Коршуны и соколы.
Нѣсколько часовъ спустя послѣ выступленія этого молчаливаго отряда, графъ де-Шиври съ гордой улыбкой подавалъ руку графинѣ де Монлюсонъ, садившейся въ карету съ своей теткой, чтобы ѣхать по той же самой дорогѣ. Солнце вставало въ горахъ Тироля и освѣщало ихъ свѣжія вершины. Розовыя облака на небѣ внушали мадригалы Цезарю, который сравнивалъ ихъ нѣжные оттѣнки съ румянцемъ Орфизы и съ ея алыми губками.
-- Взгляните, говорилъ онъ, небо улыбается вашему путешествію и утро окружаетъ васъ вѣнцомъ изъ лучей. Не вы ли сами заря, освѣщающая эти поля?
Хотя Орфиза, особенно съ нѣкотораго времени, чувствовала очень мало симпатіи къ высокомѣрной особѣ своего прекраснаго кузена, но все-таки она была женщина и эти любезныя рѣчи пріятно щекотали ей слухъ. Въ веселомъ расположеніи духа она простилась съ живописнымъ Зальцбургомъ, оставшимся за ними въ туманной дали.
Веселости этой однакожь не раздѣлялъ довѣренный человѣкъ, распоряжавшійся ихъ путешествіемъ. Слышанное имъ въ Зальцбургѣ разсказы о свирѣпыхъ татарахъ, грустный видъ пустынной мѣстности -- все внушало ему печальныя мысли. Передъ отъѣздомъ, Криктенъ попробовалъ отговорить графиню; она только посмѣялась надъ его страхомъ.
-- Ну! сказалъ себѣ честный слуга, теперь мнѣ остается только поручить свою душу святымъ угодникамъ и исполнить свой долгъ, какъ слѣдуетъ.
И онъ смѣло поѣхалъ впередъ въ головѣ поѣзда.
Графъ де Шиври ѣхалъ верхомъ у дверцы кареты и обмѣнивался взглядами и довольными улыбками со своимъ другомъ, кавалеромъ де Лудеакомъ, который восхищался прелестными видами окрестностей. Никогда еще не бывалъ онъ въ такомъ восторгѣ отъ красотъ природы. Вѣковые лѣса, шумящіе водопады, улыбающіяся въ тѣни деревьевъ долины, снѣговыя горы, висящіе на гребнѣ скалъ древніе замки -- все это вырывало у него крики удивленія. Стада и хижины его трогали. Онъ не былъ ужь придворнымъ, онъ былъ пастушкомъ. Орфиза, слушая его, улыбалась и сравнивала его съ Мелибеемъ.
-- Смѣйтесь, сколько угодно, возражалъ онъ, а я чувствую, что мое сердце расширяется! Богъ съ нимъ съ этимъ воздухомъ, которымъ мы дышемъ въ дворцахъ! Невозможно, чтобъ поѣздка, начатая при такихъ очаровательныхъ условіяхъ, не привела къ чуднымъ результатамъ!... Я, по крайней мѣрѣ, увѣренъ, что счастье ждетъ насъ на поворотѣ дороги!
-- Васъ или меня? спросила Орфиза.
-- О! счастье будетъ настолько любезно, что обратится прежде всего къ вамъ -- и этимъ оно только докажетъ свой умъ.
-- А въ какомъ же видѣ оно появится? продолжала Орфиза, забавляясь шуткой.
-- Это знаетъ? въ видѣ прекраснаго кавалера или принца прелестнаго, окруженнаго свитой пажей и конюшихъ, который предложитъ вамъ слѣдовать за нимъ въ очарованное царство.
-- Гдѣ поднесетъ мнѣ, не правда ли, корону и свое сердце?
-- Признайтесь однакожь, графиня, что лучше этого онъ ничего и не можетъ выдумать.
Въ эту самую минуту, когда графиня де Монлюсонъ весело болтала, а дорога углублялась въ горы и въ лѣса, принцесса и маркизъ де сент-Эллисъ узнали, что рано утромъ она выѣхала изъ Зальцбурга.
Забывъ объ усталости, принцесса бросилась во дворецъ епископа, назвала себя стоявшему въ караулѣ офицеру, пробралась въ собственные покой его преосвященства и вышла оттуда, добившись всего, чего хотѣла, т. е. конвоя изъ смѣлыхъ и рѣшительныхъ солдатъ. Ее мучило мрачное предчувствіе.
-- Теперь ужь мало догнать ее, сказала она маркизу, надо ее спасти... Дай Богъ, чтобъ мы не опоздали!
Изъ свѣдѣній, собраннныхъ въ гостинницѣ, гдѣ останавливалась графиня де Монлюсонъ, было очевидно, что графъ де Шиври опередилъ ихъ четырьмя или пятью часами. Конный отрядъ могъ еще, прибавивъ рыси, вернуть часть потеряннаго времени, но успѣетъ ли онъ догнать путешественницъ? Кромѣ того, принцесса узнала еще, что ночью видѣли, какъ другой отрядъ, тоже конный, выѣзжалъ изъ города по той самой дорогѣ, по которой поѣхала послѣ Орфиза съ теткой. Примѣты командира этого другаго отряда такъ сильно напоминали авантюриста, встрѣченнаго маркизомъ де Сент-Эллись въ Мецѣ, что онъ не могъ этого не сообщить принцессѣ.
-- Никакого больше сомнѣнья! засада! вскричала принцесса. Въ эту самую минуту, бѣдная Орфиза уже, мажетъ быть, попалась въ нее!
-- А вамъ бы въ самомъ дѣлѣ было больно, еслибъ ее похитили?
-- Я останусь неутѣшной на всю жизнь!
-- А между тѣмъ однакожь вы избавились бы отъ соперницы!... Чѣмъ больше я думаю, тѣмъ меньше тутъ что-нибудь понимаю... Что жь у васъ за сердце, въ самомъ дѣлѣ?
-- Сердце любящей женщины, очищенной страданіемъ отъ всякаго эгоизма!
-- И вы хотите, чтобъ я не обожалъ васъ?
-- Обожайте, но только спасите ее!
-- Ну, принцесса, надо, видно, прибѣгнуть къ талисману, сокращающему всякія разстоянія и отворяющему всякія двери.
Съ кошелькомъ въ рукѣ, маркизъ обратился къ командиру конвоя, даннаго имъ епископомъ. Хотя онъ и служилъ князю церкви, но былъ старый и опытный солдатъ. Онъ подумалъ съ минуту.
-- Пять-шесть часовъ времени, сказалъ онъ, это какихъ-нибудь пять-шесть миль въ гористой сторонѣ по сквернымъ дорогамъ. Значитъ, надо взять на-прямикъ и не для того, чтобъ догнать карету, а чтобъ опередить ее. Ну, а я знаю именно такую тропинку, что часа черезъ два мы будемъ въ томъ самомъ ущельи, гдѣ должна ждать засада, если только она есть въ самомъ дѣлѣ.
-- Такъ ѣдемъ же скорѣй! вскричалъ маркизъ, и сто пистолей попадутъ тебѣ въ карманъ, если выгадаешь еще полчаса изъ тѣхъ двухъ, о .которыхъ говоришь!
Черезъ двѣ минуты, весь отрядъ вступалъ, при самомъ выѣздѣ изъ Зальцбурга, на тропинку, которая вилась узкой лентой по склонамъ горъ и спускалась въ тѣсныя ущелья. Обѣщанье маркиза удвоило усердіе конвойныхъ; у коней будто выросли крылья. Несмотря на непроходимую почти мѣстность, они быстро подвигались впередъ, одинъ за другимъ. Принцесса Маміани пустилась тоже съ ними и подавала всѣмъ примѣръ храбрости, не пугаясь ни глубокихъ рытвинъ, ни шумящихъ потоковъ, черезъ которые надо было переправляться въ бродъ, по скользкимъ камнямъ.
-- А что, мы выгадаемъ полчаса? спрашивала она время отъ времени у проводника.
-- Выгадаемъ, да еще нѣсколько минутъ лишнихъ, отвѣчалъ онъ, И какъ только встрѣчалось мѣсто поровнѣй, хоть и поросшее густымъ верескомъ, онъ пускалъ своего коня вскачь.
Случалось иногда, что принцесса, увлекаемая нетерпѣньемъ, обгоняла его.
-- Быть любиму подобной женщиной и не любить ея, -- что за болванъ однакожь мой другъ! ворчалъ маркизъ про себя.
Наконецъ они вобрались на вершину горы, спускавшейся крутымъ, заросшимъ кустарниками, склономъ въ мрачное ущелье, сжатое между двумя стѣнами сѣроватыхъ скалъ. Вдоль самой дороги, которая вилась внизу, яростно гаумѣлъ бѣлый отъ лѣны потокъ.
-- Вотъ оно! сказалъ проводникъ, указывая пальцемъ на глубокое ущелье.
Оно было пустынно и тянулось черной змѣей въ густой темнотѣ. Солдатъ взглянулъ на солнце, лучи котораго не достигали еще до этой ямы.
-- Когда спустимся внизъ, сказалъ онъ, полчаса будетъ выгадано.
Въ то время, какъ принцесса Маміани и маркизъ де Сент-Эллисъ спускались, вслѣдъ за проводникомъ, по крутому обрыву высокой горы, карета графини де Монлюсонъ въѣзжала въ ущелье.
Дикій видъ его привлекъ ея вниманье. По обѣ стороны дороги, скалы поднимались высоко двойной стѣной, а внизу несся еще болѣе, стѣсняя дорогу, бѣшеный потокъ, клубясь и пѣнясь между кучами камней. Тамъ и сямъ цѣплялись ели по скатамъ изрытой дождями скалы и вѣтеръ шумѣлъ ихъ вѣтками, нарушая тишину безмолвнаго ущелья. На вершинѣ голой скалы высились развалины зубчатой башни. Лошади ступали медленно. Несмотря на полуденный часъ, дорога оставалась въ густой тѣни.
-- Мнѣ кажется, сказала Лудеаку Орфиза, привыкшая къ плоскимъ берегамъ Луары и видѣвшая теперь въ первый разъ эти суровыя горы и дикія ущелья, -- мнѣ кажется, что если рыцарь, о которомъ вы говорили, существуетъ не въ одномъ вашемъ воображеніи, онъ нигдѣ не найдетъ болѣе удобнаго мѣста для своихъ смѣлыхъ подвиговъ.
-- Могу васъ увѣрить, возразилъ Лудеакъ, что если-бы мнѣ суждено было сдѣлаться атаманомъ разбойниковъ, то я именно здѣсь выбралъ бы себѣ притонъ.
-- Вы заставляете меня дрожать отъ страху со всѣми вашими разсказами, сказала старая маркиза д'Юрсель: ждать опасности -- значитъ накликать ее...
-- Э! э! продолжала Орфиза, а я, право, была бы довольна, еслибъ мнѣ представился случай разсказать о какомъ-нибудь приключеніи моимъ прекраснымъ пріятельницамъ въ Луврѣ: Послѣ Фронды, это не со всякимъ случается!
-- И вы это говорите, вы, которую прекрасный кавалеръ вырвалъ недавно изъ челюстей смерти въ ту самую минуту, какъ вы были на самомъ краю страшной пропасти! вскричалъ графъ де Шиври насмѣшливо.
-- Разумѣется, и это чего-нибудь стоитъ, но именно этотъ случай, о которомъ вы мнѣ напомнили, и развилъ во мнѣ охоту насладиться еще разъ такой-же опасностью. Нападеніе, попытка похитить меня, неожиданная помощь отъ руки защитника, освобожденіе -- все это сдѣлало-бы изъ моей скромной личности героиню романа, и я должна сознаться, что не была-бы слишкомъ огорчена, еслибъ мнѣ досталась такая роль, хоть-бы на часъ или на два.
-- Мысль прекрасная, отвѣчалъ Цезарь, но я позволю себѣ однакожь выкинуть изъ нее одно только слово. Зачѣмъ же называть помощь, которая спасла бы васъ, неожиданною? Развѣ я не съ вами и неужели вы не вѣрите, что я готовъ пожертвовать жизнью вашей красотѣ? Пускай явится похититель и онъ узнаетъ всю тяжесть моей руки!
Въ эту самую минуту подъѣзжали къ тому мѣсту, гдѣ узкое ущелье терялось въ долинѣ, какъ ручей въ озерѣ. Обѣ стѣны, вдругъ раздвигались и составляли родъ цирка, покрытаго мелкой травой; дорога шла по самой серединѣ. Орфиза предложила остановиться здѣсь и позавтракать.
Криктенъ сначала было зашумѣлъ, но потомъ представилъ покорнымъ голосомъ нѣсколько робкихъ возраженій. Что за странная мысль -- останавливаться въ такой глухой сторонѣ, отдаленной отъ всякаго жилища и отъ всякой помощи! Было-бы гораздо благоразумнѣй ѣхать дальше, пока не встрѣтится какая-нибудь гостинница... Тамъ успѣлибы и позавтракать въ четырехъ стѣнахъ.
Графъ де Шиври разсмѣялся.
-- Если тебѣ страшно, любезный, сказалъ онъ ему, можешь себѣ убираться; найдутся и другіе охотники осушить здѣсь нѣсколько бутылокъ и закусить чѣмъ-нибудь холоднымъ.
Криктенъ вздохнулъ и принялся помогать товарищамъ, вынимавшимъ провизію изъ каретныхъ сундуковъ.
-- Какъ жаль, что съ нами нѣтъ музыки, чтобъ еще болѣе украсить этотъ милый привалъ, прошепталъ потихоньку Лудеакъ, отъискивая для Орфизы мѣстечко на травѣ въ углу долины.
Онъ посмотрѣлъ внимательно кругомъ и замѣтилъ по выходившему изъ густой чащи сверканью металла, что если не музыканты готовили свои инструменты, то люди, присутствіе которыхъ едва можно было развѣ отгадать, но не различить, готовили свое оружіе.
Одинъ изъ нихъ выставилъ даже украдкой голову между вѣтками. Это былъ Пемпренель, который смѣялся себѣ въ бороду, узнавъ графа де Шиври среди путешественниковъ.
-- Очень ловкій этотъ графъ де Шиври! прошепталъ онъ, и очень красивая эта графиня де Монлюсонъ!... Пари держу, что онъ сейчасъ. прикинется, что намѣренъ пощипать насъ!... Получитъ себѣ, значитъ, и всѣ выгоды отъ результата, и всю пользу отъ нѣжной преданности...
-- А ты догадался, сказалъ Бриктайль, улыбаясь, ну! вотъ и пора намъ пришпорить коней...
Слуги едва успѣли открыть сундуки и разложить часть провизіи, какъ вдругъ общество окружено было шайкой верховыхъ, выскачившей во весь опоръ изъ темнаго углубленія въ горѣ. Впереди скакалъ человѣкъ огромнаго роста, размахивая тяжелой шгсагой; первымъ же ударомъ онъ свалилъ съ ногъ лакея, собиравшагося выстрѣлить. Нельзя оыло ошибиться: напали разбойники.
Графиня де Монлюсонъ поблѣднѣла, маркиза д'Юрсель вскрикнула и упала въ обморокъ, а графъ де Шиври, обмѣнявшись взглядомъ съ кавалеромъ, выхватилъ шпагу, дѣлая видъ, что хочетъ броситься на нападающихъ.
-- Вѣдь я говорилъ! проворчалъ Пемпремель.
Отпоръ былъ и не долгій, и не сильный. Три или четыре лакея однакожь, и во главѣ ихъ Криктенъ, кинулись смѣло на выручку графини и составили вокругъ нея оплотъ изъ своихъ рукъ. Они рубили на право и на лѣво, какъ честный народъ, не желающій погибнуть безъ отпора; но ихъ бы очень скоро всѣхъ перебили, еслибъ жадные мошенники, набранные капитаномъ д'Арпальеромъ, не бросились грабить карету, что придало бѣднымъ слугамъ немного больше стойкости. Между тѣмъ графъ де Шиври отчаянно злился и охотно бы сталъ колоть своихъ бездѣльниковъ, кинувшихся на чемоданы, а не на графиню, но для виду ему пришлось скрестить шпаги съ начальникомъ шайки. При первыхъ же ударахъ онъ вдругъ ослабѣлъ и громкимъ голосомъ сталъ звать къ себѣ на помощь.
Само Небо, казалось, услышало эти крики. Въ ту самую минуту, какъ Орфиза де Монлюсонъ, считая себя погибшею, уже искала оружія, чтобъ наказать дерзкаго, который осмѣлится къ ней прикоснуться, -- отрядъ солдатъ, вооруженныхъ съ головы до ногъ, показался при въѣздѣ въ долину и бросился, со шпагами на-голо, на грабившихъ сундуки бездѣльниковъ. Люди эти спустились, казалось, съ вершины горъ, какъ соколы. Командиръ летѣлъ впереди и раскроилъ до самой бороды черепъ разбойнику, который неудачно выстрѣлилъ въ него изъ пистолета.
-- Скверно! проворчалъ Лудеакъ, раздумывая ужо о послѣдствіяхъ этой схватки.
Цезарь считалъ глазами враговъ, съ которыми приходилось биться. Поддержи его, какъ слѣдуетъ шайка капитана, онъ могъ бы выдержать ихъ напоръ и даже, быть можетъ, одолѣть ихъ. Орфиза была тутъ, рядомъ: еще одно усиліе -- и она попадетъ къ нему въ руки. Въ одно мгновенье у него въ головѣ мелькнула мысль схватить ее, взвалить на сѣдло и ускакать съ ней; но раздавшійся съ другаго конца долины крикъ остановилъ его.
-- Бей! руби! ревѣлъ кто-то страшнымъ голосомъ.
И въ ту жь минуту трое всадниковъ, пришпоривая бѣлыхъ отъ пѣны коней, налетѣли сзади, какъ молнія, на мошенниковъ, которыхъ солдаты епископа зальцбургскаго рубили спереди.
Въ одно мгновенье ока человѣкъ пять упало замертво. Цезарь узналъ по воинскому крику Гуго де Монтестрюка, а съ нимъ Коклико и Кадура, и позеленѣлъ отъ ярости. Не броситься-ль на него, сдѣлавъ знакъ Лудеаку, чтобъ онъ бросился на маркиза? Но уже бездѣльники капитана, захваченные въ расплохъ, начинали подаваться; тѣ, у кого лошади были поисправнѣй, скакали уже прочь во весь опоръ. Нерѣшительность Цезаря продлилась всего одну секунду и, понимая, что онъ можетъ погубить себя навѣки въ глазахъ графини де Монлюсонъ, онъ кинулся горячо на своихъ сообщниковъ.
-- А! и вы тоже! проворчалъ сквозь зубы Бриктайль, только что свалившій одного изъ людей маркиза де Сентъ-Эллиса.
-- Да! и я, чортъ побери! возразилъ Цезарь тѣмъ же тономъ... Вѣдь надо жъ мнѣ показать!... смотрите... вотъ ваши плуты бѣгутъ... а вотъ и маркизъ де Сентъ-Эллисъ съ этимъ проклятымъ Монтестрюкомъ !...
-- Ахъ! еслибъ ихъ было только двое! продолжалъ д'Арпальеръ, узнавъ принцессу, спѣшившую подъѣхать къ Орфизѣ, и смутившись отъ этой неожиданной встрѣчи.
Лудеакъ проскользнулъ къ нимъ, какъ лисица.
-- Совсѣмъ было хорошо, а теперь все пропало! сказалъ онъ. Бѣгите скорѣй.
Капитанъ зарычалъ, какъ бульдогъ; губы у него побѣлѣли, глаза горѣли. Онъ еще не рѣшался бѣжать: у него блеснула безумная мысль -- кинуться на Монтестрюка и вырвать у него жизнь или самому погибнуть. Вдругъ онъ почувствовалъ, что лошадь его слабѣетъ и падаетъ подъ нимъ.
-- Громъ и молнія! крикнулъ онъ, моя лошадь ранена!
При этомъ знакомомъ восклицаніи, Гуго обернулся, но не замѣтилъ капитана, впереди котораго вертѣлись Лудеакъ и Шиври, дѣлая видъ, что рубятся съ нимъ.
-- Скорѣй хватите меня шпагой, чтобъ я могъ упасть, возразилъ быстро кавалеръ съ обычной своей находчивостью, и берите мою лошадь! Она надежная и вывезетъ васъ изъ бѣды.
Итальянецъ поднялъ шпагу, скользнувшую по шляпѣ Лудеака, который тяжело повалился. Однимъ скачкомъ капитанъ кинулся на его сѣдло и, пришпоривъ коня, исчезъ въ ближнемъ оврагѣ. Два-три выстрѣла раздались за нимъ въ догонку, но ни одинъ не попалъ и скоро онъ скрылся отъ всякой погони.
Эту самую минуту и выбралъ Цезарь, чтобъ броситься, какъ слѣдуетъ, на своихъ недавнихъ союзниковъ. Первымъ подвернулся ему Пемпренель.
-- Прочь, каналья! крикнулъ онъ.
-- О! какъ грозно! а еще землякъ! возразилъ разбойникъ.
Но въ ту же минуту страшный ударъ шпаги хватилъ его по головѣ. Оолѣпленный кровью, оглушенный ударомъ, парижанинъ сохранилъ еще однакожь настолько присутствія духа, что обнялъ шею лошади и пустилъ ее во всю прыть вонъ изъ долины.
-- Ахъ! да какой же онъ ловкій, графь де Шиври! какой же ловкій! ворчалъ онъ, удаляясь. Если только уцѣлѣю, я ему это припомню.
Монтестрюкъ былъ такъ занятъ графиней де Монлюсонъ, что не слишкомъ заботился о бѣгствѣ капитана. Онъ ужь забылъ о раздавшемся въ его ушахъ восклицаніи и думалъ просто, что ускакалъ одинъ лишній разбойникъ. Онъ былъ съ Орфизой, онъ видѣлъ только ее одну.
-- Я опять васъ вижу! и вы невредимы, неправда ли? вскричалъ онъ, какъ только могъ заговорить отъ радости.
-- Совершенно, отвѣчала она и, забывшись, протянула ему обѣ руки, которыя онъ цѣловалъ съ восхищеньемъ. Но почти тотчасъ же улыбка показалась на лицѣ герцогини; она вернулась къ своему всегдашнему гордому и веселому нраву, хотя и была еще блѣдна, и сказала:
-- Я немножко, можетъ быть, и дрожала; но теперь, какъ все кончено, признаюсь, я довольна, что присутствовала при одной изъ тѣхъ сценъ, какія только и можно видѣть, что въ испанскихъ драмахъ. Но объясните мнѣ, пожалуйста, какъ вы могли поспѣть именно во время, чтобъ вырвать меня изъ когтей этихъ разбойниковъ? Что у васъ есть добрая фея въ распоряженіи, что ли?
-- Эта добрая фея -- вотъ она, отвѣчалъ Гуго указывая, на принцессу.
-- Вы? продолжала Орфиза, у которой страхъ начиналъ уступать мѣсто удивленью; какимъ чудомъ, въ самомъ дѣлѣ вы попали въ эту пустыню съ маркизомъ де Сентъ-Эллисъ?
-- На этотъ вопросъ гораздо лучше насъ могъ бы, кажется отвѣтить графъ де Шиври, который васъ такъ удачно провожалъ! сказалъ Гуго, бросивъ на Цезаря гнѣвный взглядъ.
-- Не понимаю, что вамъ угодно этимъ сказать, графъ возразилъ Шиври со своимъ всегдашнимъ высокомѣріемъ, и вы мнѣ позволите, безъ сомнѣнья, не безпокоиться разгадывать ваши странныя слова... Я провожаю герцогиню д'Авраншъ въ неосторожно предпринятой ею поѣздкѣ. Шайка разбойниковъ, пользуясь пустынною и дикой мѣстностью, нападаетъ на ея карету. Мы обнажаемъ шпаги, мой другъ Лудеакъ и я, чтобъ наказать бездѣльниковъ; мнѣ достается двѣ-три царапины, кавалеръ лишается своей лошади и я, право не понимаю, изъ чего тутъ поднимать крикъ!
-- Тьфу! произнесъ Лудеакъ, пять-шесть убитыхъ мошенниковъ, да нѣсколько слегка побитыхъ лакеевъ и сломанныхъ замковъ на сундукахъ, стоитъ ли объ этомъ толковать?
-- Въ самомъ дѣлѣ, не стоитъ, или считать пролитую кровь ни во что... отвѣчала графиня де Монлюсонъ; но все это нисколько мнѣ не объясняетъ, зачѣмъ очутилась здѣсь принцесса Маміани?
-- Поговоримъ объ этомъ послѣ, пожалуйста! возразила Леонора спокойно. Я, можетъ быть, бредила; мнѣ представились вы подъ видомъ голубя, похищаемаго коршуномъ... Вы вѣдь знаете, что всѣ мы итальянцы очень суевѣрны и я, право, не виновата, что вѣрю въ предчувствія.
Взглядъ ея скользнулъ при этомъ на графа де Шиври.
-- Навѣрное, что нибудь случилось, шепнулъ Цезарь на ухо Лудеаку.
-- Боюсь, что такъ, отвѣчалъ этотъ тоже шопотомъ.
Пока Монтестрюкъ забывалъ и себя, и всѣхъ близъ Орфизы, Коклико, у котораго еще звенѣло въ ушахъ восклицаніе капитана, бросился вслѣдъ за нимъ къ выходу изъ ущелья, вмѣстѣ съ Угренкомъ, который ужь вообразилъ себя настоящимъ солдатомъ, потому только, что понюхалъ пороху.
-- Вѣдь ты тоже слышалъ, неправда ли? спрашивалъ его Коклико. Меня вѣдь не обманулъ слухъ? Вѣдь онъ крикнулъ: Громъ и молнія!
-- И еще какимъ страшнымъ голосомъ! Я такъ и подскочилъ, на сѣдлѣ.
-- Да! да! Этотъ громъ съ молніей я бы узналъ между тысячью криковъ.
Слѣды крови еа травѣ и на камняхъ вели ихъ по горамъ шаговъ на сотню. Они думали, что человѣкъ, за которымъ они гонятся, раненъ и что эти слѣды крови помогутъ имъ нагнать его, какъ вдругъ увидали подъ большимъ кустомъ на травѣ несчастнаго, который усиливался слабѣющей рукой остановить кровь, лившуюся ручьемъ изъ широкой раны на головѣ. Это былъ не капитанъ Бриктайль, но жалость и состраданіе охватили Коклико и онъ подъѣхалъ поближе къ раненому.
При видѣ верховаго, этотъ приподнялся съ трудомъ.
-- Ну! вы изъ тѣхъ, что тамъ надѣлали-таки намъ хлопотъ! Хотите доканать меня -- это ваше дѣло; только, ради Бога, поскорѣй: не мучьте!
-- Доканать? сказалъ Угренокъ, сойдя съ лошади; нѣтъ, мы не изъ таковыхъ, пріятель!
И онъ принялся обвязывать платкомъ разрубленную голову бѣдняги, между тѣмъ какъ Коклико давалъ ему пить изъ фляжки. Раненый взглянулъ на нихъ съ удивленьемъ.
-- Ну! сказалъ онъ, облизываясь, я видѣлъ на своемъ вѣку многое, но ничего еще въ этомъ родѣ!
Онъ растянулся на травѣ, головой въ тѣни.
-- Вы мнѣ попали какъ разъ въ слабую жилку, продолжалъ онъ -- хоть еще разъ въ жизни досталось выпить, да и водка же какая славная, клянусь Богомъ!... Теперь и душѣ будетъ легче умирать.
-- Что тамъ толковать о смерти?... Ужь если вашей душѣ вздумалось забраться въ такое худое тѣло, то, видно, ей тамъ нравится... Я христіянинъ, и разъ судьба послала мнѣ встрѣтиться въ Германіи съ землякомъ -- я это вижу по вашему выговору, -- то не дамъ же я ему такъ пропасть безъ всякой помощи.
Сказавъ это, Коклико взвалилъ его къ себѣ на плечи и отнесъ къ дровосѣку, домишко котораго виднѣлся на горѣ по выходившему изъ трубы дыму.
-- Эй! кто тамъ? крикнулъ онъ. -- Вотъ возьмите-ка себѣ раненаго -- Богъ вамъ его посылаетъ, такъ и ухаживайте за нимъ получше: это зачтется вамъ въ раю. А вотъ пока и деньги за труды и на расходъ.
Дровосѣкъ съ женой сдѣлали на скоро постель изъ моху и сухого листа, покрыли простыней и уложили на ней раненаго.
Коклико собирался ужь уходить, какъ почувствовалъ, что его кто-то дернулъ за рукавъ.
-- Это я... хочу вамъ сказать два слова... У меня сердце растаяло отъ того, что вы для меня сдѣлали... а растрогать Пемпренеля -- это штука, право, нелегкая... Мнѣ сильно хочется стать вамъ другомъ, если только останусь живъ... Значитъ, вамъ когда случится надобность въ человѣкѣ съ добрыми ногами и зоркими глазами, лишь бы только у него голова тогда была цѣла, -- вспомните обо мнѣ.... Для васъ я сдѣлаю то, чего никогда ни для кого не дѣлалъ...
-- Доброе дѣло, что-ли?
-- Ну, да, хоть и доброе дѣло, особенно, если отъ него будетъ вредъ кое-кому!
-- Но, разставаясь въ Тиролѣ, гдѣ же мы можемъ сойдтись опять?
-- А хоть бы въ Парижѣ: я вернусь туда прямехонько, какъ только буду въ силахъ переставлять ноги. Чортъ бы побралъ глупую фантазію потаскаться на чужой сторонѣ!
Онъ притянулъ одѣяло подъ бороду и, сдѣлавъ знакъ Коклико чтобъ тотъ подошелъ поближе, продолжалъ:
-- Вы знаете, что меня зовутъ Пемпренель.... Значитъ, если вамъ встрѣтится надобность въ моихъ услугахъ, походите только по Медвѣжьей улицѣ и поищите тамъ плохенькій трактиръ подъ вывѣской Крысы Прядильницы. Тамъ меня и найдете.
Онъ глубоко вздохнулъ и продолжалъ:
-- Крыса-то-вѣдь я самъ, увы! а ужь и бѣгалъ-то я сколько на своемъ вѣку!... {Тутъ непереводимая игра словъ, основанная на двойномъ значеніи французскаго глагола filer-- бѣжать, убѣгать и прясть.} Держитъ этотъ трактирчикъ женщина, которую зовутъ Кокоттой.... Она такая же жирная, какъ я худой, и живемъ мы съ ней ладно. Я скромно прячусь у ней отъ людскаго любопытства.... Когда вспомните обо мнѣ, дайте ей въ руки только клочокъ бумажки съ тремя словами: Пемпренель, Зальцбургъ и Коклико, вѣдь васъ такъ зовутъ, кажется? да напишите ихъ не сряду, а одно подъ другимъ. Я пойму и буду ждать васъ.
-- Хорошо, вспомнимъ, сказалъ Угренокъ,
-- А теперь спите себѣ покойно, продолжалъ Коклико; время бѣжитъ и намъ пора вернуться къ своимъ.
Онъ высыпалъ на руку дровосѣку, что еще оставалось у него въ кошелькѣ и, сѣвъ на коней съ маленькимъ товарищемъ, поскакалъ назадъ въ долину, гдѣ Монтестрюкъ бесѣдовалъ съ Орфизой де Монлюсонъ.