Мина и контрмина.
Мы разстались съ маркизомъ де Сент-Эллисъ, когда онъ, въ бѣшенствѣ посылая ко всѣмъ чертямъ Гуго де Монтестрюка, убирался обогнать его на зальцбургской дорогѣ. Отъ скорой ѣзды онъ еще больше выходилъ изъ себя и отъ нечего дѣлать разсыпался въ ругательствахъ.
-- Славнаго молодчика, нечего сказать, предпочла мнѣ! говорилъ онъ, стегая до крови бѣдную лошадь свою хлыстомъ... Молодъ, говорятъ, и красавецъ... Велика важность!.. Что-жь я, старъ и неуклюжъ, что ли?.. А откуда онъ явился, позвольте спросить? Что, у него хоть два или три предка сложили голову въ Палестинѣ отъ меча сарацинъ, или хоть одинъ палъ въ битвѣ при Бувинѣ? Дворянство-то у него вчерашнее, а туда же гоняется за принцессами, дерзкій мальчишка!.. И что за предательство!.. Вѣдь я отъ него не прятался со своими мученьями! Еще далъ лучшаго жеребца съ конюшни для дурачества! А какъ ловко напалъ я на мошенниковъ, чтобъ его выручить! И вотъ въ благодарность онъ, съ перваго же разу, отнимаетъ у меня инфанту!.. Ну, ужь только бы догнать мнѣ ее! Какъ она ни кричи тамъ себѣ, а я ужь ея не выпущу и весь свѣтъ объѣду съ нею!
Съ криками, съ бранью, съ проклятіями онъ скакалъ себѣ да скакалъ, какъ вдругъ, разъ вечеромъ, при заходѣ солнца и при выѣздѣ изъ бѣдной деревеньки, нагналъ карету, лежащую на боку по середи дороги: одно колесо было на воздухѣ, а другое валялось на землѣ, разбитое на двое. Лошади бились въ упряжи, а ямщики бѣгали отъ одной къ другой, надѣляя ихъ кнутьями и бранью. Изъ кареты слышались нѣжные и жалостные стоны.
Какъ ни сердитъ былъ маркизъ, а растаялъ отъ нѣжнаго голоса и, соскочивъ съ сѣдла, подбѣжалъ къ каретѣ, открылъ дверцу и вытащилъ заплаканную женщину. При первомъ взглядѣ на него, она вскрикнула;
-- Какъ! это вы, маркизъ де Сентъ-Эллисъ!
-- Принцесса Маміани!
-- Ахъ! милый маркизъ, само Небо васъ посылаетъ!
-- Нѣтъ, принцесса, нѣтъ, совсѣмъ не Небо, а развѣ бѣшенство.
Онъ отступилъ шагъ назадъ и, не спуская съ нея глазъ, началъ такъ:
-- Осмѣльтесь признаться, зачѣмъ вы ѣдете въ Зальцбургъ? Попробуйте отречься, что не для того, чтобъ встрѣтиться съ графомъ де Монтестрюкъ? Достанетъ-ли у васъ смѣлости сказать, что вы не назначили ему тамъ свиласья?
-- Да сознаюсь же, напротивъ, сознаюсь!
-- Какъ! сознаетесь? и мнѣ, Гаспару-Генриху-Готфриду де Сент-Эллисъ?...
-- Да, безъ сомнѣнья... кому-жь и сознаться, какъ не вамъ, его другу, его лучшему другу?
-- Я -- другъ его?... никогда! я терпѣть его не могу!
Услышавъ это, принцесса зарыдала и, ломая руки, воскликнула въ отчаяньи:
-- Но чтожь со мной будетъ, если вы меня здѣсь бросите?... въ незнакомой сторонѣ, безъ всякой помощи, съ опрокинутой каретой!... Каждый лишній часъ грозитъ ему бѣдой.
-- И отлично! пусть попадетъ онъ прямо въ адъ, къ сатанѣ!
-- Гуго? да что жь онъ вамъ сдѣлалъ? за что это?...
-- Какъ! что онъ мнѣ сдѣлалъ? ну, признаюсь, на такой вопросъ только и способна женщина, да еще итальянка! Что онъ мнѣ сдѣлалъ, этотъ проклятый Монтестрюкъ? да спросите лучше, чего онъ мнѣ не сдѣлалъ?
-- Что-жь такое?
-- Величайшее преступленіе въ моихъ глазахъ: онъ васъ любитъ!
-- Онъ? О! если бъ то Господь далъ, чтобъ такъ было!... тогда дѣла не были бы въ такомъ отчаянномъ положеніи!
Тутъ гнѣвъ маркиза перешелъ всѣ границы.
-- Вы жалуетесь, что онъ васъ не любитъ! Какая неслыханная смѣлость! А посланная въ Мецъ записка, въ которой вы говорите такимъ нѣжнымъ языкомъ? А требованье, чтобъ онъ поспѣшилъ въ Зальцбургъ къ предмету своей страсти? Наконецъ самое присутствіе ваше здѣсь, на этой дорогѣ -- не лучшее-ли доказательство цѣлой цѣпи предательства и измѣны, которыя бѣсятъ меня и вопіютъ о мщеніи?
Принцесса смотрѣла на маркиза заплаканными глазами.
-- Что вы тамъ говорите о мщеніи? сказала она жалобно, никогда вы не съумѣете отомстить мнѣ такъ, какъ судьба уже мститъ... Увы! вы обвиняете Монтестрюка въ любви ко мнѣ, а онъ весь занятъ мыслью -- понравиться другой! И для этой-то другой, для графини де Монлюсонъ, я скачу во весь опоръ середи Германіи! Обожаемой его Орфизѣ грозитъ страшная опасность. Я знаю, что лишиться ея -- для него хуже, чѣмъ умереть, и вотъ я ѣду спасать ее...
-- Вы?
-- Да, я! Еслибъ мнѣ сказали прежде, что я сдѣлаю когда-нибудь то, что теперь дѣлаю, -- я бы ни за что не повѣрила! Я не обманываю васъ, а говорю, какъ оно есть на самомъ дѣлѣ. Любовь къ вашему другу -- не качайте такъ свирѣпо головой, онъ вашъ другъ и будетъ вашимъ другомъ, такъ нужно любовь эта меня совсѣмъ переродила. Я ужь и не знаю, право, что за сердце у меня въ груди. Я вытерпѣла всѣ муки ревности, я плакала, я умоляла, я проводила безсонныя ночи, я томилась по цѣлымъ часамъ, я призывала смерть, не имѣя духу сама искать ея, -- и вотъ послѣдствія всего этого! Какая-то неодолимая сила вынуждаетъ меня посвятить ему всю жизнь мою. Мнѣ бы слѣдовало бросить на гибель соперницу, я бы должна была ее ненавидѣть всѣми силами души, отдать ее, беззащитную, такому человѣку, который ни передъ чѣмъ не отступитъ. Нѣтъ! не могу! Дѣло не въ ней, а въ немъ! понимаете?
Маркизъ де Сент-Эллисъ ходилъ взадъ и впередъ по дорогѣ, слушая Леонору, кусая свои усы, пожирая ее глазами, волнуясь между гнѣвомъ и жалостью, но сильнѣй всего поддаваясь удивленью.
-- Что вы тамъ разсказываете? вскричалъ онъ наконецъ, вы говорите, что любите его, а онъ васъ не любитъ?
-- Къ несчастью, именно такъ.
-- Да что онъ, слѣпъ, что-ли, скотина?
-- Увы! совсѣмъ не слѣпъ: у него вѣдь есть же глаза для графини де Монлюсонъ!
-- И это для нея вы пустились теперь въ путь?
-- Вы сами это скоро увидите, если только поможете мнѣ теперь.
-- Что же надо дѣлать?
Принцесса подскочила и, взявъ обѣ руки маркиза, сказала въ порывѣ радости:
-- Ахъ! я вѣдь знала, что вы меня послушаете и что мой голосъ найдетъ отголосокъ въ вашемъ сердцѣ!
-- Я пока ничего еще не обѣщалъ... Объяснитесь, пожалуйста...
-- Графиня де Монлюсонъ поѣхала въ Вѣну единственно для того, чтобъ быть поближе къ графу де Монтестрюку...
-- Что, развѣ она его тоже любитъ?
-- А вы этого не знали?
-- Значитъ, весь свѣтъ его любитъ, разбойника?
-- Человѣкъ, который желаетъ его только за богатство и за титулъ, рѣшился воспользоваться случаемъ, чтобъ похитить ее...
-- Вотъ это очень мило!
-- А что совсѣмъ ужь не такъ мило, такъ это -- пользоваться беззащитностью одинокой женщины, съ слабостью, довѣрчивостью, чтобъ принудить ее, хоть бы силой, не имѣть другаго прибѣжища, какъ къ состраданію похитителя.
-- Тьфу, какая мерзость! ну, моя страсть къ приключеніямъ не доходитъ до такихъ подвиговъ.
-- Я никогда въ этомъ не сомнѣвалась...
-- А какъ зовутъ этого ловкаго человѣка?
-- Графъ де Шиври. Онъ ускакалъ впередъ; онъ ужь теперь, можетъ быть, въ Зальцбургѣ и, повѣрьте, ни передъ чѣмъ не остановится, лишь бы добиться своей цѣли. Именно для того я и собралась вдругъ ѣхать къ ней, чтобъ предупредить, предостеречь ее отъ этого страшнаго Цезаря... чтобъ помочь ей и вырвать у него изъ когтей,
-- Вы? этими вотъ маленькими ручками? Хоть вы и принцесса, а все-таки женщина, да еще и одна, что жь вы можете сдѣлать?
-- Епископъ зальцбургскій, владѣтельный государь въ своемъ городѣ -- мнѣ родственникъ. Я увѣрена, что, по моей просьбѣ, онъ дастъ мнѣ конвой, чтобъ защитить графиню де Монлюсонъ отъ всякаго покушенія. Тогда пусть попробуетъ графъ де Шиври дотронуться хоть до одного волоска на ея головѣ!
-- И все это оттого, что Монтестрюкъ ее обожаетъ?
-- Да, оттого, что онъ ее обожаетъ.
Принцесса сказала это такимъ нѣжнымъ и печальнымъ голосомъ, съ такой жгучей горестью и съ такой покорностью судьбѣ, что маркизъ былъ тронутъ до глубины души.
Она замѣтила это по его глазамъ и, улыбаясь, какъ мученикъ, котораго коснулся огонь костра и который устремилъ взоры къ небу, она продолжала:
-- Не жалѣйте обо мнѣ. Въ этой безпредѣльной преданности, изъ которой состоитъ теперь вся жизнь моя, есть тайная прелесть, какой я прежде и не подозрѣвала. Въ мысляхъ нѣтъ больше ни малѣйшаго эгоизма... дышешь, дѣйствуешь, надѣешься -- все для другаго... Очищаешься душой въ этомъ жертвенномъ огнѣ, дѣлаешься лучше... Это, можетъ быть, и не то, о чемъ я мечтала, но это несравненно выше! На Востокѣ, говорятъ, вдовы приносятъ себя въ жертву, чтобъ не пережить любимаго мужа... Почему же христіанкѣ не принести въ жертву любви своей счастью любимаго человѣка? Неужели разбить свое сердце труднѣй, чѣмъ сжечь тѣло? У меня хватитъ на это храбрости и, можетъ быть, мнѣ многое простится въ послѣдній часъ за то, что я много любила.
Маркизъ утиралъ слезы украдкой.
-- Чортъ знаетъ, что такое! вотъ ужь я плачу, какъ ребенокъ! сказалъ онъ.
Онъ взялъ обѣ руки принцессы и принялся цѣловать ихъ одну за другой, потомъ вдругъ вскричалъ гнѣвно:
-- И онъ не у вашихъ ногъ, язычникъ проклятый!
-- Вы поѣдете со мной, я могу на васъ разсчитывать, не правда ли? спросила Леонора, увѣренная теперь въ побѣдѣ.
-- Всегда и во всемъ; ѣду, куда прикажете.
-- Ну, такъ поскорѣй!... Нельзя терять ни минуты!
Она сдѣлала усиліе и пошатнулась. Маркизъ бросился поддержать ее.
-- У васъ силъ не хватитъ, сказалъ онъ.
-- О! хватитъ!... Правда, я страшно измучилась... Все время вскачь, и по какимъ дорогамъ! Но ѣхать надо, и я поѣду!
Карета все еще лежала на боку, а кругомъ толпился народъ и, какъ водится, только разсуждалъ, а ничего не дѣлалъ. Кто связывалъ веревку, кто вбивалъ гвоздь. Съ такими рабочими прошло бы нѣсколько часовъ, пока можно было бы двинуться дальше.
-- Бросимъ эту развалину и на коня! сказала принцесса рѣшительно.
-- Да вы не удержитесь на сѣдлѣ?
-- А вотъ увидите!
Въ ближайшей деревнѣ нашлись лошади не только для принцессы Маміани и для маркиза де Сент-Эллиса, но и для всѣхъ ихъ людей. Въ такихъ случаяхъ у маркиза было очень простое средство добиться толку: онъ являлся въ одной рукѣ съ кошелькомъ, а въ другой -- съ хлыстомъ, и въ подкрѣпленіе своихъ требованій, говорилъ всего три слова:
"Заплачу или изобью!"
Ни разу эти три слова не пропадали даромъ. Деньги брали, хлысту кланялись, а лошадей приводили.
До Зальцбурга доѣхали скоро и безъ всякихъ приключеній. Принцесса поѣхала прямо къ его преосвященству епископу зальцбургскому, своему родственнику, который имѣлъ и духовную, и свѣтскую власть надъ своимъ добрымъ городомъ и надъ его округомъ; а маркизъ пустился по улицамъ отъискивать графиню де Монлюсонъ и графа де Шиври.
Въ гостинницѣ ему сказали, что они уѣхали на разсвѣтѣ.
Читатель не забылъ, вѣроятно, что капитанъ д'Арпальеръ, навербовавши себѣ шайку въ трактирѣ В ѣн чаннаго Быка, самой гнусной трущобѣ во всемъ Зальцбургѣ, позволилъ новобранцамъ осушать и бить кружки, сколько угодно, но съ однимъ условіемъ -- быть всегда готовымъ въ походъ по первому сигналу. Въ тотъ же вечеръ, онъ сообщилъ обо всемъ графу де Шиври, увѣривъ его, что съ такими головорѣзами онъ ручается, что похититъ, подъ носомъ у всякихъ лакеевъ, всѣхъ герцогинь міра.
-- Я не могу сказать, прибавилъ онъ, чтобъ это были Ахиллы или Александры македонскіе, способные устоять противъ рыцарей; очень даже можетъ статься, что въ чистомъ полѣ они больше нашумятъ, чѣмъ сдѣлаютъ дѣла; но съ такимъ вождемъ, какъ вашъ покорный слуга, и противъ какой-нибудь полудюжины лакеевъ, они представятъ вамъ, будьте увѣрены, связанною по рукамъ и по ногамъ, даму вашего сердца.
-- Мнѣ больше ничего и не нужно.
-- Только мнѣ кажется, что было бы вѣрнѣй испытать какъ можно поскорѣй ихъ усердіе. Знаете старую пословицу: куй желѣзо, пока горячо. Ну, а совѣстливость не Богъ знаетъ вѣдь какая у всѣхъ этихъ молодцовъ, между которыми есть все, что хотите, какъ въ испанской кухнѣ: словаки и итальянцы, кроаты и фламандцы, болгары и поляки, и даже одинъ парижанинъ! Подвернется какой-нибудь господинъ и завербуетъ ихъ для другаго дѣла, гдѣ можно будетъ хорошенько пограбить, -- и когда они понадобятся мнѣ, въ гнѣздѣ не окажется ни одной птички. Кромѣ того -- на случай никогда слишкомъ полагаться не слѣдуетъ -- проклятый Монтестрюкъ можетъ пронюхать о такихъ вещахъ, которыхъ ему знать не слѣдуетъ, а онъ такой человѣкъ, что можетъ стать у насъ поперегъ дороги. И такъ, я того мнѣнія, что надо поторопиться.
-- Да и я то же думаю, возразилъ Цезарь. Еще одно слово -- надо все предвидѣть -- и то, что вы мнѣ сейчасъ сказали, поможетъ вамъ еще лучше понять меня.
-- Говорите.
-- Для того, чтобы разъиграть свою роль какъ можно натуральнѣй, прежде всего необходимо, чтобъ я васъ не зналъ вовсе. Слѣдовательно, при первой же схваткѣ, не удивляйтесь, если я тоже выхвачу шпагу.
-- И броситесь на насъ, какъ нѣкогда Персей на чудовище, грозившее пожрать прекрасную Андромеду?
-- Именно такъ.
-- Я такъ и думалъ -- только дѣйствуйте, пожалуйста, помягче.
-- Моя храбрость остановится на томъ, что меня одолѣютъ и обезоружатъ, а потомъ само Небо приведетъ меня въ скромный пріютъ, куда увлечетъ заплаканную красавицу безчестный похититель.
-- И благодарность совершитъ остальное... Будьте покойны, пріютъ будетъ самый таинственный и безмолвный.
Послѣ этого разговора, Цезарь употребилъ въ дѣло все свое вліяніе на кузину, чтобъ убѣдить ее ѣхать изъ Зальцбурга какъ можно скорѣе. Вѣнскій дворъ хотѣлъ встрѣтить французовъ празднествами, и это окончательно убѣдило маркизу д'Юрсель, которая ужь мечтала, какъ она будетъ разсказывать обо всемъ этомъ въ Луврѣ. Рѣшено было выѣхать въ концѣ недѣли, рано на зарѣ.
Но пока Бриктайль ходилъ безпрерывно между гостинницей, гдѣ остановился графъ де Шиври, и трактиромъ, гдѣ пьянствовали его рекруты -- и Пемпренель съ своей стороны тоже ходилъ взадъ и впередъ по городу, который, какъ увѣрялъ онъ, ему особенно нравился своимъ живописнымъ мѣстоположеніемъ и своими оригинальными постройками. Немудрено потому, что ему случилось разъ встрѣтить своего капитана съ однимъ дворяниномъ, и какъ человѣкъ, долго шатавшійся по парижскимъ мостовымъ, онъ узналъ этого дворянина съ перваго взгляда.
Въ другой разъ, такъ только Бриктайль кончилъ свое совѣщаніе съ Цезаремъ, Еемлренель толкнулъ локтемъ капитана и сказалъ ему:
-- Это тоже парижанинъ, какъ и я, этотъ прекрасный дворянинъ..... немножко только побогаче, вотъ и все!
-- Что такое? проворчалъ капитанъ, объ комъ это вы говорите?
-- О! я совсѣмъ не хочу выпытывать у васъ ваши тайны: вы даете демьги, я пью -- этого съ меня и довольно -- но все-таки не мѣшаетъ знать, для кого работаешь. Это можетъ пригодиться.
Пемпренель принялъ самодовольный видъ и, раскачиваясь, продолжалъ:
-- Вы понимаете, что кто положилъ двадцать лѣтъ жизни на шатанье отъ Новаго моста до Луврской набережной и отъ Королевской площади до Кардинальскаго дворца, тому нельзя не знать людей. Я могу назвать самыхъ знатныхъ придворныхъ только до иху манерѣ носить перо на шляпѣ или подавать руку дамамъ... Вотъ, напримѣръ, графъ де Шиври, что сейчасъ былъ съ вами, когда кланяется съ улыбкой, то такъ, кажется, и говоритъ: ну, сударыня, нравится-ли вамъ это, или нѣтъ, а такъ нужно! Это -- настоящій вельможа и я по истинѣ горжусь тѣмъ, что состою у него на службѣ.
Сказавъ это, Пемпренель преважно завернулся въ плащъ и пошелъ дальше.
-- Э! да въ этомъ маломъ есть-таки толкъ! проворчалъ Бриктайль сквозь зубы.
Когда былъ назначенъ день отъѣзда, капитанъ побѣжалъ въ трактиръ В ѣ нчаннаго Быка. Судя по раздававшимся оттуда пѣснямъ и крикамъ не могло быть никакого сомнѣнья, что вся шайка въ полномъ сборѣ. Онъ засталъ ее, въ самомъ дѣлѣ, пирующею вокругъ столовъ со множествомъ кружекъ и засаленныхъ картъ.
-- Вставай! крикнулъ онъ, входя; походъ на завтра, а выступаемъ сегодня ночью. Вотъ вамъ на ужинъ сегодня.
И онъ гордо бросилъ на залитую виномъ скатерть два или три испанскихъ дублона.
Въ отвѣтъ раздалось ура и всѣ встали.
-- Вотъ это такъ честно сказано! крикнулъ Пемпренель: деньги цвѣтомъ солнечныя, а вино -- рубиновое -- съ этимъ можно заполонить себѣ всѣ сердца!...
-- Будьте всѣ готовы къ полуночи, продолжалъ капитанъ, и запаситесь оружіемъ и наступательнымъ, и оборонительнымъ. Намъ нужно стать на дорогѣ у людей, провожающихъ одну знатную особу, которую мнѣ поручено доставитъ къ кавалеру, который ее обожаетъ.
-- Значитъ, похищеніе? спросилъ Пемпренель. Какъ это трогательно!
-- Да, что-то въ этомъ родѣ. Можетъ статься, будутъ тамъ слуги съ задорнымъ нравомъ, которые захотятъ вмѣшаться въ такое дѣло, что до нихъ вовсе не касается.
Великанъ, которому капитанъ сдавилъ такъ сильно кулакъ при первомъ знакомствѣ, бросилъ объ стѣну оловянный стаканъ и совсѣмъ сплющилъ его.
-- Я не видалъ еще глотки, которая бы не замолкла когда въ нее всадятъ вершка три желѣза, сказалъ онъ.
-- А какъ повалите наземь всѣхъ черезъ чуръ горячихъ и любопытныхъ, продолжалъ капитанъ, -- надѣюсь, никто изъ васъ не услышитъ стоновъ и воплей дамы?
-- Ну, онѣ вѣдь вѣчно стонутъ.... Мы будемъ глухи и нѣмы, отвѣчалъ Пемпренель.
-- Но никто также не коснется ея и рукой!
-- Мы будемъ однорукіе.
-- А чтобъ никто не жалѣлъ, что пошелъ со мной, то если кто no неловкости лишится жизни въ свалкѣ, его часть изъ приза пойдетъ товарищамъ, а эти могутъ ее пропить или проиграть, какъ сами захотятъ.
-- Когда бъ то побольше было мертвыхъ! крикнулъ парижанинъ.
Горожане, которые выходили, покачиваясь, изъ пивоваренъ и изъ кабаковъ добраго города Зальцбурга, могли видѣть середи ночи -- пока дозоръ его преосвященства епископа блуждалъ по темнымъ улицамъ -- отрядъ всадниковъ, ѣхавшихъ къ предмѣстью правильнымъ строемъ вслѣдъ за командиромъ огромнаго роста, который сидѣлъ прямо и крѣпко въ сѣдлѣ, важно подбоченясь рукой. Гордая осанка его пугала пьяницъ, которые прятались подъ навѣсъ лавочекъ, и ночныхъ воровъ, которые убѣгали сломя голову.
А запоздавшіе честные люди думали, что это ѣдетъ капитанъ со своимъ эскадрономъ, котораго государь ихъ епископъ посылаетъ на помощь къ императору Леопольду, вздыхали о грозящихъ Германіи бѣдствіяхъ, поспѣшали домой и набожно крестились, вспоминая о туркахъ.
Выѣхавъ за городъ, капитанъ д'Арпальеръ смѣло пришпорилъ своего коня и направился въ горы, лежащія на дорогѣ, по которой должна была проѣзжать графиня де Монлюсонъ. Въ этихъ горахъ онъ зналъ отличное тѣсное ущелье, будто нарочно созданное для засады.