всѣ пуговицы, сдвигаетъ цилиндръ на затылокъ и становится на мѣсто. Секунданты пожимаютъ руку Дугановичу и отходятъ. Дугановичъ бросаетъ въ сторону фуражку. Краузе вручаетъ противникамъ пистолеты).
Краузе (становясь посрединѣ). Все готово, господа... Можно начинать?..
Николай Ивановичъ (съ пальто Вересова на рукахъ, бросается между ними). Позвольте, господа... мнѣ нѣсколько словъ!..
Краузе (удивленно). Пожалуйста.
Николай Ивановичъ (взволнованно и разсѣянно). Господа, я знаю, что, можетъ быть, больше ничего сдѣлать нельзя, но я хочу все-таки сказать... Неужели нельзя обойтись безъ этого?.. Я знаю, что въ такихъ случаяхъ офиціально предлагается примиреніе, но я не хочу офиціально!.. Я хочу сказать, что какъ бы ни было ужасно то, что произошло между вами, но, вѣдь, вы люди!.. Неужели нѣтъ иного способа, кромѣ кровавой расправы?.. Быть можетъ, въ эту послѣднюю минуту...
Вересовъ (злобно). Довольно, господа!.. Все это напрасная болтовня и трата времени!.. Я прошу начинать!..
Краузе (внимательно выслушавшій Николая Ивановича). Простите, но по долгу секундантовъ мы обязаны были предложить вамъ примиреніе. Въ качествѣ уполномоченнаго другими господами секундантами руководителя поединка, я предлагаю вамъ примириться. Согласны ли вы?..
Дугановичъ (быстро взглядывая на Вересова). Я ничего не имѣю противъ.
Вересовъ (коротко и зло смѣется). Еще бы!..
Краузе. Итакъ, господа!..
Вересовъ. Если вамъ непремѣнно нужна формальность, извольте: я отказываюсь. Надѣюсь теперь все?.. Или еще что-нибудь?..
Краузе (съ вѣжливымъ поклономъ). Нѣтъ, больше ничего... Господа секунданты, прошу занять свои мѣста...
(Секунданты отодвигаются вглубь поляны. Докторъ встаетъ съ своего мѣста, вытянувъ шею. Николай Ивановичъ отчаянно махаетъ рукой и становится спиной къ дуэлянтамъ, лицомъ къ дереву).
Краузе. Позвольте же повторить: то слову "готовься!", вы можете цѣлиться. Между словами "разъ" и "три!", стрѣлять... Но ни въ какомъ случаѣ не раньше слова "разъ"... Вы поняли, господа?..
Дугановичъ и Вересовъ (киваютъ головами). Краузе (отходя въ сторону и подымая руки). Итакъ, я начинаю... (Коротенькая пауза). Готовься!..
Дугановичъ и Вересовъ (подымаютъ пистолеты и Вересовъ почти сейчасъ-же стрѣляетъ).
(Краузе машинально кричитъ "разъ!" почти одновременно съ выстрѣломъ. Лугановичъ дѣлаетъ два шага впередъ, поворачивается и падаетъ. Нестройный общій крикъ ужаса и недоумѣнія. Секунда растерянности, потомъ докторъ и офицеры бросаются къ Лугановичу и окружаютъ его. Краузе стоитъ остолбенѣвъ. Потомъ вдругъ кидается къ Вересову).
Краузе (въ яростномъ негодованіи). Это убійство!.. Что вы сдѣлали?..
Вересовъ (холодно и упрямо). То, что вы видѣли!.. (Швыряетъ въ сторону пистолетъ и, круто повернувшись, идетъ прочь).
(Николай Ивановичъ съ ужасомъ сторонится отъ него. Краузе стоитъ какъ столбъ. Секунданты и докторъ оставляютъ Дугановича, неподвижно лежащаго на землѣ и, поднявшись, тоже съ ужасомъ смотрятъ вслѣдъ Вересову).
ЗАНАВѢСЪ.